Мечты сбываются в декабреAmor vincit Omnia (Любовь побеждает всё)
Пока Джеймс прохлаждался в крыле, окружённый заботами и вниманием Эванс, Сириус решал свои проблемы, о которых, естественно, никому не сказал. Он давно уже думал об этом, наблюдал со стороны за предметом своих тревог и вот наконец попросил у Сохатого ненадолго Карту Мародёров, вечером выследил жертву и, найдя её безмятежно сидящей в дальнем углу библиотеки, отправился на променад.
Бродяга невозмутимо прошёлся вдоль длинных рядов стеллажей, почти машинально, скорей по привычке, чем из настоящего интереса, подмигнул светловолосой шестикурснице Пуффендуя и остановился наконец у одного из столов.
Регулус Блэк поднял голову.
-Ты загораживаешь мне свет, — сказал он и снова опустил глаза в книгу.
-Разговор есть, — без обиняков начал Сириус. — Выйдем.
-Здесь нельзя поговорить?
-Нет, нельзя.
Регулус равнодушно поднялся и вместе с братом направился к выходу.
Стоило им выйти из библиотеки, как Сириус, не церемонясь и нимало не заботясь о том, как всё это будет выглядеть со стороны, схватил брата за шкирку и потащил за угол. Регулус, не зная, отчего задыхается больше, от возмущения или от врезавшегося в шею воротника, лишь слабо сопротивлялся, пока старший брат почти волоком тащил его мимо двух удивлённых пятикурсниц, которые вообще-то шли в библиотеку готовиться к зельеварению и, конечно, уж никак не ожидали увидеть столь диковинное зрелище.
-Какого чёрта ты вытворяешь?! — воскликнул Регулус, когда Сириус чуть не вышиб из него дух, впечатав слизеринца в стену.
-У меня к тебе тот же вопрос! — рявкнул гриффиндорец, и Регулус, посмотрев брату в глаза, увидел в них нескрываемую более ярость.
-Я не понимаю, о чём ты, — стараясь сохранить остатки мужества, пробормотал слизеринец и решил перейти в наступление: — И вообще, отпусти меня, мне больн…
-Всё ты понял, — прорычал Сириус и (если это, конечно, было возможно) ещё сильнее сжал плечи брата в стальных тисках своих рук. Регулус сглотнул, — я про эти вонючие листовки, про надпись.
-Это не… — запротестовал было Регулус, слабо пытаясь вырваться.
-Слушай, ты, — окончательно взбесился Сириус, приблизив своё лицо к лицу брата; в эту секунду он явственно представил себе, как видел Регулуса засовывающим собранные с пола Большого зала листовки во внутренние карманы мантии, — герой невидимого фронта, чтоб тебя фестрал в задницу укусил, натворил чёрт знает что, так имей смелость признаться!
-Ха, а ты, значит, собираешься вырвать у меня признание, чтобы потом сказать об этом Дамблдору? — с презрительным смешком спросил Регулус.
-Надо будет и скажу, — упрямо выговорил Сириус.
-Так что же до сих пор не сказал?
Гриффиндорец молча заглянул в глаза слизеринцу. Неужели за этой маской презрения не осталось ничего от его младшего брата? Ведь были же они когда-то дружны, и любили друг друга когда-то…
Это было так давно, что Сириусу иногда казалось, будто всё было не взаправду. Но если они действительно были близки, как же так вышло, что они потеряли друг друга? Когда это произошло? Почему? И неужели они ничего не могли с этим поделать, а теперь уже поздно? Эти вопросы мучали Сириуса не первый день и не первый год. Испытывал ли то же самое этот взъерошенный, злой мальчишка, что взирал на него зло и свысока, хотя и был ниже ростом? Что же в этом взгляде так оскорбляло, так раздражало Сириуса и в то же время леденило душу?
Секунды текли, и вот он всё понял. О, конечно, он всё понял! Этот взгляд… Мерлин, разве мог он не узнать этот взгляд, что отравлял ему столько ночей, вползая ядовитой змеёй в его сны! ..
Сириус смотрел на брата, а видел мать. Пытался найти в серых глазах наивность мальчика, а видел только холодность и неприязнь, которые столько раз приходилось ему замечать в глубине совсем других глаз.
Сириус наконец выпустил брата, и тот, бросая на гриффиндорца недовольные взгляды, принялся поправлять галстук и мантию.
-Я знаю, что Дамблдор разговаривал с тобой сегодня, — Сириус наконец прервал молчание. — Но ты думаешь, что не я ему рассказал.
-Конечно, не ты, — буркнул Регулус. — Ты хоть и придурок, но не стукач. Дабмблдор сам догадался. Впрочем, я не удивлён. Он всегда всё про всех знает, этот ушлый старик.
-Тебя не отчислят?
-Не отчислят.
-Зачем ты это делаешь, Регулус? — без прежней злости, спокойно и серьёзно спросил Сириус. На самом деле, ему надоело говорить одно и то же, повторять одни и те же прописные истины, ругаться, убеждать, требовать, уговаривать и делать ещё десятки таких же вещей, но он сдерживался, хотя и искренне не понимал, почему до брата не доходит смысл его слов. — Кому ты что пытаешься доказать? Разве ты не видишь, что Волан-де-Морт не лучшая кандидатура для того, чтобы сделать из него кумира?
-Тебе-то что за дело? — раздражился Регулус.
-Что мне за дело?! — взвился Сириус. — Ты мой брат, и я…
-Перестань! — оборвал его слизеринец. — Хватит корчить из себя заботливого братца, Сириус! Всё равно выходит не очень.
-Я пытаюсь тебе помочь, — снова попытался образумить гриффиндорец брата. — И это искренне!
Регулус вдруг расхохотался, чуть запрокинув голову назад. Сириус хмурым взглядом наблюдал за ним.
-Что тебе показалось таким смешным?
-Ты стоишь тут такой благородный, — постепенно успокаиваясь, начал Регулус, хотя искорки злого смеха всё ещё прыгали в его глазах — у тебя разве что из ушей твоё хвалёное благородство не лезет. Так вот ты стоишь и проповедуешь мне свои идиотские ценности. Конечно, конечно! Это же сам великий Сириус Блэк! Он всегда всё знает, и он всегда прав. И он плевать хотел на чувства других людей! Да, да, ну чего ты так уставился? Не нравятся мои слова? А ты послушай, послушай! Ты всегда говоришь и требуешь, чтобы слушали тебя, а сегодня ты наконец заткнёшься, дорогой братец, и послушаешь, что я тебе скажу! — не унимался Регулус, и на его щеках появился слабый румянец. Гриффиндорец не сводил с него глаз и не перебивал, покорно слушая брата. — Так вот ты, Сириус, настоящий эгоист. И это ты предал нас, когда сбежал из дома!
