Глава 6Вот как-то так, муторно-путано, с неожиданностями и эксцессами, прошли первые недели учебы. Профессор Невилл меня в тот вечер таки напоил чаем, усиленно избегая темы. Я естественно рассказал все Забини, мы естественно десять раз перемыли историю с цветком, естественно подумали на Райта, и естественно постановили узнать все про чудо-растение. Райт после ночной стычки зыркал на меня исподлобья, но до конфликта не снизошел. Да и то сказать, когда я видел Билли с дружками на горизонте, у меня язык чесался нетактично спросить, чем они занимались в теплицах. Забини это просек, и всякий раз буквально за шиворот тянул меня подальше. Так что с душкой Райтом пообщаться просто не представлялось возможности. А то бы мы пообщались.
Учеба шла вяло, в смысле не вяло, а просто побоку. Я же учусь хорошо, ну, если не начинаю совсем уж злостно косить, но оно меня никогда особо не задевает. Реально, в Хогвартсе у нормальных людей ученье занимает одно из последних мест. Зато сейчас, в начале октября, гряло… грядело… грянуло, короче, то, что занимает всех и каждого. Квиддич, естественно. Еще не матч, но уже сверх усиленные тренировки.
Я люблю квиддич. Я живу квиддичем. Но, в то же время, пора квиддича для меня – один из самых напряженных и нервных периодов. Когда Джеймс Поттер не в себе, не с собой, и вообще не в своей тарелке. Потому что каждый раз, когда приближается матч, мы со Стюартом начинаем зверски ненавидеть друг друга. А, я не сказал, мы же оба в команде. Гриффиндора и Слизерина соответственно. И вот все начинает накаляться, когда школу трясет за несколько дней до события, а потом кризис продолжается еще с неделю после игры, в зависимости от того, кто кого побил. Потому что, как это ни банально и заезженно, каждый матч Гриффиндор-Слизерин заканчивается, представьте, тем, что кто-то кого-то сделал. Исключений, вроде ничьей, на моей памяти не было. А мы ненавидим проигрывать друг другу. Мы не уступаем друг другу, мы почти даже равносильны, со своими плюсами и минусами, потому в глубине души всегда мечтаем друг друга обойти. И самолюбием режет до крови, если другой из нас утрет первому нос. А вообще все это фигня и сильно смахивает на нытье. Забить. Все равно потом отойдем, смиримся и помиримся. Я так легко это рассусоливаю, потому что кубок чаще берет Гриффиндор. У нас самая сильная команда, и никаким отдельно взятым талантам нас не переплюнуть. У нас все таланты. А вообще недоброжелатели (читай – слизеринцы в период квиддича) зубоскалят, что команду Гриффиндора оккупировала моя семейка. Срать, пускай говорят. Я даже горжусь, мне даже лестно. Это фамильное и где-то в крови. А если здраво, без шуток и дешевого пафоса, родственников в команде – четверо из семи. Я – охотник, Фред и Рокси – загонщики, а братец распрекрасный Альбус – ловец. Раньше еще были Тедди и Вики. Хех, и если прикинуть, есть шансы для пополнения. Роуз обходит метлы десятой стороной, но вот Хьюго в следующем году пойдет в школу; малый неслабо гонял с нами летом во дворе. И еще Лил. Она в этом смысле темная лошадка, никогда не задумывался, насколько сестра дружит с полетами. Скоро узнаем. Ну, если так же, как с волшебной палочкой, то заранее посыплю голову пеплом. Так к чему это я… Было бы невероятно круто, если б влились эти трое. Команда Гриффиндор-Поттер-Уизли. Я это не потому, что кичусь своим семейством, или у меня немереное самомнение, и я против пробития других юных талантов. Просто было бы беспрецедентно и эпатажно, а я такие шоу всегда люблю. Но это размышление на пустом месте, потому что Роз никогда не научится правильно подойти к метле, а Фред свалит в следующем году.
