КолыбельнаяГарри вернулся прямиком на Энгл-стрит, в тот же закоулок, из которого они все вместе аппарировали в лес. Украдкой оглянулся по сторонам, проверить, не привлек ли он ненужного внимания. По пути к дому он случайно увидел своё отражение в витрине: испачканный, покрытый пылью свитер, расплывающееся пятно крови на плече.
Стараясь ни с кем не встречаться взглядом, он поспешно пересек полупустой магазин и рысью взбежал по лестнице. Дверь за ним захлопнулась, и с минуту он просто стоял, прислонившись к ней спиной, пытаясь отдышаться.
Все закончилось, но он понятия не имел – как именно. Добрался ли Невилл до дома целым и невредимым. Все ли в порядке с Флитвиком. Сумели или нет слизеринцы аппарировать в дом Макгонагалл. И Снейп – Гарри понятия не имел, выбрался ли он из тоннеля, остался ли вообще в живых. «Может, ты никогда и не узнаешь наверняка», – подсказал мерзкий внутренний голос, но Гарри отогнал эту мысль.
Он обещал Рону и Гермионе, что как только все кончится, он даст им знать, но оказавшись дома, он понял, что не собирается этого делать. Во всяком случае, не сейчас. Неизвестно было, узнал ли его аврор, нагнавший его на лестнице. Если да… Гарри представить не мог, что будет дальше. Пожалуй, самое благоразумное – затаиться и держаться подальше от всех участников событий, прямых и косвенных, чтобы не навлечь подозрений и на них.
Что-то еле слышно капало на пол. Гарри наклонил голову и тут же почувствовал резкую боль. Свитер на плече набух от крови. В больницу Святого Мунго обращаться было нельзя ни в коем случае. Скрипнув зубами, он стащил с себя свитер, перехватил палочку понадежнее, ткнул ею куда-то в направлении раны и пробормотал исцеляющее заклинание. Вроде бы сработало – во всяком случае, рана закрылась. Но плечо и вся рука онемели. Гарри вздохнул, положил палочку на стол и рухнул на диван, не снимая ботинок.
Заснул он мгновенно. Во сне он все еще бежал по тоннелю. Вокруг была кромешная тьма, но почему-то ему и в голову не пришло осветить тоннель Люмосом.
* * *
Северус очнулся в неприятно знакомой обстановке: камера была очень похожа на ту, в которой он провел месяцы одиночного заключения. На секунду им овладело старое наваждение: что, если события последних дней – не более чем порождение больного сознания, измученного одиночеством? Все казалось нереальным: внезапная амнистия, крошечная Беллатрикс на руках у Грейнджер, безумный план по спасению слизеринцев, пропавший портключ, бегство… Он поднес к глазам руку и тут же увидел, что костяшки ободраны до крови.
Он невольно улыбнулся – от облегчения. «На самом деле, – подумал он. – Все это было на самом деле».
– Вижу, вы очнулись, – раздался знакомый голос.
Северус резко сел.
У входа в камеру стояла Эмма Уайлд в сопровождении двух охранников.
– Вы помните мое предупреждение? О том, что случится, если вы снова нарушите закон? – сухо поинтересовалась она.
Северус, помолчав, произнес:
– А вы, похоже, не удивлены подобным развитием событий.
Северус блефовал, но самую малость – он был почти уверен, что дело нечисто.
– Не особенно, – ответила Уайлд. Уголки её рта дрогнули, как будто в преддверии улыбки.
– Все это представляется несколько странным, – не торопясь продолжил Северус. – О портключе и тоннеле знали только мы с Люциусом. Все должно было пройти безупречно. Но нет. Можно подумать, вы ожидали вторжения в Мэнор.
Уайлд чуть наклонила голову.
– Вы считаете?
Северус посмотрел ей в лицо. Она старше Макгонагалл, – внезапно подумал он. Старше всех, кого он знал. Такие, как она, живут вечно. Поучая. Воспитывая. Объясняя, что думать и как поступать.
– Интересно, – протянул он. – Я полагал, что воспоминания прошедших процедуру должны быть уничтожены.
– Такова официальная позиция Министерства, – согласилась Уайлд. – Однако нам показалось предусмотрительным сохранить и изучить эти воспоминания. Информация – это власть. Грех не воспользоваться таким объемом информации.
– Вы хотите сказать – таким объемом власти. – Северус знал, что загнан в угол, и не видел причин стесняться в выражениях.
