Глава 5Объясните же мне кто-нибудь: чем Геллерт так не понравился Берти? Ведь Гэл такой милый! А Берти не понимает. Не хочет понимать! И очень сердится все время. И врет, что НЕ сердится. Но я-то вижу!
Я привыкла к тому, что мама меня никогда не понимает и Ал даже не пытается. Но Берти... Ему иногда и говорить ничего не надо было! А тут уперся, как Профессор Блэк, рогами в стенку и все одно повторяет, что Геллерт плохой. Даже если не повторяет, все равно думает. Ал как-то говорил, что можно прочитать мысли человека, если посмотреть ему в глаза. И это очень сложно и обзывается каким-то умным словом. А что тут сложного? Мне достаточно на Берти просто посмотреть, и не обязательно в глаза, чтобы понять, о чем он думает. Вот сейчас он думает, что Геллерт плохой. И не хочет мне верить, когда я говорю, что он хороший. Я бы обиделась, но не могу я на Берти обижаться!
На следующий день после того, как Геллерт с тетей Тильдой у нас обедали, Ал принес мне новую куклу и книжку «Путешествия Гулливера». С правильными неподвижными картинками. Я так обрадовалась, что даже не заметила, как быстро Ал после этого ушел. Берти и этим был недоволен. Но вспомнил, что ему тоже надо что-то делать, и удалился. А я пошла к себе устраивать званый обед куклам и читать им книжку.
Новую куклу я назвала Геллертом. Он и вправду похож: золотоволосый и нарядный, в белой рубашке с пышным воротником, очень красивый. Ал как будто угадал, чего я хотела! А сам мне не то что в глаза, вообще на меня не смотрел, он весь вечер на Геллерта смотрел. Так что все он про чтение мыслей выдумывает. Зачем их читать, если можно просто так догадаться?
Геллерт моим куклам очень понравился, хотя поначалу Сириус на него сердился, решив, что он неспроста оказывает повышенное внимание Матильде. Но потом понял, что никто у него отбивать жену не собирается, просто иностранный гость со всеми такой вежливый. Я так увлеклась, что прием растянулся у меня на несколько дней. Я только обедать выходила, да и то очень неохотно. Потому что Геллерт и в виде куклы Берти не понравился, а я поначалу хотела его с собой на завтрак взять, как мы с Алом тогда сделали. Тогда я на Берти обиделась и сказала, что буду есть в своей комнате, как бывало раньше, если мама злилась. Он ничего не сказал, только помрачнел. А я ведь сколько раз его уже просила, чтобы он не сердился и не обижался, потому что мне от этого плохо! А я этого не хочу...
– Я не сержусь на тебя, – сказал он, когда я в очередной раз спросила, почему он такой злой.
– Ага, не сердишься, – произнесла я немного обиженно. – Тебе моя новая кукла не нравится? Но она же хорошая!
– Хорошая, – подтвердил Берти хмуро.
– А почему Геллерт не приходит? Ты его прогнал?
– Я его не прогонял, – запротестовал Берти. – Они с Альбусом целыми днями где-то шляются.
– Потому что он тебя боится! – убежденно сказала я. – А ты его позови. Давай еще один званый обед устроим!
– А не лопнет – каждый день обеды устраивать?
– Не каждый! Неделя уже прошла, наверное!
Все равно Берти не понравилась моя идея позвать Геллерта. Он долго думал, а потом заявил:
– Он про нас с тобой забыл давно. Ему с Альбусом интереснее. Два юных гения...
– Пусть они с Альбусом приходят! Давай ему скажем.
Берти махнул рукой:
– Альбус про нас тоже забыл. Ведь обещал тебя учить, но стоило только этому франту появиться...
Да что ж это?.. Вот и разговаривай с таким!.. Мы до вечера почти и не разговаривали.
Я бы их попыталась с Геллертом помирить, если бы Геллерт хотя бы к нам пришел! Ну, в самом деле: они же оба хорошие, было бы так здорово, если бы они подружились! А так мне было очень грустно, одни куклы и спасали.