Но вообще у нас замечательная команда. Помимо замечательных нас есть вратарь Энди Томас, однокурсник и лучший друг Фреда, и охотники – Джуд Менделл, мелкотня, но с потенциалом, и Энн Визин, моя однокашница. Я когда ее первый раз на поле увидел – прибалдел. Думал, она по ошибке, квиддич с шоппингом перепутала. Это просто прелесть-девочка, воздушная красавица, очень, очень хороша, но из таких, которые – сердечки, рюшечки, слезы, романтика, не чета моей крошке Ном. Так вот, я подумал, что это финиш, а на самом деле в воздухе она неплоха. Хотя бывают заскоки, вроде рыданий и детских психов после легкого удара бладжером, и, я клянусь, душка однажды повязала метлу розовым бантиком, но за полеты ей можно простить все.
Значит, сейчас мы висим над полем, и Фред, который капитан, что-то орет, но все равно не слышно. Ветер зверский, просто сдувает, все силы уходят, чтоб усидеть на метле, и я не понимаю, какого драного Мерлина было затевать сегодня тренировку. Раздраженно закладываю вираж, подлетаю к Фреду и зависаю рядом.
- Поттер, вообще-то, это позиция капитана! Решил оспорить мое место? – он редкостно злой, на погоду, нас и, надеюсь, на свой идиотизм.
- Да нет, - невинно пожимаю плечами, но жест пропал даром в складках развивающейся мантии. – Просто тебя ни хрена не слышно. Я решил, усекаешь, подставить уши поближе!
- Не выерничивайся и вали на позицию!
- Фредди, тебе ничего не мешает? Ветерок, знаешь, легкий бриз например?
- И не надо на меня гнать, Поттер! – злобно зыркает Фред. – Погода испортилась буквально когда мы зашли в раздевалки, сам видел!
- Да мне похер, когда она испортилась! Я к тому, что ты не можешь признать, что тренировка теперь до задницы! И продолжаешь гонять нас, как упертый баран!
Фред багровеет и явно метит меня протаранить. Энни робко пискнула что-то вроде «Мальчики, но ведь правда, невозможный ветер, у меня прическа пропала! И плакать от пыли хочется». Ее мало кто услышал, потому что Уизли в эту минуту рванул за мной. Тут мы на своей шкуре убедились, что играть невозможно – он меня ни разу не догнал, а я ни минуты не смог пролететь по прямой траектории. Серьезно, давно не бывало такого ветра. Ураган ограниченных масштабов. Через пятнадцать минут мы, растрепанные и злые, толпой шли с поля. И что бы вы думали – прошли метров десять, ветер стих так внезапно, будто его отключили, выглянуло вполне себе мирное солнце. Все обалдело оглянулись на стадион – над ним клубились пыльные вихри.
- Видали? – раскрыл рот Фред. – Нет, вы видали! Так же не бывает!
- А может это, знаешь, маленький смерч, - расстроено пожала плечами Рокси. – Очень даже бывает.
- Ну да, только над полем! Над нашим полем! – возмущенно завопил капитан. – Да не может быть такой засады!
- Ты еще скажи, что это слизеринцы наколдовали, - шутовски закатил глаза Альбус.
Я хотел рассмеяться вместе со всеми и застыл на полувдохе. Позавчера. Позавчера Забини забрал у меня Темномагический справочник, повозникав, что пора бы делиться. И там было, там, мать его, было заклинание погодных катаклизмов в ограниченном поле действия. Гребанный сукин сын! Я рванул к замку. Чуть не сбил Филча в холле, гремя метлой скатился в подземелье, пролетел несколько запутанных коридоров, затормозил, едва не впечатавшись носом во вход слизеринской гостиной, и рявкнул: «Фамильное серебро». А фиг – дверь не открылась. От души пнул чертову картину. Еще позавчера пароль был этот!