-Вот как? — со зловещим спокойствием в голосе поинтересовался Сириус, приподняв брови. Если бы Регулус знал, что творилось сейчас в душе его брата, он бы ужаснулся.
Но он не знал. Да и едва ли хотел знать. Слишком долго он молчал, и вот наконец буря чувств сокрушила его сердце. Сириус мог даже не надеяться, что отделается лёгкими брызгами от исполинских волн невыраженного страдания и невысказанного упрёка, что терзали и изводили его брата.
-Ты ушёл и этим предал всех нас: маму, отца… и меня. Ты променял нас на своего лохматого дружка и его престарелых родителей!
-Разве ты не помог мне тогда сбежать? — резонно заметил Сириус, продолжая сохранять спокойствие, в то время как нечто гигантское и страшное поднималось в его душе, чего он сам боялся.
-Я решил, раз так будет лучше для тебя, раз ты этого хочешь… — сказал Регулус и, помедлив, словно обдумывая, стоит ли это говорить, добавил: — Иногда я думал, что, возможно, настанет день, когда ты вернёшься.
-Ты просто идиот, если думал, что я вернусь туда!
-Прости, что не уродился таким умным, как ты, — огрызнулся Регулус. — Куда уж мне до тебя! Ты всегда считал себя особенным. Таким особенным, что волен был сам выбирать себе семью, — губы слизеринца презрительно скривились. — Да уж, конечно: бедненький, несчастный Сириус, которого никто не любит в его семье, несомненно, заслуживает сочувствия и решает подобрать себе семейку по вкусу… что называется, по образу и подобию… А ты не думал, Сириус — хотя нет, разумеется, ты об этом не думал — что это не мы ненавидели тебя, это ты всех нас ненавидел! — воскликнул Регулус и посмотрел брату в глаза. — Ну давай, скажи, что это неправда, что я лгу, что твои злые родственнички снова оговаривают тебя, такого хорошего и доброго! .. Ну, чего молчишь? Язык не поворачивается отрицать, да? Потому что это правда, Сириус, горькая правда, о которой ты никому не говоришь, чтобы не опорочить своё доброе имя и ненароком не заиметь чего-нибудь общего со своей роднёй, — Регулус сделал два шага назад, словно не хотел находиться рядом со страшим братом. — И поэтому мне не нужна твоя треклятая помощь, ты понял?! Твой никчёмный глупенький брат как-нибудь сам разберётся со своей жизнью. Я уже всё решил, я буду поступать так, как мне хочется, и ты меня не остановишь! Я знаю, что делаю, и хочу этого больше всего на свете! ..
-Наивный идиот! — не выдержал Сириус.
Он вдруг явственно ощутил, что эта секунда — решающая, что если он сейчас не образумит брата, всё будет кончено. Навсегда. Для них обоих и для каждого в отдельности.
-Ты можешь говорить всё, что тебе угодно, — Сириус впился взглядом в бледное лицо брата, — можешь оскорблять меня, можешь ненавидеть. Но забудь на минутку о своей смертельной обиде и подумай о том, что с тобой будет через пару-тройку лет: тебе шлёпнут премиленькую татуировку на левое предплечье, и ты, счастливый и довольный, вооружившись волшебной палочкой, поскачешь по улицам Лондона, убивая маглов направо и налево, пока однажды какой-нибудь проворный мракоборец не ухватит тебя за край твоей дорогущей мантии и не утащит в Азкабан, где ты будешь гнить до конца своих дней! А если тебе такой поворот событий покажется менее увлекательным, чем собирание картинок с изображением Волан-де-Морта, менее великолепным, чем светские приёмы в доме Малфоев, или менее чистеньким, чем разбрасывание листовок по школе, и ты вместо преданного служения этому фанатику решишь заняться макраме, то тебя прикончат свои же где-нибудь в Лютом переулке и будет твоя матушка денно и нощно лить слёзы над твоим фото, сохраняя надежду, что твои скорбные останки ещё найдут на какой-нибудь грязной улице! ..
-Да заткнись ты уже! Хватит с меня душеспасительных бесед!
-Ты мой брат…
-У меня больше нет брата.
-Что?
Сириус вдруг замер. Регулус сказал это так просто, так обыденно, без какого-либо надрыва, который можно было предположить в этой ситуации, что гриффиндорец даже не сразу осознал смысл его слов.
-Я сказал: у меня больше нет брата, — повторил Регулус. — Не уверен, что когда-нибудь вообще был…, но теперь… оставь меня в покое, Сириус. Живи своей жизнью.
Больше нечего было говорить. Больше не о чем было спорить. Всё было кончено, и Сириус, забыв и старые обиды, и свою гневную тираду, ощущал лишь сумасшедшую пустоту внутри. Казалось, будто дело было вовсе не в том, что сказал Регулус и как он это сказал, а просто что-то вдруг щёлкнуло у Сириуса в голове и…
Серые глаза напротив душили равнодушием. Сириус ничего уже не мог изменить. Момент был упущен, но когда? Вчера, несколько лет назад? Или, может, в тот день, когда младший брат, отбросив желание не отпускать старшего, помог ему обрести свободу? Когда, когда был этот момент? ..
А был ли он? С какой это пьяной радости Сириус решил, что всегда и всё может держать под контролем?
Регулус молча прошёл мимо него. Сириус не пытался удержать его, остановить, не пробовал заговорить и заспорить снова, просто тихо глядел вслед уходящему младшему брату.
Какая-то часть Сириуса Блэка навсегда уходила вместе с Регулусом.
Однажды, когда Джеймс уже почти полностью оправился, но мадам Помфри ещё не выписывала его, боясь осложнений, Поттера отпустили из больничного крыла на непродолжительную прогулку подышать воздухом и немного размять мышцы. Сохатый был в восторге. В левом боку ещё неприятно саднило, но Джеймс храбрился и не показывал виду.
В холле они столкнулись с каким-то парнем. Лили не была с ним знакома, но Джеймс, заметив его, сдержанно кивнул в знак приветствия. Эванс видела, как они пристально смотрели друг другу в глаза. Казалось, за доли секунды этого мимолётного зрительного контакта происходил какой-то длинный диалог.
-Кто это был? — спросила Лили, когда они уже вышли на улицу.
-Это Саймон, — глухо сказал Джеймс. — Он… в общем, они с Евой любили друг друга.
Эванс опустила глаза. Поттер мог больше ничего не говорить. Лили знала сама. Ева не вернулась из Хогсмида.
