Часть сорок пятая— Что Вы думаете об Айзене Соуске, Капитан?
Вопрос настиг третьего капитана за полуденным чаем, пролетев через светлую комнату, ударив куда-то туда, за грудину. Ичиго поднял уставшие глаза — да, так и есть, прямо перед ним, моментально переместившись от дверного косяка, стоял максимально серьёзный Ичимару Гин.
Подопечный поступил в Академию Шинигами три месяца назад, и с тех пор это был первый раз, когда парень появился на пороге его дома. Появился, чтобы принести с собой боль и бессонные ночи. Чтобы задать вопрос, на который мог получить только правду.
Впрочем, когда речь идёт об Айзене, никогда нельзя сказать, где ложь, а где правда.
— Он всемогущ. Он способен повернуть реки вспять и поменять местами землю с небом. Нет ничего, что могло бы его остановить. Ничего, на что он не был бы способен. И от него надо держаться как можно дальше.
Глаза в глаза, серьёзный кивок. И, словно бы незначительное:
— Я никогда раньше о нём не слышал. Он ведь даже не лейтенант, верно?
— Внешняя шелуха не имеет никакого значения, Гин. Очень скоро он подогнёт мир под себя.
И, ведомый дурным предчувствием, Куросаки отставил красивую чашу подальше — если его реацу сейчас вырвется из-под контроля, она просто превратится в пыль.
— Откуда ты узнал об Айзене, Гин?
Минутное сомнение — говорить, не говорить? На самом деле, это не имеет никакого значения — Куросаки прекрасно знает ответ.
— Он сам меня нашёл.
О, Айзен, ты ведь всегда рядом? Стоишь в вечерних сумерках, улыбаешься из-за стены, пахнешь обречённостью и предательством.
— Я поговорю с ним.
Вопрос поймал его уже в коридоре, тихий, пробирающий до костей.
— Почему?
Ещё никогда не было такого в их взаимоотношениях. Ещё никогда Куросаки Ичиго не говорил «нет» так категорично. Никогда не запрещал Ичимару самому совершать ошибки.
— Потому что он зараза. Болезнь. Ты погибнешь, если окажешься рядом с ним.
Потому что Айзен сам выбрал путь бесконечного одиночества. Потому что Айзен — это тот, кто уничтожает мир вокруг. Потому что сам Куросаки Ичиго давно отравлен им.
За столетие с их последней встречи бараки пятого отряда перемещались несколько раз, но третий капитан всё равно знал, где искать. По долгу службы, по праву сильнейшего.
И снова, как и тогда, сначала ощутил тихую нежность Кьёка Суйгецу.
Айзен не изменился. Такой же тихий, с застенчивой улыбкой, широкими очками и бесконечным, мёртвым одиночеством. Теперь уже всё ясно — теперь всё стало ложью. Айзен уже создаёт свой хогьёку, уже вербует сторонников. Уже нет нужды сомневаться.
Или — снова ложь, удивительное переплетение его памяти? Или он просто потянулся к замкнутому подростку, как раненый зверь, привлечённый запахом бесконечного одиночества — таким же, каким пропах сам?
Айзен, ну почему с тобой всегда так сложно?
— Оставь в покое мальчика.
Изумление, даже шок — кажется, друг-не-друг его не заметил. А потом — смех, тихий, обречённый, как умел только он.
— Даже не поздороваешься?
Нет. Не смотри на него, не приближайся. Не дай его заразе пропитать тебя снова.
Не дыши, не прикасайся к его одиночеству.
— Ичимару Гин мой подопечный, Айзен. И я не позволю…
— Хорошо.
Соуске перебил Ичиго так внезапно, что третий капитан, забыв о малейшей предосторожности, посмотрел на него.
Глаза в глаза. Тихая, обречённая уверенность.
Боль? Одиночество?
Желание, чтобы всё поскорее закончилось?
— Я обещаю тебе, что никогда больше не приближусь к Ичимару Гину, и не приму его, если он сам придёт ко мне. Ты этого хотел, Ичиго? Как видишь, никаких лазеек.
Айзен развёл руки, с кривой улыбкой смотря на того единственного человека, с которым был когда-то близок.
Всё, можно уходить. Цель ведь достигнута, верно? Он точно говорит правду — третий капитан чувствовал это так же ясно, как и бесконечное, абсолютное одиночество. Развернуться, уйти, сбежать — ведь он этого хотел, верно?
Соуске Айзен стоял на месте. Смотрел немигающим взглядом, тихо, обречённо — как старый пёс, которого только что отнесли в ветеринарную клинику усыплять. Именно так — спокойно, понимающе даже. Тихо прощая и прощаясь навсегда.
Стоял ли он так же в прошлый раз?
Беги, Куросаки Ичиго. Беги, не оборачиваясь, пока ты не пропал. Не растворился в его идеях, не захлебнулся в бесконечном одиночестве. Ему никто не нужен, слышишь? Он сам выбрал этот путь.
— Эй, Соуске, не хочешь со мной выпить?