Не помню, кто первым привел нефакультетского приятеля к себе в гостиную. Может, я Стюарта, может наоборот, может Ал Малфоя, хотя это вряд ли, первыми нарушителями всех канонов обычно бываем мы. В принципе, нигде прямо не говорится, что вход в гостиную чужим запрещен. Тут был вопрос, как отреагируют остальные. Гостиная Гриффиндора - это гостиная Гриффиндора. Объективно только наши знают, где она находится, и пароль. Даже парочки с разных факультетов не решались приводить своих половинок, а гуляли в коридорах, Хогсмите и где попало. И вначале все офигели. И, помнится, даже случилась разборка. Но на нас не подействовало, со временем другие перебесились и смирились; тем более папочка с Гермионой, когда были на каком-то-там-банкете в качестве приглашенных гостей, вдохновенно толкали речи про дружбу между факультетами. Со временем детки прониклись, восприняли как должное и стали таскать своих приятелей тоже. Но ладно, не в этом суть. Сейчас я пришел точно не с дружеским визитом.
Начинаю наматывать круги под дверью и перебирать всякие их шизанутые пароли, типа «герб и замок», «змеиная хитрость», «родословная в десяти томах». Прошло минут десять. Ни черта я не перебешусь. Пошли сюда Мерлин хоть одного слизеринца – вытрясу из него дерьмовый пароль.
Тут, как в ответ на мою ругань, в коридоре послышался цокот каблуков. Я развернулся было с самыми агрессивными намерениями, но сразу пришлось менять зверское выражение лица и клеить косую улыбку – из-за поворота выплыла старшекурнсница Элизабет Нотт, редкостная сучка и красавица. Как бы зол я сейчас не был на весь Слизерин вместе взятый, нападок на Лиззи не будет. Ищите дураков – самая популярная девушка факультета, имеет море связей, умеет мстить и доставать с только ей присущей стервозностью. Но все это для меня не аргумент, на самом деле я просто хорошо к ней отношусь. Жаль, девице срать на мое отношение, я для нее всего лишь один из малявок, правда, достаточно бойкий и забавный для того, чтоб соизволила запомнить мое имя. Короче, делаю непринужденное выражение лица.
- Лиз, ты просто ангел, я уже замерз тут торчать, можно присобачусь? Дорогие друзья забыли сказать мне новый пароль.
Ее передернуло от Лиз и от ангела, но потом во взгляде нарисовалась недобрая такая насмешка.
- Поттер, меня зовут Элизабет, а лучше по фамилии, - сладко пропела грудным голосом. Я б ее слушал и слушал. Только смысл отключить – в адрес гриффиндорцев обычно звучат надменности или гадости. Судя по восторгу в голосе, сейчас выдаст нечто подобное. – А ты знаешь, не присобачишься. Пароль от тебя меняли, малыш Джейми. Проводим ряд супер важных операций «подосрать соперников». Ну, ты знаешь, все как обычно, ежегодная квиддичная шиза, - типа безразлично пожимает плечами. Не лицемерила бы – сама та еще болельщица. – Так что, Потти, гуляй, - с издевкой послала воздушный поцелуй. – Давай быстрее в кроватку, детское время вот-вот кончится.
Ну говорить она может что хочет. Я все так же стою между ней и дверным проемом.
- Да ладно, Лиз, тебе все равно придется открыть вход. И я зайду следом, даже если надо будет пихнуть тебя под зад, чтоб дверью не прищемила.
Ого! Она злится и тянется за палочкой. Я очень сильно об этом пожалею, но сейчас настолько бесит факт, что мне строят подставы с помощью моей же книги… Короче, молниеносно выхватываю палочку, прежде, чем Нотт дотронулась до своей, и направляю на детку. У нее глаза так и засверкали – не простит и не забудет. Хороша сейчас, это как раз ее стиль – темпераментная мстительная сучка. Вкупе с одежкой а-ля леди вамп характерный такой получается образ. Я чуть не ляпаю банальность вроде «Как тебе идет, когда злишься». Но темперамент темпераментом, а связываться со мной на уровне дуэли Лиза не станет – позорно будет бита. Девчонки вообще реальных магических драк избегают как огня. Это мы не раз мутузили, и были мутужены, и столько эффектов получали на свои задницы, что уже плевать. А для них наколдованные рога – катастрофа, малейшая болезненная искра – фобия перед палочкой в ближайшие недели. Ну, короче, она тушуется, шипит: «Надеюсь, тебя там отметелят», и, обойдя, сказав пароль «Кубок Слизерину!» (вот сволочи), с издевкой открывает передо мной дверь. Кажется, я уже перекипел, и теперь с холодным, рассчитанным бешенством, что много, много хуже, переступаю порог. Все слизеринцы кучкуются возле большого круглого стола. Выглядит дерьмово, как дешевый магглский спиритический сеанс. Сидят голова к голове в таи-инственной тиши, стол завален исписанным пергаментом, покрыт символами, заставлен свечами. Посреди стола знакомая мне книга в импозантной черной обложке. Держат ее цепкие ручки Забини. Дешевый трюкач! Выпендриться решил – насчет способностей, идей досаждания, рисует себя крутым темномагом. С нашей, моей книжкой! Глумится над нашей, моей командой!
