Осколок №65Название: МАРОДЁРЫ – НАШИ ДРУЗЬЯ: ОСКОЛОК №65
Автор: КОТ
Бета: ADONA
Рейтинг: G
Персонажи: РЕМУС ЛЮПИН, СИРИУС БЛЭК,…
Время: СЕДЬМОЙ ГОД
Дисклеймер: Не моё всё. Ремус возможно немного ООС, но всё равно не мой.
Вечер выдался пасмурным и тихим. Дождевые капли монотонно стучали по оконному стеклу. Лишь этот звук нарушал царившую тишину. Не слышны были ни детские голоса, ни шарканье множества ног по старым каменным плитам, даже ветер не завывал в каминах и трубах, только капли воды с мерным стуком ударялись о стекло.
В огромном замке Хогвартс имелось множество коридоров и башен, в которых можно было бродить целыми днями, так и не встретив ни одной живой души. Одним из таких мест являлся коридор на пятом этаже в северной части замка, где одно время находился кабинет Защиты от Темных Искусств, пока в нем при загадочных обстоятельствах не скончалась профессор Робинсон, преподававшая этот предмет. Вокруг учительницы слагались самые невероятные слухи и легенды. Она была очень молодой и среди юных учениц приобрела ореол романтической героини, якобы погибшей из-за некой несчастной и запретной любви. У старшеклассников даже появилась традиция: при любовных муках приходить в бывший кабинет Робинсон и просить у нее помощи. Однако немногие решались проверить действенность этой приметы, так как само место вызывало у детей чувство жути, нагнетаемое мифами, рассказываемыми младшим школьникам старшими. Преподаватели же утверждали, что история смерти Робинсон была выдумкой, а на самом деле она просто покинула Хогвартс. Как бы то ни было, но здесь было тихо и безлюдно. Лишь изредка бесшумно проплывали по воздуху привидения, тихонько возились на своих полотнах обитатели картин и сквозняки скрипели неплотно прикрытыми дверьми.
Несчастных влюбленных не наблюдалось. Сидевший на подоконнике Ремус Люпин подозревал, что они страдали где-то в других местах, чему он лично был лишь рад. Гриффиндорец часто приходил сюда, когда хотел побыть один и подумать. Чаще всего это случалось перед полнолунием.
Парень с ногами забрался на холодный каменный подоконник и прислонился плечом к оконному стеклу, по ту сторону которого уже сгущались сумерки. На фоне темнеющего неба он уже мог различить собственное отражение. Бледное, "чахоточное", как выразилась Лили Эванс, лицо, темные круги под глазами. Он и правда походил на смертельно больного.
Ремус, с презрением глядя в глаза своему отражению, затянулся магловской сигаретой, которой с ним расплатился за списанную контрольную маглорожденный Бейконс. Ремус изредка приходил сюда, чтобы спокойно покурить. Это освобождало голову, запах дыма действовал успокаивающе, казался таким настоящим и простым, таким естественным и, главное, немагическим. Это представлялось важным. Особенно в преддверии полнолуния.
Ремус сидел, прижав колени к груди, выпуская изо рта струи дыма, и чувствовал себя циником. Человеком, осужденным на смерть и выкуривающим свою последнюю сигарету. Как в той магловской книжке... как там ее название? Ремус усмехнулся. Какая разница? Ни один магл не испытал той обреченностью, которая выпала на его – Ремуса – долю. Даже осужденный на смерть ожидает казни лишь однажды, а не каждый месяц каждого года своей жизни. И никакого облегчения в виде загробной жизни, никакой спасительной тьмы и никакого умиротворяющего вечного сна. Нет, лишь луна, набирающая в объеме, округляющаяся и убывающая. Лишь кошмар, который повторяется из месяца в месяц. И после которого даже утро не сулит избавления, так как ты знаешь, что он вернется. Вернется боль, вернется ужас потери...
Ремус судорожно затянулся сигаретой, задавил бычок о подоконник и выдохнул дым. Синеватые клубки и нити наполнили воздух. Ремус достал палочку и испепелил бычок, стряхнув пепел на пол.
Дождь все так же стучал в окно, в темное отражение парня с волшебной палочкой в руке и значком старосты на груди. Ремус спрятал палочку и коснулся пальцами своего отражения. А ведь и не скажешь, что ему семнадцать. Телосложение хилое, а взгляд тяжелый, старческий. Прямо-таки романтический герой, который скорбит над могилой возлюбленной. Созвучно окружающей его обстановке. Ремус усмехнулся, заметив, что при этом его лицо не делается более веселым. Это не так, как улыбаются Джеймс и Сириус. Сохатый, тот прямо расцветает весь, лучится, стоит ему улыбнуться. У Сириуса взгляд всегда остается несколько злым, но улыбка, тем не менее, получается жизнерадостной. А вот Ремус даже улыбается невесело. Или это потому что он циник?
Ремусу нравилось понятие "циник". Он считал, что, будучи "волком среди овец", невозможно не стать циником. Хоть Джеймс и говорил, что "из нас ты, Лунатик, самый лучший". А Лили норовила излить ему душу, полагая, что нашла в нем родного человека. Это было так трогательно, что Ремусу временами становилось почти неловко. Он прислонился головой к прохладному стеклу и дыхнул на него. Дыхание его пахло табаком.
А дождь всё шел. И не он один.
– Эй, Лунатик!
Ремус нехотя повернулся. Рядом стоял Сириус. Его глаза блестели в полутьме.
– У нас с Сохатым тут вечер у Слизнорта намечается, – почесав нос, доложил гриффиндорец. – Мы решили немного повредничать с угощением. Но без твоей светлой головы никак. – Он подмигнул Ремусу и, шмыгнув носом, добавил:
– Мерлин, Лунатик, что за гадость ты куришь? Магловская? Ты ж теперь весь провоняешь... Меня бы попросил, я б тебе приличного табака нашел.
Ремус лишь улыбнулся в ответ и слез с подоконника.
– Кстати, помнишь, как мы пытались семилистник курить? – Сириус хохотнул. Его смех эхом разносился по пустому коридору. – Питер до сих пор клянется, что видел ту безголовую курицу... Слушай, я тут узнал, что у этой Робинсон был роман с учеником. Прикинь, вот она, романтическая любовная история! – Сириус ткнул пальцем в дверь бывшего кабинета Защиты от Темных Искусств. – Рядом с ней грандиозная любовь Джима к Эванс блекнет, не находишь?
Ремус с улыбкой покачал головой и последовал за болтавшим другом в сторону лестницы. Перед полнолунием все они нервничали. Всегда. Что бы они ни говорили. Тревога была всегда.
*
