V Глава. Перебои.Ветер в небе все тише воет,
Тучи сбились в густую тьму,
Каждый хочет прослыть героем,
И не хочет им быть наяву.
Но не важно как много шансов,
Всего лучше забыть, где болит,
И когда придет время танцев,
Постараться успеть задать ритм.
Первая полная неделя ноября подходила к концу. Кому-то она показалась бесконечно медленной, для кого-то она пролетела незаметно, кому-то не принесла ничего, а для кого-то была очень важной. Как бы то ни было, за эту неделю погода успела измениться кардинально: окрестности замка укрыл тонким пушистым слоем первый снежок, лес стал напоминать красивые картины, а озеро покрыло тонким льдом. Замок поутих под слоем пушистого снега и стал каким-то ненастоящим, похожим на магловские стеклянные шары, внутри которых помещена какая-нибудь фигурка и летает пенопласт. Казалось, и жизнь в замке тоже стала медленной и размеренной, словно снег укрыл и заморозил всех его обитателей. Вот только внутри каждого внешне-замороженного волшебника бурлили чувства, которые не могли пробиться сквозь толщу этого внешнего льда.
Нарцисса Блэк стояла на продуваемой всеми ветрами площадке Астрономической башни и куталась в теплую мантию. С темного вечернего неба падали крупные хлопья снега, которые таяли, достигая каменного пола. Они осыпали плечи девушки и застряли в платине волос, а она сама казалась еще бледнее, чем обычно.
Большинство девушек ее круга сидели сейчас в гостиной и обсуждали свои завтрашние наряды, если им, конечно, посчастливилось быть достаточно знатными, чтобы быть приглашенными на помолвку Дэрека Гринграсса и Эрики Забини, которые сами покинули замок еще сегодня после обеда. И только Нарцисса сейчас стояла здесь в одиночестве и совсем не думала о том, как завтра наденет красивое платье и отправится на прием вместе с родными, как будет вместе со всеми поздравлять свою подругу, а в душе пытаться понять, есть ли вообще повод для поздравлений, как будет смеяться и улыбаться лицемерным гостям, почти каждому из которых, в сущности, плевать и на жениха, и на невесту, и, тем более, на их будущее счастье или несчастье. Мысли слизеринки не занимала даже причина, по которой она сейчас стояла здесь на растерзании ветров. А причиной, собственно, был Сириус Блэк, от которого девушка получила записку на ужине. Хотя достаточно сложно назвать запиской тот клочок салфетки, на котором красивым почерком было выведено место и время встречи. Несколько минут ужина слизеринка раздумывала о том, что же хотел от нее Сириус, но ее мысли достаточно быстро вернулись в, ставшее уже привычным, русло. А именно, к Джеймсу Поттеру.
Вот и сейчас, дожидаясь своего брата, Нарцисса думала о кареглазом недоразумении, которое так сильно исковеркало привычное течение ее жизни, показав, что получить можно далеко не все, что захочешь. Девушка раз от раза прокручивала в голове все воспоминания за прошедшую неделю, в которых хотя бы на пару секунд мелькнул гриффиндорец. Надо сказать, что эти воспоминания вовсе не приносили облегчения, так как состояли полностью из провалов ее маленьких хитростей. Что бы Блэк ни делала, как бы не подстраивала их встречи и разговоры, какие бы взгляды не бросала на него, Джеймс оставался непреклонен. Он равнодушно отводил взгляд, когда замечал, что она смотрит, на все вопросы отвечал односложно и, казалось, с некоторым раздражением. И, это было самым страшным, он пресекал все ее отчаянные попытки приблизиться к нему, как будто она была больна страшным и неизвестным заболеванием. Нарциса вряд ли когда-нибудь сможет забыть, как он отдернул руку, стоило им случайно соприкоснуться в толпе. Это так страшно, когда человек, которого ты так отчаянно любишь, не хочет больше чувствовать твоих прикосновений к нему.
В тот момент, когда слизеринка, забыв о причине своего времяпрепровождения, вдруг развернулась, явно желая уйти, а еще лучше убежать от всего, о чем она думала, на заснеженном кусочке серого камня появился Сириус Блэк.
Грифиндорец выглядел совсем не таким счастливым и веселым, каким Нарцисса видела его на ужине. Наверное, именно этим он отличался от других учеников его факультета, именно этим был похож на нее саму. Он умел притворяться. То, что умел каждый уважающий себя слизеринец, было попросту не по зубам таким простодушным добрякам, как гриффиндорцы. Но вот Сириус впитал это умение с молоком матери.
Парень вздохнул и подошел к сестре. Сейчас он был так похож на того Блэка, которым всегда хотела видеть его Вальбурга: он выглядел усталым аристократом, который видит слишком много, но говорит так мало, с этим невозмутимым спокойствием на невозможно красивом лице. Снежные хлопья путались в черных прядках, придавая его образу еще больше печали, а в его глазах отражалось небо и бледная девушка под порывами ветра. На секунду у Нарциссы мелькнула мысль, что у ее брата должно быть такая тяжесть хранится на душе, раз он так отчаянно ее скрывает от своих друзей, тяжесть, о которой он вряд ли признается даже себе.
Нарцисса посмотрела в синие глаза брата и вдруг так ясно осознала, что именно у него еще не спросила совета, а ведь он был ближе всех для Джеймса, а значит, ей мог помочь именно он. Надежда вновь колыхнулась в ее душе, и серые глаза замерцали. И почему она раньше никогда не задумывалась о том, что Сириус знал Джеймса, как себя, или даже лучше, поэтому он мог сказать, что Нарцисса делает не так!
- Я не знаю, Сириус… - выдохнула девушка, и белый пар на мгновение замер у ее лица, прежде чем растаять в воздухе. – Я, правда, не знаю, что мне делать! Мне кажется, я уже все перепробовала, но Он лишь отдаляется от меня. Что же я делаю не так? Что я все время упускаю?
Слизеринка замолчала и опустила глаза. Она не знала ответов на эти вопросы, как бы не старалась отыскать ответы, не знали и Эрика с Айрис, не знал Северус, так может, хотя бы Сириус знал? И Сириус Блэк действительно знал ответы…
- Ты упустила из вида одну важную вещь, сестёнка… - На мгновение он улыбнулся очевидности ответа, которого так намеренно не видела слизеринка, но улыбка не задержалась на его красивом лице, придавая его привлекательности мрачные черты. – Что бы ты ни делала, как бы себя ни вела, ничего не изменится. Даже если ты прекратишь попытки, даже если будешь продолжать бороться. Просто он не вернется, Цисс. Не вернется, потому что он не хочет возвращаться…
Нарцисса резко подняла голову и посмотрела на брата таким взглядом, словно тот только что ударил ее.
- Отпусти его, Цисс… Из-за тебя у него проблемы с Лили…
Это была главная причина, по которой Сириус устроил сегодняшнюю встречу. Ему просто безумно опостылело хмурое лицо Поттера, а помочь он не мог, потому что Эванс ловила каждый взгляд Нарциссы на Джеймса, каждую ее попытку заговорить с ним, каждое намеренное касание, но почему-то упорно не замечала реакции самого Джеймса на это, воображая себе невесть что. И естественно это не ускоряло примирение этой парочки и возвращение привычного веселого Поттера.
Мысли о проблемах друга захватили все внимание гриффиндорца, из-за чего он не заметил, как сверкнули глаза его сестры.
- Да какое мне дело до этой рыжей маглы?! До ее чувств и их ссор? Я хочу, что бы Джеймс был со мной, чего бы мне это ни стоило! – только яростно суженые глаза выдавали гнев аристократки, весь ее образ хранил хладнокровное спокойствие.
Тут пришла очередь Сириуса разозлиться, в конце концов, он был верным другом и гриффиндорцем, а слова Нарциссы явно несли не любовь и всепрощение.
«Нарцисса, какой бы милой она не была без маски чистокровки, не жертва случая, из-за которого она родилась в такой семье, а высокомерная девица, привыкшая получать все, что захочет…» - слова Джеймса словно гром прозвучали в голове Сириуса.
- Мерлин! Да Поттер ведь был прав на счет тебя! Ты же эгоистка, о какой вообще любви ты говоришь? Да ты же не любишь никого, кроме себя! – Сириус тоже умел оставаться спокойным внешне, когда все горело внутри, а в его синих глазах полыхало пламя. – Тебе наплевать на Джеймса, лишь бы тебе было весело! А то, что у ваших отношений никогда не было будущего, то, что ты станешь женой Малфоя, - ерунда? Собиралась играть с Джимом до своей свадьбы, а потом «пишите письма»? Поэтому ты сейчас хочешь сломать ему жизнь? Ради каких-то месяцев своего эгоистичного удовольствия? Я порой жалею, что ты моя сестра…
Сириус посмотрел на нее таким взглядом, с каким обычно сами слизеринцы смотрят на гриффиндорцев, с омерзением. На Нарциссу, умницу и красавицу, еще никто и никогда так не смотрел. И этот взгляд, словно ведро ледяной воды, в одно мгновение смыл с Нарциссы всю обиду и принес понимание. Понимание, что Сириус действительно был прав. Потому что она была действительно самовлюбленной эгоисткой, и она так глубоко погрузилась в свою боль и отчаяние, что ни разу не подумала о том, что такой финал был не просто вероятным… он был правильным! Им никогда не суждено было быть вместе, и все в этой жизни на это указывало. Враждующие факультеты. Враждующие семьи. Даже враждующие характеры и образы жизни. Джеймс видел эти знаки, а Нарцисса, словно слепая, шла на тот свет, что Джеймс вынес из своего мира. Но поскольку она сама никогда бы не смогла остаться около этого света, она неосознанно пыталась его потушить, погрузить Джеймса в свою тьму, лишь бы только не потерять его. Но как можно потерять человека, который не твой? У них были разные судьбы, в которых не было места друг другу…
Нарцисса не заметила, как Сириус покинул Астрономическую башню. Наверное, они оба в глубине души понимали, что все равно никуда не денутся от своего кровного и духовного родства, ведь даже разные масти не могли стереть их сходств. Поэтому сейчас Сириус уходил, а Нарцисса давала ему уйти. Он открыл ей глаза, но видеть или нет, должна была решить она сама.