- Что, Забини, круто сыграть слабо, решил стать звездой сезона за счет подставы? - заявляю с арктической холодностью лучших слизеринских традиций.
Все подскакивают от неожиданности, некоторые чуть не стукаются лбами, и в благоговейном шоке пялятся на меня. Забини медленно поднимает голову, какую-то секунду тянет паузу, мученически отлаживает книгу с выражением лица «не хотелось, но конфликта не избежать», и обращается ни к кому конкретно:
- Ну, и кто его впустил? – а я по-прежнему в игноре.
Засовываю руки в карманы, вальяжно подпираю стенку и продолжаю все тем же ледяным тоном:
- Сука ты, Забини, даже не сукин сын, а просто су-ка. Ссучно так, в тихую, мелкопакосно меня подсираешь. Книжечку ему захотелось. А я по доброте душевной отдал.
Стюарт смотрит наконец на меня, и в глазах ни намека на муки совести, или там осознание, что он сука – только досада из-за того, что попался. И я наконец взрываюсь.
- Что ж ты за друг, мать твою, если тебе в жизни не въехать, что с друзьями надо поступать по совести! Я б другому устроил подставу в квиддиче, и то навряд, а с тобой, потому что ты, дерьма кусок, для меня что-то значишь, с тобой я хочу играть честно! – отлипаю от стены, в прыжок подскакиваю к столу и от души колочу об крышку, так, что разлетается вся их мистическая бутафория. Рявкаю на собравшихся:
- А вы чего уши развесили? Чтоб пошаманить над погодой, нужно заклинание, пара пассов палочкой и простая графическая схема, а не этот цирк имени Забини. Долго он распинался таинственным шепотом, что вызывает все силы тьмы на голову несчастных гриффиндорцев?
По гостиной прошла волна движения и недовольного ропота.
- Да пошел ты, Поттер, - задело наконец Стюарта. – В игре все средства хороши. А если у вас кишка тонка вывести соперника из строя, не надо списывать это на свое гиперблагородство!
У него забегали глаза, кажется, оттого, что стало неловко за выпендреж перед факультетом. Дерьмо, лучше б ему стало неловко передо мной.
- Нет, Стю, у меня, ты знаешь, действительно душа болит друга подставлять. Но теперь буду помнить, что ты не друг, так что жди приветов!
- А, ну конечно, метла и мячик дороже общения со мной! – он привстает из-за стола и сжимает кулаки.
- Да тебе, я смотрю, тоже! Кубок, конечно, круче, чем мое доверие!
- Ты не врубаешься, что это игра, где фишка победить! Дебил чувствительный, вместо того, чтоб наслаждаться процессом, истерики устраиваешь!
- Для меня наслаждаться процессом – играть честно и честно тебя сделать!
- Сделать?! Хрен дождешься!
И бла-бла-бла, каждая следующая реплика громче предыдущей, под конец уже орем друг на друга в голос, вцепившись с разных сторон в этот злосчастный стол. И на… «ты параноик хренов, а все твои гриффиндорцы дерьмово моралью страдают!» …я отшвыриваю стол в сторону, он делает опасный кульбит, чуть кого-то не зашибает, раздаются девчачьи визги, а мы с Забини наконец метелим друг друга, катаясь по полу, отвешивая тумаки от всей души и во всю силу нашей дружбы. И через какое-то время я выхожу из гостиной с независимым видом, фингалом, порванным свитером и кровящей губой, но с гордым осознанием, что Стюарту тоже немало досталось.
