Глава 6Наконец-то Берти согласился, что Гэл хороший! Согласился, согласился! Правда, очень неохотно, но это только поначалу. Я ему потом еще раз объясню, и Гэлу объясню, и они помирятся. И мы будем все вместе, и нам будет весело!
Пока что особо весело не было, потому что Берти сердился на Ала, а тот думал о чем-то своем. Правда, поначалу спросил, как я себя чувствую, но потом опять про меня забыл. И Гэла с собой не привел, а я хотела, чтобы он тоже спросил, как я себя чувствую. Но Гэлу еще не сказали, что Берти признал, что он хороший. Надо ему сказать, и тогда он придет, не дожидаясь, пока Берти дома не будет. Я-то хочу, чтобы они все были дома, потому что так интереснее.
Берти считает, что я в людях не разбираюсь. А вот и неправда, разбираюсь, и не хуже, чем он сам! Я вижу, кто плохой, а кто хороший.
Вот мама хотела, чтобы все думали, будто она хорошая, а сама на всех кричала. А кричать даже на коз нельзя, они от этого пугаются. И я пугалась, хоть я и не коза... Мама даже шепотом умела кричать – с ума сойти, как только у нее получалось? Зато по-другому она не умела. И не желала. Она только и хотела, чтобы все ее слушались и чтобы все было, как она скажет. И считала, что, если кричать, то все и будут ее слушаться. Как же!.. Вот во мне, например, все тогда кричит еще громче. В ответ.... А все потому, что мама в людях не разбирается, это и Берти говорил. Вот он мог сделать, чтобы его слушались. Он даже маме мог такое сказать, что она сразу замолкала. И не кричал на нее, нет, наоборот – говорил тихо. Чем тише говорил, тем быстрее она замолкала. Я так не могла, но это же не значит, что я в людях не разбираюсь! Я же знала, чего от нее ждать, и просила, чтобы она ко мне без стука не входила и вообще поменьше ко мне лезла. А что она тогда полезла – сама виновата! Я ведь не лезу к Профессору, когда он злой, потому что знаю, что боднуть может.
Нет, не буду об этом, как вспоминаю – так расстраиваюсь... Лучше о другом буду. О хорошем.
Берти хороший. Он не только в людях, он во всем разбирается. Знает, что где растет, как еду готовить и чем коз кормить. Он все умеет. И я его люблю. Вот Ал – он другой. Но тоже хороший. Он разбирается только в своих книжках, вечно о чем-то думает и ничего больше не замечает. Но я тоже ведь порою не замечаю, когда играю в куклы. Только куклы – они живые, а книжки – нет. Хотя... книжки живые люди писали, значит, Ал хотя бы в этих людях разбирается? Вот, а Берти говорит, что совсем ни в чем не разбирается!
Берти смеется, потому что Ал не умеет за козами ухаживать, – а это даже я умею. Зато у Ала медаль золотая есть, а у Берти нет. Но медаль-то в хозяйстве не пригодится! Берти говорит: из медали каши не сваришь. Правильно, конечно, говорит. Но на Альбусе медаль очень красиво смотрится. На стенке, наверное, не хуже будет. И даже лучше, потому что Ал ее надевает редко и все время где-то пропадает, хоть с медалью, хоть без медали. А стена – вот она, тут, никуда не денется. Только цветы в вазе все равно красивее медали на стене.
И что Берти говорит, что я в людях не разбираюсь? Прекрасно разбираюсь. В обоих моих братьях – точно. В тете Батильде и разбираться нечего. Она хорошая, но она боялась моей мамы. И ей очень нравится с Алом говорить о непонятном. Она книжки пишет, но с книжками ей скучно, ей интереснее о том же самом говорить словами. И чтобы ей отвечали.
Кого еще я знаю? Эльфи? Он хороший, но с ним общаться бесполезно: он только на Ала смотрит, больше никого вообще не замечает. Вот он точно ни в ком, кроме Ала, не разбирается. Да и Ала настоящего тоже не видит. Он что-то свое видит, но никому не рассказывает. А я – рассказываю. Я тоже хочу, чтобы мне отвечали!
