Глава 5В один из вечеров Мальсибер обнаруживается, что дверь его комнаты не заперта – и, разумеется, немедленно выходит. Такое порой случается, и он каждый раз с удовольствием пользуется невнимательностью своего тюремщика – которого, впрочем, даже в шутку и даже сам для себя так не называет. Побродив по дому и нигде того не найдя, Ойген останавливается у открытого спуска в подвал. Подвалы он не любит, а этот и вовсе навевает на него тоску – и всё же, подумав, он спускается по лестнице и кричит:
- Блэ-э-эк!
В ответ раздаётся не слишком отчётливое, но весьма экспрессивное ругательство, указывая верное направление, и Ойген идёт на голос. Блэк обнаруживается у полок с бутылками – он сидит на каком-то ящике и очень мрачно глядит на пришедшего.
- Ты что тут делаешь? – спрашивает Мальсибер.
- Я должен перед тобой отчитываться? – Сириус пытается говорить язвительно, но выходит у него устало и раздражённо.
- Да нет… просто странно, - мирно говорит Ойген. – Так что ты тут сидишь в одиночестве и темноте?
- Мне кажется, я выразился доступно, – Блэк будто бы заставляет себя разозлиться. – Я не хочу с тобой разговаривать, просто убирайся отсюда! Стоило тебя запереть, - говорит он с непонятно кому адресованным укором.
- Стоило, - соглашается Мальсибер. – Но поздно. Это винный погреб? – с любопытством интересуется он.
- Не заметно? – Губы Сириуса кривятся в неприятной усмешке.
- Что ты злишься? – мирно спрашивает его собеседник. – Можно мне тоже какого-нибудь вина?
- Да бери, - пожимает плечами Сириус. – Любое. Ты же гость.
- А где какое? Тут есть система?
- Есть, наверное… Увы, в то время, когда я здесь часто бывал, содержимое меня волновало меньше укромных мест, где можно спрятаться, а когда уже мог оценить, то прятаться здесь уже не хотелось, да и возможности не было.
- Я посмотрю?
- Да пожалуйста, - он, кажется, удивляется, и смотрит с некоторым интересом, как тот рассматривает этикетки, сдувая время от времени пыль, от чего периодически чихает, потом вскрикивает радостно и берёт одну из бутылок.
- Это роскошное совершенно вино… можно?
- Сказал же – бери… с пробкой справишься, или открыть тебе? – спрашивает он, слегка оживляясь.
- Да, пожалуйста, - Ойген протягивает ему бутылку, а потом, получив её уже открытой обратно, нюхает и прикрывает глаза от удовольствия. – Божественно… Еще бы бокал!
- Зачем? - очень удивляется Блэк. – Мы не на приёме и даже не за столом – пей так.
- Из горла?!
- Ну, или иди на кухню и поищи там. Да, правда, - будто бы вспоминает он, – проваливай-ка ты на кухню!
- Я не хочу снова сидеть один, - признаётся тот, придвигая себе ящик и тоже усаживаясь на него. – Я вообще не люблю одиночество… можно, я просто с тобой посижу? Молча?
- Сиди, - пожимает плечами тот.
Некоторое время они молчат – Ойген время от времени делает глоток или два, и каждый раз улыбается. Наконец, Блэк не выдерживает и говорит:
- Дай хоть попробовать… ты пьёшь это с таким видом, словно это не вино, а мордредов эфорийный эликсир или амортенция.
- Я не уверен, что в своём нынешнем положении хотел бы выпить её, да и за нос тебя пока не дёргаю - смеётся Мальсибер, протягивая ему бутылку. Блэк фыркает вдруг, потом не удерживается – и тоже смеётся. Пробует вино, говорит удивлённо: - Белое?
- Я не люблю красное… вернее, не очень люблю, если есть выбор – предпочитаю белое. А это очень хорошее, одно из моих любимых.
- Весьма достойное, да, - кивает Сириус, разглядывая этикетку. – Там есть ещё?
- Есть… там целая полка – может быть, даже и не одна. Принести тебе?
