Глава 5Сказать, что я был удивлен - ничего не сказать. Я был убит своим собственным удивлением.
- Пэнси? Пэнси Паркинсон? Что ты тут делаешь?
На ней лица не было, что уж тут скажешь.
Некогда моя поклонница, теперь - как выяснилось несколько позже - была стажером в Отделе Преступного Реестра - то есть, с чрезвычайно важным видом перекладывала личные дела из папки в папку, расписывалась в суточных отчетах и таскала ворохи просроченных служебных записок в те знаменитые урны, что так привлекли своими формами Мундунгуса. И я пока еще слабо осознавал, чем для меня обернется эта встреча.
- Драко, - девушка обрела дар речи, - ты так... так изменился.
Запомните, мои друзья, когда вам говорят, что вы "так изменились" - это не комплимент, это завуалированное "ох, дорогуша, ты выглядишь как драконий помет недельной давности". К слову, я и чувствовал себя так же.
- А ты вот выглядишь просто чудесно, - я попытался улыбнуться, но получилось, наверное, очень жалко.
Пэнси кокетливо заправила локон за ухо. Он всегда мечтала о благосклонности с моей стороны и, надо признать, иногда получала ее - в такие дни я, вероятно, и сам страдал от недостатка внимания.
- Мне очень приятно услышать такое, особенно от тебя, - мисс Паркинсон потупилась, но вдруг подозрительно уставилась на меня. Невольно мне вспомнились мопсы моей тетушки. - Драко, а что ты, кстати, делаешь ночью в Министерстве?
Я готовил себя к этому вопросу. Я сочинили душераздирающую историю. Я даже плакал, когда репетировал ее перед зеркалом - мне было себя очень жаль. И вместо этого, то ли от переизбытка чувств, то ли от страха, я выпалил:
- Я следил за тобой, Паркинсон. Я шел сюда от самой Трафальгарской площади, куда ты саппарировала сегодня в полдень. Я хотел сказать тебе...
Теперь я понял, почему мопсы - с вытаращенными в ожидании глазами и открытым ртом, Пэнси была вылитая Поппи - любимая собачка тетушки. У меня даже заворочалась досадливо совесть, что я не захватил с собой кусочек сахара - сейчас бы он очень пригодился. Мопсы любят сладкое, не так ли?
- Что, что ты хотел сказать мне? - медленно она приближалась ко мне, и чем ближе подходила она, тем больше становились ее и без того немаленькие глаза.
Я нервно сглотнул - надо было действовать. И опять я все испортил:
- Хотел сказать, что... почему ты на работе в такое время?
Пэнси моргнула, но выжидающе улыбаться не перестала. Когда же смелая, но неприятная догадка все же ворвалась в ее разум, пробившись сквозь дебри романтических фантазий, ее лицо исказила гримаса отвращения:
- Ты мерзкий тип, Драко! Как и в школе, ты продолжаешь издеваться надо мной! - визгливые нотки в голосе были предвестниками приближающейся истерики.
С этим надо было что-то делать - и я решился. Однажды, правда, я уже решался на это на третьем курсе, но тогда это было быстро, неумело и без особых последствий. Теперь же последствия были для меня крайне важны - мне необходимо было завладеть ситуацией.
В общем и целом... я поцеловал ее.
слушающие Поттеры и Уизли в ужасе замерли, а Бруно стошнило несвежими собачьими консервами прямо на ковер, но этого никто даже не заметил.
В моей жизни было много приятных моментов - осознание того, что, в отличие от половины сидящих в этой комнате, я чистокровка, того, что моя фамилия - Малфой, того, что я наследую золото и поместье, того, что фотографии Поттера больше не печатают в газетах... И вот сейчас - поцелуй с приятной во всех отношениях девушкой. Это должно было стать логическим продолжением цепочки удач... но кого я пытаюсь обмануть?! Этот кошмар перекрыл собой все чудесные воспоминания.
Паркинсон умела целоваться - этого у нее не отнимешь. Но учили ее этому, вероятней всего, пьяные авроры в "Кабаньей голове"... но не принимайте это на свой счет, джентльмены. Даже такие как вы, не пали бы столь низко.
Когда, наконец, она исчерпала весь запас воздуха - тогда как я уже трижды задохнулся, - мне удалось отцепить ее от себя. Лицо Пэнси пылало - не то от страсти, не то от чудом не подоспевшего удушья:
- Драко, нужно признать, ты действительно изменился! Тогда, на третьем курсе ты целовался не лучше, чем Гойл! Но теперь... О, Мадлен Забини лопнет от зависти!
