Глава 5/Элвайза, как всегда рада читать твои комментарии. Пре-слэш? Не думаю, хотя кто знает =)). О намеках ведь предупреждала в шапке)).
notangel.4ever, ничего, у каждого свое мнение по поводу персонажей, и не всем обязан нравится "мой" Барти и тем более этот фик.
Диана Шипилова, большое спасибо =)). Очень рада, что вам нравится. Персонажей всегда стараюсь сделать как можно более живыми. Ну а мотивы Сириуса, думаю, будут понятны впоследствии.
КОТ, на слэш меня потянуло, говоришь… не знаю, в принципе нравятся все типы фиков. А Барти не обижай! =)) Совсем он не деффка!*грозно*
В общем, благодарю вас всех за отзывы. Всегда приятно узнать мнение читателей.
Эстелла/
Я покойник. Я сейчас точно умру.
В смысле рухну в обморок, но, на мой взгляд, это одно и то же. Опозорюсь так, что жить уже не захочется.
Голова моя кажется абсолютно пустой - полый череп, наполняющийся табачным дымом до такой степени, что мысли тонут в сером тумане.
Еще секунда, и будет уже нечем дышать. И тут Сириус меня отпускает, а я даже не могу насладиться свежим воздухом, потому что вдруг начинаю кашлять.
"Естественная реакция непривыкшего организма" – сказала бы мама с заботливой улыбкой и участливо похлопала бы по спине.
Но Сириус смеется. Нет, даже хохочет, глядя на мое наверняка покрасневшее лицо и прослезившиеся глаза.
- Ты забавный, - говорит он сквозь смех, и я смущенно улыбаюсь. Пытаюсь сдержать все накатывающие приступы кашля, выровнять сбившееся дыхание, глубоко вдыхая ночной воздух. А Сириус все смеется, уж точно считая все это смешной шуткой, и я вроде тоже должен так реагировать. Поэтому издаю короткий смешок и широко улыбаюсь, пусть на веселье я настроен сейчас меньше всего.
Невероятно, но сейчас мы с ним заодно. Любой, кто бы нас увидел, не понял бы, отчего мы смеемся. Выходит, у меня с Сириусом Блэком есть что-то свое, общее.
Но неожиданно все прекращается. Он сует руки в карманы джинсов и, слегка нахмурившись, смотрит перед собой, вновь становится холодным и отстраненным. Я стою всего в шаге от него, но такое чувство, что он также далеко, как эти осколки, разбросанные по черной глади неба.
Слышу приближающиеся шаги за своей спиной и оборачиваюсь. Из темноты выплывает сутулая фигура в простых брюках и свитере. Лицо неприметное, но по щеке ползет белая неровная линия шрама. Волосы светлые, правда, темнее моих. На меня он даже не смотрит, улыбается Сириусу.
- Привет, - голос у него хрипловат, как от простуды. Да и выглядит он плоховато в холодном свете молодого месяца. Лицо осунувшееся, с резко выделяющимися скулами, под глазами пролегли тени. Такое чувство, что он совсем недавно перенес тяжелую болезнь.
Сириус приветственно кивает ему и скептически оглядывает.
- Выглядишь паршиво. Рука-то зажила? – замечаю, что левое предплечье незнакомого парня под свитером шире, чем должно быть. Наверняка перевязано.
- Почти.
- Зачем пришел? Сидел бы себе дома, - с какой-то неприязнью говорит Сириус, глядя в упор на своего знакомого.
- Твоя идея пойти на прием явно не входит в разряд удачных. Вот Джеймс и предложил мне сходить тоже… на всякий случай, - он улыбается и достает из кармана аккуратно сложенное приглашение. Протягивает Сириусу, будто предлагая тому взглянуть, но тот игнорирует его. Тогда парень разжимает пальцы, и лист падает на асфальт. А светлое квадратное пятно так и остается лежать у его ног, потому что воздух сегодня совершенно недвижим, как в комнате без окон и дверей.
А может, сегодня вокруг города возвели стены? Они прозрачны, но настолько плотны, что ветер не может прорваться сквозь них...
Мерлин, что за чушь! Вот из-за таких размышлений, отец и считает меня идиотом, и иногда я даже готов с ним согласиться. Уверен, Сириус подобную чепуху не выдумывает.
Смотрю на него, а он вроде уже забыл о моем существовании. Наверняка, если я сейчас уйду, он и не заметит. А все потому что пришел этот светловолосый, который нравится мне все меньше.