Уайлд не стала спорить. Она достала из кармана небольшой свиток пергамента, развернула его и зачитала официальным тоном:
– Северус Снейп, по условиям вашей договоренности об амнистии, заключенной с департаментом юстиции, ваша амнистия отозвана. Вы признаетесь виновным в совершении ряда военных преступлений и станете участником программы «Новая жизнь». Это значит, что вы будете возвращены в возраст одного месяца и отданы на воспитание в любящую, заботливую семью, которая позаботится о том, чтобы ваша новая личность стала полезной частью общества, а не угрозой ему. Вы понимаете все вышесказанное?
Северус рассмеялся. Сидя на тюремной койке, прижавшись спиной к холодной каменной стене, он необъяснимым образом почувствовал себя свободным. Более свободным, чем когда-либо в жизни. Это была редкая, необыкновенная свобода – ему больше нечего было терять и не за что бояться.
– А если я скажу «нет», вы передумаете?
На этот раз Уайлд действительно улыбнулась, без малейшей приязни.
– Боюсь, что нет. – Она взглянула на него с искренним любопытством. – Вы не хотите спросить, что сталось с вашими юными друзьями?
Северус пожал плечами.
– А зачем? Я знаю, что им удалось скрыться. Иначе вы бы о них уже упомянули, чтобы лишний раз показать свое превосходство. – Он презрительно оскалился и с удовольствием отметил, как Уайлд раздраженно поджала губы. – Вас подвела излишняя самоуверенность, – продолжил он. – Надо было ловить меня по пути в Мэнор.
Уайлд неодобрительно покачала головой, но ответила совершенно спокойно:
– Я не ожидала, что им удастся сбежать. Впрочем, все к лучшему. Эти подростки – всего лишь досадная мелочь. Думаю, они уже успели покинуть страну. О них скоро забудут… Должна признаться, – добавила она с усмешкой, – мы не рассчитывали, что в вашем маленьком заговоре примет участие Гарри Поттер.
– Он арестован? – спросил Северус, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ничего кроме досужего любопытства.
– Какие глупости. Разумеется, нет. – Уайлд, похоже, позабавило такое предположение. – Его никто трогать не будет. Как бы на это посмотрела публика – Гарри Поттер лично участвует во вмешательстве в министерскую программу. – Она умолкла, погрузившись в какие-то размышления. Северус следил за ней, не отрывая глаз. – Сделаем вид, что этого никогда не было, – сказала она наконец. – А Гарри пусть считает, что ему крупно повезло и мы так и не узнали о его участии. То же самое относится к Лонгботтому и Флитвику. Хотя, – добавила она, как будто внезапно вспомнив, – признаю, Флитвик меня разочаровал. Надеюсь, нам удастся убедить его покинуть свой пост в Хогвартсе. Не думаю, что он будет возмущаться, учитывая сложившиеся обстоятельства. В конце концов, неважно, что произойдет с этой троицей, – закончила она, многозначительно взглянув на Северуса. Не понять намек было невозможно.
– Так значит, все дело во мне, – проговорил он чуть слышно. – Вы охотились за мной, и это была ловушка.
Её глаза сузились.
– Не говорите, что я вас не предупреждала.
– Вы ждете благодарностей? Или извинений? – поинтересовался он без особого яда.
– Ни того, ни другого, – ответила она с нарастающим гневом. – Такие, как вы, не способны на благодарность или раскаяние. Вы считаете, что вам все позволено. Вы, Снейп, творили поистине страшные вещи, но даже не представляете себе – насколько страшные. Наоборот, ждете, чтобы вас наградили – раз вы творили все это во имя высокой цели. Вы ничем не отличаетесь от других Пожирателей. Возможно, вы еще хуже, чем они.
Северус не стал спорить. Какое-то время он просто смотрел на нее, вглядывался в лицо, пытаясь понять. Ему не хватало палочки – почти до боли.
– Для вас это важно, да? Чтобы меня наказали? Почему? – На ответ Северус не надеялся. Тем не менее Уайлд ответила ему, не очень содержательно, но, похоже, вполне искренне.
– Этого я вам не скажу, – ледяным тоном произнесла Уайлд. – И когда вы будете терять воспоминания, одно за другим, вам придется задержаться на каждом из своих преступлений и спросить себя: может быть, вот оно? Может, вот это оказалось последней каплей и переполнило чью-то чашу терпения?