-Странно, да? Вот я есть, ты есть, Саймон есть. А её нет, — Джеймс посмотрел на небо. — И ничего тут не поделаешь и не скажешь. Был человек — и нет человека.
Лили посмотрела на парня. Он был сейчас далеко от неё. Может, на лавочке вместе с Евой, когда они ещё встречались, или в Хогсмиде, среди заклятий, Пожирателей смерти, боли и страха.
Эванс взяла Поттера за локоть, и он машинально согнул руку.
Так они неспешно брели по территории Хогвартса. Последний месяц осени степенно подходил к концу, повсюду уже лежал пушистый снег. Ветра не было, было тихо и тепло.
-Как думаешь, Дамблдор знает, что Северус чуть не убил тебя?
Наморщив лоб, Джеймс прикинул, кого он мог убить в прошлой жизни, за что теперь расплачивается тем, что даже в такую прекрасную умиротворённую минуту Эванс говорит с ним о Нюниусе.
-Боишься, что его исключат или отправят под суд? — спросил Поттер, не глядя на спутницу, и в его голосе эхом отозвался голос его пятнадцатилетнего, вредного, обидчивого, задиристого.
-Ты не понимаешь, — не найдя другого ответа, сказала Лили.
-Куда уж мне, — мрачно заметил Джеймс, чувствуя, что всё больше раздражается. — Твой друг попал в беду, надо его срочно выручать.
-Он мне не друг больше, и я не собираюсь ему помогать, — возразила Эванс, взглянув на хмурого Джеймса, который глядел только себе под ноги, словно выстроил стену между ними. — Он когда-то был моим другом… да нет, больше, чем другом.
Такого Джеймс перенести не мог. Он резко остановился и огромными глазами уставился на Лили. Эванс, заметив его реакцию, невольно рассмеялась.
-Нет, это не то, что ты думаешь, — сказала она, и Поттер вдруг увидел, как она грустно улыбается, глядя куда-то вдаль.
-А что тогда?
-Ну, понимаешь… это долгая история.
-Мы никуда не торопимся, — Джеймс пожал плечами. — Конечно, я бы предпочёл провести эти полчаса, болтая о чём-нибудь другом, но тебе, кажется, нужно поговорить об этом.
Лили посмотрела в глаза Поттеру. Тёплые карие глаза едва заметно подбадривающе улыбались ей. Он вспомнил своё обещание не думать только о себе и теперь старался выполнить его.
-Ладно, — Лили поправила гриффиндорский шарф и собралась с мыслями. – Ну, ты знаешь, что я из семьи маглов, и о том, что я волшебница, я долго не знала. Родители замечали кое-какие… странности за мной. Они, конечно, не боялись меня, но просили не делать ничего такого, а у меня это само собой получалось… — Эванс задумалась на секунду, потом добавила с лёгкой улыбкой: — Ну и иногда мне просто нравилось делать что-то особенное. И вот однажды… — гриффиндорка посмотрела куда-то в заснеженную даль и вдруг явственно увидела жаркий летний день на детской площадке. — Однажды в моей жизни появился Северус. Он рассказал мне о магии, о Хогвартсе… и том, кто я. Пойми, Джеймс, Сев был мне не просто другом, он был связующей ниточкой между мной и миром волшебства — тем миром, к которому я принадлежала, но ещё не видела его, только истово верила в его существование.
-Не знал, что у вас такая длинная история дружбы, — сказал Джеймс, искоса взглянув на Лили.
Эванс закусила губу, что-то соображая.
-Я попытаюсь тебе объяснить, чтобы ты лучше понял меня, — продолжала девушка. — Ты родился в семье волшебников, и магия всегда была частью твоей жизни, частью тебя. Для тебя всё это было так же естественно, как снег зимой. А для меня это была… сказка, мечта, которая вдруг начала становиться реальностью. Я даже не могу передать те чувства, которые испытывала, когда магия вдруг ворвалась в мою жизнь.
Лили на мгновение закрыла глаза и вновь ощутила себя ребёнком, счастливым, восторженным. Но в следующую секунду что-то холодное словно сжало её сердце. Эванс посмотрела на Джеймса глазами, полными тоски. Её голос стал совершенно иным, когда она снова заговорила.
-Уже тогда меня волновал вопрос: важно ли для мира волшебников то, что я из семьи маглов? Я спрашивала об этом у Северуса, и он говорил, что это не имеет никакого значения. И я верила ему. Я не могла подумать, что когда приеду в Хогвартс, то… — Лили не договорила. — Теперь понимаешь, как страшно слышать «грязнокровка» не просто от лучшего друга, но от человека, уверявшего тебя в том, что твоё происхождение не имеет значения?
-Снегг просто урод, — сквозь зубы выговорил Джеймс.
-Да, тяжеловато живётся, когда только и слышишь, что ты урод, — хмыкнула Эванс.
-В каком смысле? — Поттер нахмурился.
-Моя сестра меня так называет, — обыденным тоном сказала Лили. — Уродкой. Потому что я волшебница.
-Милая у тебя сестра, — Сохатый посмотрел на Эванс, скривив рот и приподняв брови. — Слушай, а она случайно не родственница матери Сириуса?
Лили горько усмехнулась.
-Тогда только Северус мог помочь мне сохранить надежду, что однажды я попаду в Хогвартс, — продолжала Эванс. — Я была ребёнком, и для меня это было важно. Потом я оказалась здесь – всё, о чём рассказывал Сев, было правдой. Мы продолжали дружить, но шли годы, и его новые друзья… — Лили сжала губы. — Тебе, наверное, сложно понять.
-Я уже сказал, что Снегг мерзавец, — сказал Поттер, и его голос прозвучал упрямо; он понимал, что Лили была права: ему сложно было понять её.
-Дело же не только в этом. Представь, если бы ты был маглорождённым, а Сириус бы…
-Сириус бы никогда… — Джеймс осёкся. — Слушай, то, что ты мне рассказала, не изменит моего отношения к Снеггу, я не буду слать ему открытки на Рождество с благодарностью, что он открыл тебе мир волшебства. Но я, кажется, понял, что он и вправду много значил для тебя, — Поттер пожал плечами, как бы говоря, что это большее, на что он способен.
-Я знаю, — Лили кивнула. — Но спасибо, что попытался понять меня. Мне большего и не надо.
Некоторое время Лили и Джеймс шли молча. Пошёл снег, большими пушистыми хлопьями тихо опускаясь на безмолвную землю.
-Джеймс, можно задать тебе вопрос? — осторожно спросила гриффиндорка.
-Конечно.
