6Настоящий друг – это тот, кто будет держать тебя за руку и чувствовать твое сердце.
Габриель Гарсиа Маркес
1 ноября, воскресенье
Я очнулась в госпитале. Мне доводилось бывать в нем однажды, когда мы с Клаудией навещали Джейсона, пострадавшего во время ожесточенного квиддичного матча. Голова моя болела, но в общем состояние было расслабленное и апатичное. Как только я открыла глаза, надо мной сразу же склонилось несколько голов. К своему приятному удивлению, помимо Клаудии, я увидела лица Гарри, Рона и Джинни. Выразить свою радость достаточно бурно я не могла по причине физической слабости, но приветствие вышло теплым, и я почувствовала себя лучше.
Ребята не стали сразу же расспрашивать, что со мной приключилось, за что я была им очень благодарна. Случившееся казалось страшным сном, и мне не хотелось ни о чем вспоминать. Оно могло подождать до тех времен, когда я смогу думать об этом с холодной головой и спокойным сердцем.
Ко мне подошел целитель и дал восстанавливающее зелье. Я сразу же почувствовала себя полной сил. Каких-либо физических травм мне нанесено не было, и вся моя слабость была от излишних волнений и психологической усталости. Но друзья и зелье изменили ситуацию. Целитель сказал мне, что нужно еще немного полежать в кровати, но я не хотела валяться в госпитале, когда ко мне приехали гости. Гарри, Рон и Джинни бывали в моем университете всего два раза, и мне хотелось погулять с ними по профессорскому садику и еще раз показать все, что меня окружает изо дня в день. Поэтому я сообщила им о том, что сейчас мне недостает только одного зелья – кофе из Шоколадушки, и именно туда мы направимся. Они, конечно, повозмущались, но когда я заверила их, что, как, возможно, будущий целитель, могу констатировать состояние больного как удовлетворительное и позволяющее ему перемещаться без посторонней помощи на дальние расстояния, они сдались. Так, выждав, когда целитель скрылся в подсобной комнате, я, Клаудия, Гарри, Рон и Джинни, выбежали из госпиталя и пошли гулять.
Сначала, в связи с моим заявлением о том, что мне необходим свежий воздух, мы пошли в профессорский садик. Там-то меня и настигли первые серьезные мысли о происшедшем. Сначала я заметила, что подсознательно стараюсь избегать тропинок, ведущих к месту, где на меня напали. И несмотря на то, что и я, и ребята, намеренно избегали разговоров и том, что случилось – я попросила их об этом как только мы вышли из госпиталя – моя память услужливо подсовывала воспоминания прошедшей ночи.
Наконец, Гарри осторожно спросил, где всё произошло. Я объяснила.
- А как ты думаешь, кто это был? – продолжал он.
- Я уверена, что это были студенты, - ответила я, поняв, что мне стоит забыть о желании беззаботно прогуляться по усыпанным сухими коричневыми листьями дорожкам среди полуголых деревьев.
- Что заставляет тебя так думать? – спросил Гарри, и тон его становился все более профессиональным.
Джинни это не понравилось, и она строго обратилась к нему:
- Гарри, твои расспросы не могут подождать? Гермиона еще не пришла в себя.
- Все в порядке, правда, - уверила я её.
- Ей все равно скоро нужно будет отвечать на те же вопросы, - сказал Рон, - пусть уж лучше она будет к ним готова, правда, Гермиона?
- Да, конечно. Я решила, что это были студенты по тому, *что* они говорили: что я якобы должна пожалеть о том, что мои ноги ступили на земли их университета и все в таком духе. Это могли быть либо преподаватели, либо студенты. Но у нас здесь большинство преподавателей – люди в почтенном возрасте или женщины. Женщины исключаются, поскольку их предводитель обратился к ним как к «братьям», а… а в том, что это могли быть профессора я просто не верю. Слишком все было по-детски непродуманно, как будто бы спонтанно и несерьезно. Я не знаю, я просто думаю, что преподаватели могли бы избрать другой способ выражения недовольства моим происхождением.
На это у Гарри нашлись возражения.
- Если бы кто-то из профессоров открыто выражал своё негативное отношение к маглорожденным, он рисковал бы потерять работу. А собрать вокруг себя единомышленников и напасть на беззащитную ведьму – хороший способ выразить гражданскую позицию без опасности понести ответственность. Но ты не волнуйся, я это так не оставлю.