* * *
Гарри разбудил звук шагов: кто-то ходил по его квартире. Спросонья он решил, что это подчиненные Уайлд, которые пришли его арестовать. Он не стал тянуться за палочкой и даже глаз не открыл. Какая теперь разница.
– Гарри!
Голос Гермионы вернул его к реальности. Гарри резко сел, и у него тут же закружилась голова. Раненое плечо и рука совсем онемели. Гермиона едва успела поддержать его, чтобы он не упал на пол.
– Тебе нельзя здесь оставаться, – пробормотал Гарри. Гермиона тем временем заставила его откинуться на спинку дивана и принялась исследовать закрывшуюся рану на плече. – Правда, Гермиона. Уходи.
Она и не подумала послушаться. Гарри услышал скороговорку из диагностических и целебных заклинаний. Он переждал мгновение, потом поднял руку, осторожно согнул. Гермиона тревожно наблюдала.
– Гарри, что случилось? Ты же обещал сразу все рассказать! Мы с Роном все извелись!
– Нас поймали на выходе из тоннеля, – ответил он, перегнувшись через подголовник дивана в поисках свитера. – Меня видели, Гермиона. Они знают, что я там был. Уходи, пока не начались неприятности – а то и тебя заподозрят.
Она потянула его за руку, заставляя подняться.
– Иди со мной, – решительно сказала она, и направилась к камину. Гарри открыл было рот, чтобы возразить, но она так и не отпустила его. – Хоть раз в жизни просто делай, что я говорю, и не спорь.
* * *
Лаборатория омоложения располагалась в той же тюрьме, где Северус пришел в себя. Это была маленькая комнатка с больничной кроватью. Обстановку дополняли полки с зельями и несколько авроров с палочками наготове. Бежать было невозможно. Северус сел на край кровати, наблюдая за колдомедиком, готовившим зелье. Тот был высокого роста, сутулый, с белесыми волосами, забранными в хвост. Похож на выцветшего Люциуса, – рассеянно подумал Северус, прежде чем спросить:
– Как всё происходит? – Колдомедик вздрогнул и вопросительно глянул на Уайлд. Она чуть заметно кивнула.
– Мы используем два зелья. Первое подавляет деятельность участков мозга, ответственных за окклюменцию. Прием второго происходит в несколько стадий, каждая из которых убавляет возраст пациента на семь лет. Каждая стадия занимает несколько часов. По мере того как пациент становится моложе, группа легилементов осторожно извлекает его воспоминания таким образом, чтобы избежать неврологических повреждений. Последняя стадия требует особой деликатности – пациент должен достичь одномесячного возраста. Процесс, как вы понимаете, необратим.
– «Осторожно извлекает воспоминания», – повторил Северус. – Значит, к обычному Обливиэйту это не имеет никакого отношения?
– Нет. Обливиэйт – слишком рискованный, слишком ненадежный вариант. Нами была разработана специальная процедура – ТИУП. Техника итеративного удаления памяти. Проще говоря, мы извлекаем воспоминания из сознания пациента, раз за разом, пока оно не остается совершенно пустым.
– И к тому же, в отличие от Обливиэйта, ваша процедура позволяет сохранить эти воспоминания, – добавил Северус и с удовлетворением отметил реакцию колдомедика: тот вздрогнул и побледнел. – Вы, надеюсь, понимаете, как будут возмущены усыновители, когда выяснится, что вы держите у себя воспоминания их детей о прошлой жизни?
– Я не знаю, о чем вы… – запинаясь, ответил колдомедик. – Я отвечаю только за физическое и душевное здоровье пациента…
– Я смотрю, вы все время говорите обо мне в третьем лице, – ухмыльнулся Северус. – Что, совесть замучила? Пытаетесь сделать вид, что ни при чем? И как, получается?
Колдомедик не ответил – просто отвернулся и занялся зельями. Уайлд многозначительно откашлялась.
– Будем считать, что дискуссия окончена, – проговорила она. – Одного не понимаю – к чему все эти вопросы: вы же забудете этот разговор.
Северус перевел дыхание. В общем-то, она была права. Он и сам не знал, зачем ему понадобилось допрашивать колдомедика. Может, потому, что ему никак не удавалось поверить в то, что он весь, вся его память о себе – все будет стерто и потеряно навсегда.
Кто-то вложил в его руку фиал с зельем. Он молча уставился на бесцветную жидкость. Запаха из фиала тоже не чувствовалось.
Уайлд измерила его оценивающим взглядом:
– Вы сами выпьете или вас придется связать и напоить насильно? Уверяю, результат от этого не изменится.