На следующий день Берти заявил, что пошел пасти коз, и пусть Ал хоть сегодня сделает что-нибудь полезное. Ал кивнул и тут же забыл, что ему сказали. Опять куда-то собрался, едва Берти вышел за порог. Но я его остановила:
– Не оставляй меня одну!
– Ты опять боишься? – Ал странно на меня посмотрел.
– Ты обещал мне что-нибудь интересное показать!
Ал еще раз на меня посмотрел – на этот раз, как будто впервые увидел.
– А ведь и правда, – пробормотал он. – А что если... – И он оборвал сам себя: – Ты подождешь меня пять минут?
– Пять минут подожду, – согласилась я.
Ал выбежал из гостиной и через несколько минут действительно вернулся. Но не один.
Я радостно вскочила навстречу Геллерту:
– Почему ты раньше не приходил? Тебе у нас не понравилось?
Он рассмеялся.
– Это я, кажется, не понравился вашему брату.
– Ты про Аберфорта? – спросил Альбус. – Да брось, Эбби просто на меня обиделся, что я поступаю по-своему, а не так, как ему хочется.
– Ну, тогда он полный идиот! – с радостной улыбкой заявил Геллерт.
Мне это очень не понравилось, и я поспешила заверить:
– Берти хороший!
– Никто не говорит, что он плохой! – воскликнул Геллерт. – Но он несколько, как бы это сказать... ограниченный. Он не способен воспринимать новые идеи, потому что привязан к земле и старым привычкам...
– Он не коза, чтобы его к земле привязывать, – возразила я. – И не к земле, а к колышку! К земле нельзя привязывать, веревку не за что зацепить!
– Ладно, ладно, – успокоительно сказал Геллер, – твой брат хороший. Но он меня не любит.
– Зато я люблю, – призналась я. – Ты красивый.
Они переглянулись и рассмеялись. Так весело и заразительно, что я даже обидеться не успела, хотя сначала подумала, что они надо мной смеются.
– Ариана, – сказал Ал, отсмеявшись, – ты хочешь, чтобы мы вместе тебя магии учили?
Ой, а я-то решила, что он передумал... И ничуть из-за этого не огорчилась. Берти не нравилось, что Ал не выполнил своего обещания, а я опасалась, что он его выполнять начнет.
– Я боюсь, – честно призналась я.
Они переглянулись.
– Ну и что? – задорно произнес Геллерт. – Я тоже сначала знаешь, как боялся? До ужаса просто! Аль, а ты боялся?
– А как же! Все боятся поначалу.
Все равно мне трудно было поверить и в то, что они сами чего-то могут бояться, и в то, что могу не бояться я.
– А давайте чаю попьем! – предложил Геллерт.
Я вскочила с дивана.
– Я сейчас принесу!
– Зачем же так сложно? – рассмеялся Геллерт. – Акцио, чашка!
– Воду ты тоже на расстоянии собираешься подогревать? – скептически заметил Ал. – Ари, сиди, я сам все принесу.
Несмотря на то что принес он чайник, не держа в руках, я испугаться не успела. Потому что смотрела на Геллерта и радовалась. Он даже разрешил называть его Гэл, что меня еще больше обрадовало. Я подумала даже, не рассказать ли ему про кукол, но решила пока не рассказывать. Мама говорила, что в моем возрасте девочки в куклы уже не играют. Пусть Гэл думает, что я взрослая. А братья ему про кукол не проболтаются: знают, что я сама про них рассказываю, никому это не доверяю.
Только я не знала, что ему говорить. Я его боялась немного... но не так, как я обычно чего-то боюсь. Обычно я боюсь, что случится что-то страшное. А с ним ничего страшного случиться не могло, потому что он хороший, он неспособен сделать мне плохое. Но мне не хотелось, чтобы он не воспринимал меня всерьез или думал, что я дурочка. Вот этого-то я боялась, хотя Берти всегда говорил, что подобного бояться не стоит. Ему всегда было наплевать, что о нем думают, и он хотел, чтобы мне тоже было наплевать. А мне и было: меня ведь почти никто не знал, а кто знал, тот обо мне не думал, как Эльфи или тетя Тильда. Но на Гэла я не могу наплевать, и на то, что он обо мне подумает – тоже. Конечно, ему Ал интереснее, с ним можно умные разговоры вести... Но ведь он мне тогда цветы подарил и прекрасной назвал... и сейчас пришел, хотя мог и не приходить. Значит, он не думает обо мне плохое? Значит, я ему нравлюсь? Ну, или хотя бы ему на меня не наплевать.