Ненависть Джеймса была страшнее, чем его нелюбовь.
Нарцисса решила видеть.
***
Сириус Блэк медленно шел по пустынному коридору верхнего этажа. До отбоя было еще предостаточно времени на одинокую прогулку по замку, а парню почему-то безумно хотелось побыть одному. И дело было не только в том, что ему сейчас совсем не хотелось лицезреть бичевания Поттера, попытку Ремуса успокоить его буйную голову и суету Питера вокруг них двоих. Нет, Сириус был хорошим другом, он никогда не оставлял друзей в беде, но сейчас Поттеру никто не мог помочь, а спокойно смотреть Блэк тоже не мог.
Вообще Сириус не мог понять своих странных и неоднозначных чувств, не мог понять их природу и причину. Они просто засели у него в душе непонятной тоской, которая мешала жить как раньше. Ведь раньше он так легко отодвигал все ненужные эмоции в сторону, он радовался всем неприятностям, рассматривая их как приключение, а теперь не мог. И что самое удручающее было в его положении, он не знал, когда закончилось то «раньше». Сейчас ему казалось, что его прошлые беззаботные дни остались так далеко в прошлом, словно они ему приснились.
Те чувства, которые сейчас охватили все его существо, были настолько неизведанными и непонятными, что Сириус был готов лезть на стену, лишь бы только избавиться от них. Но, наверное, больше всего парень не хотел, чтобы друзья заметили эти чувства. Они казались ему постыдными – так сильно он гордился своим наплевательским отношением ко всему на свете. И ладно Джим, тот был сейчас просто не в состоянии заметить перемены в друге, про Питера даже и говорить бесполезно, но вот Рем мог, ох мог заметить…
Поэтому сейчас Сириус Блэк, всегда окруженный друзьями и толпой поклонниц, шел в полном одиночестве. И не было на его лице вечной улыбки и высокомерного взгляда, из-за чего он казался обычным и простым.
Повернув в очередной раз, парень понял, что уперся в тупик. Слева и справа были двери в учебные аудитории, но перед ним была стена с большой картиной. Наверное, Сириус никогда бы не увидел эту картину, если бы не повернул сюда, и возможно бы не обратил внимания, даже если бы у него было занятие в одной из этих аудиторий, но сейчас он стоял напротив нее и не мог отвести взгляд.
На холсте была нарисована красивая колдунья в средневековом наряде, которая стояла у окна и читала письмо. Это была влюбленная, которая ждала своего возлюбленного воина. Художник запечатлел момент, когда девушка получила последнее письмо от своего возлюбленного, в котором он говорит ей, что жив и обязательно к ней вернется, и у нее такое счастливое и просветленное лицо… она ведь не знает, что он не успеет добраться до ее замка прежде, чем вражеское заклинание настигнет его.
- Миледи, вы прекрасны! – Сириус не смог сдержать восхищения, потому что нарисованная девушка была подобна живой.
Колдунья, впрочем, перестала улыбаться и посмотрела на гриффиндорца оценивающим взглядом. Не было понятно, что она вынесла из этого осмотра, потому что девушка ничего не ответила и вернулась к чтению письма, которое читала с самого момента создания картины и, должно быть, выучила его наизусть.
- Почему вы молчите? – Блэка задело такое поведение по отношению к нему, тем более, что девушка была ненастоящая. – Неужели вы еще не выучили этого письма, что не можете уделить мне и минуты?
- В нем гораздо больше смысла, нежели в вас, - мягким голосом проговорила колдунья, не отрываясь от чтения.
Глаза парня округлились от удивления. Картина говорила, что он бессмысленный. Он – Сириус Блэк, любимец девушек и известный выдумщик. Эти слова никак не укладывались в его красивой голове.
- Я бессмысленный? – аристократ приподнял черную бровь. – И почему же?
Девушка на картине очаровательно улыбнулась и посмотрела на него с жалостью, словно он спросил что-то очевидное, но из-за скудости своего ума не был в силах этого понять. Она так долго молчала, что парень был уже готов потерять терпение и уйти, но колдунья свернула письмо и ответила:
- Вы никого не любите.
Холст опустел, и ее комната сразу стала казаться не живой, словно ее хозяйка не вышла за раму, а выбросилась из окна. А Сириус, ожидавший чего угодно, кроме подобного ответа, стоял не в силах пошевелиться и все смотрел на картину. Ее слова не выходили у него из головы и гудели словно поезд, у которого он лежал под колесами.
Сириус действительно не любил. Ни одну девушку из тех, с кем он был. Ни одна из них не затронула его сердца. И вот оказывается, что именно поэтому в нем нет смысла. В одно мгновение все встало на свои места. Парень понял, что за тоска съедала его изнутри, потому что там, внутри, ничего не было. Только пустота, гнетущая и засасывающая в свои непролазные дебри. В нем не было смысла. Он был пуст.
И сразу же стало понятно, когда и после чего он начал ощущать эту невиданную прежде пустоту. Это случилось сразу же после ссоры Джима и Лили. Стоило другу погрузиться в свои любовные муки, и Сириуса накрыло. И нет, это не была ревность, что друг стал уделять ему меньше времени и тому подобное. Просто Блэк смотрел на то, как отчаянно Поттер пытался вернуть Лили в свою жизнь, и понимал, что это так важно иметь в этом мире ту, которую ни то что не хочется прогонять, бросать, оставлять, - ее безумно страшно отпустить. У Сириуса никогда не было такой девушки, за которой хотелось идти, для которой хотелось совершать подвиги и добиваться ее всеми силами. Они все так легко всегда шли к нему, что их не страшно было терять. Поэтому, глядя на любовь Джеймса, Сириус впервые в жизни понимал, что ему этого тоже не хватает…
Куда не смотрел Сириус, он везде видел эту чертову любовь, и не мог понять, то ли в этом году все сошли с ума, то ли это он просто раньше был к ней слеп. Все вокруг страдали из-за любви. Джеймс никак не мог достучаться до Лили. Она же в свою очередь никак не могла ему поверить. Нарцисса заблудилась в своих чувствах к Джеймсу, а Нюнчик ходил чернее тучи из-за все той же Эванс (если конечно верить сомнительному чутью Сохатого). Питер тихонечко ходил за скромной отличницей с Пуффендуя, а Ремус, судя по наблюдениям, был тайно (видимо даже для себя) влюблен в чистокровную Рэйвенкловку. И так было везде, у каждого был кто-то на сердце. И только в Сириусе не было смысла. Он был пуст.
***
Люциус Малфой проснулся на самой заре, хотя, конечно же, в подземельях Слизерина сложно было определить время. Его не будило нахальное солнце, или трели оставшихся на зиму птиц, или крики детей, играющих в снежки, его разбудила тишина. Нет, Сарра все так же мерно дышала на его груди, но то затишье, что было последнее время, сейчас звучало особенно ощутимо.
Сегодня каждый знатный отпрыск Хогвартса покинет замок и отправится домой, дабы подготовиться к светскому приему. И он, Люциус Малфой, как староста факультета, должен сделать это одним из первых. А это значит, что отведенное до приема время парню придется провести в своем, ставшим после смерти матери ненавистным, доме вместе со своим отцом, которого Люциус предпочел бы видеть еще реже, нежели то угрюмое красивое серое здание, в котором они жили.
Сарра как-то неспокойно вздохнула во сне и перевернулась на другой бок. Тонкое покрывало очерчивало изгиб ее стройного тела так же невесомо, как сон обволакивал ее сознание. У Люциуса появилось непреодолимое желание прикоснуться к ней, убедиться, что это действительно она, а не жалкая иллюзия. Но он поборол это желание, потому что Сарра и так стала плохо засыпать, и сон ее становился крепким только под утро.
Слизеринец встал и начал медленно одеваться, стараясь не спускать взгляда со спящей девушки, стараясь запечатлеть этот момент в памяти. Когда-нибудь он уже не сможет просыпаться рядом с ней, смотреть на ее спящее лицо, беречь ее чуткий сон… Люциус содрогнулся от этой мысли.