-Из-за чего ты подрался с Мальсибером в холле? — на одном дыхании выдала Эванс.
-Решил почесать кулаки, — весело отозвался Сохатый, но секундная пауза выдала его с головой. — Морда Мальсибера как нельзя лучше подошла для этого.
-Врёшь, — тихо сказала Лили. — Ты опять скрываешь от меня правду.
Джеймс остановился и повернулся к девушке. Лили увидела его серьёзное лицо и глубокую складку, вмиг залёгшую между бровей. Он пытливо вглядывался в зелёные глаза.
-Почему ты спрашиваешь? Зачем тебе это знать?
-Джеймс, я прекрасно знаю, какой ты храбрый и с какой готовностью бросаешься на защиту дорогих тебе людей, но я не хочу, чтобы от меня постоянно что-то утаивали, боясь меня расстроить, — Лили не отрывала взгляда от лица Поттера. Каким бы упрямым он не был, в этот раз он не собиралась ему уступать. — Я устала от тайн. И потом, я рассказала тебе всё о Северусе. Откровение за откровение.
Джеймс хмурился, борясь с собой. Он клялся себе не раскрывать Лили причину той драки. Что же, теперь отступаться от своих слов из-за неё же? ..
-Ладно, — крепость рухнула, Джеймс сдался. — Он оскорбил тебя.
-Меня и раньше обзывали слизеринцы, — Лили всё равно не понимала, почему Поттер так взбесился тогда, хотя, что греха таить, ей было приятно, что он ринулся на защиту её чести.
-Не так, — Сохатый мотнул головой; казалось, каждое слово давалось ему с трудом. — Он говорил отвратительные вещи. Я не сдержался.
-Какие? — вопрос слетел с губ, прежде чем Лили успела подумать, хочет ли узнать ответ.
-Давай не будем больше это мусолить, — Поттер взял её за плечи. — Я ведь ответил на твой вопрос, остальное неважно. Просто тогда… тогда я… — он пытался найти подходящее слово.
-Защищал меня, — Лили улыбнулась.
Это прозвучало так просто и естественно, что почти не походило на правду. Наверное, Эванс ещё не до конца осознала, что этот лохматый парень напротив готов был защищать её от всего в этом мире.
-Наверное, не стоит это говорить, — Эванс облизала губы. — Но с того дня в Хогсмиде меня почти не покидает чувство нависшей угрозы. Знаю, что должна быть смелой и сохранять присутствие духа, особенно теперь. Но мне всё равно страшно, Джеймс, — прошептала она не своим голосом, и губы предательски дрогнули. — Я боюсь, очень. Боюсь за свою семью, оставшуюся дома. Я здесь, они там. Я окружила их дом кое-каким защитными чарами, но что, если этого недостаточно? .. Я боюсь за Элизабет, за тебя, за себя… — одинокая слезинка покатилась по щеке девушки. Лили ненавидела себя за эту слабость, но уже ничего не могла с собой поделать. — Я боюсь за Северуса, я не хочу, чтобы он стал Пожирателем! Я знаю, что ничего не могу изменить. Он был мне очень дорог, но он оставил меня. Что, если ты тоже…
Джеймс не дал ей договорить. Притянув Лили к себе, он крепко обнял её. Эванс обхватила Поттера руками, прижимаясь к нему, всхлипнула и уткнулась лицом в его плечо.
-Не бойся, Лили, — сказал Джеймс. — Не бойся ничего. Я никому не дам тебя в обиду. И что бы ни случилось, я всегда буду рядом с тобой. Обещаю. Веришь?
Эванс шмыгнула носом и сказала:
-Верю.
И это негромкое «верю» было сильнее любых клятв, мощнее Непреложного Обета, ибо оно навсегда связало две судьбы, протянуло невидимую нить между двумя сердцами, каждое из которых готово было остановиться ради того, чтобы не прекращался стук другого.
И в тот момент, когда они стояли, прижавшись друг к другу, посреди огромного мира, Джеймс поклялся себе, что выполнит своё обещание и, если однажды вдруг нарушит его, то провалиться ему сквозь землю на том самом месте, где он совершил этот гнусный поступок.
В гостиной Гриффиндора было тепло и уютно. Весело потрескивали дрова в камине, пока в окно, словно сетуя на своё одиночество, зло бил холодный ветер, с остервенением носясь вокруг замка. Казалось, именно сегодня большей части представителей львиного факультета захотелось выползи из своих спален и провести вечер в гостиной с друзьями, за домашним заданием или книгой, удобно расположившись в одном из мягких кресел.
Компания семикурсников устроилась в креслах у камина. Лили, Римус и Питер были заняты эссе по зельеварению, Мэри читала какой-то журнал для молодых ведьм, а Сириус и Элизабет громко спорили о том, кто из них может съесть больше тостов за завтраком.
-Слушай, детка, твой желудок и в подмётки не годится моему, — Сириус игриво улыбнулся и сладострастно взглянул на яблоко в своих руках, прихваченное с ужина. — Годы тренировок, знаешь ли… — добавил он уже с набитым ртом.
-Ха, спорим завтра я съем больше! — несмотря на нелепость спора, девушка не собиралась уступать.
-Так ударим по рукам! — весело вскричал Блэк. — Лунатик, разбей!
-Сириус, ты можешь хоть немного помолчать! — взмолилась Лили. — Я из-за тебя написала, что во многие противоядия добавляют тосты!
-А что, по-моему это бы придало пикантности твоим любимым варевам, — задумавшись, сказал Бродяга.
-Ты не исправим, — обречённо вздохнула Лили, отложив перо.
-Ну, у меня же нет такой рыжей Эванс, которая бы наставляла меня на путь истинный, — усмехнулся Блэк. — Это только Джеймсу так повезло. Кстати, когда ты из него совсем пай-мальчика сделаешь, разрешишь ему выгуливаться со мной хоть раз в неделю?
-Я не делаю из него пай-мальчика! — обиделась Лили.
-А, так тебе всё-таки нравятся плохие парни? — поиграв бровями, томно поинтересовался Сириус. — Это привносит остроту в ваши отношения, не правда ли, моя дорогая мисс Эванс?
-Сейчас я привнесу подушку в твоё самодовольное лицо, — Лили не удержалась от улыбки.
-Банально, банально, — грустно вздохнул Бродяга. — Но ничего, ещё пару месяцев общения с Джеймсом, и ты научишься более изощрённым способам мести.
-Так я не поняла, кто на кого влияет? — спросила Лили, пряча улыбку в уголках губ.
-О, вы оба, Эванс, вы оба, — промурлыкал Сириус. — У вас этакий симбиоз.