Я позволил девушке немного позлорадствовать - я не вникал в суть, но успел понять, что там имел место некий спор - у кого жених лучше.
- Надеюсь, ты теперь не бросишь меня? Опять? - брови Паркинсон многозначительно пошли волной. Еще со школы я знал - это плохой знак.
- Что ты, милая, и в мыслях не было, - мельком я успел окинуть взглядом высокие шкафы, уставленные папками. Мне нужно было несколько с полок, маркированных буквами "M", "F", "G" и "Z". О тех, кто мне был нужен, догадайтесь сами - мои потроха еще не забыли о моем же недостатке, заключающемся в длине языка.
- И все же, дорогая, почему ты на работе? В такое время ты уже должна быть дома, - я пытался изобразить сочувствие, сожаление, скорбь... или что там нужно играть лицом в таком случае?
- О, милый, это начальство... я должна разобрать еще несколько сотен папок до завтра - в полдень их перевезут в хранилище при Азкабане. Вышла новая директива - все личные дела необходимо заключить под стражу. Это все, знаешь ли, после того, как личное дело Маркуса Д. совершило покушение на жизнь уборщицы миссис Лоу - оно укусило ее в левую икру и стащило коллекционные пять сиклей. Такая шумиха поднялась! Приезжали репортеры - брали интервью у меня, у миссис Лоу, а личное дело грязно выругалось. Прытко Пишущие Перья - ты же знаешь этот их брак - никогда ничего не пропускают. И вот, в многотысячный тираж вышла газета с этим... словом. Говорят, редакция до сих пор получает гневные письма от читателей... А личное дело - после слушания в суде - было признано виновным и приговорено к казни Ножницами - мы вчера всем отделом изрезали его. Оно так ругалось, так ругалось...
- Ты увлеклась, дорогая, - мне было совершенно все равно, что там происходит у них в отделе. Меня гораздо больше волновало то, что уже завтра все личные дела будут перевезены в Азкабан. Это означало лишь одно - если я хотел получить обещанные деньги, я должен был разобраться с "заказом" сегодня и только сегодня.
Пэнси мечтательно разглядывала потрескавшийся потолок и загибала пальцы:
- ... третьего мы назовем... хочешь, мы назовем третьего в честь дедушки - Люциусом?
- Милая, я мечтал только об одном ребенке. Мне не под силу будет воспитать настоящими чистокровными волшебниками такую ораву. Одного - это да, но троих - увольте, - воспользовавшись тем, что моя новоиспеченная невеста отвлеклась, я судорожно прятал в холщовый мешок личные дела. Некоторые из них и, правда, отпускали в мой адрес нелестные комментарии, а одно открыто заигрывало со мной и назвало "лапушкой". Как потом выяснилось, это было личное дело серийного маньяка-сквиба. Какой ужас!
- Но один ребенок - это всегда эгоист, - жалобно возразила Пэнси.
- Вовсе нет! - я даже на мгновение отвлекся от сбора криминального урожая. - Посмотри на меня - единственный ребенок, а каким я вырос милым и отзывчивым!
- Что правда, то правда, - или мне показалось, или в голосе Пэнси прозвучала жестокая ирония. Впрочем, таким недалеким, как она, можно это простить. Другое дело - я: умен, красив...
Наконец, мне удалось отыскать последнее заказанное личное дело - тоненькая папочка, жалобно попискивающая о чем-то своем. Она была такая милая - мне хотелось заглянуть в нее и узнать, какую же бедняжку осудили на этот раз. Забегая вперед, скажу, что таких бедняжек надо клеймить Авада Кедаврой на месте!
Паркинсон вскочила со своего места и, подбежав, повисла на мне - сразу вспомнился старый добрый способ кончать собой, повесив на шею каменный валун на веревке:
- Драко, милый, может, мне забыть на сегодня о работе и позволить себе маленькую слабость? Мы могли бы сейчас отправиться ко мне, посмотреть школьный альбом, - она многозначительно подмигнула, да так усердно, что ее правый глаз запутался в собственных ресницах.
- Пэн, сахарочек, я бы с удовольствием, но меня удручают старые фотографии, - я прикидывал возможные пути отступления, но мне это плохо удавалось.
- А я покажу тебе новые, в таком случае, - сладострастно покусывая меня за ухо, прошептала Паркинсон. - Прошлым летом мой кузен фотографировал меня на озере - я тогда еще забыла дома купальный костюм.
- О, - это все, на что у меня хватило фантазии.
- Ты немногословен, мой дракон, - Пэнси мелко сучила руками по моей груди, словно эпилептоидная кошка. - Это всегда привлекало меня в мужчинах.