Но я так и не придумала, что ему сказать. Так мы и сидели, пока не пришел Ал с чайником и кексами. У него был очень задумчивый вид, как будто он на кухне о чем-то напряженно думал, но так ничего и не придумал. Или придумал, но не то, что хотел.
– Знаешь, Геллерт, – сказал он, – я думал насчет потомков Перевеллов... (По-моему, он так эту фамилию назвал... хотя я могла и перепутать.) Они точно есть, но не по прямой линии.
– И что? Ты хочешь сказать, что ты не в курсе, кто чей потомок? Ты истории ваших магических родов не изучаешь?
– Я что, Блэк какой-нибудь, чтобы родословные наизусть знать? – возмущенно, но вместе с тем весело, сказал Альбус. И тут замер с куском кекса в руках. – Как я сразу не сообразил! У Финеаса книга есть, там все чистокровные семейства Англии перечислены!
– Ну, так попроси! – с энтузиазмом произнес Гэл.
Ал покачал головой.
– Если бы мы в Хогвартсе были – одно дело, а сейчас я не знаю даже, где он.
– А сову послать?
– А если он дома? Его тетка такой скандал подымет! И так обещала из рода его вычеркнуть, если будет водиться с грязнокровками!
– Это ты, что ли, грязнокровка?
– В ее понимании – да. Она совершенно ненормальная!
– Некоторые чистокровные волшебники, – задумчиво проговорил Геллерт, – теряют не только свою силу, но и разум. Особенно это видно в сравнении с предшествующими поколениями. Результат близкородственных браков – раз, и потеря смысла существования – два. Надо дать магическому сообществу великую цель, это спасет чистокровных от вырождения.
Ну вот – сначала они говорили интересно, а потом опять перешли на непонятное. А мне так хотелось, чтобы они поговорили и со мной тоже! Пользуясь тем, что Ал сделал паузу, соображая, что ответить, я сказала:
– Мне Берти говорил про эту тетю Блэк. Она головы домовым эльфам отрубает и на стенку вешает! И дети боятся, что их она тоже на стенку повесит!
– Вот видишь! – Гэл торжествующим взглядом посмотрел на Ала. Тот взглянул сначала на него, потом на меня и вдруг вскочил.
– Ты куда? – закричал вслед Геллерт, но Ал через полминуты уже вернулся.
– Потом поговорим, – сказал он Гэлу. И обратился ко мне: – Ари, ты ведь цветы любишь?
– Да! – радостно закивала я.
Он водрузил на стол сухую ветку, их у нас во дворе полно валяется.
– Давай я! – Гэл что-то негромко сказал, взмахнул палочкой... и ветка превратилась в ярко-желтый цветок.
Я захлопала в ладоши.
– Здорово! Спасибо!
– А сама хочешь так уметь? – спросил Альбус.
Я только хотела ответить, что боюсь, но остановилась. А чего бояться? Гэл ведь это сделал, а почему я не смогу? Интересно, что ему нравится?
– Держи. – Ал протянул мне еще одну ветку. – Преврати ее... – он на мгновение задумался, – в чайную ложку хотя бы.
– Зачем?
Я хотела – цветочек для Геллерта. А зачем ему – ложка?
– А у меня ее нет, – вмешался Гэл, прежде чем Ал успел мне ответить. – Мне сахар нечем размешивать. Альбус забыл ее принести.
– Возьми мою!
– Ты лучше сделай. Для меня, ладно?
– А как? – я растерянно посмотрела на брата.