- Неси, - говорит Блэк удивлённо – тот вскакивает, приносит вино, отдаёт ему, ёжится, трёт себя ладонями по плечам:
- Бр-р! Как тут холодно всё-таки…
- Разве же это холодно… - возражает Блэк, но согревающие чары на Мальсибера накладывает.
- Спасибо! – искренне говорит тот. – Так почему ты сидишь тут один?
- Да вот, не отвыкну никак, хотя двери здесь без решеток и запираются изнутри. Ну и с кем мне еще сидеть? С тобой?
- Ну хотя бы… раз уж больше никого нет. И пить в одиночку вредно.
- Я не пью… не пил. В данный момент, - он расслабленно откидывается на стену, рядом с которой сидит и, скрестив на груди руки, снова опускает голову, вскинутую было при появлении Ойгена.
- А что же ты делал? В винном погребе.
- Размышлял.
- Что бы такое выпить?
Блэк снова смеётся:
- Ты всегда такой? Или нарочно мне на нервы действуешь?
- Всегда, - утешает его Мальсибер. – А ты?
- Что я?
- Всегда такой?
- Нет, - Блэк наставляет на него палочку. – Иногда я действительно невыносим! – он дует на него горячим воздухом – Ойген подставляет под струю руки и улыбается:
- Спасибо… жаль, мне нечем ответить. Было бы весело. Вот, помню…
Он рассказывает какую-то нелепую школьную историю – Блэк смеётся, вернее, они вместе смеются, потом ещё одну, и ещё… Они смеются и пьют, наверное, полночи – покуда у Ойгена не заканчиваются то ли силы, то ли истории.
- Ну всё, - говорит он. – Пора спать. Пойдём наверх! Проводи меня… я один… упаду! И свалюсь… с твоей лестницы!
- Ну вставай! – говорит Блэк, делая это с некоторым трудом, но довольно уверенно. Мальсибер хохочет и, пошатываясь, пытается встать. У него все же выходит, но весьма и весьма сомнительно: его заносит куда-то вбок, он ударяется о стену и сползает по ней, продолжая смеяться. Его опьянение – в отличие от блэковского – весёлое и озорное, настолько, что даже Блэк забывает о сжигающей его изнутри тоске и смеётся почти так же весело.
- Зачем ты меня... напоил? Так… совсем? – спрашивает, слегка заплетаясь, Мальсибер, оставляя свои попытки подняться и устраиваясь у стены.
- Мы выпили всё… всего ничего, - Блэк с размаху падает рядом с ним. – Ты пить не умеешь!
- Не умею! – активно соглашается Ойген. – Мне и не надо! Мне и так весело!
- Всегда?
- Почти! Когда нет повода ргу… грустить… тьфу! – он мотает головой, но от этого становится только хуже: та кружится ещё сильнее. – Мы с тобой сдохнем завтра… а у меня даже палочки нету…
- Зачем тебе? Возьми… с собой, - он машет в сторону полок с бутылками. – Или, - он вдруг смеётся, - можно спать здесь.
- Здесь холодно! – возмущается Ойген. – Я и не хочу снова блеть… болеть… тьфу! – его ужасно раздражает заплетающийся язык, но поделать с этим он ничего не может.
- Вылечим! – обещает Блэк – и, подумав, призывает ещё одну бутылку и говорит удивлённо: – А с тобой весело пить!
- А с тобой страшно! Пойдём наверх… ну холодно же!
- Вставай тогда! – сам Сириус встаёт вполне успешно, только за стену немного держится – а вот у Ойгена ничего не выходит, едва он поднимается на ноги, его снова ведёт, Блэк пытается его поддержать, и в итоге они уже вдвоём валятся на пол, хохоча.
- Я не могу! Видишь, что ты со мной сделал? – Мальсибер прекращает всякие попытки подняться и демонстративно разваливается на полу. – А так здорово голова кружится… почти как на метле… когда вниз головой, - он вдруг икает и со смущённым смехом прикрывает рот. - Вот! Видишь? Мне уже холодно! Я тут умру у тебя!
И в этот момент следует вызов – метка сперва нагревается и зудит, но уже буквально через пару секунд темнеет, и к зуду начинает примешиваться боль.