- Мне нянька не нужна, - выплевывает слова Сириус и морщится с долей брезгливости на лице, когда другой парень так снисходительно ему улыбается.
- Ну какая нянька, Бродяга? Я просто…
Бродяга… Значит, этот парень его друг. Это ведь друзья придумывают друг другу забавные прозвища. Патрик называл меня Малыш в честь персонажа какой-то детской книжки, а я всегда сгорал от стыда, если кто-нибудь слышал. Да, по сравнению с моим бывшим прозвищем, Бродяга звучит куда круче. Интересно, а мне можно его так называть?
"Бродяга" – произношу едва слышно, пробуя слово на вкус. Нет, "Сириус" определенно звучит лучше, и мои губы растягиваются в улыбке на каждом слоге, только в конце замирая, трубочкой выпячиваясь вперед.
Мерлин! А вдруг они сейчас смотрят на меня? Перевожу взгляд с одного парня на другого, но понимаю, что все так же нахожусь вне поля их внимания. С облегчением – или разочарованием? – выдыхаю, все еще ощущая во рту легкий привкус табачного дыма.
- Я просто, просто, просто… - передразнивает Сириус, кривляясь лицом. В его пальцах я вновь замечаю дымящую сигарету – когда он только успел? Он подносит ее к губам и с таким наслаждением затягивается, словно впервые за пару минут вдохнул свежего воздуха. – Чего ты вечно оправдываешься? Сказал бы, что тебе доставляет наслаждение контролировать каждый мой шаг, потому что сам ты ни на что подобное не способен. Да ты бы и не зашел в зал, Рем! Струсил бы пройти незваным гостем и тем более с чужим приглашением.
Я бы обиделся на такие слова, смутился бы точно, но с лица этого парня – как Сириус его назвал, Рем? – не сходит улыбка, такая всепрощающая и терпеливая, будто обращенная не к своему ровеснику, а к маленькому ребенку. И я вижу, что именно эта улыбка и выводит Сириуса из себя.
- У тебя ведь куча проблем, Ремус! - шипит Блэк. – Так займись ими вместо того, чтобы влезать, куда не просят. Проклятье! – вдруг выкрикивает он и истерично топает ногами. – Достало все! Как меня все достало!
Я отступаю на шаг назад, не зная, как еще реагировать на "такого" Сириуса. А он подходит вплотную к своему другу – хотя в последнем я уже не уверен – и, притянув за затылок свободной от сигареты рукой, говорит ему в ухо, почти касаясь кожи губами:
- Какого черта ты пришел, Ремус? – его голос неприятно резок, как и выражение лица. - Решил, что я навлеку на себя неприятностей или еще хуже – доставлю неприятностей этим говнюкам из министерства? С чего ты вообще взял, что я не могу просто так сходить на этот гребаный прием и повеселиться, как принято в этом обществе?
- Так ведь это ты, Сириус, - все с той же улыбкой произносит светловолосый парень. Я вижу, как Сириус резко отталкивает его от себя и смотрит на него с такой яростью, что будь у него способность воспламенять взглядом, от этого Ремуса осталась бы сейчас лишь жалкая кучка пепла.
А я с интересом смотрю то на одного парня, то на другого. Мне ведь так редко доводится присутствовать при чьей-либо ссоре, и поэтому я пытаюсь запомнить каждое мгновение этого вечера. Так странно, еще пару дней назад, моя жизнь была скучна и тосклива. Сейчас же на меня обрушивается столько событий и впечатлений, что я не успеваю ничего понять. Вот и теперь, я спохватываюсь лишь тогда, когда Сириус, развернувшись, уходит все дальше и дальше. Я уже почти не слышу его шагов, и это приводит меня в панику.
Он уходит?
Я растеряно смотрю на стоящего напротив меня светловолосого парня, который, наконец, заметил мое присутствие.
- Ремус Люпин, - он приветственно протягивает мне руку, но я лишь бросаю на нее короткий взгляд и вновь смотрю на его лицо. Пытаюсь придать себе надменное выражение и игнорирую его протянутую для рукопожатия ладонь, как сделал тогда Сириус с приглашением. И у меня наверняка получается, потому что Люпин слегка хмурится в непонимании. Еще пара секунд уходит на то, чтобы вдоволь этим насладиться, и тут я срываюсь с места и бегу туда, где скрылся Сириус. Я должен его нагнать!