– Это очень, очень неудачный ход, Уайлд. Лучше было бы убить меня. Потому что если вы этого не сделаете – обещаю, однажды я узнаю правду и вернусь, чтобы уничтожить вас.
Она сдержанно улыбнулась и ответила:
– Очень сомневаюсь. Думаю, в хорошей семье у вас все сложится отлично. Пейте.
Северус пожал плечами.
– Вы еще об этом пожалеете.
Он осушил фиал одним глотком.
* * *
Гермиона отпустила Гарри, только добравшись через каминную сеть до своего дома. Гарри тут же рухнул на диван и спрятал лицо в ладонях. Его друзья молча ждали, пока он заговорит.
– Мне нельзя здесь быть, – выдавил он наконец.
– Не глупи, – тут же ответил Рон. – Где тебе еще быть? Рассказывай, что случилось.
– Все пошло наперекосяк, с самого начала, – признался Гарри. – Во-первых, пропал портключ, о котором рассказывал Снейп. Ну, то есть вообще зря мы надеялись, что он будет там спустя столько времени… Но Снейп был так уверен! Ну ладно. Флитвик подготовился к такому повороту, и у него даже были палочки припасены – для слизеринцев. Так что мы все-таки решили идти до конца. Мы нашли Драко и остальных, уже были на полпути к лесу, и тут появились авроры. С обоих концов чертова тоннеля! Нам удалось сбежать, слизеринцы тут же аппарировали, я выбрался из тоннеля сразу за ними.
– А Снейп? – спросила Гермиона.
– Он шел за мной. Должен был успеть. Не знаю, успел или нет. – Гарри устало вздохнул. – Знаешь, такое чувство, как будто они ждали нас, подозревали…
– Это вряд ли, – рассудительно возразил Рон. – Мы никому не говорили. Скорее всего, они просто заметили, что Флитвик вмешался в министерские чары. Я так и не понял, почему ты считаешь, что кто-то знает, что ты был там?
– Один из авроров схватил меня, – объяснил Гарри. – Мне удалось вывернуться, но… как-то слишком легко. Как будто он сам меня отпустил, как только узнал.
– А вот это возможно, – задумчиво сказала Гермиона. – Арестовывать тебя – очень неудачный политический ход. Учитывая, что ты – «Избранный» и всё такое.
Гарри уже собирался сказать в ответ какую-нибудь гадость, но тут раздался детский плач.
– Я схожу за ней. – Рон поднялся с дивана и пошел наверх.
Гарри с сочувствием посмотрел на Гермиону.
– Тебе хоть когда-нибудь удается поспать? – спросил он.
Она бледно улыбнулась.
– И даже часто. Просто не в то время и недостаточно.
* * *
Просыпаться было тяжело, мысли путались, воспоминания не хотели выстраиваться в цепочку.
Северус открыл глаза. Было темно. Он попытался подняться с постели, но чья-то рука удержала его.
– Ш-ш-ш, тише. Все в порядке, – успокаивающе произнес незнакомый голос. – Все хорошо.
– Что случилось? – спросил он, безуспешно пытаясь разобраться в происходящем.
– Что вы помните? Ваше последнее воспоминание?
Он попытался сосредоточиться. Выходило плохо. Потом он вспомнил: трижды проклятый квиддичный матч, Поттер на метле, летящий так, как будто весь воздух над стадионом – его собственность, и готовый в любой момент сломать себе шею. Потом он с удивлением услышал собственный голос, отвечающий на вопрос.
– Квиддич. Поттер чуть не навернулся с метлы. Он только что поступил, его нельзя было принимать в команду.
Кто-то невидимый продолжил задавать вопросы:
– Кто преподает защиту от темных искусств?
– Квиррелл, – ответил Северус, не пытаясь скрыть своего отвращения. И тут же вспомнил: да, Квиррелл, ему нужно поговорить ним, чертов заика ждет его в Запретном лесу, прямо сейчас…
– Отлично, очень хорошо. У вас все отлично получается.
В это верилось с трудом. Стоило воспоминаниям встать на свои места, и его охватило странное чувство – как будто все эти события произошли давным-давно. Но этого не могло быть. Неважно. У него мало времени.
– Мне нужно вернуться в Хогвартс. – Ему почти удалось подняться, но кто-то заклинанием насильно уложил его обратно. Через секунду он почувствовал, как в рот ему вливают какое-то зелье. Он попытался выплюнуть его, но ему не дали.