Он хотел что-то ещё сказать, но ему помешал мечтательный вздох Мэри:
-Ах, мне бы такую свадьбу! .. — и она показала друзьям разворот своего журнала. — Смотрите, это так романтично!
Сириус машинально бросил взгляд на страницы. Разумеется, его мало интересовала чья-то свадьба, и он хотел было продолжить перепалку с Эванс, но не тут-то было. Он вдруг округлил глаза, поперхнулся кусочком яблока и жестоко закашлялся.
-Чёрт, Бродяга, только не блюй на моё эссе! — возопил Питер и уже готов был прыгнуть на стол, прикрывая своим телом пергаменты.
-Ну-ка, дай сюда, — сипло рявкнул Блэк, вырвал журнал из рук опешившей девушки и жадно впился глазами в фотографии.
-Не знала, что ты увлекаешься женскими журналами, — подколола Лили, удивлённо поглядывая на Сириуса.
-Чёрт возьми! — воскликнул Бродяга, уронил руки с журналом на колени и, откинувшись на спинку кресла, расхохотался.
-Да что там такое? — не вытерпел Римус, отобрал многострадальный журнал у друга, несколько секунд изучал статью, а потом тоже засмеялся. — Дружище, да ты приносишь удачу! — воскликнул он, улыбаясь. — Мне кажется, нам пора открывать своё дело.
-Какое? — спросил Сириус.
-Что-то вроде услуг свахи. Ты будешь встречаться с девушками, потом бросать их, а они после этого выйдут замуж, — объяснил Римус, хотя никто, кроме Блэка, не понял гениальности его задумки. — Я уже придумал слоган, — Лунатик уставился куда-то в пустоту поверх голов друзей и, поведя рукой в воздухе, вдохновенно произнёс: — Это будет что-то вроде: «Сириус Блэк: помощь в личной жизни, красивая свадьба и счастливый брак» или лучше так: «Сириус Блэк: поцелуй на удачу». Или нет…
-Ты придурок, Лунатик, — фыркнул Бродяга.
-Просто у меня есть коммерческая жилка, — важно произнёс Люпин. — А у тебя нет. Так что завидуй молча.
-Да что происходит? — не выдержала Элизабет; она ненавидела находиться в неведении.
-Видишь ли, дело в том… — начал Лунатик объяснять друзьям.
Сириус уже не слушал. Он молча поднёс журнальный разворот к глазам и быстро пробежался по строчкам. Это было забавно. Как странно всё получилось. Эти две девушки, о которых говорилось в статье, ещё здесь, в Хогвартсе, были определённым образом связаны, а теперь их свадебные фото красуются в одной заметке. К слову, и свадьбы они играли обе в прошлом месяце.
С первой фотографии на него смотрела роскошная брюнетка с тёмными глазами, опасно красивая, совсем такая, какой её помнил Сириус. Дорогое свадебное платье выгодно подчёркивало все достоинства её фигуры, все изящные изгибы этого прекрасного тела, так что Блэк невольно засмотрелся на глубокое декольте, но быстро одёрнул себя, проклиная молодую женщину за то, что даже теперь, с собственного свадебного фото, Сильвия Сэймур ухитряется заставлять его любоваться ею. Новоиспечённый муж как-то терялся рядом с красавицей-женой, однако Сириус сумел узнать в нём приятеля отца по фамилии Забини. Немолодой, не очень привлекательный, он мог заинтересовать расчётливую Сэймур только одним. И нет, это не богатый внутренний мир. Это деньги.
Блэк усмехнулся и перевёл взгляд на другую страницу. Усмешка незаметно сползла с его лица. Со второго фото на него смотрели другие молодожёны, совсем не похожие на первых. От предыдущей фотографии точно веяло холодом и лицемерием, а эта фотография словно излучала тепло и свет. Сириус вгляделся в лицо невесты. Красиво убранные светлые волосы, знакомые голубые глаза… Казалось, всё в Мие Садэнхэм было таким же, как год назад, когда Блэк видел её в последний раз. Но нет, Сириус чувствовал, что Миа стала другой. Она была… счастливой. Её выдавали светящиеся глаза, ставшие необыкновенно красивыми от этого счастья. Сириус мягко улыбнулся. Миа уехала в Италию, как и хотела, там встретила по-настоящему своего человека, полюбила его и вышла замуж. Блэк почувствовал, как бесконечно рад за неё. Миа это заслужила.
Иногда он вспоминал о ней, думал, как она там, в чужой стране, одна. Да и вообще, уехала ли? Теперь он знал, что всё хорошо.
Впервые за долгое время Сириус ощутил нечто такое, что заставляло его улыбаться, просто так, без всякой причины. Это было спокойствие.
Ласковое солнце освещало зеленую лужайку, по бокам которой росли пышные кустарники и невысокие деревья. Там играли дети, бегали друг за другом, смеялись, веселились. На краю лужайки находилась деревянная скамеечка, на которой спиной к Лили, стоявшей в отдалении, сидела женщина в свободной белой хлопковой рубашке; по спине её чёрным водопадом струились длинные волосы.
Лили поколебалась несколько секунд, потом неслышно подошла и села на скамейке рядом с женщиной, положившей руки на набалдашник чёрной трости. Она не повернулась к новой соседке, продолжая смотреть спокойным, почти умилённым взглядом чёрных глаз на играющих детей.
-Здравствуйте, Джеральдина, — первой поздоровалась Лили, глядя на женщину.
Джеральдина повернула к Эванс своё красивое, помолодевшее, как показалось гриффиндорке, лицо, которое не было более изуродовано чудовищным шрамом.
-Здравствуй, Лили, — волшебница улыбнулась спокойной умиротворённой улыбкой.
Эванс внимательнее вгляделась в лицо Джеральдины. Казалось невероятным то, что эта красивая женщина с мягкой улыбкой и та колдунья с безумными глазами и всклокоченными волосами, которую Лили видела почти год назад в Хогвартсе, был один и тот же человек.
-Я не ожидала вас увидеть, — сказала Эванс. — Но я рада, что встретила вас.
-Я тоже очень рада, — ответила Джеральдина, чуть склонив голову, потом отвернулась и продолжила наблюдать за детьми.
Лили тоже взглянула на весело скачущих на лужайке сорванцах. Их было семеро: четыре мальчика и три девочки. Эванс невольно залюбовалась их непринуждённой озорной игрой. Она наблюдала за ними с такой же лёгкой улыбкой, что и Джеральдина. Так они сидели, молча, не глядя друг на друга, пока внимание Лили не привлёк один сероглазый взъерошенный мальчишка, которого Эванс сразу же узнала.