- Я тоже! – поддержал его Рон.
- Ребята, не стоит принимать это близко к сердцу, - ответила я, - думаю, руководству университета уже известно о том, что случилось и виновники будут найдены.
- Я бы не была в этом так уверена, - заявила Клаудия. – Аналогичные случаи уже были. Помнишь, два года назад напали на Эриха, из колледжа Кассиопеи? Ну, я тебе его показывала, он еще встречался с той девочкой, кузиной бывшей девушки Джейсона.
Я закатила глаза. Конечно, я его не помнила.
- Не важно. В общем, тогда нападавших найти не удалось. А еще когда мы были на первом курсе, двое пытались изнасиловать девочку из нашего колледжа с третьего курса. Но она смогла убежать Она потом говорила, что даже узнала, кто это был, но не стала ничего говорить ни декану, ни кому-либо еще, и эти уроды остались безнаказанными.
- Какое отношение последний случай имеет ко мне? – спросила я.
- А такое, что, естественно, слухи просочились и в среду профессоров, но никто ничего не хотел делать. Руководство решило просто закрыть глаза, раз девочка молчит, потому что зачем им такая ложка дегтя в статистике? Папа говорил, что ректор приказал всем забыть о том, что случилось, мотивировав это тем, что это личные разборки студентов, и, мол, нечего лезть в их дела.
Беседа продолжалась в похожем ключе, пока Клаудия же не заявила, что в моем случае, однако, есть кое-какие отличия.
- Раз в деле замешан профессор Вейнс… - многозначительно произнесла она, - уж он-то этого так не оставит.
- Вейнс? Это тот, который сообщил тебе о нападении? – тут же серьёзно спросил Гарри у Клаудии, и та утвердительно кивнула. – Кто он вообще такой?
- Я как-то раз говорила вам о нем, - ответила я, - наш новый преподаватель по Ядам. Он меня спас, насколько я понимаю. Надо будет поговорить с ним в понедельник, поблагодарить… Так значит, он всё тебе рассказал? Как он? Что вообще произошло после того, как я потеряла сознание? - обратилась я к Клаудии.
- Ночью я искала тебя – и встретила его. Он был возле клуба и искал меня. Сказал, что на тебя напали, но когда он пустил в мерзавцев парочкой заклинаний, они бросились в рассыпную, и пока он проверял, всё ли с тобой в порядке, они уже скрылись. Он отнес тебя в госпиталь и отыскал меня. Я вязалась с Джинни, и когда ребята прибыли сюда, мы пошли к тебе.
- Так, значит, он видел нападающих, - задумчиво произнес Гарри…
- Он влюблен в Гермиону! – выпалила Клаудия, явно не имея сил держать это в себе.
Рон и Гарри с интересом посмотрели на мою подругу, а Джинни с нескрываемым любопытством попросила рассказать об этом подробнее. Но я не собиралась позволить этим инсинуациями достигнуть ушей моих друзей.
- Он в меня не влюблен, это домыслы Клаудии, - заявила я.
Но никто не хотел меня слушать, вместо этого все слушали, как Клаудия в красках расписывает всё, что в моей жизни хотя бы косвенно касалось профессора Вейнса.
- Он явно в тебе заинтересован, - согласилась с доводами Клаудии Джинни.
- Ничего удивительного, - заявил Рон, - Гермиона самая красивая девушка в этом университете.
После этого он, взглянув на Клаудию, покраснел, и добавил:
- … хотя, ты, Клаудия, тоже ничего. Я имел в виду…
- Рон, - рассмеявшись, произнесла я, - все поняли, что ты имел в виду. Спасибо.
Еще немного погуляв, мы решили пойти выпить кофе, но не в Шоколадушку, а в кафе в городе. По пути к нему у Триффани колледжа мы встретили Дика. Я была немало удивлена, но говорила с ним в основном Клаудия, и мне удалось скрыть свое замешательство.