- О, - я был банален до боли. - О!
- Д-д-драко, - у нее стучали зубы. - Да брось же ты свой мешок и обними меня!
Я терзался - бросить мешок и пуститься во все тяжкие с мисс Пэ означало возможный крах дела всей этой ночи. Не бросить и не обнять - тоже крах и тоже ночи, но в другом смысле. Летучий Вомбат, ты нужен мне! Ты и твой многолетний преступный опыт!
Пэнси мрачно грызла ноготь большого пальца, бросая на меня убийственные взгляды. Я не знал пока, чем обернется моя невинная ложь.
- Ты хочешь сказать, что Драко-младший, Пэнси-младшая и Люциус-младший так и останутся моими смелыми девичьими мечтами, да? - наконец холодно вопросила девушка.
- Мне жаль говорить тебе это, дорогая, - я старался придать голосу игривой звонкости, - но так оно и есть. Мечты - все мечты.
- И как давно ты решил... осознал...это?
- На третьем курсе, - не моргнув, соврал я. Надо было действовать быстро, а я тогда еще не знал, что в таких ситуациях моя смекалка подводит меня самым последним образом.
- Ну, это много объясняет в таком случае, - состроила гримаску Пэнси. - Ты целовался тогда как девчонка-первокурсница, а руки твои предпочитали твои же собственные колени, вместо кромки моих чулочков.
- Да, это свойственно таким, как я, - я попытался покраснеть. Может, у меня и получилось.
- И с кем ты... водишь дружбу, в таком случае? - в ее голосе, помимо грубого любопытства, слышалась бесстыдно неприкрытая ирония.
- Меня привлекают опасные парни - Лонгботтом, например, - опять соврал, не моргнув. Я готов был пнуть себя. - Думаешь, почему я всегда его задирал в школе? О, уже тогда...
- И чем же опасен Лонгботтом? - поморщилась Пэнси. - Ничего рокового в нем я не вижу.
- Он неуклюжий, а это в нашем деле очень страшно. Мужская любовь - тонкая материя. Возможны травмы.
- Фу, - скривилась Паркинсон и уже в седьмой раз вытерла губы рукавом своей блузки. - Так почему ты сегодня плел, что следил за мной?
- Я хотел получить твою консультацию по вопросу соблазнения, - меня это уже раздражало. Я что, вообще моргать теперь не буду? Вру и вру себе в удовольствие.
- А что же Лонгботтом? - Пэнси, похоже, заинтересовалась.
- Он бросил меня месяц назад. После этого я и опустился на дно жизни - видишь, как я изменился. Начал общаться с преступниками. Моя последняя пассия - Летучий Вомбат.
Паркинсон слушала мой бред с возрастающим любопытством. И теперь я не был уверен, кто же из нас больший дурак.
- А он красивый, этот Вомбат?
- Не смей даже коситься в его сторону, не то познаешь всю мощь моего гнева, - монотонно пробормотал я, запоздало осознавая, как далеко я забрел.
- Нет, что ты, - Пэнси приподняла руки, будто говоря "я-пас-мне-вашего-не-надо". - Мне просто нужно знать, что тебе советовать.
- Посоветуй мне, как поскорее выбраться из Министерства, - я и не заметил, как сказал это вслух.
- Да как угодно, - пожала плечами Паркинсон, поднимаясь на ноги. - Уже без пятнадцати восемь утра - вся охрана на месте, парадные входы уже открыты. Я могу тебя проводить.
С мгновение я колебался - с одной стороны это хорошо, у меня есть алиби и провожатый, с другой - поймай меня охрана... возможны травмы.
- Может, посидим еще немного? Я так о многом хочу тебя расспросить, - я жалобно потянул бывшую поклонницу за рукав, но был удостоен такого взгляда, что моментально захотелось помыться.
- Нет. Я хочу выпить кофе, а еще мне надо забрать почту.
И, не оставив мне права выбора, Пэнси вышла из кабинета. Я пошел за ней. Я еще не знал своего будущего.
Сонные волшебники брели на работу. Раньше я посмеивался над неудачниками, которым приходится ежедневно трудиться "с...до...", но сейчас я завидовал им. Я готов был поменяться местами с любым из них. Но судьбе было угодно другое.
Мы вышли в атриум, и тут-то все и началось! Я опускаю пространные диалоги между Пэнси и всеми теми охранниками, с которыми она имела знакомство. Кажется, это были почти все охранники Министерства - к слову, пересчитать их пока не сумел никто, даже Отдел Подсчета Охранников, за что его, кстати, и упразднили.