-Это ваш племянник? — спросила Лили у Джеральдины.
-Да, — ответила волшебница, не отрывая глаз от мальчика. - Он, конечно, уж взрослый: ему одиннадцать, но он так любит играть в догоняжки…
Снова наступило молчание. Где-то невдалеке пели птицы. Пахло цветами, хотя ни одного цветка не было видно. Лили чувствовала, что в этом месте нельзя беспокоиться и переживать: так тихо и красиво здесь было.
-Значит, у вас всё хорошо? — спросила Эванс.
-Да, — Джеральдина повернулась к Лили. — Кажется, после стольких лет у меня стали налаживаться отношения с родителями, да и с Донни удаётся найти общий язык.
-Но почему вы с палочкой? .. — Лили посмотрела на трость, чуть приподняв брови.
-Ах, это… — Джеральдина посмотрела на свои руки, покоящиеся на рукояти. — Старые травмы дают о себе знать… что ж поделаешь. Немного ноет нога в том месте, где был перелом, — спокойно рассказывала волшебница, имея в виду то, что напавшие на дом её сестры Пожиратели сломали ей половину костей. — Но это ничего. Скоро пройдёт.
-Вы теперь счастливы? — снова задала вопрос Лили.
-Да, — тихим голосом ответила Джеральдина. — Я теперь спокойна.
Эванс улыбнулась.
-Мне остаётся лишь попросить у тебя прощение за то, что напугала тебя тогда, в Хогвартсе… да и вообще, — Джеральдина прикрыла глаза, вспоминая.
-Я на вас не обижаюсь, — искренне ответила Лили. — Всё хорошо.
Губы Джеральдины дрогнули в улыбке.
-Ты мне понравилась, Лили, — сказала она. — Ты милосердная. Люди часто недооценивают это качество, к сожалению. У тебя доброе сердце, и это очень важно. - и, помолчав, добавила: — Хорошо, что ты пришла. Но боюсь, что тебе пора.
-Почему? — Лили расстроено подняла брови. — Я не хочу уходить… Я ещё не спросила вас о том старике, которого видела моя подруга в пабе… Он говорил о вас… Это было давно, он говорил что-то вроде «Пять семей за одну жизнь«… кто он, этот старик?
-Друг семьи, — ответила Джеральдина. — Давний приятель отца. Ты, пожалуй, могла бы догадаться, — улыбнулась она.
-Конечно, друг… — рассеянно повторила Лили, словно вспомнив, что она и раньше это знала.
-Что ж, я была рада тебя повидать, — сказала Джеральдина, вздохнув. — Но всё имеет свой конец. Прощай. Береги себя, Лили Эванс.
Лили быстро посмотрела на волшебницу, словно её взгляд мог оттянуть момент расставания, но лицо Джеральдины, так же, как и она сама, и скамеечка, на которой они сидели, и зелёная лужайка, и дети, — всё начало расплываться и таять, и скоро всё исчезло.
***
Лили открыла глаза. В спальне было темно и тихо. Пахло цветочными духами Мэри, которые она разлила, случайно разбив стеклянный флакончик. Веки тяжелели, и чувство защищённости теплом разливалось по телу. На мгновение задержав взгляд на пологе кровати, Эванс медленно закрыла глаза. Мягкая улыбка блуждала на её губах. Уже засыпая, Лили думала, что должна всё запомнить, чтобы утром рассказать Элизабет, что во сне она видела рай…
Утром следующего дня у Лили было прекрасное настроение. Её не покидало чувство, что совсем недавно случилось что-то хорошее, и предчувствие, что скоро произойдёт нечто потрясающее. За завтраком, полузадумчиво-полумечтательно жуя тост с абрикосовым джемом, Лили пыталась вспомнить, что хотела сказать своей подруге.
-Это что-то очень важное, — медленно говорила Эванс, неспешно обводя взглядом зал, словно находилась под действием каких-то добрых умиротворяющих чар. — Элизабет, ты слушаешь?
-Слушаю, — Макензи покивала головой, отправляя в рот кусочек бекона. — Но ты уже десять минут говоришь, что это важно, но не можешь вспомнить что.
-Я вспомнила! — Лили радостно повернулась к подруге. — Это был сон, такой замечательный! Что же в нём было? .. — Эванс снова впала в свой транс.
-Наверное, Джеймс, — хмыкнула Элизабет, глядя в тарелку.
-Да, Джеймс! — Лили даже подпрыгнула на месте от восторга.
-Я же говорила, — Макензи пожала плечами.
-Нет же, — Эванс машинально схватила подругу за руку. — Это Джеймс! Он вернулся! — и Лили кивнула головой в сторону прохода между столами.
Элизабет посмотрела туда, куда указывала Эванс. К их столу, чуть улыбаясь, действительно подходил Джеймс. Другие гриффиндорцы тоже заметили Поттера и вскочили со своих мест, чтобы поприветствовать его. Нет ничего удивительного в том, что все знали, что с ним случилось, так что Поттер, и раньше пользовавшийся большой популярностью, теперь стал для своего факультета героем. Особенно для младшекурсников, которые попросту им восхищались.
Лили и Элизабет тоже поднялись и двинулись к Джеймсу, которого уже облепили приятели, команда и восторженные первокурсники. Все поздравляли его с выпиской, обнимали, хлопали по плечу, жали руку, точно он только что спас мир или, по крайней мере, выиграл для Гриффиндора Кубок по квиддичу. Пробиться к Поттеру оказалось задачей не из лёгких. Где-то среди многочисленных голов гриффиндорцев (и не только их, потому что галстуки Когтеврана и Пуффендуя тоже то и дело мелькали перед глазами) Эванс заметила шевелюру Бродяги.
-Сириус! — воскликнула Лили и вскинула руку, чтобы он её заметил.
-А, Эванс, — Блэк схватил её за руку и протащил сквозь гущу к Поттеру.
Когда Лили наконец оказалась лицом к лицу с Джеймсом, то уже не могла сдержать счастливой улыбки. Хотелось плакать: он был здесь, с ними, он был здоров.
Не произнося ни слова, Лили раскрыла руки для объятий и прижалась к Джеймсу, зажмурив глаза. В ответ он крепко обнял её и положил подбородок на рыжую макушку. Все, кто видел эту трогательную сцену, а таковых было не мало, заулыбались, переглядываясь и постепенно отдаляясь от своего кумира, чтобы не мешать.
-Если бы ты только знал, как я рада, что ты снова с нами, — сказала Эванс.
Джеймс хотел ответить, но вмешался Сириус.