В тех, кого я знаю, я замечательно разбираюсь. А больше мне и не надо. Если знать слишком много народа, можно всех перепутать и даже забыть, кого как зовут. Если бы я обратилась к Гэлу и назвала бы его при этом «Берти» – хороша бы я была! Или наоборот... Если бы у меня сто кукол было, разве мне бы лучше было в них играть? Я бы запуталась. Они бы просто в комнате не поместились.
Конечно, Берти из-за Гэла так говорит. Он считает, что это я в нем не разбираюсь. А это не я, это Берти не разбирается! Потому что на него злится! А злость – как повязка на глазах, она мешает смотреть – это я точно знаю, потому что прочитала где-то. А то, что Берти злится, я и без всяких книжек вижу... А на что злиться-то? Я вот смотрю на Гэла – и радуюсь.
Во-первых, Гэл красивый. Как принцы в сказках. А принцы в сказках всегда хорошие!
Во-вторых, он в отличие от Эльфи, на других внимание обращает. Мне цветы подарил и на руках нес. Эльфи бы этого не сделал, хотя и он тоже хороший.
В-третьих, он умный, как Ал, хоть и без медали. Но при этом умеет говорить понятно. Хоть иногда. А Альбус всегда говорит непонятно.
И почему после всего этого Берти считает, что Гэл плохой? Он хороший! И я его люблю. Так же, как и Берти. Или немного по-другому? Я даже не знаю. Не разобралась еще. Наверное, по-другому, потому что он сам другой. Золотистый, как солнечный луч, и легкий, как ветер. А Берти не такой. Он пусть веревочкой к земле и не привязан, но он отсюда, а не из сказки. А Гэл из сказки. И я хочу к нему, в его сказку. Чтобы вместе жить в замке и любоваться рассветом с самой высокой башни. А потом вместе с Берти пасти коз. Но Берти я это потом объясню, когда они помирятся. И когда я пойму, что Гэлу я нравлюсь. А то вдруг он захочет другую принцессу? Но чем я не гожусь в принцессы? Принцесса должна быть красивой, а я красивая, это не только Берти, но и Гэл признает. Надо только подождать... еще немного... принцы ведь всегда своих принцесс долго разыскивают. А когда встречают, то не сразу понимают, кого встретили. А принцессы – сразу, им сердце подсказывает.
С утра Берти заявил, что отправил Ала с Гэлом пасти коз. И мы остались вдвоем с Берти. Я решила окончательно объяснить ему, почему Гэл хороший, но Берти меня как будто не слушал. Тогда я спросила:
– А кто такие Перевеллы?
– Какие Перевеллы? – не понял Берти.
– Про них вчера Ал с Гэлом говорили. Про каких-то потомков, которых надо найти.
– Не ПеРЕвеллы, а ПеВЕреллы, – поправил Берти, но было видно, что ему это безразлично. – Делать им больше нечего, – усмехнулся он и снова взялся за мытье посуды.
Я вытирала тарелки полотенцем и смотрела на Берти, а он о чем-то задумался, почти как Ал. Выражение лица у него было точно такое же. Потом он сказал:
– Что-то такое я слышал на истории магии... только не помню. Но это тыщу лет назад было. Кто-то там проводил какие-то эксперименты по темной магии и от этого помер... Нет, не помню.
– Они что, плохие? – испугалась я и чуть не выронила тарелку.
Берти пожал плечами.
– Что ты пугаешься? Кем бы они ни были, они все равно умерли. Их нет больше.
– А... потомки?
– И потомков нет.
– А почему они тогда их ищут?
– Потому что им делать нечего, – повторил Берти. – Нет бы – полы помыть. Или сорняки выполоть. Сами они с грядок не выдернутся. И грядки сами не польются.
– А почему ты ему не велел? Он же тебя слушается.