* * *
Длинная и грязная площадь так похожа на коридор, где стенами выступают вереницы домов по обе стороны. Тусклый свет фонарей лишь бросает мутно-желтые островки на широкие тротуары, замощенные темно-серым камнем, но воздух остается все так же черен и плотен, словно свет не в силах пройти сквозь него.
Ни единого дерева я не вижу, здесь будто все вымерло. Окна домов даже в ночном мраке похожи на пустые глазницы. Лишь один из этих домов, кажущихся совсем не жилыми, лукаво подмигивает одиноко светящим окном.
Здесь тихо, слышен лишь звук шагов, да едва различимое жужжание фонарей. Под ногами грязь и черные пятна луж, хотя дождь в последний раз был четыре дня назад, и центральные улицы города уже сверкают просохшим асфальтом.
Никогда еще мне не доводилось бывать в подобных местах. Уверен, и днем в здешнем воздухе витает смрад уныния и тоски.
Сириус идет на пару шагов впереди, не обращая внимания на лужи, которые я старательно перешагиваю. Гляжу под ноги, но без конца поднимаю взгляд на высокую фигуру передо мной, боясь, что она вдруг исчезнет, оставив меня здесь одного. Мы оба молчим, и от этого у меня иногда возникает чувство, что впереди лишь бесплодная тень, порождение этой мрачной улицы. Пару раз я пытаюсь начать разговор, но я не специалист в этом деле, и поэтому покорно закрываю рот. А что можно сказать?
"Как прекрасно прогуляться ночью по городу" – ну да, фраза в духе дешевых романчиков, которыми зачитывается моя мама. Ничего, кроме издевательского смеха она у Сириуса не вызовет.
Хотя есть у меня пара вопросов к нему:
Во-первых, это ведь никакая не прогулка?
Во-вторых, куда мы все-таки идем?
В-третьих, ты вообще, не против того, что я за тобой увязался?
Ну и наконец, тебя что, совсем не волнует грязь, налипшая на твои ботинки?
И все-таки я молчу, потому что не вижу в этих вопросах ничего того, что заставило бы Сириуса ответить мне. Все так незначительно и мелочно, что мне становится противно.
Тебе позволили идти рядом, Барти, так иди себе и ни о чем не спрашивай!
Прекрасно, я начинаю говорить сам с собой…
Не успеваю даже ухватиться за эту мысль, как наталкиваюсь на вдруг остановившегося Сириуса и тут же принимаюсь бормотать извинения. Но он отмахивается от них, как от назойливых мух, разглядывая дом перед собой.
Особняк, мимо которого я обязательно прошел бы и не заметив, вдруг выделяется среди множества однотипных маггловских домов, точно драгоценный камень среди вороха стекляшек.
- На нем заклинание, - будто прочитав мои мысли, поясняет Сириус. - Не посмотришь специально, ни за что не заметишь. Магглы вообще его не видят.
- А чей это дом? – я все же осмеливаюсь спросить, хотя меня и не покидает чувство, что здесь я лишний. Незваный гость, которому не дано разрешение говорить. Я стою на пороге этого давящего своей мрачной изящностью дома и, наконец, понимаю, почему Сириус никуда не вписывался. Его место здесь.
И будто в подтверждение моей догадки он произносит:
- Чей дом? Мой… Будет моим, когда матушка наконец-то соизволит оставить сей мир.
Он оборачивается ко мне, и я вижу на его лице плутовскую улыбку. Это приводит меня в благоговейный трепет. Ведь даже в шутку так говорить нельзя! Но в который раз убеждаюсь, что Сириусу можно все, поэтому кивком головы принимаю его слова.
- А потом ты будешь здесь жить?
- Нет, спалю дотла.
Я жду, что с его рта сорвется привычный смешок, но его голос серьезен. Бросаю взгляд на темнеющий впереди фасад дома, представляя, что через некоторое время здесь останутся лишь обугленный каркас. А Сириус тем временем взбегает на крыльцо и что-то делает с дверью. Через минуту раздается противный скрип, и он хозяйским жестом приглашает меня внутрь.
В холле темно и пахнет затхлостью. Толстый слой пали на полу убивает последнюю надежду, что здесь кто-то живет. А вдруг мы сейчас найдем в одной из комнат уже преставившуюся мать Сириуса? Моего двоюродного деда Густава нашли лишь через полгода после смерти. Он всегда был затворником и больше всего на свете любил одиночество, и все же это не помешало одной "чудесной" идее посетить голову моей матери. Решив нагрянуть большой толпой всех наших родственников и друзей к нему в гости, чтобы поздравить его с юбилеем, мы лицезрели лишь запущенный дом и разлагающийся труп деда Густава в кресле-качалке.