-Эванс, я всё понимаю, но зачем так липнуть к моему другу? — бесцеремонно поинтересовался он, не обращая внимания на Римуса, который всеми силами старался помешать нетерпеливому Бродяге. — Я между прочим тоже хочу поприветствовать Сохатого, так что я считаю до трёх, а потом начинаю отдирать вас друг от друга.
-Отвали, Бродяга, — добродушно сказал Поттер.
-Ох уж эти парочки, — закатил глаза Блэк.
-Вечно ты портишь момент, Сириус, — покачал головой Римус.
Лили наконец разжала руки. Сириус был такой несносный, но она всё равно любила его.
Когда с приветствиями было покончено, Блэк, обращаясь к гриффиндорцам, бодро и во всю глотку сообщил:
-Сегодня вечером в гостиной Гриффиндора вечеринка в честь моего лучшего друга! Сириус Блэк не даст вам заскучать, детишки!
Послышались радостные возгласы, смех и улюлюканье. Кто-то даже зааплодировал. Бродяга шутливо раскланялся в разные стороны.
-Надеюсь, Сириус Блэк не будет нарушать школьные правила и его вечеринка пройдёт как нельзя более благопристойно, — незаметно к гриффиндорскому столу подошла Минерва МакГонагалл. — В честь его лучшего друга, разумеется.
-Вы можете не сомневаться в этом, профессор, — Сириус вытянулся в струнку; казалось, ещё чуть-чуть и он отдаст честь своему декану.
МакГонагалл слегка прищурилась, сверля своего ученика пристальным изучающим взглядом. Блэк выдержал его достойно.
-Я рада видеть вас здоровым, мистер Поттер, — закончив гипнотизировать Блэка, МакГонагалл обратилась к Джеймсу. — Думаю, впредь вы будете благоразумнее.
-Разумеется, профессор, — Сохатый улыбнулся. — Благоразумие вообще мой конёк.
-Тебя что, Эванс покусала? — влез Сириус.
-Мистер Блэк! — возмутилась декан Гриффиндора.
-Всё в порядке, профессор, — Лили поспешила успокоить МакГонагалл, которая тут же взяла с неё слово, что она как староста будет следить, чтобы на вечеринке ничего не случилось. Эванс пришлось пообещать.
Минерва МакГонагалл не знала, что её любимица Лили Эванс собирается повеселиться на этой вечеринке так, как никогда в жизни.
Вечером в гостиной Гриффиндора было шумно, многолюдно и весело. Задорная музыка из приёмника не умолкала ни на минуту, на полу стояло несколько ящиков со сливочным пивом, и парочка бутылок огневиски на столе у камина. Гриффиндорцы отрывались во всю: смеялись, танцевали, пили и пели, когда из надрывавшегося приёмника долетали звуки их любимых песен. Сириус, в начале вечера толкнувший несколько тостов, которые дружно поддержали остальные, звонко чокнувшись кружками, теперь маневрировал между ребятами, пробираясь к Римусу, чтобы заставить его пригласить Элизабет на танец.
-Как дела? — мимоходом интересовался Сириус у Арчи, который отхлёбывал огневиски, и тут же переключался на девушек-пятикурсниц: — Дамы, у вас всё хорошо? Фрэнк, Алиса, ну вы, я смотрю, не скучаете…
Лили и Джеймс, всласть натанцевавшиеся, сидели теперь в креслах и наблюдали за Блэком.
-Он похож на хозяина салона, — усмехнулась Лили, глядя, как Сириус услужливо открывает Мэри бутылочку сливочного пива.
-На кого? — спросил Джеймс и улыбнулся, заметив, как в тёмно-рыжих волосах гриффиндорки блеснула золотом заколка в форме лилии.
-Раньше маглы из высшего общества устраивали особые приёмы, куда звали именитых гостей, — объяснила Лили. — У каждого приёма, или салона, был свой хозяин. Точнее, хозяйка, — добавила она с улыбкой. — Этим обычно женщины занимались. В принципе и сейчас что-то похожее устраивается.
Поттер понимающе покивал.
-В волшебном мире тоже есть такая ерунда, — сказал он. — Родители говорили, что на таких приёмах можно богу душу отдать, утопившись в лицемерии или повесившись на лапше, которую тебе вешают на уши, когда говорят: «Добрый вечер, мы так рады, что вы посетили нас», — передразнил Джеймс писклявый голос воображаемой хозяйки приёма.
Лили рассмеялась.
-Твои родители, видимо, не очень любили такие вещи?
-Они вообще не любили то, что было как-то связано с так называемым высшим волшебным обществом, — Поттер пожал плечами. — Да и это общество не особенно их любило, потому и не приглашало на такие мероприятия. И слава богу. Они никогда не хотели иметь с этими людьми что-либо общее. Я тоже.
-Но здесь-то у нас всё по-другому! — Лили лучисто улыбнулась Джеймсу. — Сириус всё это сделал для тебя.
-Да ему лишь бы надраться, — отшутился Сохатый, в душе зная, что Бродяга действительно старался для него.
-Я думала, тебе нравится, — Лили подняла брови.
-Мне нравится, — Джеймс посмотрел ей в глаза. — Но сейчас я хотел бы быть в другом месте.
-Где?
На губах Поттера появилась плутоватая улыбка.
-Через десять минут встречаемся в нашей комнате, — заговорщически прошептал он, наклонившись к самому уху Лили. Его дыхание обожгло кожу девушки. Эванс вздрогнула и почувствовала, как по спине побежали мурашки. — Оденься потеплее.
-Решил сбежать с собственной вечеринки? — принимая его правила, так же тихо проговорила Лили.
-Ага, — Поттер подмигнул ей и поднялся из своего кресла. — Через десять минут, — бросил он через плечо, пробираясь сквозь толпу.
Лили тоже вскочила и взлетела по лестнице в свою комнату. Она быстро оделась, но, не найдя новой шапки, подаренной мамой, полезла за ней в чемодан. Совсем забыв о волшебной палочке, Эванс перерыла всё содержимое и нашла искомое на самом дне, рядом с большой книгой магловского писателя, из которой торчал уголок какого-то листка. Лили отложила шапку и выудила листок. Улыбка сама собой появилась на её губах.
Лили Эванс берегла свой портрет, подаренный Элизабет в прошлом году. Она наложила на него всевозможные защитные чары: листок не мог порваться, запачкаться или потеряться.
От прикосновения к холодной бумаге какое-то щемящее чувство вдруг охватило Лили. Картинки из прошлого, как цветные сны, поплыли перед глазами. Воспоминания кружились вокруг неё, словно подводя итог чему-то важному в её жизни.