Подруга коротко – насколько это слово можно применить к речам Клаудии – рассказала о том, что со мной произошло, Дик выразил глубочайшее возмущение и сочувствие, и сказал, что это дело не будет оставлено нераскрытым. Клаудия предложила ему пойти с нами в кафе, но он отказался, сославшись на то, что у нас «своя» компания, и он не хочет нам мешать. Да к тому же у него была масса дел, с которыми надо было справиться за воскресенье.
Когда мы оказались в кафе, и мальчики отправились делать заказ, Джинни, довольно улыбаясь, сказала:
- А этот Дик ничего…
Я шикнула на неё – я не хотела, чтобы столь неосторожные высказывания дали Клаудии тему для долгих и нудных разглагольствований и ромашко-гаданий «любит – не любит».
- Дик – маленький гоблин по сравнению с Вейнсом, - убежденно заявила Клаудия, - и вообще, Гермиона у нас тут нарасхват. В неё еще влюблен один симпотный французик. Правда жуткий тихоня, но в тихом омуте…
Я закатила глаза, но Джинни заинтересовала эта тема, и она начала расспрашивать Клаудию об Эмиле.
- Он, как только познакомился с Гермионой, сразу же напросился ходить с нами на все матчи по квиддичу, - говорила моя неугомонная подруга, - и не пропускает ни одних посиделок в кафе. И вообще, всюду ходит за Герми – прости, Гермионой – как хвостик. И даже она согласна с моим мнением, и считает, что нравится Эмилю. Была бы она также сговорчива в отношении Вейнса или даже Дика! Нет, я считаю, конечно, что Эмиль ей совсем не подходит, но это ведь ерунда! Мужское внимание всегда приятно, если оно не переходит все границы своей навязчивостью или хамством. А выбрать-то Гермионе есть из кого. Так что не волнуйтесь за неё, найдем ей жениха под стать. Главное, чтобы она не слишком сопротивлялась! И жениха подберем, и замуж выдадим.
Клаудия щебетала и щебетала, счастливо улыбаясь, и, кажется, ничто не могло её заткнуть. Но, наконец, Джинни улучила секундочку, и произнесла:
- Кстати, Гермиона я давно хотела тебя спросить… - и, после паузы, не зная, как выразить мысль иначе, выпалила, - ты не откажешься быть моей подружкой невесты?
Я удивленно взглянула на подругу.
- Вы… вы с Гарри все-таки решились пожениться? – радостно спросила я.
- Нет! – воскликнула Джинни, - При чем тут Гарри? Мой жених – Кричер. Ведь он работает у нас в доме на Гриммаулд плейс. Мы так часто сталкивались с ним на кухне или в гостиной, когда он наводил там порядок, что со временем поняли, что не можем жить друг без друга. Конечно, Гарри – заметная помеха на пути к нашему счастью, но мы что-нибудь придумаем.
Клаудия рассмеялась. Я изобразила улыбку.
- Очень смешно. Когда радостное событие?
- Кричер хочет, чтобы это была пятница…
- Джинни!
- Ладно, ладно. Мы решили, что будет лучше, если это будет лето.
- Это же так нескоро! – воскликнула Клаудия.
Джинни согласно кивнула головой, но ответила:
- Зато мы успеем все приготовить, и свадьба будет идеальной. Тем более, куда нам спешить? Мы и так живем вместе. Короче, Гермиона, ты согласна быть моей подружкой невесты?
- Естественно, – ответила я.
- В таком случае, готовься. Скоро нужно будет начинать искать нам с тобой платья.
Я досадливо застонала. Я *ненавижу* искать платья.
В кафе мы провели не меньше трех часов. К концу наших посиделок мы дошли до особых пунктов меню, вроде Шоколадный Шок или Коктейль-Колючка «Крик», на которые раньше я никогда не решалась.
Но, наконец, мы решили изменить место дислокации. Следующим пунктом нашей прогулки должен был стать кинотеатр – как я говорила, Джинни была большой любительницей магловского кинематографа, и приложила все усилия, чтобы убедить нас сходить на новый фильм.
Полчаса спора, на какой фильм идти, скрасили ожидание начала сеанса. Наконец, непостижимым для меня образом, мы выбрали мультик про рыбу.
Мультик!
Про рыбу!
Лишь нежелание продолжать спор и очевидное желание моих друзей увидеть нечто под ох-таким-оригинальным-названием «Немо», заставило меня купить билеты и войти в зал.