– Потому что не успел, – зло сказал Берти. – Он еще до зари смылся. Если вообще дома ночевал. Да и нельзя его к грядкам подпускать: или недольет или перельет... и вместо сорняков салат повыдергивает. Он же его только на тарелке и видел!
– А эти... Перевеллы Алу с Гэлом зачем?
– Откуда я знаю? – махнул рукой Берти. – Можно у тетки Батильды спросить... впрочем, меня она все равно всерьез не воспринимает, а эти и без нее все знают. Ладно, я сейчас пойду огород поливать, ты со мной или к себе?
– Там жарко, – сказала я, – я лучше с куклами поиграю.
Я не люблю, когда очень много солнца и оно слепит глаза, а в моей комнате даже в жару прохладно. А еще я хотела еще раз подумать про Берти и Гэла. Берти не стал на меня набрасываться, когда я Гэла упомянула, значит, я их помирю все-таки!
Я пошла в свою комнату, закрыла дверь, взяла Сириуса, Геллерта и Матильду и забралась с ними на кровать. У них то же самое, что и у нас. Сириус сердится на Геллерта за то, что тот поглядывает на Матильду. А Матильде нравятся оба. Совсем как мне!
Они сели пить чай. Совсем, как мы вчера. И Геллерт рассказывал про страну лилипутов, в которой он был. Это то, что я из книжки вычитала. Но если там был Гулливер, почему бы не быть моему Геллерту?
Сириус заявил, что Геллерт все выдумывает и что лилипутов не бывает. Он это точно со злости сказал, потому что Матильда сразу поверила, и ей понравилось. Она ему сказала, чтобы он не сердился. А Геллерт ничего не сказал, улыбался только.
Сириус прикинулся, что не сердится, а потом по-настоящему успокоился. Потому что Матильда не только Геллерту улыбалась, но и ему тоже. И предложила им всем по пирожному.
А потом я увела куклу Геллерта на подоконник и оставила Сириуса с Матильдой вдвоем – объясняться. А сама пошла искать Берти. Куклы вселили в меня уверенность, и я решила, что у меня тоже получится. Берти должен понять! Я же люблю его! И Геллерта люблю, но почему Берти должен сердиться? Он же старше, он и без меня должен соображать, что они оба разные и мне нравятся ну совсем не одинаково. Но нравятся! Берти – как брат, а Геллерт – как... как друг. Ну что мне делать, если я все равно люблю их обоих?!
Берти нашелся на кухне, он сидел и чистил картошку. Я предложила помочь и уселась рядом.
– Берти, – сказала я, – знаешь что? Ты хороший, и я тебя люблю.
Он улыбнулся:
– Ты тоже хорошая, правда, и очень красивая.
– И Геллерта я тоже люблю, – добавила я.
Он чуть не резанул ножом по пальцу вместо картошки. А потом разрезал пополам и выбросил совершенно нормальную картофелину.
– А разве можно любить сразу двоих? – спросил он наконец.
– Конечно, можно! – обрадовалась я. Наконец-то разговор складывался так, как я и хотела. – Вы же разные. Вот у меня кукол много, и я всех их люблю. По-разному. И я хочу, чтобы вы помирились. Ты же признал, что Гэл хороший. И красивый. Помнишь, Ал говорил, что знание – сила? А по-моему, красота – тоже сила. И любовь, вот!
– Еще какая, – мрачно произнес Берти. – Страшная. Я ему не верю. От него чего угодно можно ждать.
– Но пока что он ничего плохого мне не сделал! – возразила я. – И не сделает. Я же знаю. Только не надо от него плохого ждать. Давай вы сегодня помиритесь. А? Берти?
Он расправился еще с одной картофелиной, а потом только ответил:
– Его найти надо сначала! Они с утра с Альбусом ушли коз пасти, обед скоро, а их нет еще. Если они коз потеряли...
– Не потеряют! Козочки умные, они сами домой придут!
– Козочки, может, и умные, – проворчал Берти, – а вот Профессор Блэк...
– Давай сходим их поищем, – предложила я и сама испугалась собственной смелости.
Но Берти, похоже, тоже ее испугался.