– Смотри, – он взял меня за руку. – Берешь в правую руку палочку... – Он всунул мне в руку свою палочку.
– А ветку кладешь на стол, – продолжил Гэл.
– Теперь делаешь рукой вот так, – он провел моей рукой по воздуху, а Гэл добавил:
– И не сжимай палочку в кулаке, держи, как ты карандаш держишь, когда рисуешь!
А ведь правда: можно представить себе, что это такой особенный карандаш, которым можно рисовать, только не на бумаге. Я неуверенно взмахнула рукой, потом еще раз. Было как-то странно... даже трудно сказать, что именно странно. Как будто эта палочка живая, и у нее есть какие-то свои мысли и желания. И ко мне она относится примерно как и Ал: вообще-то хорошо, но может и не заметить, если сильно увлечется.
– А теперь говори заклинание, – сказали они и произнесли его – в один голос! – и рассмеялись.
Что надо было говорить, я запомнила только после того, как они повторили несколько раз. Мне было так весело на них смотреть! Особенно на Гэла.
– Давай! – Ал ободряюще улыбнулся. – И правда, представь, что ты рисуешь.
А я только хотела зажмурить глаза, чтобы совсем не было страшно! Но ведь рисовать с закрытыми глазами нельзя. Надо попробовать. Мне ведь совсем не страшно... вон и Гэл улыбается... если у меня не получится, если я испугаюсь, ему не понравится. А я хочу, чтобы понравилось.
Я взмахнула рукой, как мне показали, и произнесла это странное слово. Сначала подумала, что ничего не получилось... но лучше ничего, чем что-нибудь страшное. А потом заметила, что у ветки изменилась форма: с одного конца она стала немного толще и появился тусклый металлический блеск.
– Ага, почти! – улыбнулся Гэл. – Ты немного не так руку держишь. Смотри. – Он взял меня за руку, и это оказалось на удивление приятно. – Давай еще раз.
На второй раз почти вся ветка оказалась металлической, только на ложку все равно похожа не стала. И только на третий, когда я полностью сосредоточилась, получилась почти ложка. Только черенок слишком длинный.
– Здорово! – восхитился Ал. – Ари, ты молодец!
Гэл как-то ехидно улыбнулся, глядя на мое творение и изрек:
– А что – в самый раз: ложка для варенья. Ты умница.
– Правда? – улыбнулась я.
– И ведь совсем не страшно? – спросил Ал.
– Совсем... – тихо произнесла я и поняла вдруг, что теперь-то мне и стало страшно. Даже не страшно, а так... как бывает после приступа. Как будто все силы кончились и хочется лечь на кровать и лежать там долго-долго...
И тут я заплакала. Уткнулась носом в Ала и заплакала. Он встревожился:
– Что с тобой?
А я не могла сказать, что со мной. Вообще ничего не могла, плакать только.
– Не видишь, что ли? – спросил Гэл. – Полная потеря сил. Ее надо в кровать положить и укрепляющего зелья дать.
– Ари, ты можешь идти? – спросил у меня Ал.
А я и ответить-то не могла, не то что идти.
– Не может, – ответил за меня Гэл. – Стой! Никаких заклинаний, ей это сейчас вредно.
– А как ее до спальни довести?
– Как-как? – проворчал Гэл и вдруг подхватил меня руки. – А вот так! Так и понесу. И открой мне дверь, потому что носом я открывать двери еще не научился!
– Да я бы сам мог... – пробормотал Альбус.
Гэл поднял меня на руки – и слезы сразу же высохли. Как по волшебству! И даже силы откуда-то взялись – обхватить его за шею. Крепко-крепко. Вот только говорить по-прежнему не могла. От испуга? Или от восторга?
– Ты ничего тяжелее волшебной палочки в руках не держал! – оборвал его Гэл. – А я как-то ради интереса гирями занимался. Видишь – помогло!
Первый раз я пожалела, что лестница на второй этаж такая короткая. До этого она казалась мне слишком высокой. Вот бы он меня еще две мили нес... За это я на все согласна, хоть еще раз веточку в ложку превратить!