Вердикты у всех оказались разными. Джинни нашла мультфильм «довольно забавным», Клаудия осталась в полнейшем восторге, особенно часто поминая «ту забавную синию рыбину, которая все забывала», а Рон и Гарри завели серьезную беседу об анимации, а также о том, каким еще способом рыжая рыбешка могла выбраться из аквариума.
Лично я едва не уснула на сеансе. Но стоило мне заикнуться об этом, как все напали на меня с нелепыми обвинениями в занудстве. Я сдалась. Если им нравится продукция, ориентированная на десятилетних детей – кто я такая, чтобы судить?
Внезапно обсуждения просмотренного фильма прекратились, потому что Клаудия довольно громко начала шептать:
- Это же профессор Вейнс! Смотрите, это профессор Вейнс, который спас Гермиону!
- Не тычь в него пальцем, - прошипела я, наблюдая, как наш преподаватель по Ядам выходил из Каминной.
И несложно было проследить траекторию его пути и понять, что скоро он поравняется с нами.
- Здравствуйте, сэр, - произнесла я, когда профессор, кажется, намеренно делающий вид, что не замечает нашу небольшую группу, подошел достаточно близко.
- О, мисс Грейнджер, - произнес профессор тоном, не выражающим никакой радости, однако, на губах его появилась знакомая неестественная вежливая полуулыбка, - мисс Маринеску.
- Профессор Вейнс, я хотела бы поблагодарить вас за то… - я невольно покраснела, - что вы спасли меня.
- Не стоит благодарности, - отозвался Вейнс, а затем более любезно добавил, - Для меня это было истинное удовольствие…
Я удивленно распахнула глаза, глядя на скалящегося мужчину.
- Я имею в виду, спасать вас, конечно, - продолжил он, - а не наблюдать, как эти типы в капюшонах издевались над вами.
Прозвучало не слишком искренне, но я решила, что придираться к человеку, который помог вам – некрасиво.
- Значит, вы видели нападающих? – деловым тоном спросил Гарри. – Простите, Гарри Поттер, - представился он и коротко кивнул головой, - я друг Гермионы и мы…
- Неужели тот самый Гарри Поттер? – протянул Вейнс елейным голоском, и я обменялась с Клаудией удивленными взглядами. – Какая честь для меня.
Гарри стушевался. Он так и не научился переносить подобные проявления народной любви к его персоне, а когда слова звучали столь неискренне, это смущало вдвойне. Впрочем, я не уверена, что он заметил фальшь, поскольку имел счастье наблюдать за профессором гораздо реже, чем я или Клаудия.
- Не стоит, сэр, - ответил Гарри сдержанно и повторил свой вопрос.
- Да, я видел, - вернувшись к серьезному тону, сказал профессор, - я обо всем рассказал декану мисс Грейнджер профессору Питч и ректору Ноумену. Будет назначена комиссия по расследованию происшествия, и я непременно повторю свои показания, если потребуется.
- Комиссия будет независимой? – спросил Гарри.
Вейнс взглянул на моего друга с нечитаемым выражением лица, несколько мгновений помолчал, и, наконец, ответил:
- Боюсь, что нет.
Гарри недовольно сжал губы.
- Так несправедливо! – воскликнул Рон.
- Справедливость не была главным критерием при выборе решения данной проблемы, - ответствовал профессор Вейнс сдержанно, - мистер…?
- Уизли. Рональд Уизли.
- Можно потребовать… - начал Гарри после секундного размышления.
- Не советую, - тут же прервал его Вейнс. – Ректор Ноумен почитается здесь за всемогущего господина. А некоторые его подопечные – дети очень важных персон.
- Но мы не можем оставить их безнаказанными, - возмущенно произнес Рон, - они обидели Гермиону и должны быть наказаны.
- Все будут наказаны, рано или поздно, - философски изрек профессор Вейнс, и явно намереваясь завершить беседу, бросил, - но не стоит ворошить осиное гнездо, мистер Уизли. Приятного дня.
С этими словами он ушел. Мы недружно пробормотали слова прощания.
Первым мнение о нашем преподавателе высказал Рон:
- Какой странный тип, - был его приговор.
- Не странный, а просто рассудительный и сдержанный, - возразил ему Гарри, - хотя и не без… своих тараканов.