Аристократ подошел к зеркалу и посмотрел на свое бледное красивое лицо. Глядя на этого белокурого юношу, что смотрел стальными глазами из глубины зеркала, невозможно было предположить, что он может чего-то боятся. Но ведь если человек сильный и независимый от чужого мнения, кто сказал, что ему нечего боятся, или некого, или не за кого? Вот и он безумно боялся своего отца, из-за которого будет вынужден потерять ту, кого боится потерять.
Парень прошелся глазами по комнате пытаясь отыскать свою волшебную палочку, но та привычно лежала на тумбочке у кровати, как и множество раз до этого. Часы отбили пять утра, а это было явно слишком рано для визитов туда, куда не хочется идти в любое время суток. Но дело было скорее даже в том, что Сарра еще спала, а оставлять ее одну у Люциуса не было ни сил, ни желания.
Слизеринец сел в большое зеленое кресло в углу комнаты и закрыл глаза. Почему-то именно сейчас ему вспомнилась мать. Быть может, дело было в том, что сознание готовило его к посещению того место, где все напоминало о ней… Арабелла Малфой была красивой и независимой, возможно, поэтому она так быстро надоела Абракасу, который не терпел неповиновения своей воле. И хотя сам Люциус крайне редко становился свидетелем самих ссор его родителей, он прекрасно видел, что Абракас всегда был крайне недоволен своей женой. Сам же Люциус очень любил мать, она всегда давала ему советы, надеясь, что он вырастет непохожим на отца, но она так рано оставила своего сына… Когда она умерла Люциусу было только одиннадцать, он еще не успел уехать в Хогвартс, не успел поступить на Слизерин. Арабелла так и не узнала, что ее единственный сын станет одним из лучших учеников, старостой факультета, на котором она сама училась. Но, наверное, больше всего на свете Люциус жалел о том, что так и не успел познакомить мать с Сарой… Нет, конечно же Миссис Малфой представляли детей четы Лоуренс, но на тот момент они были лишь детьми. А той Сарры, которую знал и любил Люциус, Арабелла уже никогда не сможет узнать.
Люциус посмотрел на спящую девушку, сейчас он впервые задумался, как сильно она похожа на его мать, и внешне, и внутренне. Нарцисса была совсем другой, но всегда нравилась его матери. На самом деле выбор невесты был единственным совместным решением родителей Люциуса. Возможно, именно поэтому парень никак и не мог отказать отцу в свадьбе с Нарциссой, из-за той любви, что питала его мать к этой девушке, как к своей родной дочери.
На самом деле, мало кто знал об этой тайне семьи Малфой, а сами они называли это «проклятием старого «М»». Ходили легенды, что у дедушки Абракаса Малфоя сначала рождались только девочки, а ему нужен был наследник. И тогда он погрузился в дебри черной магии и связал свою кровь с заклинанием, которое якобы помогало рождаться мальчикам. И с тех пор в семье Малфой не могла родиться ни одна девочка, вернее ни одна живая девочка.
Арабелла же всегда мечтала о дочери, она считала, что девочка смягчит характер Абракаса, и, возможно, в этом была доля правды. И когда Люциусу было пять, его мать вновь забеременела. Но белокурая девочка, нареченная Аспасией, родилась мертвой… Возможно, поэтому миссис Малфой пыталась пережить свое горе, спрятавшись в любви к чужой девочке… Сейчас Люциус никогда не сможет спросить свою мать об этом, и только две могилы на небольшом холме в самой дальней части поместья Малфой давали косвенный ответ.
- Ты почему не спишь, рано же еще? – тихий голос Сарры вырвал парня из воспоминаний.
Он открыл глаза и посмотрел на девушку, которая в темноте была похожа на привидение. Не в силах ничего сказать Люциус просто подошел и сел на кровать рядом с ней, прижимая к себе ее хрупкую фигурку…Она была так сильно похожа на его мать, почему он никогда этого не замечал?
***
Сарра и Алан Лоуренсы вошли в холл своего поместья, в котором как всегда царила тихая, но благодаря светлым гаммам не мрачная атмосфера. Здесь уже поджидали несколько домовиков с протянутыми для верхних мантий ручками и склоненными головами. Стандартная картина: никаких радостных родителей, обнимающих своих детей в приветствии, никаких радостных возгласов. Привычная тишина.
- Где родители? – небрежно поинтересовался Алан у домовика с маленькими ушами, который выполнял в их доме функцию дворецкого.
- Госпожа в гардеробной собирается на званный ужин, а Господин в своем кабинете, он просил, чтобы юные Господа посетили его по прибытии, - важным голосом пропищал домовик, закрывая парадные двери на засов.
Брат с сестрой переглянулись и пожали плечами. Но выбора у них особенно то и не было, поэтому они сразу же направились в кабинет своего отца.
- Я могу попробовать повлиять на отца касательно выбора тебе жениха, - вдруг сказал Алан, не глядя на сестру. – Есть пожелания?
Здесь, в стенах поместья Счастливчик всегда становился серьезнее, всегда был еще более похож на тот идеал аристократа, который придумали для него родители, а он стремился ему следовать во избежание всякого рода скандалов. Просто он всегда хотел прожить жизнь так, как хотелось именно ему, а когда родители не чают в тебе души, их гораздо легче убедить в правильности твоих взглядов на те или иные вещи. В школе было проще, нужно было всего лишь замечательно учиться и не попадать в переделки, чтобы учителя хвалили тебя при довольно редких посещениях Мистера Лоуренса, как одного из членов попечительского совета, достаточно было играть в команде замечательно и поддерживать ровные отношениями с детьми отцовских партнеров. Все это было проще простого, и Алан справлялся с этим на ура. Здесь же, в этом доме, нужно было тщательнее подбирать слова и эмоции, в зависимости от того, что хотели слышать и видеть родители.
- Мне все равно, - ответила Сарра спустя несколько секунд.
Ей действительно не было важно, каким будет ее жених, если это будет не Люциус. Какие будут у него волосы и глаза, как он будет смеяться и злится, будет ли он ее любить или нет. Какое все это имело значение, если на вопрос «есть ли пожелания» у нее перед глазами встает только блондин со стальными глазами и скрытой внутри нежностью только к ней одной.
Алан посмотрел на сестру, словно мог прочитать все ее мысли. Но это действительно было не так сложно для него. Да, она могла лучше всех прятать то, что чувствует, но каждый знал, чье имя она лелеет в сердце, и каждый знал, что не судьба.
- Сар, ты же сама понимаешь, что гораздо проще разнести весь мир в клочья, нежели заставить Абракаса Малфоя поменять свое решение. Да проще его убить, хотя, как ты знаешь, вряд ли кто-то кроме Темного Лорда способен на это.
Сарра опустила глаза. Конечно она все это понимала и уже давно не питала ложных надежд. Хотя сейчас ей в голову пришла совсем бредовая идея попросить о помощи Темного Лорда. Упасть перед ним на колени и клясться ему в пожизненной верности. Погрязшая в своем отчаянии девушка была готова даже убивать ради своей мечты. Но Алан продолжал, словно вновь читая ее мысли.
- Можно было бы конечно обратиться к Темному Лорду с просьбой и всю оставшуюся жизнь работать на него как проклятый, но боюсь, в вашей с Люциусом ситуации это тоже не поможет. Семья Блэков стоит так же близко к Лорду, как и семья Малфоев, если даже не ближе. Они самые верные его последователи и в его интересах их породнить еще сильнее. Я даже не удивился бы, если бы оказалось, что это он сам и предложил Абракасу дочку Блэков как кандидатуру в невестки…
Сарра никогда об этом не задумывалась, но в словах Алана было столько логики, что она невольно поежилась. Получалось так, что у них с Люциусом никогда не было шанса быть вместе. Даже самого крошечного шанса. Не было никогда.
Один из домовиков отворил перед ними дверь кабинета, впуская наследников внутрь самого главного места в доме. Этот кабинет был достаточно большим и светлым, с легкими длинными шторами, которые развивались от холодного ветра почти на всех участках стен, так как здесь и не было как таковых стен. Кабинет больше напоминал летнюю террасу. За большим дубовым столом с резными ножками сидел мистер Лоуренс – мужчина со светлыми короткими волосами и спокойным взглядом карих глаз. Он улыбнулся детям уголками губ, словно более радостную улыбку он просто не мог сделать. Рядом с его столом стояло кресло для приемов, в котором сидел джентльмен в цилиндре и черной мантии. Это был незнакомый для Сарры и Алана мужчина, но он улыбался им вполне открытой и дружелюбной улыбкой, словно всегда их знал. Как только подростки вошли, он поднялся и оперся на красивую резную трость.
- Дорогие, это мистер Райс, он прибыл из Америки, чтобы познакомиться с Саррой, - обратился мистер Лоуренс к своим детям и тут же вновь переключился на своего гостя. – Это наша с женой гордость, мои сын Алан и дочь Сарра.
- Добро пожаловать в Англию, - в один голос сказали брат и сестра, пытаясь понять, кто это господин и что ему нужно от Сарры.