* * *
После того, как этот золотоволосый красавчик ворвался в нашу жизнь – иначе и не скажешь, – все пошло наперекосяк. Альбус и до этого был немного не в себе, а сейчас сошел с ума окончательно. О чем бы я его ни просил, он рассеянно отвечал: «Да, конечно», и убегал к своему Гриндельвальду. Тетушка Батильда, заглянувшая к нам однажды, долго кудахтала о том, как мальчики сдружились и как ей это приятно. Ей, может, и приятно, а мне противно!
Но хуже всего было с Арианой. Она только и повторяла, какой он красивый, этот заграничный гость. Еще и Альбус постарался: приволок откуда-то ей новую куклу – точь-в-точь Гриндельвальд. Да сговорились они, что ли?
Я злился на всех: на Гриндельвальда, на себя, на Альбуса и даже на Ариану. Хотя прекрасно понимал, что на нее как раз злиться нельзя, она это чувствует и ей может сделаться плохо. Но я не мог с собой совладать!
В результате несколько дней после приезда Гриндельвальда мы с Арианой почти не общались. Она не могла понять, почему мне так не нравится этот красавчик, а я – почему она им так восхищается. Почему она мною не восхищается? Я что – урод? И что с того, что говорить умно и красиво не могу? Одними разговорами сыт не будешь!
Свою злость на Ариану я старался скрывать. Не просто не показывать, а перевести на что-нибудь другое. Гриндельвальд в нашем доме не появлялся, а у меня было такое чувство, что он незримо присутствует – не то как привидение, не то под мантией-невидимкой. Но вымещать злость надо было на чем-то более материальном, и поэтому я вымещал ее на Альбусе.
Но юному гению все было до газового фонаря! Все мои слова он пропускал мимо ушей и наверняка вообще не слышал, потому что думал при этом о своем. Великом. Настолько великом, что остальные перед этим величием вообще ничего не значили. Остальные – это мы с Арианой, да. Я не то что на два дня, как перед этим, на два часа не мог дом оставить! Даже при том, что Ариана спокойно играла в куклы в своей комнате. Я должен знать, что она там, даже если мы с ней и не разговариваем.
Я бы сам не поверил, что могу долго не разговаривать с Арианой, да еще и не хотеть этого. Но при одном взгляде на ее золотоволосую куклу во мне вспыхивал гнев, который никак нельзя было обнаруживать. Неужели я становлюсь, как наша мама, которая на всех кричала по поводу и без повода? Но у мамы характер такой, а у меня другой совсем, я всегда сначала подумаю, а потом говорю. И знаю, с кем и как надо говорить, а на кого лучше вообще слов не тратить, а сразу по морде. Вот Гриндельвальд как раз из таких.
Через несколько дней я понял, что еще немного – и я сойду с ума, поэтому я забрал коз, строго наказал восходящему светилу магической науки сидеть дома, а сам пошел на дальний луг. Чтобы побыть одному и отдохнуть.
Лениво наблюдая за козами, я пытался понять, что со мной такое творится, если я сам чуть не опустился до уровня мамы. Еще чуть-чуть – и кричать бы на сестренку начал, и чем бы я тогда от мамы отличался?
А все потому, что я злюсь на этого заграничного франта. Да разве Ариана ему нужна? Да ему вообще никто не нужен, кроме себя. Даже Альбус. А что он Ариане тогда цветы подарил – это он выделывался. Точно так же, как мы выставлялись перед ним, хотя он ни в жизнь мне не нужен и было бы куда спокойней, если бы он вообще не приезжал!
Ариана – моя. Моя! С детства! Кто с ней, маленькой, играл, кто ее купать помогал, кто мог ее утешить, когда ей было страшно, кто знает наизусть все биографии ее кукол? Гриндельвальд, что ли? Я никому ее не отдам! Никакому Гриндельвальду, будь он хоть в сто раз гениальнее Альбуса! Скорей бы он уехал в свой Дурмстранг! Или он собирается просидеть здесь, пока я не поеду в Хогвартс? А может, он вообще уезжать не собирается?! Тогда мне ничего больше и не остается, кроме как тоже никуда не ехать, а караулить Ариану, а Альбуса послать... подальше, хоть в путешествие вслед за Дожем. Или проще научить Ариану разбираться в людях и объяснить, чем плох ее новоявленный кумир? Но он до этого времени может что-нибудь такое вытворить, что хлопот не оберешься.