- Зато какой красииивый… - протянула Джинни, и была тут же подхвачена Клаудией, которая принялась комментировать каждую черточку лица мужчины, каждый изгиб его губ или носа, «изумительный» разрез глаз и «невообразимые, словно шелк, волосы».
Я молчала, не желая поддерживать беседу на данную тему. Впрочем, сказать, что эта краткая беседа с профессором не оставила никакого впечатления, сказать нельзя. Меня удивило то, что Вейнс даже не поинтересовался, как я себя чувствовала, но при этом попытался изобразить лицемерную любезность, чем привел меня в смятение. Давно он не предпринимал этих попыток, которые неизменно заканчивались его полным фиаско. Я привыкла к холодному, сдержанному и порой немного грубому профессору Вейнсу, я даже прониклась уважением и неким подобием симпатии к нему, как к интересной личности, но все его эти странности и притворства заставляли меня думать, что я знаю о преподавателе еще меньше, чем думаю.
- А на Герми он, кажется, правда запал, - заявил Рон, подводя итог.
- Не знаю, не знаю, - протянул Гарри, но тут же спохватился, - я ничего такого не имею в виду! Ты, конечно, могла ему понравится, но… если это и так, по-моему, он тщательно это скрывает.
- Почему? – удивилась Джинни.
- Да… ну… ну, например, он даже не спросил, как она себя чувствовала. И вообще… Ладно, пойдем уже. Что у нас там следующим пунктом?
15 ноября, понедельник
Профессор Вейнс, как и Гарри, был прав – историю с нападением пытались замять, как только могли. Ползли слухи, что это был всего лишь розыгрыш, и даже, что я сама все это и придумала, чтобы обратить на себя внимание общественности. В такие моменты моей жизни я просто стараюсь уйти с головой в учебу.
Две недели я усердно занималась, не жалея сил. В свободное от учебы время – коего оказывалось немного – продолжала работать над организацией конференции, умиляясь сдержанной активности Эмиля. «Сдержанной» потому, что он никогда не кричал что-нибудь вроде «Можно я это сделаю? Можно я?», и потом «Смотрите, что я сделал!», как это бывало с некоторыми. «Активности» потому, что, несмотря на молчаливость и сдержанность, он делал всё, что от него было нужно, и даже больше. И я была ему за это очень признательна.
Профессор Питч не обременяла меня излишней заботой о моем – нашем – проекте, но я считала необходимым иногда заходить к ней после занятий и рассказывать о том, как продвигается дело. В благодарность за эти знаки внимания, которые воспринимались с надменной благосклонностью, я получала от профессора Питч полный отчет об успехах её дочери.
- Ох, именно об этом я говорила сегодня с Неридой, - говорила она на мое замечание о начинающихся холодах, - хотя у них в Америке совсем другой климат, чем у нас. Я ей так и сказала, Нерида, как это чудесно, что тебя пригласили в Сэлемский университет, ведь там много теплее, чем у нас. Она, конечно же, согласилась. Там превосходные условия. Хотя этот дом, который ей предоставили для жилья, не слишком большой на мой взгляд. Всего четыре спальни! Хотя, она, пока что живет одна, и её это вполне устраивает. Она у меня совершенно скромная. Не из тех девиц, которые только и помышляют о шикарном доме и дорогой мебели. Нет-нет, она готова довольствоваться малым… Но только ей не очень-то позволяют это делать! Вообразите, мисс Грейнджер, три дня тому назад один известный молодой профессор подарил ей колье со слезой вейлы! Оно стоит, должно быть, сотню тысяч галлеонов. Нерида, сказала я ей, это подарок от достойного мужчины…
Я с тоской посмотрела на остывший чай. Я допускала, что Нерида Питч была прекрасным человеком, но то, как часто мне доводилось слышать о ней от её матери, сводило меня с ума и заставляло ненавидеть бедную девушку.
17 ноября, среда
В вечер среды, когда я, сидя в гостиной профессора Питч, слушала очередной рассказ о «талантливой и скромной девочке», мой декан без всяких на то намерений, поспособствовала продвижению моего исследования.
- Два ухажера, вообразите себе. Она натурально в растерянности. Конечно же, как можно выбрать, когда за тобой в одно время ухаживают такие мужчины. Я вам рассказывала о них, мистер Уилберт и профессор Абентрот.