Сарра и Алан переглянулись. Они не могли даже помыслить о том, что их отец может присмотреть в качестве жениха своей дочери мужчину средних лет. Но другой версии его визита у них попросту не могло быть. Он был не настолько зрел, чтобы иметь взрослого сына. Девушка еще раз посмотрела на гостя, но на этот раз более внимательно. При тщательном осмотре он оказался моложе, чем на первый взгляд. На вид ему было лет тридцать, и единственные морщинки на его лице находились в уголках глаз - это создавало ощущение, что он все время улыбается. У него были темные волосы и столь же темные глаза, над верхней губой у него были аккуратные усы. В целом он создавал достаточно приятное впечатление, но порождал много вопросов.
- Я рад наконец-то с вами познакомиться!
Он говорил с очевидным американским акцентом, не говоря уже о его манере держаться с малознакомыми людьми, как с близкими друзьями, что очень контрастировало с холодной вежливостью англичан. Он тут же подошел к подросткам и пожал руку Алана, а затем поцеловал руку Сарры. При ходьбе он очевидно хромал, опираясь на трость, и несколько морщился, что наводило на мысль о том, что ему очень больно передвигаться.
- Вы еще прелестнее, чем рассказывал мне ваш многоуважаемый отец, - доверительно проговорил мужчина Сарре на ухо.
У девушки возникло стойкое желание выдернуть свою руку, которую он продолжал сжимать, из его ладони, но она попросту не могла так поступить. Этот странный мужчина был настолько приветливым, что слизеринка чувствовала к нему отвращение. Он был совсем не похож на Люциуса, что все в нем раздражало юную Лоуренс, начиная от его увечья и заканчивая его идиотской шляпой.
Мужчина наконец-то отпустил руку девушки и вернулся в стоящее у стола кресло. Алан чувствовал отвращение сестры каждым миллиметром кожи и понимал, что нужно ее отсюда увести.
- Надеюсь, вы сможете нас простить, но нам следует подготовиться к приему, Отец, мистер Райс, - Алан вежливо поклонился мужчинам.
- Конечно, идите, - кивнул мистер Лоуренс и вновь повернулся к гостю.
- Я был счастлив наконец-то с вами познакомиться! – вновь улыбнулся мистер Райс и тоже повернулся к хозяину поместья.
Сарра вымучено улыбнулась и выскользнула в коридор раньше брата. Она быстрыми шагами отошла подальше от этого кабинета, от своего отца и этого ненавистного мужчины, словно боялась, что они пойдут следом. Но следом спешил только Алан, который совсем не понимал поведения своей сестры.
- Почему ты злишься? – парень заглянул в глаза девушки, стараясь идти с ней в ногу.
- Нет, ты видел? Этому американцу должно быть лет тридцать, и он даже ходить уже не может! А как он разговаривает! Он видимо ничего не знает о манерах! Отвратительный человек…
Алан остановился и покачал головой. Причина таких несправедливых слов о достаточно милом человеке была так же очевидна, как очевидно было полное различие мистера Райса и Люциуса. Поэтому Счастливчик предпочел не учить сестру уму разуму пока та находится в столь неспокойном состоянии. Он понимал, что ей нужно время, чтобы смирится с тем, что она не сможет быть с Люциусом. А времени ей понадобится крайне много…
***
Эвелин Течер сидела перед большим зеркалом в металлической раме в красивом платье бутылочного цвета и наблюдала за маминым отражением в зеркале. Пьера Течер с мягкой улыбкой расчесывала дочери волосы, и создавалось впечатление, что это простое занятие является ее единственной отрадой в жизни. Хотя в действительности так и было.
- Вот наконец-то посмотрю на сына Гринграссов. Сами они конечно не особенно приветливы, подозрительные какие-то, но может быть он другой? – Пьера размышляла в слух, словно сама с собой, но на самом деле она очень хотела поговорить с Эвой хоть о чем-нибудь.
Миссис Течер была молчаливой и тихой на первый взгляд, но это было скорее приобретенной привычкой, нежели врожденным качеством. И дочь была единственной, с кем Пьера не скрывала свое желание высказаться. Когда Эва была в школе, женщина почти не разговаривала, если не считать короткие ответы на вопросы мужа. И эти месяцы молчания безумно ее тяготили, поэтому, когда Эвелин все же появлялась в поместье, Пьера старалась не отходить от нее ни на шаг.
- Мне кажется он такой же, всегда в стороне, - Эва пожала плечами. – Я ни разу с ним не разговаривала. Он вообще мало разговаривает.
Эва, в отличие от матери, никогда не уставала от тишины, никогда не скучала по разговорам, близкие друзья и так прекрасно понимали ее молчаливое мнение. Да и желания разговаривать о каком-то подозрительном однокашнике у нее было не много, так как в ее голове было место только для одного парня.
- А какие у них отношения с девочкой Забини, она же Эрика кажется? – Пьера не оставляла попытки разговорить свою дочь.
- Не знаю мам, мы с Эрикой не дружим, - Эва была верна себе. – Хотя я очень редко видела их вместе, и близкими друзьями они не выглядели.
Миссис Течер грустно вздохнула и достала волшебную палочку. Она начала делать в воздухе круги и завитки, и волосы Эвы начали повторять за палочкой, повинуясь магии. Через пару минут прямые волосы красивыми кудрями ниспадали на плечи девушки.
- Несчастные дети… А ведь свадьба должна быть одним из самых счастливых моментов жизни. – Женщине было действительно жаль этих мало знакомых детей, но она вовремя вспомнила, что у нее самой так же есть дочь, которую есть из-за чего пожалеть. – А вы дружите с Альбертом?
Эва, которая никак не отреагировала на рассуждение матери о несчастных свадьбах, посмотрела на нее как на человека, на которого наслали какое-то странное проклятие. Девушке всегда казалось, что нужно быть не в себе, чтобы задавать подобные вопросы, но ей вдруг пришло в голову, что в действительности, ее родная мать ничего о ней не знает.
- Я ненавижу его, мам, - слизеринка улыбнулась, но эта улыбка выглядела более фальшиво, чем обычно. – Да и он, поверь, не питает ко мне добрых чувств.
Женщина опешила от столь резкого ответа дочери. Хотя у нее и были предположения о том, что Эва совсем не рада предстоящей помолвке, но она не думала, что это так серьезно.
- Так вот в чем дело… - Пьера стала казаться еще более усталой и подавленной, чем обычно. – А я, признаться, думала, что тебе просто нравится другой мальчик…
Эвелин усмехнулась и посмотрела на свое отражение в зеркале. У нее были такие грустные глаза, что даже ей самой стало себя жаль.
- Нет мам, мне никто не нравится. Но я бы все отдала за то, чтобы я сама могла выбирать того, с кем мне придется прожить свою жизнь. Есть человек, который мне не нравится, я просто люблю его больше всего на свете…
Миссис Течер, не ожидавшая подобного признания, застыла не в силах пошевелиться. Женщине хотелось обнять свою уже такую взрослую девочку и в то же время ей хотелось в ужасе убежать от этих несчастных карих глаз. Эти два противоречивых чувства боролись внутри нее, но победило желание знать все до конца.
- Как его имя?
- Ричард Пьюси.
На мгновение в комнате воцарилось молчание, которое было разрушено треском, с которым ударилась об пол выпавшая из рук Пьеры расческа. Женщина с выражением глубокого страдания попятилась от своей дочери, словно боялась, что та повернется и ударит ее. Эвелин повернулась на мягком пуфе и с удивлением посмотрела на мать.
- Что случилось?
- Мерлин, какая же я дура!
Женщина прижала ладони к лицу и начала сотрясаться от беззвучных рыданий. Эва тут же подскочила, отодвигая пуф в сторону, и опустилась на колени у ног матери, мягко шурша платьем. Она, не произнося ни звука, взяла маму за руки и положила ее ладони себе на голову. Пьера начала гладить дочь по мягким волосам и слезы перестали бежать из ее карих глаз, словно сами собой.
Эва не знала, почему мама успокаивалась, когда гладила ее по голове, но прибегала к этому верному способу всегда, сколько себя помнила.
- Мам, расскажи мне.
Пьера посмотрела на своего ребенка, словно оценивая, сможет ли девочка вынести то, что она собиралась ей сказать. Но Эва всегда была очень спокойной, неэмоциональной, поэтому женщина сделала глубокий вдох.
- В тот день, когда нас посетил мистер Паркинсон, я догадалась, что речь пойдет о тебе. Просто он сразу же спросил о твоем здравии и попросил передать тебе горячий привет от своего сына. Я тогда еще подумала, что это глупо, ведь вы с Альбертом наверняка каждый день видитесь, и он всегда может передать тебе привет напрямую…
- Мам!
От неожиданности Пьера опешила и посмотрела в нетерпеливые глаза дочери.
- Ой, прости… - женщина вернулась к сути рассказа. – Так вот, через пару минут после того, как Октав проводил мистера Паркинсона к твоему отцу, появился мистер Пьюси и изъявил желание так же говорить с Эндрюсом. Мне почему-то не пришло в голову, что он так же пришел по поводу тебя и будет честнее сразу же препроводить его к твоему отцу. Вместо этого я предложила ему подождать, пока освободится Эндрюс. А потом, разумеется было уже поздно… Прости меня, доченька!
Эва помотала головой и вымученно улыбнулась.