Так я ни до чего и не додумался, но, пока размышлял, нарвал букет ромашек, а потом собрал коз и пошел домой.
Дом меня встретил прямо-таки мертвой тишиной. Было не просто тихо – вообще не чувствовалось чьего-либо присутствия. У меня чуть сердце не остановилось. Все еще сжимая в руке цветы, я бросился в комнату Арианы.
Дверь была чуть приоткрыта, но изнутри не доносилось ни звука. Я осторожно заглянул в комнату... и сразу же увидел Ариану. Она спала. Безмятежно улыбаясь, закутавшись в плед и подложив правую руку под голову. Я улыбнулся, на миг забыв все свои тревоги, – так она была красива и беззащитна в это мгновение. Я на цыпочках вошел в комнату, поставил ромашки в вазу (которая на всякий случай стояла в Арианиной комнате), поцеловал сестренку в лоб и вышел.
Только в кухне до меня дошло, что что-то здесь не то. Она же обычно днем не спит, лет с десяти уже! Только если с ней случается приступ. Неужели этот юный гений довел девочку до приступа? Да я ему руки пообрываю! Хотя нет, если у нее был приступ, она бы так не улыбалась. Тогда чем же они тут занимались? Или Альбус усыпил сестренку каким-нибудь заклинанием, а сам убежал к своему приятелю? Тогда тем более руки пообрываю! Альбуса в доме не было, и где его искать, я не представлял. Зато представлял с кем, поэтому искать его не собирался. Сам домой придет, коли спать захочет. Раньше бы я сказал – коли есть захочет, но юный гений в последнее время даже обедать порою не приходил. Решил после нашего разговора показать мне, что в еде не нуждается? Ну-ну.
Ариана проснулась раньше, чем явился Альбус. Спустилась в кухню, вся такая радостная и как будто сияющая тихим светом.
– Это ты ромашки принес? – спросила она.
Я кивнул. И не успел больше ничего сказать, как сестренка бросилась мне на шею.
Мне бы обрадоваться, а меня все мучила тревога. Поэтому я прежде всего спросил:
– Ты как себя чувствуешь?
– Хорошо! – весело ответила Ариана, все еще обнимая меня.
Я не удержался и погладил ее по волосам. Какие они у нее пушистые...
– А что ты делала, пока меня не было?
– А меня Ал учил веточку в ложку превращать!
Я вздрогнул и выпустил сестренку из объятий. Ну надо же – вспомнил! Но ведь я ПРОСИЛ учить ее при мне, чтобы я мог в случае чего вмешаться!
– И... что?
– Вот! – Ариана торжественно протянула мне ложку.
Я повертел ее в руках. Если бы не знать, что это результат трансфигурации, можно было бы принять за обычную ложку для варенья. Но, если приглядеться, можно было заметить и шероховатости на черенке, и кривизну самой ложки... но что придираться к мелочам – я на своем первом уроке трансфигурации и такого не смог! А у нее сразу получилось!
Но почему меня это не радует так, как должно бы?
Ариана выжидающе смотрела на меня, желая услышать заслуженную похвалу.
– Молодец, сестренка! Я с первого раза так не смог бы!
– Правда? – Она радовалась куда больше, чем я.
Я снова подошел и обнял ее.
– Ты очень устала?
– Очень, – призналась Ариана. – Я даже встать потом не смогла, меня Гэл до кровати на руках нес.
На этот раз даже Ариана ощутила, как я вздрогнул. Ведь чувствовал же, что что-то тут не то!
– Ты что? – спросила она. – Я же говорила, что он хороший! Они с Алом мне все так хорошо объяснили!