- Да-да, конечно. Я прекрасно их помню. Словно знакома лично, - ответила я, усиливая значение своих слов парой кивков.
- Впрочем, Нерида уже бывала в такой ситуации. Она тогда училась на третьем курсе в этом самом университете. И под моим кураторством писал работу молодой человек. Очень талантливый. Кстати, как и вы писал об Оборотном зелье. Сколько я помню, ему удалось продлить срок его действия на какое-то незначительное количество времени, - тут она махнула рукой, словно отмахиваясь от посторонней темы, - не суть важно. Он, когда вот так же, как вы, приходил ко мне пить чай, познакомился с Неридой. А она у меня редкая красавица, никто мимо такой не пройдет. Он, конечно, влюбился, начал ухаживать, дарить цветы. Да только не знал он, что за моей девочкой уже ухаживал другой человек – много старше Нериды, но оч-чень презентабельный. Работал у нас в исследовательском центре. Одно время даже возглавлял его. Сейчас уже уволился… Не сложилось у них с моей девочкой, потому как она очень взыскательна. Она к своим поклонникам предъявляет очень высокие требования.
- Не сомневаюсь, её муж будет достойнейшим из мужчин, - ответила я вежливо, - простите, а как вы сказали звали того молодого человека? Ну, который занимался оборотным зельем.
- Ах, Снейк. Фицжеральд Снейк.
18 ноября, четверг
На следующий день я отправилась в деканат, дабы узнать, возможно ли каким-либо образом получить возможность прочесть дипломную работу мистера Снейка. Оказалось, что для этих целей мне всего лишь нужно проникнуть в архив и найти ячейку с именем бывшего студента. Но проблема состояла в том, что доступ в архив имеелся только у преподавателей.
Рассудив, что на помощь профессора Питч вряд ли стоит рассчитывать, я решила обратиться к профессору Вейнсу. И для того было подходящее время – на четверг у нас была назначена работа в лаборатории.
Я пришла к туда в обычное время, но названный пароль не открыл дверь. Профессора тоже поблизости не было. Я прождала его полчаса, а затем решила пойти поискать его к нему домой. Однако, помня инцидент с моим прошлым визитом, я была твердо намерена уйти, если никто не откроет.
Но стоило мне ударить о деревянную дверь лишь дважды, как та распахнулась и передо мной предстал профессор Вейнс во всей своей красе. В прямом смысле. На нем была черная парадная мантия, с выглядывающей из-под неё белой рубашкой с воротником-стойкой и черным шелковым платком-галстуком. Светлые волосы были аккуратно зачесаны назад, на лице играла надменная ухмылка, придавшая лицу выражение абсолютного осознания собственной привлекательности. Для Вейнса это было ново.
Я поздоровалась, пролепетала извинения и объяснила причину и цель своего визита. Последнее договаривалось уже в прихожей, куда меня за мантию втянул профессор.
- Я прошу меня простить. У меня были планы на сегодняшний вечер, но я был совершенно уверен, что сообщил вам об этом. Да, мистер Макферсон должен был передать вам об отмене занятий в лаборатории.
Я отрицательно покачала головой.
Терррри…
- Что ж, если вы заняты, я могу уйти… - произнесла я смущенно.
- Да, пожалуй, так будет лучше. Еще раз прошу прощения.
Тут в дверь постучали. Вейнс метнул на меня недовольный взгляд и открыл входную дверь. Там стояла женщина лет тридцати с небольшим, её короткие рыжевато-каштановые волосы блестели от тусклого ноябрьского солнца, оттеняя глаза цвета осенней травы. Это была преподаватель из колледжа Триффани, имени её я, однако, не знала.
Тут всё прояснилось – у профессора Вейнса намечалось свидание. На мгновение в голове пронеслась мысль: «Она же старше его лет на десять!», и произнесено это было голосом Клаудии. Я, чувствуя себя крайне неловко, попыталась распрощаться уйти. Но женщина заставила меня замереть, сказав:
- Персеус, извини, но сегодня ничего не получится. Мне срочно нужно аппарировать к маме…
- Да, я помню, твоя больная мама, - сухо ответил Вейнс, и я всей кожей ощущала его дискомфорт от того, что я наблюдаю эту сцену.