- Все нормально мам, ты же не виновата, что отец Ричарда опоздал…
Эвелин встала и подошла к окну. Она попросту не могла смотреть на мать. Нет, она ее не винила, потому что та действительно не была виновата в том, что ее счастье опоздало на пару минут. Просто услышать о том, что все могло случиться, действительно могло, было гораздо больнее. Ее мечты сейчас вновь умирали, даже будучи уже мертвыми.
***
Прием был в самом разгаре. Весь высший свет магической Англии, разодетый в самые дорогие и красивые мантии, нахваливали убранство поместья Гринграссов и красоту Эрики, которая вот-вот должна была стать официальной невестой наследника всего этого убранства. Конечно, это были далеко не единственные темы для разговоров, хотя и основные темы для сплетен. Аристократы наперебой шушукались о том, что чета Забини очень постаралась о будущем своих детей: сыну они выбрали признанную красавицу, да и просто богатую невесту - старшую Ростер, - а своей «жемчужине» (так мистер Забини называл свою любимую дочь) подобрали богатенького жениха. Хотя выбор Дэрека многим казался очень рискованным: Гринграссы были достаточно подозрительными, так как редко появлялись на приемах, а свои вообще не устаивали. Естественно скучающие волшебницы предположили, что они что-то скрывают. Но сегодня, находясь в этом таинственном поместье, многие были крайне разочарованы, так как здесь не было ничего странного или хотя бы необычного.
Как бы то ни было, взрослые продолжали плести свои замысловатые интриги, а дети пожинать их плоды даже на этом торжестве, а точнее сказать – особенно на подобных торжествах.
Айрис Ростер стояла рядом со своей семьей и семьей Забини и держала в руках бокал с какой-то красиво-переливающейся жидкостью. Начиналась самая торжественная часть праздника: в центре зала стояли мистер Забини и мистер Гринграсс, а рядом с ним, друг напротив друга, стояли Эрика и Дэрек.
Айрис отметила, что Эрика изо всех сил старалась выглядеть ослепительно. На ней было надето красивое темно-бирюзовое платье со всевозможными кружевами и красивыми вставками, оно было слишком изысканно и мало какую леди оставляло равнодушным. Прическа же Эрики как раз не отличалась замысловатостью, но от этого выглядела еще более красиво: ее кудри были просто собраны и закреплены на макушке, а несколько локонов словно сами выбились из прически.
Дэрек же выглядел как всегда спокойно-равнодушным, словно происходящее не имело к нему никакого отношения, и, наверное, именно этим привлекал к себе всеобщее внимание.
Но Айрис смотрела на подругу, пытаясь понять ее чувства, и никак не могла их разглядеть за широкой улыбкой девушки. Отцы вдруг начали говорить торжественную речь о единении семей, и Эрика, словно по сигналу, слегка повернула голову и посмотрела на Айрис. Их взгляды встретились лишь на мгновение, чтобы никто не успел ничего заметить, но рэйвенкловка успела уловить неподдельный страх в глазах подруги.
Это был действительно один из самых страшных моментов для детей волшебной элиты. Помолвки не расторгаются, браки длятся до «пока смерть не разлучит».
Прозвучали аплодисменты. Айрис с удивлением поняла, что случайно пропустила все самое важное. Главные слова были сказаны, кольцо с гербом Гринграссов было надето на палец Эрики, а сама она стала невестой.
Все тут же образовали огромную очередь для того, чтобы поздравить новоиспеченных жениха и невесту, и младшей Ростер ничего другого не оставалось, как вместе с родителями и сестрой присоединиться к всеобщему лицемерию.
- Поздравляю, - Айрис попыталась, чтобы слова прозвучали искренне, но у нее это совсем не вышло.
Никто не смотрел на подавленную Айрис, потому что все взгляды были устремлены на молодую пару, а точнее на невесту, которая излучала фальшивое, но мало отличное от настоящего, счастье.
Айрис очень хотелось быть рядом с подругой, но вокруг той уже образовалась толпа, которая вряд ли собиралась рассеиваться. Поэтому рэйвенкловке ничего не оставалось, как отойти к столу с напитками. Но в зале было слишком шумно и девушке захотелось побыть одной. Она вышла на один из балкончиков, с которых был хорошо виден предстоящий закат: солнце уже было алым и казалось больше, чем обычно. А внизу, на застланной алым светом снежной лужайке танцевали в такт только ими слышимой музыке Ричард и Эвелин.
Сердце Айрис сжалось, а бокал, выскользнул из ее рук и с громким звоном разбился. Испугавшись, что пара внизу заметит ее, девушка юркнула в зал, в котором никто и не услышал звука разбившегося хрусталя, а затем выскользнула в большой коридор.
Ростер совсем не хотела сейчас ни с кем разговаривать и медленно шла по пустому коридору. Вскоре раздались другие шаги, и девушке ничего не оставалось, кроме как зайти в ближайшую комнату.
Это был небольшой круглый зал, находившийся, по-видимому, в основании одной из башенок поместья. Множество окон были занавешены плотными шторами, а в оставшиеся лился алый свет заката. В середине комнаты, на мягком ковре, стоял большой черный рояль.
Айрис сразу же направилась к музыкальному инструменту и начала играть свою самую любимую мелодию. Перед глазами у нее продолжали танцевать Ричард и Эвелин, словно она все так же стояла на том злосчастном балконе. Они медленно вальсировали, не попадая в такт ее музыки. Наверное, у них были счастливые лица, но Айрис никак не могла разглядеть, потому что изображение теряло четкость и расплывалось. А звук в комнате все усиливался, подводя мелодию к кульминации. Но пальцы соскользнули с намокших клавиш, нещадно фальшивя. Девушка вытерла слезы со щеки и попыталась продолжить партию, но пальцы вновь и вновь скользили, извлекая из рояля кричащие звуки ее души.
Идеально настроенный рояль ничем не мог помочь расстроенной пианистке.
***
Снег укрывал поляну у поместья Гринграссов, которая, должно быть, зеленела все лето и покрывалась полевыми цветами. Но сейчас был ноябрь, и снег спрятал все, о чем эти гости могли только предполагать. Солнце искрилось закатными лучами, отражаясь от снежинок и заставляя их переливаться. И здесь, оторванные от остального мира, в эпицентре зимы, двое подростков лелеяли свое хрупкое счастье.
Эвелин Течер и Ричард Пьюси медленно танцевали на небольшом пяточке, который вытоптали в середине сугроба. Они не знали, под какую музыку движутся, и существует ли она вообще вне пределов этого маленького островка их несбыточных надежд. Они танцевали под музыку своих трескающихся душ, и их движения были хоть и плавными, но в то же время какими-то надтреснутыми.
Ричард обнимал самое дорогое, что у него было на тот момент, и чувствовал, как время неумолимо ускользает из его пальцев, под которыми сейчас горела ее кожа. Крайним уголком сознания парень слышал, как мерно шуршит подол ее платья по мягкому снегу, но этот звук вовсе не успокаивал. Он слышал стук своего сердца и как сбивчиво дышит Эва, словно ребенок, которому снится странный сон. И так хотелось убаюкать ее, укрыть от всех снов и реальностей, в которых ей придется ходить без него, но он знал, что очень скоро он уже не сможет этого сделать. Наверное, ему хватит сосчитать до трех, больше не имеет смысла.
Раз.
Да, он считал, что первый отсчет случился в тот момент, когда пришли первые приглашения на помолвку Эвы и Паркинсона. Это было начало конца, но Рич тогда так и не смог себе в этом признаться. А сейчас глупо было отрицать очевидное: до конца осталось сосчитать лишь дважды. Два отсчета, и он должен был умереть.
Но не сейчас. Сейчас она все еще была в его руках, такая теплая и родная, такая материальная, но в то же время уже не принадлежащая ему до конца. Он так боялся всех этих чувств, что неумолимо указывали на законченность их сюжета, очень скорую законченность. Но пока еще они были вместе, одним целым, неподеленным женихами и невестами. И поэтому… Раз.
И окон гостиной лилась музыка скрипки. Такая печальная, что Ричард на секунду засомневался, на помолвке ли они. Это музыка вместе с состоянием его души скорее навевала мысли о похоронах. И парню сразу вспомнились похороны матери, с которых минуло чуть меньше года.
Он никогда не забудет ее бледное лицо, которое в обрамлении светлых кудрей казалось совсем прозрачным. И такое странное спокойствие, которого он почти никогда не видел на ее улыбчивом лице…
А еще он помнил лицо отца. Он был бледнее нее, но такой спокойный, что Рич тогда на какой-то момент усомнился в том, что у его родителя есть сердце. Но оно было, потому что в тот же вечер отец его впервые в жизни напился, а затем еще неделю не покидал своего кабинета, в котором как одержимый разглядывал фотокарточки и все спрашивал одними губами, почему она его бросила. Но она только улыбалась с фотоснимков и махала рукой.
«Смерть забирает у нас то, что мы любим больше всего» - сказал отец на похоронах. Это было единственное, что он тогда произнес. Смог произнести.
