Глава 66.
- Ты что, целовался с Эванс? – недоверчиво и даже враждебно начал Джеймс, едва только Люпин вошел в комнату уже перед самым ужином.
Римус, оторопев от подобной реакции друга, остановился в дверях, отчаянно краснея.
- Почему ты спрашиваешь?
- Гриндилоу тебя задуши, Люпин! – зло заорал Поттер, вскочив с кровати и начав яростно трясти Картой Мародеров перед самым носом у растерявшегося Римуса. – А это что, по-твоему?! «Ежедневный пророк»?!
Люпин изумленно смотрел на Джеймса, в котором сейчас не было ни капли столь свойственного ему веселого задора.
- Я прекрасно знаю, что это такое, но с чего ты взял, что мы… целовались? Ведь карта не показывает Выручай-комнату.
- Вот именно! – простонал Поттер. – Ты вошел с Эванс в Выручай-комнату, прямо после библиотеки вы пошли туда, скажешь, нет?! И просидели там с ней… весь обед! До ужина! Что еще там можно делать вдвоем с девчонкой так долго?!
- Ну, заниматься чем-то другим… не менее… увлекательным, - Петтигрю хрюкнул от смеха, и Сириус внимательно посмотрел на него, недовольно изломив бровь.
- Я пересказывал ей содержание книги Фарамонда Эльгадиуса. Оказывается, она тоже очень давно искала его учебник, а мадам Пинс ни в какую не хотела давать ей эту книгу. А пошли мы туда... потому что там можно спокойно поговорить. В библиотеке этого не сделаешь, а в других местах сегодня очень шумно и…
Сириус, полулежащий на кровати, громко хмыкнул.
- Так вы не целовались?- с очевидным облегчением и вместе с тем слегка разочарованно протянул Джеймс, продолжая сверлить взглядом Люпина.
Римус почувствовал, как его лицо окончательно запылало. Сириус тихо присвистнул и сел на кровати. Питер наконец-то перестал мелко хихикать.
- Да… То есть нет… целовались, - прошептал Люпин, опуская глаза.
Джеймс громко выдохнул и больно схватил его за плечо.
- Это… правда?!
Римус кивнул, не поднимая головы, и Джеймс, неожиданно ослабив хватку, вкрадчиво спросил:
- И как? Как целуется Эванс?.. То есть я имею в виду, как все прошло? Тебе… понравилось?
Римус поднял недоуменный взгляд на взволнованного Поттера, и сердце, громко стучавшее в его груди, нырнуло куда-то вниз: Лили очень нравится Джеймсу. Очень. Но тот даже сам себе не хочет признаваться в том, насколько сильно. Он… влюблен в нее? Да, влюблен.
Как только Люпин окончательно осознал эту простую, лежавшую на поверхности истину, на душе его мгновенно стало странно пусто и холодно. Как будто бы из него вырвали что-то очень важное, очень дорогое, возможно, жизненно важное, не вложив взамен ничего.
- Да, понравилось… Целуется она… ничего. То есть я, конечно, не могу судить, так как мне не с кем сравнивать…
Он не узнавал свой голос. Так мог бы говорить Сириус, решив посмеяться над всеми и не оправдать всеобщих ожиданий, - отстраненно, скучающе, как будто он говорил не о своем первом поцелуе и не о девочке, которая внезапно так сильно ему понравилась, что в ушах зазвенели медные колокольчики счастья, а о том, как правильно кормить флоббер-червей или пересаживать мандрагоры.
- Вы будете встречаться? – резко перебил Люпина Джеймс, убрав руку с его плеча и запустив ее в карман мантии, в то же время так сильно сжав Карту другой рукой, что едва не порвал ее.
- Нет, - поспешил ответить Люпин, обходя Поттера и садясь на подоконник. – Нет. Я попросил у нее поцелуй за свой пересказ книги. Ничего серьезного, Сохатый… К тому же она не знает, кто я… Мы никогда не будем встречаться.
Римус натянул на лицо улыбку и отвернулся к окну, всеми силами стараясь не выдать своего волнения и затылком чувствуя на себе напряженный взгляд Джеймса.
- Ну, раз так, то с боевым крещением тебя, дружище! – Сириус громко хлопнул в ладоши и поднялся на ноги, блаженно потягиваясь. – Следующая шалость будет на нашей общей совести (я не тебя, Лунатик, имею в виду), с чем я всех и поздравляю! – он весело усмехнулся. – А теперь пойдемте жрать, господа! Я голоден как… анимаг, черт возьми!
Он первым двинулся к выходу и подтолкнул к нему Джеймса. За ними поспешно засеменил, подмигнув Римусу, Питер.
Люпин еще пару мгновений продолжал сидеть на подоконнике, чувствуя, как непонятная пустота, хозяйски положившая ледяную руку на его сердце, медленно разливается по всему телу, делая ноги ватными, а глаза до боли сухими.