– Нет, лучше я один пойду. А ты с тетей Батильдой посидишь.
* * *
Я отправил этих двух голубков с козами, чтобы самому остаться с Арианой наедине. Но наедине – не получилось. Гриндельвальд ухитрялся присутствовать невидимо! Даже сосланный со своим дружком на дальнее пастбище, он все равно стоял между нами! Ну никак было не обойтись без Гриндельвальда: Ариана все время усиленно убеждала меня с ним помириться. Я терпеливо слушал и даже сумел не отрезать себе палец, когда сестренка заявила, что любит Гриндельвальда. Вот уж точно: страшная сила эта любовь. Членовредительская! Правда, в утешение Ари добавила, что меня тоже любит... Как будто мне стало легче от этого!
Может, и правда лучше помириться или сделать вид хотя бы, авось хоть тогда отвяжется! Пусть он иногда здесь лично присутствует – лучше уж так, чем постоянные разговоры о том, какой он замечательный. Я от этих разговоров скоро совсем с ума сойду!
Я и так уже с ума схожу, потому что эти козлы до сих пор не вернулись. Прямо не знаешь, что им вообще можно доверить. Ничего нельзя: ни Ариану, ни коз! А еще миром править собрались! Правда, пока они об этом только треплются... ни о чем другом говорить не могут, как сойдутся – так сразу... Интересно, они вдвоем править намерены или кто-то один будет? Если один, так точно Гриндельвальд, Альбус только на разговоры горазд, а делать у него плохо получается. Хотя языки полоскать – оба хороши. Они там небось увлеклись умными разговорами, и все козы разбежались! Не говоря уже о Профессоре, за которым особый пригляд нужен. Еще забодает этого Гриндельвальда... впрочем, этому я бы только обрадовался. Может, получив рогами пониже спины, он поумнеет?
У нас уже обед был почти готов, а эти двое так и не соизволили явиться. Если бы я не волновался за коз, оставил бы юного гения без обеда – ему не впервой.
Но животные-то не виноваты! И я пошел к тетке Батильде – договариваться, оставив Ариану дома. По дороге подумал: вот будет весело, если я приду, а эта парочка как ни в чем не бывало сидит там, в гостиной, и рассуждает о великих вещах!
– Что случилось, Аберфорт? – взволнованно спросила Батильда, открыв дверь.
Еще бы ей не взволноваться, если я к ней по личной инициативе первый раз пожаловал! Она, наверное, собственным глазам не поверила: скорей бы второй потоп случился, чем мне у нее что-нибудь понадобилось.
Ни Гриндельвальда, ни Альбуса, похоже, дома не было.
– Вы не посидите с Арианой? – спросил я. – Пока я пойду козлов искать?
Я не уточнил, каких козлов, а она не поняла, что к ее племяннику это слово тоже относится.
Оставлять Ариану с Батильдой было рискованно, но не более чем брать сестренку с собой. Это же через всю деревню пройти надо – после того, как мы столько лет Ари прятали. Мало ли кто мог встретиться нам по дороге? Начиная от магглов и кончая смазливыми соседскими девицами, за которыми заграничный красавчик наверняка ухлестывал. И как бы на это среагировала Ариана, я не знаю. Лучше пусть дома посидит, Батильда вряд ли выведет ее из себя. Да и Ари «тетю Тильду» любит.
На ближнем лугу никого не оказалось, пришлось тащиться на дальний. Я потащился, по дороге поминая нехорошими словами Мерлина, Дурмстранг, великих волшебников и особенно – подающих надежды. Мерлин был, по сути дела, ни при чем, а по мне – всегда и во всем виноват, и в том, что австрийского клоуна в Англию занесло – тоже, так что почему бы его и не помянуть?
Дальний луг тоже был пуст, если не считать одинокой пестрой коровы. При виде меня корова печально замычала, но я ей ничем помочь не мог, и она мне тоже. Слыхал я, что потомки Слизерина умеют говорить со змеями. А с козами и коровами кто-нибудь говорить умеет? Мне это вот так бы пригодилось! Расспросил бы ее подробно, был тут кто с утра или нет, и, если был, то куда, к Мерлину, провалился?