- Прости. Но в следующий раз обязательно…
- Конечно.
- Я решила, что стоит сказать лично…
- Премного благодарен.
- Серьезно, извини…
- Твоя мама заждалась, - напомнил Вейнс бесстрастно и, закрыв дверь, ни к кому не обращаясь, добавил, - пока ты расшаркиваешься, она успеет двадцать раз скончаться.
Я хмыкнула, и профессор, привлеченный звуком, устремил свой взор на меня. Смех сразу же куда-то исчез, оставив место легкому испугу и волнению.
Профессор придирчиво оглядел меня с ног до головы.
- У меня билеты пропадают, - заявил он таким тоном, словно это была моя вина.
- Ээ, сожалею, сэр, - ответила я растерянно.
- Не делайте вид, что не понимаете, - потребовал он.
Но я действительно не понимала. Чего этот человек хотел от меня? Что я должна была сделать с его билетами? Купить у него?
- Ох, ну, конечно, - недовольно пробормотал профессор, и затем притворно любезным тоном произнес, - мисс Грейнджер, как следует из сцены, невольной свидетельницей которой вы стали, я являюсь счастливым обладателем лишнего билета на концерт классической музыки. Не окажите ли вы мне такую честь, и не составите ли компанию в этот унылый вечер? Скрипка и ужин в ресторане будут нам аккомпанементом.
Стоит ли говорить, как удивлена я была?
- Как-то... неудобно... я очень польщена, но...
- Достаточно, - прервал меня профессор, - если вы не хотите идти, так и скажите.
Несколько томительных секунд я обдумывала предложение, взвешивала все «за» и «против», и, наконец, не слишком уверенно, произнесла:
- Но я не готова идти на концерт. Моя мантия…
- Воспользуйтесь палочкой. На два-три часа вашей магии непременно хватит. Вы же талантливая студентка.
Слово «талантливая» было произнесено не без язвительности. Я немного рассердилась, и решила, что, в конце концов, на приглашение не навязывалась, и если я получу от этого вечера немного удовольствия – это будет только его вина. Вина профессора Вейнса.
Скрывшись в уборной первого этажа, я придала своей мантии более торжественный вид и собрала волосы. Поправив макияж, я, наконец, вышла к профессору, который с недовольным видом поджидал меня в коридоре.
По пути в город мы обсуждали возможность обнаружения и необходимость дипломной работы другого студента. В общем, профессор не возражал против того, что она могла оказаться полезной, но убеждал меня не возлагать на неё слишком больших надежд. В конце конов, Снейк был таким же обычным студентом, как и я.
В Концертном Зале Стоунхенджа я была впервые, и место сразу поразило меня роскошью и богатством убранства. Я словно оказалась во дворце. Сочетание темно-красного бархата и золота напомнило мне еще и о гостиной родного факультета в Хогвартсе.
- Дом богатого гриффиндорца, - сказала я негромко.
- Гриффиндорцы не бывают богатыми, - парировал профессор Вейнс.
Я удивленно воззрилась на него.
- Слишком много «благородства», - и снова язвительные нотки, - чтобы зарабатывать большие деньги.
Но причиной моего изумления было другое.
- Вы учились в Хогвартсе? – спросила я.
- Нет, я учился в Америке, - ответил мой собеседник, - но на жизненном пути встречал немало гриффиндорцев, чтобы сложить о них собственное мнение.
- Мне кажется, у вас предвзятое отношение… вы, наверное, и слизеринцев встречали не менее часто?
- Безусловно.
- И уж с ними-то обнаружили много общего?
- Вы являетесь обладательницей редкой проницательности.
- Вы слишком щедры на комплименты, сэр, - в тон профессору ответила я, - я того не заслуживаю.
Вейнс усмехнулся:
- Вы обвиняете меня в лести? – спросил он полушутливо, полусердито.
- Нет-нет, сэр, что вы! Я бы не посмела оскорбить вас подобным образом! – ответила я наигранно. – Я лишь хотела сказать, что польщена вашим вниманием к моим достоинствам и отсутствием оного к недостаткам. Ведь вы почти никогда не делаете мне замечаний!
- Какое упущение с моей стороны… пройдемте, мисс, вот наши места.