– Все хорошо. Все отлично. Засыпайте.
– Хогвартс, – услышал он собственный сонный голос, прежде чем провалиться в забытье. – Хогвартс…
Он не хотел засыпать. На сон не было времени.
* * *
В конце концов Рон пожелал им спокойной ночи и ушел в спальню, пробормотав что-то насчет утренних занятий.
Беллатрикс постепенно утихла на руках у Гермионы. Та откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Гарри молча смотрел на них, полусонных, на то, как Гермиона осторожно поглаживает черные волосы маленькой девочки.
– Наверное, ждешь не дождешься, когда она вырастет, – сказал он.
Какая насмешка судьбы, – пришло ему в голову: именно Гермиона убедила Рона вернуться вместе в Хогвартс и закончить учебу. Когда Беллатрикс оказалась у них, Гермиона бросила школу, а Рон учился по-прежнему. Интересно, подумал он, когда Гермиона решит снова заняться учебой? А потом – и работой? Сейчас, похоже, ей нравилось быть там, где она была: дома, с ребенком на руках.
– Не особенно, – тихо ответила она. – Мы не торопимся.
Беллатрикс тихонько всхлипнула, и Гермиона принялась еле слышно напевать:
Баю-баю детки
На еловой ветке.
Тронет ветер вашу ель –
Закачает колыбель,
А подует во весь дух –
Колыбель на землю бух.
От слов старой колыбельной ему стало не по себе. Может, потому что Гермиона пела ее как-то всерьез, – вдруг подумалось Гарри. Как будто ждала не того, когда Белла вырастет, а когда колыбель упадет. И не была уверена, сможет ли поймать ее.
– Гермиона, – позвал он.
– М-м-м?
– Все будет хорошо, – сказал Гарри. – Не может быть, чтобы она выросла такой, как была. Ты должна в это верить.
– Я стараюсь, – ответила она. – Но у меня не всегда получается.
– Если ты считаешь, что ничего нельзя изменить, тогда зачем все это? – спросил он.
Гермиона улыбнулась, не открывая глаз.
– Считаешь, что если человека не исправить, то и любить незачем?
– Конечно нет, – ответил он.
Когда Гермиона вновь запела колыбельную, то ничего зловещего Гарри в ней не услышал. Он взглянул на Беллатрикс. Успокоившись под тихое пение, она крепко уснула.
* * *
Просыпаться было трудно. Наверное, оттого, что Северус все никак не мог привыкнуть к миру, где больше нет Лили. Прошло уже четыре года, но все равно каждое утро он просыпался, не помня об этом. Он лишь знал, что случилось что-то ужасное, непоправимое, и только потом вспоминал – что.
Блуждания по Хогвартсу стали еще одной пыткой. Стоило пройти по коридору – и сразу начинало казаться, что нужно только найти правильный поворот, поймать нужный момент, чтобы оглянуться, и он ее увидит. Но все повороты вели не туда, и сколько бы он ни оглядывался – ее нигде не было. Иногда он думал, что сходит с ума. Иногда надеялся на это. Может, тогда ему удастся ее увидеть.
– Проснулись? – спросил незнакомый голос. Он попытался приподняться, но почувствовал сопротивление – что-то удерживало его в постели. Попытался открыть глаза и тоже не смог. Он не знал, где он, не знал, что произошло. Не знал ничего, кроме того, что, похоже, наконец лишился рассудка.
Спятил, окончательно спятил. А Лили так и нет. Нелепая мысль показалась крайне забавной, и он рассмеялся вслух. В смехе, похоже, прозвучала нотка истерики, потому что кто-то успокаивающе положил ему руку на плечо.
– Вы знаете, какой сейчас год? – спросили его.
– Тысяча девятьсот восемьдесят пятый, – ответил Северус.
– Вот и хорошо. Вот и отлично. – Он почувствовал край фиала у губ. – Пейте.
Он хотел ответить, что это бесполезно, что он неизлечим, но стоило ему открыть рот, как кто-то влил туда зелье. Он рефлекторно сглотнул.
– Вот и молодец. А теперь засыпайте.
Он не хотел засыпать. Точнее – не хотел еще раз проснуться со знакомым ощущением ужаса, вызванного миром без нее. Но сон неуклонно наплывал, и с ним – блаженное безумие. Краем глаза он увидел знакомый силуэт, чернеющий на фоне бледно-голубого неба, и прядь, сверкнувшую на солнце невозможно яркой медью.
