ПросьбаОчень скоро всем обитателям замка стало понятно: что бы ни происходило за дверью кабинета в течение двух часов сразу после пяти, это что-то стало частью ежедневного расписания Темного Лорда. И Крауча-младшего тоже.
— Похоже, у некоторых врожденный дар искать местечко потеплее... любыми средствами!
Белла обращалась к Рабастану, но говорила достаточно громко, чтобы ее было слышно даже в самом дальнем конце холла.
Любыми средствами?
Барти застыл перед входом в заветный коридор, но оборачиваться не стал, хотя первым его желанием было развернуться, подойти к этим двоим и бросить в их холеные, искаженные высокомерным презрением лица правду об этих двух часах. Уже через секунду он понял, что не сможет этого сделать. Не потому что опасается новой волны отчуждения или даже зависти. Он чувствовал, что любое посвящение кого бы то ни было в суть происходящего сродни дроблению крупного и чрезвычайно редкого бриллианта на мелкие камешки — вроде бы тоже алмазы, но ценность уже не та, и изначальное сокровище уже не восстановишь.
— Оставь его в покое, Белла, — в голосе Рабастана звучала неприкрытая насмешка. — Я же вижу, отчего ты бесишься — хочешь оказаться на месте мальчишки.
Барти повернулся достаточно быстро, чтобы заметить занесенную для пощечину женскую руку, перехваченную за запястье сильной мужской рукой.
— Ты!.. — Белла почти задыхалась от возмущения. — Ты, видимо, забыл, что у меня есть муж! Твой брат, между прочим!
— У тебя есть муж, а у меня есть глаза, дорогая невестка, — Рабастан не торопился разжимать свои пальцы, словно ожидая новой вспышки гнева в свой адрес, а с ним и нового нападения. — И не только у меня. Ты перестала следить за своими эмоциями, Белла.
— А еще у тебя есть слишком длинный язык, — прошипела Белла и с некоторым усилием выдернула свою руку. — Мои эмоции касаются только меня.
Барти не интересовали эмоции Беллатрисы Лестрейндж. Сейчас его интересовало только одно: какими словами сформулировать то, что он сейчас собирался сказать. Он вошел в знакомый кабинет, прикрыл за собой дверь и произнес:
— Мой Лорд!.. У меня есть просьба...
В ответ — молчание. И взгляд, в котором невозможно прочитать абсолютно ничего — ни удивления, ни интереса, ни гнева. Лишь лежащая у ног Лорда змея слегка приподняла свою тяжелую голову, словно принюхиваясь к стремительно нарастающему напряжению.
Барти не испугался — было поздно пугаться. Для страха еще было время там, в коридоре, а сейчас уже даже не скажешь: "Простите меня, милорд, я передумал".
— Милорд... Я слышал, что на завтра запланирована... большая операция в Лондоне... Позвольте мне...
Набрал полные легкие воздуха и "нырнул":
— Я знаю, что это по вашему распоряжению меня отстранили от участия в Акциях.
Но не знаю, почему.
— Прошу вас, разрешите мне завтра... вместе со всеми.
Он почти выкрикнул, прежде чем окончательно зажмуриться:
— Мне это очень нужно!
Глаза открыть невозможно — веки срослись, хоть ножом разрезай. Тишина такая, что кажется, будто он не только ослеп, но и оглох. Минута молчания вязкой резиной растянулась на сутки, потом резко, с щелчком сжалась до пары секунд, проталкивая в его сознание долгожданный ответ:
— Хорошо. Иди.
И это все? Ни вопроса "зачем", ни гневного окрика "да как ты смел"? И почему "иди"? Пять минут шестого, впереди еще целых сто пятнадцать минут.
Барти открыл глаза и увидел, что Лорд уже забыл о его присутствии — палочка скользила над обнаженным предплечьем, заставляя ожить змею, нарисованную на руке кого-то из Пожирателей.
В полумраке коридора Барти столкнулся с Беллой. Ее торжествующий взгляд ошпарил его крутым кипятком — на миг ему показалось, что сердце покрылось волдырями и даже успело почернеть в особо чувствительных местах. В висках бешеным ритмом забилось: "Идиот!.. Идиот!.. Идиот!" Он прижался лбом к косяку заветной двери и попытался восстановить сердцебиение. Через несколько секунд он вдруг понял, что звуки, которые он слышит, это не его собственное дыхание, а бесформенный шлейф чужого разговора. Барти не мог различить слов. Мало того — ему даже не удалось разобрать, когда звучит мужской голос, а когда говорит женщина. Сердце ухнуло вниз и окончательно замерло, ожив только тогда, когда за стены кабинета вырвался возмущенный крик Беллатрисы Лестрейндж:
— Но почему я, милорд?! Прошу вас, пусть это будет Долохов! Или Рабастан! Рудольф, наконец. Кто угодно, только не я! Умоляю!
Ответ был произнесен по-прежнему спокойным и тихим голосом — Барти не смог различить ни слов, ни интонаций. Он едва успел отскочить в сторону, когда тяжелая дверь кабинета резко распахнулась, выпустив наружу ураган черного шелка. Белла была настолько возбуждена, что не видела ничего вокруг себя. Барти проводил ее взглядом и без сил сполз по стене на пол, закрыв лицо ладонями.
Чего ты добился Барти Крауч-младший, мантикора тебя раздери? Ты все испортил! Ты! Все! Испортил! Своими собственными руками.
Шуршание змеиного тела по мягкой дорожке коридора заставило его снова открыть глаза. Нагини аккуратно уложила свои узорчатые кольца в метре от Барти, но смотрела она не на него — внимание змеи было приковано к хозяину, который вышел из кабинета вслед за Беллой. Барти давно не испытывал такого острого желания если не умереть на месте, то хотя бы провалиться куда-нибудь ниже погребов этого замка.
И снова молчание. И снова взгляд, в котором невозможно прочитать абсолютно ничего — ни гнева, ни удивления. Темный Лорд подал сигнал змее и вернулся к себе в кабинет, плотно закрыв за собой дверь.