Я была приятно удивлена, обнаружив, что мы оказались в ложе. За разговором я и не заметила, куда мы шли.
Концерт произвел на меня невероятное впечатление. На нем играли скрипачи из разных стран и каждый следующий, казалось, превосходил предыдущего и в технике и в степени экспрессии. Каждый номер оставлял в душе след и запечатлевался в памяти. Пятилетняя малышка исполняла сложнейшее произведение Паганини, двадцать девушек-скрипачек из Японии играли в унисон Моцарта, молодой мужчина из Чехии играл на трех скрипках одновременно – при помощи волшебной палочки.
Но, наверное, самым проникновенным мне показалось выступление пожилого скрипача, исполняющего собственное сочинение. Сперва, когда он вышел на сцену, то напомнил мне нищего из метро, на которого надели чистую мантию и галстук-бабочку. Взъерошенные седые волосы, белая спутанная борода, печальные светло-голубые глаза и старая-старая скрипка. Я с интересом наблюдала за тем, как он готовился к выступлению, как прикрыл глаза, словно впитывая направленную на него энергию зрительного зала. Вот его рука взмыла вверх, смычок коснулся струн, и извлек из них самый прекрасный в своей печали звук на свете. Мелодия полилась, проникая в душу и вызывая в ней самые светлые воспоминания, заставляя сердце сжиматься от тоски по ушедшему и по ушедшим. Не умея сдержать эмоции, я дала волю слезам. Они катились, кристально чистые и нестыдные, музыка слилась с моими чувствами, и теперь мелодия звучала не со сцены, а из моего сердца.
Я не сразу заметила, как старик прекратил играть, как он поклонился, как неторопливо ушел со сцены. Ощущение, что я одна в этом огромном зале исчезло, и я словно очнулась ото сна. Очнулись и остальные. Вдруг раздался шквал аплодисментов. Люди встали со своих мест, продолжая аплодировать, и я не могла не поддержать их в этом выражении благодарности.
После я обернулась на профессора Вейнса. Его лицо было непроницаемо, а взгляд устремлен в бесконечность. Внутреннее же око, я уверена, было обращено в прошлое, к воспоминаниям.
Когда концерт подошел к концу, мы спустились на первый этаж Концертного Зала и прошли, как и обещал профессор, к ресторану. Я попыталась намекнуть, что вовсе не обижусь, если он передумал ужинать со мной, но в привычно резкой манере он ответил, что если бы хотел, чтобы я ушла, непременно сообщил бы об этом.
Ужин вышел довольно приятным. Мы успели обсудить дела учебные, убранство зала, в котором проходил концерт, поговорить о техничности исполнения, которую показали гости с востока – более трогательные номера мы в своих обсуждениях старались не затрагивать – а также высказаться по поводу общей любви к Нериде Питч и, наконец, посетовать на неприятную погоду, предлагающую то мелкий дождик, то ледяной ветер, то затянутое тяжелыми тучами небо.
Однако, уже когда профессор провожал меня до здания факультета, я не смогла не задать вопрос, который терзал меня весь вечер.
- Сэр… - произнесла я и замолкла, не зная, как лучше поставить вопрос.
- Спрашивайте, мисс Грейнджер, - подстегнул меня профессор, - если я сочту вопрос оскорбительным, я просто не стану на него отвечать.
- А что ВЫ вспомнили, когда играл старый скрипач?
Профессор некоторое время молчал.
- Ничего определенного.
- А мне казалось, что это похоже на что-то, что я слышала очень давно, еще в детстве, только не как не могла вспомнить, когда и где. И от этого было грустно. Вспомнились родители, дом, что-то такое…
- Это объясняется тем, что ваши самые светлые воспоминания связаны с детством, - объяснил Вейнс.
Я пожала плечами, не соглашаясь, но и не опровергая.
- А ваши? – спросила я, удивляясь собственной смелости и любопытству.
- А мои – нет.
Мне стало очевидно, что профессор не хочет говорить об этом, и сразу же сменила тему.
Позже, когда я уже поблагодарила Вейнса и попрощалась с ним, выложила все, что произошло Клаудии, и легла в кровать, я подумала, что на фоне профессора даже я кажусь любопытной бестактной болтушкой с душой на распашку.