Я повернул обратно, запоздало сообразив, что надо было послать Альбусу сову. Сова днем посреди наполовину маггловской деревни смотрелась бы странно, но она бы его, по крайней мере, нашла. А я не могу. Потому что я хоть и привык к озарениям юного гения, но не понимал, куда можно забрести в окрестностях нашей деревни, где и младенец не заблудится. Ведь объяснял же кратко и понятно даже для великих волшебников: коз пасут либо на ближнем лугу, либо на дальнем. Дальний лучше, там трава повыше и посочнее, а на ближнем все уже повытоптано, туда все сбегаются, кому лень лишних два шага сделать. И речка на дальнем есть, искупаться можно. А его куда понесло? Я уже начинал паниковать помаленьку. На великих волшебников мне было наплевать... но где мои козы?!
Между ближним и дальним лугом – два холма, а если не проходить между ними, а обогнуть справа, то там будет небольшая рощица. Может, этих обормотов туда понесло?
Уже не надеясь на успех, я пошел в направлении рощицы и почти сразу же увидел Ромашку, белоснежную козочку, любимицу Арианы. Увидев меня, она печально сказала «Ме-е-е...» и снова принялась обгладывать листики с молодого деревца.
Так, одна есть. А где остальные?
– Альбус! – громко крикнул я.
– Ме-е-е-е! – откликнулись из-за деревьев.
Я бросился туда и обнаружил Снежинку и Кассиопею. И это все?
Конечно, беспокоиться было нечего, это вам не Запретный лес, и никаких зверей, кроме магглов, не водится. А маггл вряд ли уведет чужую козу: вдруг это коза соседа, который завтра придет и даст по морде? Но все равно не дело было бросать коз без присмотра, тем более – Профессора Блэка. Этот сам кого хочешь обидит. А его-то как раз и не было видно.
– Альбус! – крикнул я еще раз.
Сначала было молчание, потом очередное неуверенное меканье, а потом наконец-то послышался слабый возглас где-то в глубине рощицы. Я пошел на голос и на прогалине между деревьями обнаружил обоих красавцев. Вид у них был несколько помятый. У Гриндельвальда в волосах запуталось несколько листочков, а рубашка Альбуса была в зеленых пятнах от сока травы. Они что – по земле ползали? За кем? Или от кого? Или просто играли в любимых зверюшек Салазара Слизерина? Я чувствовал, что начинаю звереть.
– Где Профессор Блэк? – спросил я сквозь зубы, едва они только повернулись в мою сторону.
– В Хогвартсе, – машинально ответил Альбус.
– Идиот! Я про козла!
– В Древнем Риме Калигула произвел коня в сенаторы, – с ленивой такой раздумчивостью произнес Гриндельвальд. – А у вас в Хогвартсе, значит, производят козлов в профессора?
Я даже не посмотрел в его сторону. Вот еще – вестись на идиотские подколки, много чести!
– Ты про Черныша, что ли? – дошло наконец-то до Альбуса. – Где-то здесь был.
– «Где-то здесь!» – передразнил я. – Вам что было сказано? Чтобы вы за козами следили! А они все разбежались!
– Как разбежались, так и сбегутся, – все так же лениво сказал Гриндельвальд.
Он достал палочку, намереваясь произнести какое-то заклинание, но я остановил его:
– Не смей! Всю округу перепугаешь!
Он насмешливо поднял бровь:
– У вас такие пугливые козы?
– У нас магглы пугливые, – добавил я, сделав вид, что не заметил насмешки.
– Я не видел ни одного маггла, – усмехнулся Гриндельвальд.
– Если ты не видел, это не значит, что их нет! Там на лугу корова пасется, а стало быть, и хозяин где-то неподалеку.
По лицу заграничного франта было видно, что он мне не поверил. Причем исключительно по вредности своей, а не от того, что был знатоком нашей местности и окрестных магглов.