И теперь дрожь пробегает по спине, когда мы входим в одну из дверей. Переступаю порог и зажмуриваю глаза, но лишь на секунду, потому что без зрения чувствую себя абсолютно незащищенным, и только мне вновь представляется возможность созерцать окружающий меня "мир", тут же в опаске оглядываюсь по сторонам.
Пустая столовая и Сириус у раскрытых дверец старинного резного бара, придирчиво разглядывающий содержимое какой-то пыльной бутылки.
Определенно, нужен свет. Льющего из окон серебристого сияния молодого месяца явно недостаточно, чтобы разогнать мрак дома. Может, стоит зажечь эти канделябры? Но что скажет на эту самодеятельность Сириус?
- Достань бокалы, - произносит вдруг он, и от неожиданно разорвавшейся паутины тишины я вздрагиваю, но тут же послушно подхожу к изящному серванту. В нерешительности оглядываю дорогой сервиз и покрытые тонким слоем пыли фужеры. Какие выбрать и сколько нужно? Может, это настоящий идиотизм, так волноваться из-за такого пустяка, но я ничего не могу с собой поделать. Выбираю два – надеюсь, столько и надо было – самых красивых бокала и несу Сириусу.
- Merde*, – с брезгливостью на лице произносит он, и бокалы летят на пол, разбиваясь на множество осколков. – Пошлые стекляшки. Абсолютная безвкусица.
- Извини, - быстро произношу я, склонив голову. Действительно дурацкий выбор.
- Это чей-то подарок, - поясняет Сириус, – поэтому и не выбросили.
Он проходит к серванту и небрежно берет два бокала с верхней полки. Простые, неприметные, но только он наполняет их кровавой жидкостью из бутылки, филигранно обработанная хрустальная поверхность начинает искриться, отражая серебристое сияние месяца и багряный отсвет напитка.
- Лучшее эльфийское пойло, - с улыбкой произносит Сириус и вручает мне бокал, заполненный лишь на треть. – Только ради него стоит сюда хоть изредка захаживать.
Я киваю и отпиваю немного. Совсем на чуть-чуть задерживаю душистый маслянистый напиток во рту, а потом проглатываю. Во рту еще остается сладостное послевкусие, и я жадно делаю новый глоток. Лишь когда бокал становится абсолютно пуст, я чувствую легкое жжение горла и томительную теплоту в желудке. В голове эфирная дымка, дурман. Мне так тепло и приятно, точно сижу у горящего камина, когда за окном бушует вьюга.
- Еще, - прошу, протягивая пустой бокал, и Сириус заливисто смеется, глядя на меня.
- Ты забавный, - наклоняет бутылку и заново заполняет мой и свой бокалы. Вновь игра света на хрустальных стенках завораживает меня, и все же я недолго любуюсь, жадно выпивая напиток. В этот раз немного по-другому. Жар приливает к голове – наверняка она теперь похожа на большую помидорину, но я не собираюсь заострять на этом внимание – по всему телу разливается приятная леность.
* * *
Сириус лежит на столе, свесив согнутые в коленях ноги. Недопитый бокал на его груди при каждом вдохе угрожающе дрожит в предчувствии падения. Он внимательно изучает потолок, а я смотрю на него. Перекатываю языком остатки вина во рту, не давая себе задать вопрос. Глупо бояться высказать свои мысли, но мне кажется, что в этом доме мне нужно сначала получить разрешение на изречение слов. Но я теряю привычную осторожность.
Это вино или я стал чуточку решительнее?
- Ты здесь не живешь? – мой язык заплетается, и я не уверен, понял ли Сириус вопрос. На всякий случай повторяю, пытаясь произнести более понятно, но тут же раскаиваюсь. Впрочем, я об этом быстро забываю – мысли совсем не хотят задерживаться в голове дольше, чем на пару секунд.
- Нет, - после недолгой паузы отвечает Сириус и, ловко подхватив чудом не упавший бокал, садится. В темноте его кожа кажется неестественно бледной, почти белой. Взгляд направлен точно на меня, и от этого я в очередной раз смущаюсь и чувствую себя уже не так хорошо, как мгновение назад. – Ты разве не чувствуешь, как здесь скучно?
Скучно?.. На мой взгляд, это слово подходит к дому меньше всего. Но я не смею сказать это вслух.