И так, мать его, каждый год.
***
Открываю глаза, вижу закопченный полог кровати (кажется, вчера что-то поджигали), потягиваюсь и вспоминаю, что сегодня Судьбоносный День. Матч, конечно, в честь чего и буянили. И вот сейчас мне надо подорваться, всех тормошить, собирать, трястись не то чтоб в кондрашке, но с приятным предвкушением, сыпать энтузиазмом, размяться, перекусить и развеяться наконец. А я лежу, пялюсь в потолок, и как-то разбито, сказать даже отстраненно думаю о жизни, всякой фигне, ну и просто так. Например, вот Ал и Малфой. Они тоже оба в командах, и тоже соперники не вломись в поворот, но им это почему-то побоку. Совершенно спокойно ходят там на все тренировки, отыгрывают матч, а потом тащатся вместе на обед, в библиотеку или еще куда. Получается, что их дружба выше всего этого дерьма. А у меня, получается, полная задница. И дело не в дружбе и ее крепости, дело именно в нас. Потому что Альбус – то, что принято называть… нет, не «хороший мальчик», а скорее «правильный пацан». В меру задира, в меру непослушен, в меру мил, и даже местами отзывчив. В общем довольно такой как все. Он просто живет, у него просто нет потребности доказывать каждую минуту этому миру, что ты лучший, и этот мир загнется без тебя. И Малфой тоже. Дрянь он конечно слизеринская, но довольно флегматичная и к нужным ему людям лояльная дрянь. А я, получается, эгоист, и даже не просто эгоист, а какое-то на всех плюющее зажравшееся эго. Потому что, и я вдруг представляю эти слова в устах папочки, который всегда воспитывал меня по-другому; и вот со скорбью на своем звездном лице он бы объяснял мне, что если какие-то там вещи вроде репутации, победы, ну самомнения короче становятся дороже дружбы (а для па друзья вообще сверх много значат, наверное из-за дефицита когда-то родственников), так вот, то это вообще уж финиш. И относится бы стал, как к последней мрази, которую любит, прощает, но не может понять. Шиза! Я, собственно, только хотел с легкой завистью пару минут подумать, почему это Ал со Скорпи не срутся так, как мы. В итоге мне видится папочка и от долгого лежания уже затекла спина. Наверное, это моя типа многогранность. Многогранность – так умно и модно, и приписывается она чаще книжным героям. Но я не страдаю ложной скромностью и вполне могу прицепить громкие ярлыки. Так вот, с одной стороны я мечтаю конечно о той пафосно-сказочной дружбе, которая зашибись, которая как у них во время войны, еще не выветрилось после того, как этими историйками нас пичкали в детстве. Говоря прямо – когда за друга готов умереть. Но кроме, самое бесценное, самое нужное, важное, со всех сторон офигительное чмо в этом мире для Джеймса Поттера – это Джеймс Поттер. Я готов расшибаться головой об стенку, чтобы для всего мира быть тем же. Самым. Просто самым с любыми определениями. И когда какой-то Забини у меня эту роль пытается оттереть – не потерплю. И друга рядом с собой, который смирился с положением и ни хрена не хочет быть мне не только равным, а круче – тоже не потерплю. Получается полнейшее, несопоставимое дерьмо. Вот и как жить прикажете? И каким рохлей надо быть, чтоб все утро любить себе такой чушью мозги. Людей с утра интересуют хавка, шмотки, уроки, а меня – раздувание фигни из фигни. Еще немного, и дойду до мифической подростковой позы «я себя ненавижу». Шутка конечно. Джеймс Поттер себя обожает. У Джеймса Поттера все круто. И, кажется, спросонья мелькала мысль, что сегодня очень занятое утро. Начинаю потихоньку врубаться в действительность, трясти головой, протирать глаза, тянусь за палочкой полог почистить… тут, в самом прямом смысле слова, дверь слетает с петель и в комнату с пеной у рта врывается Фред Уизли:
- Ты совсем охлял, Поттер?! – хватает меня за шиворот, сдергивает с кровати и трясет. Сзади маячат Рокси и Альбус в – твою мать! – квиддичной форме. Я офигеваю, пускаю побоку Фредово тормошение, и просто пытаюсь осознать, насколько надо херней страдать, чтобы - забыть про матч!!!