Уже, значит, Гэл. И на руках ее нес. Как будто бы я не смог! Мерлин, ну почему я такой тупой, а? Почему я сообразительный только там, где не надо?
– Пусти козла в огород... – пробормотал я, еще не отойдя от шока.
– Какого козла? – не поняла Ариана. – Профессор в огород забрался?
– Нет, – произнес я. – Это я так...
Я должен взять себя в руки. И ни в коем случае не кричать. А хочется. Хочется кричать и что-нибудь расколотить. Не жалко – ведь есть «Репаро». Но при Ариане нельзя. И даже думать нельзя – она ведь настроение чувствует, тем более мое. Я должен вместе с ней радоваться, что все получилось...
– Гэл хороший! – не допускающим возражений тоном сказала Ариана.
– Хороший, – уныло согласился я.
Она обрадовалась и поцеловала меня в щеку.
– Вот видишь: правда! Ты хороший, и он хороший, и не надо сердиться! И ссориться тоже не надо.
– А ты лучше всех, – прошептал я сестренке на ухо. – Хочешь, я тебя тоже на руках понесу?
И поднял, не дожидаясь ответа. Не такая уж она и тяжелая. Да мне и не привыкать, это Альбус у нас ничего тяжелее книги по заклинаниям в руки не брал.
– Куда вас отнести, прекрасная леди?
Она только засмеялась.
– Давай на огород? – предложил я. – Салата нарвем к ужину.
Восходящее светило науки соизволило-таки почтить нас своим присутствием и явиться на ужин. Как ни в чем не бывало вошел в дом и спросил:
– Ну, как у вас, все в порядке?
Я кинул на него взгляд, равносильный
Incendio: как он вообще посмел девчонку после приступа – ну, пусть не приступа, но обессиленную, хоть и спящую – одну оставить? Но юному гению было наплевать на взгляды. Ох, дождется он у меня! Ариана улыбнулась:
– Я поспала, и мне хорошо! А где Гэл?
Хорошо было то, что в этот момент я отвернулся и Ариана не видела моего лица. До конца ужина я сдерживался, а потом, закончив со всеми делами и уложив Ариану, пошел в комнату к Альбусу.
– Вы чего тут затеяли, великие умы? Хотите девчонку погубить?
Он непонимающе уставился на меня.
– Что ты кидаешься? Все прошло нормально. У Арианы все получилось.
– Я тебе что сказал? Чтобы ты при мне с ней занимался!
Альбус пожал плечами.
– Мы с Геллертом и сами справились. При тебе могло и не получиться: ты ж его невзлюбил с первого взгляда.
– А я не хочу, чтобы он общался с Арианой! Потому что он поиграет с ней и бросит! Знаю я таких красавчиков!
Альбус посмотрел на меня снисходительно и вздохнул.
– Красавчиков – может быть. А Геллерта – нет. Он не такой.
– Зато ты знаешь!
– Я знаю, – согласился он. – Он м... нам не чужой, в конце концов. Он – племянник мисс Бэгшот.
– Ты еще скажи – родственник! – возмутился я. Хотя... называет же Ари мисс Бэгшот «тетей Тильдой»...
Альбус словно почувствовал мою растерянность. И повторил с нажимом:
– Он НЕ ТАКОЙ. Можешь мне поверить.
– Ладно, насчет него я, может, и поверю. Но ты другое пойми: если ОН к Ариане ничего такого не чувствует, то ЕЙ-то от этого не легче! Ей только хуже от этого! Ты только представь себе: он вскружит ей голову – хоть и не сознавая того, – и уедет... а ей – страдать? – Не дождавшись ответа, я не сдержался и выпалил: – Завтра сам с козами пойдешь! И своего козла захвати.
– Какого козла?
– Гриндельвальда!
Он даже не обиделся – только рассмеялся.
– Ничего ты не понимаешь, Эбби. Иди спать.
Я и пошел. Вот с чего, спрашивается, я завелся? Или у нас прежде никогда не бывало Альбусовых приятелей? Но я никогда раньше не чувствовал с такой пугающей ясностью, что могу потерять Ариану.