Лили вспоминала внимательные карие глаза, обладатель которых, казалось, единственный не верил в то, что она бросила в зелье вызывающие едкий дым травы; вспоминала первый матч Элизабет, испорченный Джеймсом вечер у Слизнорта, его извинения, золотую лилию и послания со стихами, Выручай-комнату, первую встречу с Джеральдиной Рокфорт и всё, что было с ней связано; вспоминала, как во время игры разбился Джон и Джеймс занял его место капитана; вспоминала, как обвинила Поттера в том, чего он не совершал, и как после ей было стыдно; вспоминала уколы обиды, когда видела его целующимся с другими девушками; вспоминала, как Джеймс спас её от слизеринцев и как они помирились; вспоминала подаренную Поттером музыкальную шкатулку, их прогулку в Брайтоне, визит к Элизабет, ту страшную субботу в Хогсмиде и начало войны, агитационные листовки, прогулки с Джеймсом, его исчезновение и долги часы у его постели…
Лили прикрыла глаза. Как изменилась её жизнь за эти полтора года. Как изменился мир вокруг неё.
Через десять минут она стояла в спальне мальчиков, где её уже ждал Джеймс. Он накинул на них уже знакомую Лили мантию-невидимку, и они незамеченными выбрались из гостиной Гриффиндора и пустились по пустынным коридорам Хогвартса. Правда, Сириус и Римус видели, как сам собой открылся и закрылся вход в гостиную, и, переглянувшись, ухмыльнулись.
-Джеймс, я хотела спросить, — одними губами прошептала Эванс, когда они спускались по лестнице. — Сириус в последнее время какой-то странный… грустный, что ли. С ним всё нормально?
Поттер покосился на девушку и вздохнул.
-Он не рассказывает, — тихо сказал Сохатый. — Но я могу предположить, что это из-за Регулуса. Он хочет стать Пожирателем.
Лили бросила расстроенный взгляд на своего спутника.
-Может, поговорить с ним?
-Не надо, — парень мотнул головой. — Бродяга не любит, когда с ним говорят об этом…
-В смысле, о его семье? — уточнила гриффиндорка.
-Нет, — Джеймс даже усмехнулся. – Я, Римус и Питер — вот его семья. Другой у него нет, — и добавил успокаивающим тоном: — Не переживай за Сириуса. Он справится.
Лили кивнула. Джеймс лучше знал друга, и если он говорил, что лучше не вмешиваться, то Эванс не собиралась заниматься самодеятельностью.
Вскоре они выбрались из замка. Поттер снял с них мантию невидимку и глубоко вдохнул зимний воздух, наслаждаясь ощущением свободы.
На улице был настоящий снегопад. Только в декабре и бывает такой снег: большие пушистые снежинки медленно опускались на землю — белые искры Млечного пути, затерявшегося где-то высоко за облаками. Ветер утих, качая на руках этот вечер. Было тихо и спокойно. Самый воздух был пропитан чем-то волшебным и таинственным, словно в нём, разрисовывая окна чудными узорами и тихонько смеясь, носился дух Рождества, заглядывая в сердца людей, как хулиган-мальчишка, вечно сующий нос не в свои дела.
Лили и Джеймс медленно шли по тропинке в сторону Чёрного озера. Эванс не знала, отчего это происходит, только сердце её то и дело сладко замирало, так что хотелось кричать от неизбывного восторга.
Джеймс повернулся к ней, чтобы что-то сказать, но внезапно их ноги заскользили по узкой тропинке. Лили смешно взвизгнула, ухватилась за Поттера, и они вместе, заливисто хохоча, повалились в сугроб.
-Слезь с меня, Поттер! — смеясь, ворчала Эванс, кулачками упёршись парню в грудь; Сохатый, усмехнувшись, повиновался и скатился рядом в снег. — Мерлин, никогда бы не подумала, что ты такой тяжёлый! Где ты скрываешь лишние килограммы?
-Это просто мышцы, — важно сказал гриффиндорец и тоже засмеялся.
Лили устремила взгляд в небо.
-Смотри, как красиво, — почти шёпотом выговорила она, будто боясь спугнуть чудо, подаренное им кем-то невидимым и очень добрым. — Как будто миллионы звёзд падают с неба!
Джеймс тоже посмотрел наверх. Это действительно было прекрасно. Они лежали на земле, прямо посреди огромного мира, улыбаясь, смотрели в лицо этой вселенной и видели мириады звёзд, летевшие к ним из ниоткуда.
-Представляешь, сколько желаний можно загадать! — воскликнул Поттер. — А ещё их можно ловить языком!
-Ты никогда не повзрослеешь! — рассмеялась Лили, повернув голову и увидев, что Джеймс и впрямь высунул язык.
-Я думал, я тебе поэтому и нравлюсь, — Сохатый посмотрел на девушку, и на его губах заиграла задорная полуулыбка, — из-за моей непосредственности.
-Ты просто зазнайка, Джеймс Поттер, — глаза Лили весело заблестели.
-А ты… ты… — подбирая нужное слово, Сохатый поднялся и протянул руку Эванс, —, а ты всезнайка!
Лили рассмеялась, чуть запрокинув голову назад. Она не заметила, как оказалась в объятьях Джеймса, как сама крепко обняла его, прижавшись так близко, насколько это было возможно.
Они смотрели друг другу в глаза. Капали минуты, вместе с тишиной утекая прямиком в бесконечность.
-Снова скажешь «Поцелуй меня»? — прошептала Лили.
-Не скажу, — также тихо ответил ей Джеймс, наклонился к ней и нежно поцеловал её в губы.
Сердце Лили набрало темп и вдруг стремительно ухнуло куда-то вниз в тот момент, когда сердце Джеймса сделало головокружительное сальте-мортале. У него, действительно, кружилась голова…
Позади у них была война и впереди тоже. А они застряли посередине, одни в своей счастливой минуте на краю мироздания. Словно бы жизнь за все их подвиги, за все страдания и за преданность подарила им небольшой перерыв на «любить».
Поттер оторвался от её губ и посмотрел ей в глаза.
-Я люблю тебя, Лили Эванс, — сказал Джеймс.
-А я люблю тебя, Джеймс Поттер, — сказала Лили, приподнялась на цыпочки и прижалась к его губам, обвив руками его шею.
Всё ещё шёл снег. Крупные хлопья медленно опускались на землю, скрывая их от всего мира, чтобы даже звёзды не могли подсмотреть за их счастьем.
Так закончилась история о лохматом храбром мальчишке Джеймсе Поттере и о зеленоглазой доброй девчонке Лили Эванс.
Так начиналась история двух отважных молодых людей, чья любовь была сильнее всего на свете.