Меня бесил не только этот красавчик, но еще и мой братец. Он был – будто не от мира сего: тут – и не тут; смотрел на Гриндельвальда и рассеянно улыбался. Я для него словно не существовал, и пропавший козел – тоже.
– Хватит глазеть! – прикрикнул я на него. – Пошли собирать стадо и искать Профессора!
– Я бы на твоем месте, Эбби, – снова вмешался Гриндельвальд, – использовал бы магию.
– А я на своем – не буду! – отрезал я. – И я тебе не Эбби, а мистер Дамблдор!
– Ну, я-то вам не совсем чужой все-таки... – начал Гриндельвальд все с той же идиотской ухмылочкой, но Альбус не дал ему закончить.
– Геллерт! – сказал он с таким видом, как будто его приятель сейчас выболтает какую-то важную тайну.
– Я хотел сказать, – быстро поправился Гриндельвальд, – что ближний сосед – это все равно что дальний родственник.
Избави меня Мерлин от таких родственников!
Я готов был набить ему морду, но он совершенно не замечал этого. Пока мы собирали коз по всей рощице, он не умолкал ни на минуту.
– Вот до чего дошли современные маги – боятся собственной тени! Я собирался всего-навсего применить заклинание обнаружения живых существ, но и этого, оказывается, нельзя, чтобы не раскрыть себя перед магглами! Почему это мы должны подстраиваться под магглов, а не они под нас? Почему сильный должен приспосабливаться к слабому и ограничивать себя из-за того, что другим, видите ли, недоступно то, что для него естественно? В природе все наоборот!
Я подумал, что в природе как раз Салазаровы тварюшки на брюхе ползают, почему и зовутся – «пресмыкающиеся»... И ядом плюются. Тоже, нашел сильных. Только я это вслух не сказал... зря, наверное. Но я из-за козла беспокоился.
Я вообще пропускал мимо ушей все, что он говорил. Чушь это была, на мой взгляд, несусветная. Как раз сильный и должен себя ограничивать, потому что ему это по силам. Это раз. А два – от некоторых магглов лучше держаться подальше. Например, от мистера Балджера. От некоторых волшебников тоже – и Гриндельвальд был как раз из таких. Я ограничился только тем, что проворчал:
– Под ноги лучше смотри, умник!
Он меня, разумеется, не услышал, потому что такие красавчики слышат только дифирамбы и панегирики. И чуть не навернулся, споткнувшись о корень, но вовремя подоспевший Альбус подал ему руку. А тому хоть бы что! Выпрямился, отряхнулся и снова понес чушь.
Мои дурные предчувствия оправдались: мы собрали все стадо, кроме Блэка. Разумеется, два юных гения не помнили, когда потеряли козла из виду. Я подозревал, что сразу, как вышли со двора. А значит, он мог убежать в любое время: хоть с утра, хоть заслышав мой голос. То, что я его не встретил, ничего не означает, Профессор Блэк так же непредсказуем, как и его хогвартский тезка.
Ох, был бы Блэк не козлом, а волкодавом – я бы его на наших умников науськал.
Заводить коз домой было некогда, так и пошли всей компанией. Зрелище мы представляли знатное, особенно Гриндельвальд, вырядившийся не для прогулки по лесу, а для парадного приема. И ведь я их предупреждал, чтобы оделись по-маггловски! Или заграничный красавчик считает, что магглы пасут коз в рубашках с кружевными манжетами? Альбус хотя бы в своей повседневной рубашке был, хотя и измазал ее изрядно. Они будут по траве ползать, а стирать одежду я должен! Потому что Альбус не знает, с какого края к корыту подойти.
А интересно, с чего они вообще так перемазались? Неужели подрались?
– И куда он запропастился? – размышлял я вслух. – Тащиться тут через всю деревню за ним...
Гриндельвальд опять попытался что-то вякнуть про магию, но я от него отмахнулся. Тогда он сказал:
– А спросить хотя бы можно, не видел ли кто черного козла? Или по Статуту о секретности и это запрещено?