А Сириус одним большим глотком допивает вино и отбрасывает со лба длинную челку. Пару секунд он с внимательностью притаившегося кота разглядывает пустой бокал и вдруг швыряет его об стену. Я от неожиданности зажмуриваю глаза и тут же слышу хрустальный смех осколков и его звонкий хохот.
- Расслабься, ты чего такой дерганый? – с насмешкой говорит он и вновь смеется. Потом вдруг резко замолкает и глядит на меня с тем же выражением, с каким разглядывал бокал. Я не знаю, что он сейчас сделает, потому что не уверен ни в одном его действии. Он меняется слишком часто, чтобы я мог понять, чего от него ожидать. Поэтому я чувствую страх, когда он кладет мне руку на плечо и слегка притягивает к себе. – Зачем ты за мной пошел?
Вот такие вопросы нравятся мне меньше всего, потому что я никогда не знаю, что на них ответить. И в этот раз также лишь пожимаю плечами. Впрочем, не заметно, чтобы подобный ответ хоть как-то его не устроил, потому что он в одно мгновение теряет ко мне всякий интерес и опять задумчиво смотрит на потолок. Тоже поднимаю голову вверх, пытаясь понять, что он там видит, но в темноте различаю лишь смутные узоры.
Ночь, тишина… В такое время в мыслях должен возникать какой-нибудь философский бред, и наверняка сейчас Сириус думает о чем-то жутко умном. Может, и мне тоже стоит о чем-нибудь задуматься?
Вот, например, хотя бы о том, что в моей жизни вдруг наступил период, когда мне в самом деле начинает казаться, что судьба действительно может выкидывать… Мерлин, о чем это я? Прекрасно, я начинаю забывать начало своих же мыслей.
Мой друг Патрик рассказывал, что некоторые рыбы забывают то, что случилось мгновение назад. Впрочем, я не уверен, что хоть одно животное вообще способно хоть что-то запоминать. Наверняка Патрик всего лишь хотел показаться умным.
Тетя Амелия вечно читала какие-нибудь шибко умные книжки, чтобы показать свой незаурядный ум. А еще она носила очки и постоянно поправляла их, когда они сползали. Мама говорила, что тетя видит отлично, и носит их, потому что они придают ей серьезности. А по мне так они были нелепы и выглядели, как эти маггловские велосипеды. Смешно, велосипеды, прикрепленные к носу.
- У моего друга такие очки, – лениво произносит Сириус, и мое лицо наверняка теперь сплошь покрыто уродливыми пятнами румянца. Определенно, те крупицы моего достоинства, что еще уцелели за все годы моей нелепой жизни, превратились в прах, и их унесло каким-нибудь ветром разрушенных надежд. А ведь я действительно начинал надеяться, что Сириус может думать обо мне что-то хорошее.
Но на повестке дня следующий вопрос: он умеет читать мысли или это я не закрывал рта вместо того, чтобы держать все в голове?
По его лицу понимаю, что ответа я не узнаю, но от этого я не расстраиваюсь, тем более мне сейчас больше всего хочется, чтобы моя пустая болтовня была забыта. Чувствую себя настолько паршиво, что предпочитаю сейчас оказаться даже на том занудном приеме. Только не здесь, в осознании того, что Сириус может принимать – и наверняка уже принимает – меня за настоящего тупицу.
Во избежание новых казусов запрещаю любым мыслям появляться в моей голове. Впрочем, мои собственные запреты еще ни разу не имели должной силы.
"Отсутствие самоконтроля – признак слабости" – сказал бы мой отец. Сейчас я вынужден с ним согласиться.
- Ты оглох? – вдруг трясет меня за плечо Сириус. – Я говорю, пошли наверх. Не хочешь, можешь оставаться здесь.
От понимания того, что он может уйти, и я останусь здесь один, к горлу подкатывает тошнотворная волна страха. На мгновение цепляюсь за мысль, что я показал себя не в лучшем свете, заставив Сириуса повторить свои слова, но я тут же забываю об этом, только вижу, как он выходит за дверь.
Совершенный мною рывок с места наверняка бы пригодился мне, когда надо было удирать от тех больных магглов. Но сейчас он был совсем некстати. Выбежав из столовой, я тут наталкиваюсь на спину Сириуса, и мне вновь приходится затыкать себе рот, дабы прекратить этот поток бесконечных извинений.
В очередной раз спрашиваю себя, почему я не остался на приеме?
___________
*дерьмо(фр.)