Я краснел уже с завидным постоянством, а дрожать не переставал ни на минуту - у меня в мешке, спрятать который мне не представлялось возможным, лежат личные дела самых страшных преступников, а я разгуливаю под самым носом у охраны. Это то же самое, что и... что и разгуливать под самым носом у охраны с мешком краденого наперевес.
- О, Джон! - Пэнси поплыла навстречу прыщавому недорослю, оснащенному современным Злобноскопом, который улавливал даже самый мелкий злой умысел. Я изо всех сил старался думать о зеленом лужке, солнышке, личных делах преступников, овечках, котятах, личных делах, щеночках, конфетах, Рождестве, преступниках и их личных делах, деньгах, Малфоях, миленьких маленьких детках...
- Пиу-пиу-пиу! - запищал Злобноскоп. Я так и не понял, на какой мысли я попался. Наверное, нельзя было думать о детях - меня могли заподозрить в нехорошем. Но было уже поздно.
Припадочным зайцем я отскочил в сторону и попытался улизнуть через пятнадцатый аварийный выход. Злобноскоп за моей спиной пищал не переставая, охрана стекалась со всего атриума, словно армия муравьев к потерянному леденцу. Леденцом в этот раз оказался я. И это было нехорошо.
Это был не мой день. Потому что еще и пятнадцатый аварийный выход оказался аварийным в смысле состояния и на тот момент оказался закрытым. Мне ничего не осталось, как сесть на пол и прилюдно расчувствоваться... да, Поттер, именно - я ревел, как девчонка!
И, кстати говоря, после сканирования Злобноскопа выяснилось, что он запеленговал отнюдь не мои мысли, а размышления личного дела того самого бедняжки, которого я имел глупость пожалеть. И какие там были размышления! Я краснею, уже только вспомнив об этом. Представляю, как злилась охрана...
Следующие несколько дней превратились для меня в сущий ад. Показания против меня не дал только ленивый.
Сколько всего всплыло! Начиная от укрытых от налогообложения драгоценностей (я говорил маме, чтобы она не клянчила у отца столько всей этой блестящей дряни - да она даже из дому выходила раз в год, зачем ей все эти побрякушки?), заканчивая списыванием на контрольных по Зельям. После того, как суд подсчитал весь урон, нанесенный моей семьей и мною лично магической Англии, мне стало нехорошо.
Когда суд, наконец-то, выяснил, что столько лет человек - даже волшебник - просто не в состоянии провести в заключении, приговор немного смягчили. Мою палочку смололи в муку, меня как следует побили, а напоследок изъяли все движимое и недвижимое имущество. Адвокат, которому я заплатил последние деньги - те, что удалось найти в старом буфете и под матрацем в комнате привратника, - кажется, даже и не был заинтересован в том, чтобы выручить меня. Уизенгамот заседал не в полном составе, а те, что были в зале суда, были настроены очень решительно - все они оказались отцовскими кредиторами.
Таким образом, золотой мальчик Драко Малфой умер..."
- ... и родился побитый жизнью приблуда-пес без достойного имени. И кто его приютил? - Драко всхлипнул, прикрыв дрожащей рукой глаза. - Поттеры! Эти геройские недоразумения.
- Интересная история, - покачал головой Рон. - Много непонятного, но... кстати, ты и Лонгботтом - это правда?
- Да как ты смеешь? - со слезами в голосе вскричал Драко. - Тебе мало всех тех унижений, которые выпали на мою долю, так теперь ты..?
- Успокойся и выпей чаю, - Джинни сунула в дрожащие руки Малфоя чашку ромашкового отвара. - Никто тебя не собирается унижать. С тебя и так хватит.
Гермиона, все это время тихо сидевшая в своем углу дивана, хмуро спросила:
- А кто тебя защищал в суде?
- Я не помню, - пожал плечами Драко. Слезы его высохли, но выглядел он почти так же жалко. - Этот вертлявый брюнет пристал ко мне в судебном коридоре, пообещал оправдать меня за три минуты и за три тысячи. Я почему-то согласился.
- Это Айвери, - левый глаз Гермиона нервически задергался. - Эта крыса Симон Айвери увел тебя у меня!
Рон возмущенно и одновременно ревниво покосился на жену. Драко ровным счетом ничего не понимал. Поттеры на пару заинтересованно переводили взгляд с одного персонажа этого неудачного водевиля на другого. Бруно просился до ветру, но на него опять никто не обратил внимания.
Выдержав трагическую паузу, Гермиона мрачно проговорила:
- Дело в том, что защищать тебя в суде должна была я. Но так получилось, что в тот день...