Я терпеть не могу кого-то о чем-то спрашивать, потому что в нашей деревне любой, к кому обратишься с вопросом, считает тебя обязанным выслушать все его соображения по важнейшим вопросам: от погоды до политики. В порядке компенсации, наверное. Даже если он тебя первый раз видит. А если не первый – еще хуже, сразу начинаются расспросы о семье, о школе и кончается тем, что меня начинают жалеть, а я это ненавижу!
Но Гриндельвальду я не стал этого говорить, а сказал другое:
– Тебя магглы того и гляди за иностранного шпиона примут в таком-то виде!
Заграничному красавчику было наплевать, за кого его примут. Едва мы вошли в деревню, он окликнул какую-то женщину-магглу и приступил к расспросам. Увы! Только после того, как мы прошли по краю деревни чуть ли не милю, очередной пойманный Гриндельвальдом мальчишка-маггл бросил на бегу:
– Такой большой, черный? Вон в тот двор побежал!
Мы бросились в указанном направлении. А у меня упало сердце – едва только я сообразил, что двор-то – того самого мистера Балджера. Если и есть в нашей деревне кто-то вреднее этого типа, то я с ним не знаком.
За невысоким забором, увитым плетистыми розами, как ни в чем не бывало стоял Профессор Блэк и задумчиво оглядывал грядки, выбирая, с чего начать – с капусты или с брюквы? Знаю я это его выражение. Таким взглядом настоящий профессор обозревает пойманных драчунов, прикидывая, с кого сколько снять баллов... Счастье еще, что он пока на розы внимания не обратил.
Как он за забор попал, интересно? И как его теперь оттуда вытащить? Перелезть-то не сложно, а обратно с козлом как? Он тяжелый! И упрямый, между прочим... как козел!
А я, когда на поиски отправился, даже палочку не захватил – зачем она мне в деревне?
Гриндельвальд даже и не задумался. Не успел я ничего сказать, как он направил на Профессора свою палочку и произнес:
–
Wingardium Leviosa!
Козел изумленно взмемекнул и медленно поднялся в воздух, растопырив копыта. Я от такой наглости подавился возмущенным возгласом. Альбус схватился за голову. Блэк уже непрерывно возмущался по-козлиному – еще бы, ведь и капуста и брюква остались далеко внизу, – и не мне одному в его меканье слышалась отборная козлиная ругань...
–
Silencio! – Гриндельвальд попытался заставить козла замолчать, но промахнулся.
И тут произошло то, чего и следовало ожидать: дверь дома распахнулась и появился маггл средних лет с вытаращенными глазами.
– Геллерт! – закричал Альбус.
Гриндельвальд вздрогнул, на мгновенье опустив палочку. Профессор шлепнулся на землю, но тут же вскочил и принялся озираться в поисках обидчиков. Ближе всего к нему находился маггл. Кто из них считал себя больше обиженным – большой вопрос, но кто вышел бы победителем из неизбежного столкновения – никаких вопросов не вызывало.
– Берегитесь, мистер Балджер!! – закричал Альбус. Геллерт тоже попытался разрулить ситуацию – но по-своему:
–
Accio козел!!! – заорал он, и на этот раз у него все получилось.
Профессор Блэк проломился сквозь изгородь с розами, зацепив рогами пару бутонов, и затормозил прямо перед нами. Мистер Балджер разевал рот, как выброшенная на берег рыба. Если бы он не появился на крыльце уже после Геллертова заклятья, я бы решил, что в него угодило «
Silencio»... но надеяться на это не стоило.
– Теперь этот маггл навсегда заречется пить, – пробормотал Альбус, с ужасом глядя на ошарашенную физиономию маггла.
– Ему же во благо! – философски обронил Гриндельвальд.
И козел и маггл потихоньку отходили от шока. Еще немного – и нам достанется от обоих. А со мной все стадо, включая двух козлят, которые Блэка боятся еще больше, чем мы – слизеринского декана.