- Вот он-то меня сейчас и протрезвит, - ещё веселится Ойген, уже предвидя, впрочем, грядущую боль.
И та не заставляет себя долго ждать. На сей раз Волдеморт, очевидно, намерен приложить все усилия, чтобы измучить и сломить своего слугу – призвать его так, чтоб отказаться было уже невозможно. И его настойчивое и категоричное приглашение не было бы столь бесцеремонно проигнорировано, если бы не мрачный блэковский дом и запрет аппарации в его стенах – хотя в какой-то момент Мальсибер даже пытается. У него, разумеется, ничего не выходит – но он всё равно пробует, просто потому, что от боли уже плохо соображает. Он бьётся, крича, на полу – Блэк, протрезвевший, конечно, от всего этого, придерживает его голову и правую руку, которой тот пытается расцарапать себе левое предплечье до крови. Тут ничего больше не сделать – разве что можно ещё и ругаться, что Блэк и делает, от души. Пытка никак не кончается – длится и длится, и Сириус вспоминает ойгеновское «он освободится – и вспомнит о своём добром слуге». Вот, похоже, и вспомнил…
Когда всё, наконец, заканчивается, Ойген может только лежать и скулить, тихо плача и не в силах пошевелиться. Сириус тоже измотан – зато совершенно трезв – и какое-то время просто сидит рядом с ним, даже не замечая, что голова Мальсибера так и лежит на его ладони. Наконец он приходит в себя в достаточной степени для того, чтобы начать действовать – и соображать.
- Ты живой? – спрашивает он – вопрос лишён смысла, ибо ответ очевиден, да не за тем задан…
- Не знаю, - осипло отзывается Ойген. – Больно ужасно…
- До сих пор?
- Угу… не так, конечно, но всё равно…
- Дай посмотрю, - Сириус тянется и вытаскивает его прижатую к груди левую руку. Там всё то же: синяк, отёк… худые пальцы сейчас мелко дрожат…
- Да Бастет с ней… голова ужасно болит. Сделай что-нибудь, - шепчет он умоляюще.
- Что я могу сделать? – с раздражением и непонятной злостью спрашивает Блэк. – Я не целитель. Я даже выйти за зельем тебе не могу!
- Не знаю, - тихо вздыхает Ойген и повторяет жалобно: - Сделай что-нибудь… позови Северуса, он сможет…
- Он вообще не знает, что ты тут! – взвивается Сириус, не забывая, впрочем, говорить вполголоса – он сам прекрасно знает, что такое головная боль. – И не надо!
- Он знает.
- Ты что, видел его? Говорил с ним?! Когда?! – срывается он на настоящий крик.
- Не кричи, - просит Ойген.
- Я тебя вообще больше из комнаты не выпущу, – сердито говорит Блэк. – Какого Мордреда…
- Не кричи! – со слезами повторяет Мальсибер, хотя тот вовсе уже не кричит, просто говорит с обычной громкостью. – Голова болит… очень…
- Я тебе запретил выходить, когда здесь есть кто-нибудь!
- Позови его… ну пожалуйста!
- Я не могу! – досадливо восклицает Блэк – и спохватывается. – Не могу я его позвать, - повторяет он вполголоса. – Как, по твоему, я должен в Хогвартс попасть, если я даже камином воспользоваться не имею возможности? И почему ты мне ничего не сказал? Ты понимаешь, что ты наделал?
- Что? – шёпотом спрашивает тот. Сейчас он лежит на полу с закрытыми глазами – левая рука вытянута, предплечье сильно опухло и большую его часть покрывает свежий кровоподтёк.
А действительно, что? Блэк просто не в состоянии подобрать достойный ответ, вся эта ситуация ему не то что не нравится – она его раздражает и заставляет волну мрачного бешенства подниматься в груди. Ни одного разумного аргумента он придумать не может, ибо что тут сказать? Что Снейп его выдаст? Это смешно… Что тот сам Снейпа выдаст, если когда-нибудь встретиться с Лордом? Это ещё смешнее…
- Ничего, - рычит он сквозь зубы, потом встаёт… и уходит.
А Ойген остаётся лежать и негромко стонать от разрывающей его голову боли.