Но сейчас, держа в руках то, что любил больше всего, Ричард так отчетливо понимал, что его отец ошибался. Потому что прежде чем смерть заберет Эвелин, это сделает жизнь. Жизнь заберет Эву у него еще до того, как смерть примет ее в свои мрачные объятия.
Резкий звон разлетелся по его миру, разрушая их единение. Подростки перестали танцевать и посмотрели на балкон, на котором никого не было. Но звон все еще звенел в ушах.
Раз…
***
Минуя небольшую гостиную для «уютных» семейных вечеров, Эрика Забини вошла в какую-то небольшую комнату с завешанными шторами, которые мерцали из-за ярких лучей заката по другую сторону. Привыкнув к почти полному отсутствию света, девушка смогла разглядеть телескоп у окна и стеллажи с книгами. Больше в этой комнатке ничего не было, за исключением мягкого ковра на полу. Слизеринка пошла вдоль стеллажей, пытаясь разобрать названия книг, но почти невидимые в темноте буквы плыли у нее перед глазами.
Помолвка. Одно из важнейших событий в жизни каждой девушки. Событие, которое во многом должно определять судьбу. И все было так невероятно красиво, как в книгах о любви. Вот только в остальном действительность не совпадала со сказками.
Эрика целую вечность придумывала фасон своего платья, все утро сооружала столь изысканно-простую прическу, и ради чего? Чтобы удостоится пары коротких взглядов от человека, с которым предстоит провести жизнь? Но даже это было не так страшно. Самое ужасное было в тот момент, когда он надевал на ее палец фамильное кольцо с изумрудами в форме буквы «Г». Потому что он посмотрел на нее таким странным взглядом, словно она была бы последней, кого бы он захотел лицезреть. Этот взгляд так выбил ее из колеи, что ее едва хватило на то, чтобы улыбаться поздравлявшим. Но даже у нее был предел.
Хотя и здесь, в этой темной пустынной комнате, она видела янтарные глаза Дэрека, смотрящие на нее этим колючим взглядом, в котором не было ничего, кроме нежелания ее видеть.
Вдруг звук открывающейся двери и чужие голоса нарушили тишину ее уединения. Резко обернувшись, Эрика поняла, что звуки доносятся из смежной гостиной сквозь незапертую дверь. Воспитание тут же заставило ее сделать несколько шагов к двери, чтобы обозначить свое присутствие, но прозвучало ее имя, поэтому она сразу же замерла в нескольких шагах от двери.
- Но Эрика Забини прекрасная невестка! – послышался голос миссис Гринграсс.
- Мама, я тебя умаляю, ты ведь даже не наводила о ней справки! – Эрика никогда не слышала Дэрека таким… в его всегда таком спокойном голосе звучала злость и раздражение.
Ответом ему была лишь тишина, что означало, что парень был прав. Слизеринец это тоже почувствовал и продолжал:
- Это что, мое наказание?! – Дэрек начал повышать голос, что заставило Эрику поморщиться. – Не вы ли говорили, что моей вины нет?!
- Сын, мы неоднократно говорили, что не считаем тебя виноватым, - послышался спокойный голос мистера Гринграсса. – Поэтому это ни в коей мере не наказание.
Послышался звук падающего стула, и девушка предположила, что тот упал из-за резкого подъема Дэрека.
- Не наказание?! Да вы хоть представляете, что со мной будет? – парень буквально шипел, что заставляло девушку цепенеть от неожиданности. – Каждый чертов день видеть ее лицо!
Этого молодая невеста уже вынести не смогла. Она даже представить не могла, что ее жених ее ненавидит, о какой семье тогда вообще может идти речь?
И тут Эрика разозлилась. Кровь прилила к ее щекам и придала ей сил. Девушка с силой дернула на себя дверь так, что та ударилась об один из стеллажей с книгами с ужасным треском. В гостиной воцарилась тишина. Все трое с ужасом смотрели на разгневанную девушку, которая уже почти вошла в их семью. Только к Дэреку сразу же вернулось его безучастное выражение лица, словно ему было все равно, что она теперь все знает. Такая реакция ее жениха разозлила молодую аристократку еще сильнее.
Глядя прямо в его зелено-янтарные глаза Эрика подошла и со всей силы влепила парню пощечину, следов от которой не осталось только за счет того, что девушка была в перчатках. Но удар был такой сильный, что парень даже пошатнулся от неожиданности и удивления.
- Я избавляю Вас от страданий! – прошипела слизеринка, подражая его собственному тону, когда он говорил о ней.
После чего девушка гордо пошла к выходу из комнаты и остановилась только на пороге. Она резко повернулась к родителям Дэрека, которые все еще прибывали в сильном шоке, улыбаясь своей самой очаровательной улыбкой.
- Была рада с вами познакомиться, - Эрика присела в реверансе.
После чего девушка стянула с пальчика большой перстень и выражением глубокого презрения бросила его на мраморный пол. Серебро звенело в ушах, ударяясь о мрамор.
Слизеринка резко вышла, прекрасно понимая, что только это не аннулирует помолвку, а значит, нужно было как-то все объяснить родителям. Но об этом она собиралась подумать позже.
***
А в Хогвартсе, вдали от шумного праздника самых несчастных людей на земле, тоже был закат. Огромный алый круг солнца уже шел на встречу с краем земли, освещая все окрестности замка красноватым светом, который отражался от окон и водной глади озера, но словно замирал в сугробах и следах. Большая часть учеников не отличалась либо знатностью, либо чистотой крови, либо и тем, и другим, поэтому имели счастье или несчастье не быть приглашенными на помолвку Эрики Забини и Дэрека Гринграсса, поэтому оставались под сводами любимой школы и любовались закатом, вместо крушений чужих надежд, о которых даже и не подозревали. К этим ученикам относились и двое шестикурсников, которые отвлеклись от выполнения домашней работы, чтобы посмотреть на красоту за окном.
Время близилось к ужину, но ни Северус Снейп, ни Лили Эванс, еще не были голодны, да и сочинение по трансфигурации еще не было написано даже наполовину. Это было бы странно, но оказалось легко объяснимым, потому что гриффиндорка витала в облаках, а точнее в грозовых тучах. Северус же и так не особенно понимал трансфигурацию, да и девушка, сидящая от него через стопку книг, волновала его куда больше.
С тех пор, как Лили увидела поцелуй Поттера и Нарциссы, прошла уже неделя, и за все время их дружбы Северус не видел подругу более притихшей. Она мало ела и судя по не особенно светлому лицу по утрам – плохо спала. На все вопросы друга девушка отвечала общими фразами и категорически запрещала обсуждать ранее именуемые события, чем несколько раздражала Снейпа. Нет, Лили все так же общалась со всеми, была улыбчива и приветлива, ну или по крайней мере пыталась выглядеть таковой, но Северус прекрасно замечал, как она стала забывать то, о чем они недавно говорили, порой путалась в лестницах, выполняла домашнюю работу дольше обычного и смотрела… смотрела на этого чертова Поттера, пока тот не видел! Легко предположить какие чувства все это вызывало у Северуса, но он не хотел вновь поднимать эту тему, тем более что девушка и сама уже не стремилась общаться со своими новоиспеченными друзьями… но догадаться, что этот идиот вызывает у Эванс не просто дружеские чувства не составляло особого труда.
Хотя слизеринец видел и очевидные плюсы всей этой ситуации, которые его очень устраивали. Во-первых, Лили снова стала проводить время только с ним одним, если конечно Алиса Пруэтт или другие гриффиндорки не заявляли на нее свои права, но это было не слишком часто и мало трогало парня. Он то больше всего ревновал ее к парням, и особенно к этой мерзкой гриффиндорской четверке. Поэтому его несказанно радовало, что он вновь, как и раньше, был на первом плане ее жизни. Во-вторых, и, наверное, в самых главных, Северус испытывал самое настоящее злорадное удовольствие от того, что Лили игнорировала Поттера, хотя тот продолжал свои настойчивые попытки поговорить с ней, от чего выглядел достаточно глупо и жалко.
Но, как бы ни был смешон Поттер, Северус всегда очень четко ощущал его присутствие, как если бы за ними всегда летал его невидимый фантом, который отражался в ее глазах и путал ее мысли. И даже сейчас, когда Лили смотрела на закат, парень отлично понимал, что думает она вовсе не о виде за окном. Она то чуть заметно хмурилась, то нервно покусывала губы, а иногда ее лицо разглаживалось, и на губах играла легкая и почти незаметная улыбка. Северус любовался ею, но мысли о том, что даже когда они вдвоем, Поттер присутствует с ними, никак не выходила у него из головы.
И в такие моменты слизеринец завидовал Поттеру сильнее обычного. Он сам так стремился вытеснить всех из ее жизни, прикладывал всевозможные усилия для того, чтобы быть в ее мыслях, даже заводил себе отвратительных для нее друзей и занимался темной магией, а этот лохматый кретин получил все это как по взмаху волшебной палочки. Это было нечестно и так обидно, потому что гриффиндорец совсем этого не заслуживал, а все равно становился ей с каждым разом все ближе…
Страшно подумать, но Северус больше шести лет пытался стать для Лили чем-то большим, чем просто друг, чем-то большим, чем просто он… и злился на Поттера, что у него это получалось гораздо лучше, хоть и тоже не слишком быстро. А вот сейчас, сидя напротив нее, он так отчаянно хотел быть для нее как этот жалкий надменный выскочка, словно хотел бы им стать, но только для нее, и это было так мерзко, что Северус поморщился.