Гриндельвальд видел перспективу не хуже меня: он предупредил бросок Блэка в направлении обидчика – с улыбкой направил на козла палочку и произнес:
–
Imperio!
Профессор тут же замер на месте, глядя на Гриндельвальда прямо-таки собачьими глазами. Мы с Альбусом тоже замерли, осознавая услышанное. Вроде ж говорили нам на уроке, что за такое в Азкабан загреметь можно. Или это только за человека, а за козла – нет? Да Гриндельвальд в сто раз больше козел, чем Блэк! Как он смеет с моим Профессором...
– Ты что, одичал?!
– Ну, что ты кричишь? – произнес австрийский красавчик тоном раздраженной слизеринской девицы. – Как ты собирался его вытаскивать, за рога, что ли?
– А Статут о секретности? – с отчаяньем спросил Альбус.
Не только он – я тоже не знал, что делать. То есть если не Гриндельвальд – знал бы. Если бы он не махал палочкой при маггле, я бы с ним договорился.
– Плевал я на Статут о секретности! – весело сказал Гриндельвальд. Ни я, ни Альбус так и не успели ничего сказать – австриец направил палочку на маггла и на забор и произнес:
–
Obliviate! Reparo! – и все стало как было... только на рогах Блэка так и болтались оборванные розовые бутончики... как на вешалке.
Мистер Балджер потер рукой лоб, недоумевающе обвел глазами двор и скрылся в доме.
Гриндельвальд посмотрел на нас, снял с левого козлиного рога полураспустившийся цветок, сунул его Альбусу в петлицу и шутовски раскланялся. И рассмеялся.
– А теперь отвечаю на ваши вопросы. Можете их не задавать, я и так знаю, о чем спросите. Во-первых, Альбус, ничего страшного с магглом не случится, разве что голова поболит полчасика. Один раз применить заклинание Забвения намного проще, чем сначала объясняться с магглом, а потом волочь козла за рога.
Мы оба хотели возразить, но не успели, он посмотрел на меня и продолжил:
– Во-вторых, Аберфорт, проще один раз применить заклятие, чем справляться с бешеным козлом посреди всей деревни. И прошу заметить, что применение непростительных заклятий к животным не является преступлением. Я всего лишь экономлю ваше время и силы и не понимаю, чем вы так недовольны.
– А козла тебе не жалко? – я наконец-то обрел дар речи.
– А почему мне должно быть жалко козла? Я не бью его палкой, я не тащу его за рога из огорода, я всего лишь применил к нему Империус, который не вызывает никаких отрицательных ощущений. Ты хочешь, чтобы я его снял? Но тогда справляться с козлом будешь ты – а я со всем моим удовольствием аппарирую. – Геллерт отцепил цветок с другого рога Блэка и предложил козлу вместо капусты. Профессор, вполне удовлетворенный заменой, сжевал бутончик и потянулся к Гриндельвальду за добавкой. МОЙ козел! К ЭТОМУ ТИПУ!! Подумать только, что Империус с людьми... тьфу! – с животными делает...
Мне противно было смотреть на него, не то что разговаривать. Я вытащил из кармана складной нож – красавчик шарахнулся от меня, забыв про все свои заклятья, – смерил его презрительным взглядом и со злостью отхватил несколько пышно цветущих веток, свесившихся по эту сторону ограды. В нормальном состоянии грабить чужие сады мне бы и в голову не пришло... но пусть хоть Ариана порадуется. Я развернулся и пошел к дому. Козы двинулись за мной, в том числе и Блэк, которого я не видел, но чувствовал спиной.
Уже перед самым домом Альбус тронул меня за плечо.
– Эбби, не надо никому об этом рассказывать.
– Ты за дурачка меня принимаешь? – рассердился я. – Кому я, по-твоему, могу рассказать? Ариане? Или тетке Батильде?
– Пойми, Геллерт погорячился, хотя по сути мы не совершили ничего противозаконного. Ведь периодически к магглам применяют заклятие забвения...
– Кончай, умник, – оборвал его я. – Обедать пошли. А то Ариана заждалась уже.