Парень никак не мог понять, почему в его жизни все получалось через изнанку, даже когда он был счастлив, всегда было что-то, что делало это счастье неполным. Но, что было самым отвратительным, он был таким непривлекательным и во многом недобрым человеком, но так искренне и чисто уже почти семь лет любил одну и ту же девушку. И он так хотел делать ее счастливой, был готов отдать за нее даже последнее, что у него было – свою жизнь, и знал, что она бы все это непременно и оценила, и приняла, и ответила бы тем же… но вовсе не ему, а другому темноглазому брюнету, у которого все и всегда получалось как надо.
А у Северуса не получалось ничего.
***
Лили Эванс была глуха к тревогам своего друга, потому что она сама переживала самую наихудшую неделю своей жизни. С одной стороны, она ужасно злилась, то на себя, что влюбилась, то на Джеймса, который ее использовал, как ей казалось. Но с другой стороны, она никак не могла себя заставить не думать о нем, не смотреть в его сторону, и не плакать по ночам от своей первой и сразу же неразделенной любви. Сам же Поттер, который не оставлял попытки с ней поговорить и что-то ей объяснить, ни на каплю не облегчал девичьи метания, так как все эти попытки не отменяли свершившегося факта.
Девушка вздохнула и отвернулась от окна. На столе так и лежала стопка книг и сделанное лишь на четверть сочинение про отличительные черты анимагов. У Лили обычно никогда не было проблем с вниманием, но на этой неделе она вряд ли могла думать о чем-то одном дольше пары минут. На самом деле девушку очень мучила совесть, и она решила хотя бы сейчас взять себя в руки.
Гриффиндорка помотала головой и с видом глубокой сосредоточенности стала изучать книги, которые принес Снейп, и по которым они якобы работали уже больше часа.
- Сев… - Лили вскинула голову, и Снейп чуть не захлебнулся в зелени ее глаз. – Здесь нет книги, которую Макгонагал советовала прочитать в первую очередь.
Парень, который уже давно забыл о причине их нахождения в этом святилище знаний, удивленно посмотрел на книги, пытаясь припомнить хоть одно слово своей самой нелюбимой преподавательницы.
- «Анимаги: животные или люди?» - грифиндорка с шутливым упреком посмотрела на друга, поднимаясь из-за стола. – И это я еще невнимательная?
Девушка потрепала друга по плечу и, не заметив, как на его щеках проявился слабый румянец, пошла вдоль высокого стеллажа с книгами по анимагии. Дойдя до нужного места в порядке Лили нахмурилась, потому что там было пустое место между книгами и именно этой книги не было. В этом не было ничего удивительного, вряд ли они единственные сейчас делали домашнюю работу, хотя в субботу этим мало кто обычно занимался.
- Сев… а ее нет, - задумчиво произнесла девушка в этот просвет между книгами.
Лили разочарованно вздохнула и, отвернувшись от стеллажа, почти нос к носу столкнулась с Джеймсом Поттером. От неожиданности девушка врезалась спиной в книжные полки, что было достаточно больно, но она этого даже не заметила. В секунду в ее голове все смешалось, а сердце начало стучать как сумасшедшее, толи из-за того, что она испугалась, толи из-за того, что это оказался именно Джеймс. Лили, покрасневшая до корней волос, в растерянности совсем забыла, что нужно делать в подобных ситуациях.
- Эту книгу ищешь? – в руках гриффиндорца был тот самый том о анимагах.
Эванс посмотрела на книгу и автоматически протянула за ней руку, но вновь посмотрела на парня, когда он отвел свою чуть назад, явно не собираясь отдавать этот повод заговорить. Джеймс улыбался, как всегда улыбался, но в тот же момент и как-то иначе. Лили поймала себя на мысли, что никогда не видела, чтобы он ТАК кому-нибудь улыбался. Только ей. И сейчас, пытаясь вспомнить хоть один момент, когда он ей не улыбался, у нее это никак не получалось. И именно с этой улыбки началась странная привязанность Лили к этому парню. Странная и такая же яркая, как его улыбка.
- Хоть раз в жизни ты принес пользу, - появившийся так неожиданно из-за спины Лили Снейп выхватил книгу у грифиндорца и замер рядом с подругой, неприязненно смотря на Поттера.
Лили вдруг словно очнулась ото сна. Ей вспомнилось, что она вообще-то злится на этого лохматого выскочку, а главное, вспомнилось из-за чего. Она посмотрела на него долгим взглядом и снизошла лишь до кивка в благодарность за книгу. После чего девушка взяла друга под руку и повела его назад к столику, чувствуя, что еще немного, и все закончится как обычно – стычкой.
Северус, счастливый от прикосновения любимых рук второй раз за пять минут, спокойно сел за столик, забыв о своем враге. Но Джеймс, судя по всему, не собирался уходить и вновь подошел к гриффиндорке.
- Лили, нам нужно поговорить, - в голосе Джеймса не осталось и тени недавней улыбки.
Девушка даже не посмотрела в сторону парня, продолжая листать книгу. Но вот Северус явно не мог игнорировать, что этот мерзкий грифиндорец пытался привлечь внимание Его Лили. Внимание, которое теперь целиком должно было принадлежать Северусу.
- Проваливай, Поттер! – Снейп даже привстал и для большей убедительности достал палочку.
Ни взвинченный до предела Снейп, ни Лили, которая всем своим видом показывала свое безразличие к происходящему вокруг, не ожидали такого, но Джеймс Поттер не отреагировал на провокацию. Этот вечно вспыльчивый любимчик школы, которому только дай повод «поставить кого-нибудь наместо», не выхватил свою палочку, не огрызнулся в ответ, даже не повернул голову в сторону слизеринца. Он просто продолжал смотреть на Лили, чем уже начал выводить ее из душевного равновесия.
- Лили…
Голос Джеймса был так непривычно мягок, даже нежен, что у девушки начали дрожать руки. Ей так хотелось поговорить с ним, выслушать любую ложь и просто закрыть на все это глаза, что она уже слабо могла себя контролировать. Из последних сил она захлопнула книгу и взяла свою сумку.
- Почему бы тебе не поговорить с Блэк? – задала Лили риторический вопрос, обходя Джеймса.
Несмотря на то, что в Хогвартсе было очень много представителей благороднейшего и древнейшего семейства Блэков, все трое прекрасно понимали, о ком именно шла речь.
Девушка быстрым шагом пошла прочь от столика, боясь и, в тоже время, желая того, чтобы Поттер пошел за ней следом. Но за ее спиной раздалось гневное «Оставь ее, Поттер!», что явно свидетельствовало о грядущей потасовке.
Лили не стала останавливаться, хотя ей очень хотелось, но она лишь прибавила скорость и почти бегом покинула библиотеку. Она прекрасно понимала, что Северус поступил как хороший друг, и знала, что должна быть ему благодарна, но ей так хотелось, чтобы Джеймс догнал ее и заставил себя выслушать, что она невольно сердилась на своего друга.
Лили вздохнула и пошла по коридору. Она привыкла действовать по правилам. И сейчас все было правильно.
***
- Оставь ее, Поттер! – разгневанный Снейп преградил гриффиндорцу дорогу.
Джеймс остановился, провожая взглядом хрупкую фигурку Лили. Он целую неделю пытался поговорить с ней, но она все время ускользала от него вот так, словно все люди и все события пытались помешать им поговорить. Но Джим не мог, не хотел, этого допускать. Именно сегодня он так явно ощущал, что все получится, и эта встреча в библиотеке лишь подтверждала это. Поэтому разве мог гриффиндорец позволить этому заморышу встать на его пути? Но Поттер чувствовал, что если они сейчас начнут выяснять отношения, то время будет безвозвратно упущено, а этого он допустить не мог. Поэтому Джеймс просто попытался обойти живую преграду, чем вызвал в Снейпе еще большее бешенство.
- Ты что не слышал? Она не хочет с тобой разговаривать!
Джеймс посмотрел на слизеринца. Ему вдруг показалось столь забавным, что они с этим парнем были враги с самой первой их встречи в поезде. И все ведь было так закономерно: они были люди из разных миров, у них не могло быть ничего общего. Но Лили, эта удивительная девушка соединяла их миры, делая их похожими и понятными.
- Мы оба знаем, что она хочет со мной говорить, - вдруг совершенно спокойно сказал гриффиндорец.
Снейп опешил. Они пять лет поливали друг друга грязью при любом удобном случае, но никогда не разговаривали спокойно. Но осознание того, что Джеймс говорит правду, лишь разозлило слизеринца еще больше.
- Ты не достоин ее! – прошипел Северус, готовый в любой момент наслать на своего врага самое страшное из придуманных им заклятий.
И тут Поттер рассмеялся, чем совсем сбил Снейпа с толку. Он смеялся так искренне, словно они были друзья, и слизеринец сказал забавную шутку.
- Ты, наверное, считаешь, что ее достоин только ты, - Джеймс перестал смеяться так же внезапно, как и начал.
Снейп растерялся. Он всегда считал, что никто не догадывается о его чувствах к Лили, и проницательность этого идиота его очень удивила.
- Не нужно обладать внутренним оком, чтобы заметить, КАК ты на нее смотришь, - в глазах грифиндорца плескалась жалость и в то же время безжалостность. – Ты можешь жалеть себя сколько угодно, и можешь сколько угодно обвинять других. Вот только ни она, ни я, ни кто-нибудь еще не виноват в том, что ты ей друг и не больше. В этом виноват только ты. Потому что до тех пор, пока ты будешь безмолвно лелеять свою любовь, она уйдет от тебя к тому, кто не побоится признаться ей, не побоится пойти за ней даже против ее воли. Когда ты любишь, нужно действовать, иначе какой смысл в твоей любви? Она очень скоро превратится в яд.
Снейп стоял, как громом пораженный, и Джеймс этим воспользовался. Он быстро обошел слизеринца и пустился бежать. Он должен был действовать.
Парень догнал ее на главной лестнице в холе, когда она уже собиралась спускаться.
- Лили, ну почему ты не хочешь выслушать меня?! – взмолился грифиндорец, хватая девушку за локоть и разворачивая к себе.
От удивления она не сразу нашла, что сказать. Но Джеймс даже представить не мог, как она рада тому, что он все-таки догнал ее.
- Потому что ты использовал меня… Потому что ты мне нравишься! И я думала, что нравлюсь тебе! – в ее глазах блеснули слезы обиды, она сама не поняла, как призналась.
Глаза Джеймса расширились. Он ожидал чего угодно, но точно не этого. Но это было самое лучшее, что он слышал за последнее время, самое желанное, за пять лет.
- Мерлин, Лили! – парень рассмеялся. – Ты мне нравилась на первых трех курсах, нравилась так долго и сильно, что я сам не понял, как полюбил тебя! Я люблю тебя, Лили! Мерлин, я ждал этого так долго!
Он с улыбкой наблюдал, как вытянулось ее лицо. И, опережая ее вопрос, ответил:
- А с Нарциссой было недоразумение, этакая точка в наших с ней отношениях.
Грифиндорка уже не замечала, что слезы потекли по ее щекам. Все было так просто и так понятно, так легко складывалось в его словах, что казалось самой невероятной в мире ложью, в которую она так боялась поверить. Ей казалось, что это так в духе Джеймса, говорить каждой девушке что-то подобное, что она замотала головой, от чего улыбка сошла с лица Поттера.
- Ну что мне сделать, чтобы ты мне поверила?! – голос парня звучал разочарованно только первую секунду.
Он вдруг резко подбежал к ближайшим рыцарским доспехам и в один прыжок ухитрился забраться им на плечи.
- Что ты делаешь? – прошипела Лили озираясь по сторонам, но ученики, спешащие на ужин, конечно же, с интересом наблюдали за происходящим.
- Внимание! Я хочу сделать чистосердечное признание! – завопил Поттер на весь холл, привлекая внимание каждого, даже самого незаинтересованного, ученика. – Я люблю Лили Эванс! И мне никто кроме нее не нужен!
Джеймс Поттер сиял ярче люмоса в темноте и так лучезарно улыбался, глядя на покрасневшую от смущения Лили, что все вокруг начали аплодировать.
- О, и это так прекрасно, мистер Поттер! – громкий голос Альбуса Дамблдора заглушил аплодисменты, которые тут же прекратились.
Сам Джеймс даже не подумал, что его за этим занятием (а именно, за сидением на доспехах и нарушением спокойствия) может застать преподаватель. От неожиданности парень резко крутанулся на голос директора и не удержался на полированном металле. Падение было быстрым и наполненным драматизмом, потому что доспехи полетели вслед за ним. Джеймс от быстроты происходящего даже не успел испугаться, а кованые латы зависли в паре дюймов от столкновения с ним. Дамблдор, улыбаясь, сделала плавные движения палочкой, которая внезапно оказалась у него в руке, и поставил доспехи на место.
- Спасибо, Сэр! – выдохнул Джеймс и продолжил лучезарно улыбаться Лили, которая подбежала поднимать его с пола.
- И вовсе не обязательно было устраивать весь этот цирк, - пробурчала красная Лили, пряча улыбку.
Джеймс рассмеялся. В этом был весь он.
***
Эмили Поттер уже закончила ужин и шла к выходу из большого зала как уже почти в дверях столкнулась с Сириусом Блэком. Они замерли друг напротив друга, не зная, что сказать, и нужно ли вообще что-нибудь говорить. На лицах обоих было совершенное спокойствие, но Эмили чудом сдерживалась.
Несмотря на то, что Поттер неделю встречалась с Патриком Фьорри и вроде бы не вспоминала друга своего брата, по вечерам на нее нападала тоска. Стоило ей отойти от своего парня и мысли о Сириусе начинали лезть в голову. Ей было сложно скрывать даже от себя, что ей хотелось видеть его, знать о происходящем в его жизни. Эмили не могла понять, тянет ли ее к нему, как к парню, или он ей просто нравится, как человек. Но проверять уже не было возможности.
- Вы не поверите, что учудил ваш Поттер! – в дверях появилась сияющая Виолетта и следующий за ней Алан.
Появление этой парочки было очень кстати, и Эмили с Сириусом с облегчением перестали сверлить друг друга глазами.
- Мы как раз шли сюда, и там, около лестницы, стоял Джеймс с этой… - Девушка нахмурила красивое лицо, пытаясь припомнить имя.
- С Эванс, - подсказал Счастливчик, который в этот момент мало интересовался рассказом, потому что поправлял мантию на Виолетте.
- А ты откуда знаешь? – Блэк прищурилась и с подозрением посмотрела на своего парня, который похоже сам удивился своему знанию.
Сириус, который вообще по своему характеру был крайне нетерпеливым, закатил глаза.
- Слушайте, может вы потом разберетесь? – Гриффиндорец засунул руки в карманы. – Ви, рассказывай давай!
Лицо Виолетты приняло нормальное выражение, только когда она вновь посмотрела на своих слушателей.
- Так вот, стоит Джеймс с Эванс около лестницы, спорят о чем-то, и тут он как залезет на доспехи, - Девушка рассмеялась, вспоминая. – И давай кричать, что любит эту Эванс и жить без нее не может!
- Да, Поттер, молодец, - заулыбался Алан.
Эмили была искренне рада за своего брата, который прожужжал ей все уши об этой Лили. Но, посмотрев на Сириуса, на лице у которого сияла улыбка, она просто не могла сдержаться.
- Да, мой брат истинный рыцарь! – широко улыбаясь сказала Поттер. – Некоторым есть чему у него поучиться…
Все поняли на кого был намек, потому что Алан и Виолетта покосились на Сириуса и поспешили к столу Рэйвенкло. Сам же гриффиндорец видимо хотел что-то сказать, но Эмили не дала ему такой возможности, с самым безмятежным видом покинув зал.
В холле все еще было много народу. Все обсуждали поступок Поттера, который в одно мгновение стал еще более знаменитым и популярным.
- Почему ты злишься? – возникший из ниоткуда Сириус заставил Эмили подскочить на месте.
- Не помню, чтобы я злилась, - Эмили приподняла одну бровь, словно сомневаясь, вменяемый ли у нее собеседник.
Синие глаза парня сузились. Он очень не любил, когда на него так смотрели, особенно девушки, особенно те, кого он (хотя в этом он уже не был уверен) сам отверг. Ее поведение разозлило его настолько, что он совсем забыл, что говорит с сестрой своего лучшего друга.
- Только не говори, что влюбилась в меня только из-за того, что мы вместе сходили на вечеринку. Это так предсказуемо. – Его тон был воистину аристократский. Так говорил весь высший свет слизерина.
От такой наглости девушка на секунду лишилась дара речи. Но достаточно быстро взяла себя в руки.
- Мне, конечно, говорили о твоей завышенной самооценке, но явно преуменьшали… - удивленно протянула Эмили, глядя в красивые глаза. – И к твоему сведению, «быть вместе на вечеринке», означает проводимое вместе время, а не когда парень бросает девушку по приходу среди незнакомых ей людей.
Девушка покачала головой и повернулась, чтобы уйти, но наткнулась на Патрика.
- Amelie? – медленно проговорил парень, переводя взгляд со своей девушки на загонщика гриффиндорской сборной.
- Патрик! Я как раз собиралась тебя искать, - девушка расплылась в улыбке и, взяв парня за руку, повела его подальше от Сириуса, пока тот не сказал еще что-нибудь.
- Это был Си’гиус Блэк? – Патрик глянул через плечо, пытаясь оценить, стоит ли ему беспокоиться. – Почему он считает, что ты в него влюблена?
Эмили громко рассмеялась, в надежде, что этот самовлюбленный олух услышит. Хотя ей сейчас ей больше всего хотелось превратить Сириуса Блэка во что-нибудь малопривлекательное. Может быть, тогда он перестанет так себя вести.
- Да он считает, что в него все преподавательницы влюблены, куда уж обычной студентке.
Патрик тоже рассмеялся, но не перестал оглядываться.