Дальше все очень поспешно и муторно. Фред косится с презрением, он просто не в состоянии понять, как можно чуть не проспать квиддич. Но тем не менее помогает мне собираться, тащит к умывальнику, засовывает голову под кран, потом, еще недомытого, остервенело трет полотенцем. Я матерюсь и, давясь зубной пастой, нецензурно объясняю, что сам бы справился лучше, быстрее и аккуратнее. Я, собственно, никуда пока не опоздал, до матча еще полчаса. Но обычно команда подтягивается на поле минут за сорок, а я, любитель предыгрового кондража, кутерьмы и суматохи, и того раньше. Тусуюсь на трибунах, задираю соперников, подбадриваю команду, одним словом, дышу атмосферой. Ну а сегодня, даже не позавтракав, застегиваю на ходу форму и сломя голову мчусь на стадион. Трибуны уже забиты, зрители даже успели перебеситься и подзаскучать. Появления меня (ну, и следом еще полкоманды) вызвало море воплей и приветственных криков. Мы пробились на поле, Фред всех собрал и начал втирать напутствие, но сопереживающие мешались каждую минуту. Прибежала, кинулась на шею и поцеловала на удачу Нома. Раздались улюлюканье, свист, аплодисменты, и крошка, ловя свои пять минут славы, так и осталась висеть у меня на локте. Бурно присоединилась компания разрисованных и, кажется, втихаря что-то жахнувших приятелей. Вон с трибуны, мелко перебирая ногами и кутаясь в воздушный шарф, прилетела Роза. Она, как всегда, будет сейчас разрываться меж двумя лагерями. Чмокнет и наговорит пожеланий удачи Альбусу, потом перебежит на другую сторону к Малфою, там тоже торжественно что-то провещает, но все эти речи закончатся традиционным: «Мальчики, победа не главное, уважайте соперников и просто играйте от души. Вы все молодцы!» Хера она понимает.
А нет, идет не к Алу. Не успеваю толком удивиться, как она, мило раскрасневшись, запыхавшаяся, подбегает ко мне и сует какой-то сверток.
- Джеймс, ты не завтракал, вот бутерброды, перекуси! – перевела дыхание. – Кто же играет на голодный желудок!
Как всегда, обо всех заботится. Смешная. Я морщу нос, но перекус принимаю, наплевательски сорю салфетками на поле и начинаю жевать.
- Джейми, ты хоть не заболел? – запереживала и Нома. – Ты же на квиддич даже со сломанными руками и запредельной температурой побежишь, мне так всегда казалось!
Начинаю раздражаться от этого женского кудахтанья. Неплохо бы разбавить атмосферу руганью. Всматриваюсь в слизеринские трибуны. Туда только что подлетел Забини, перекинуться парой слов с нашим общим знакомым Ричардом Берком.
- Ном, спокойно, сломанные руки, может, сейчас организуются, - ласково, но настойчиво ее отстраняю и беру курс на Забини. Нома, сразу же выйдя из состояния беспокойства, без избитых «не ссорьтесь, мальчики», мертвой хваткой вцепляется мне в руку, и на чистой ярости шипит: «Не вздумай, Поттер!» Хватает за шиворот, рывком отворачивает от Забини, пару раз внушительно трясет, и потом, еще не перебесившись, чуть резковато, только с целью отвлечь, целует. Все это с необоснованной, наглой уверенностью, что она может качать здесь права. Обожаю Тримз в такие моменты!
Истекают последние предматчевые десять минут, дурашливо тормошу Ному, но в глубине души еще вяло трепыхается желание поцапаться с Забини. Чтоб разрядиться, переключаюсь на окружающих. Роза тараторит с Альбусом и нервно теребит шарф, Фред наставляет немногих его слушающих, а Рокси безостановочно, чуть не заламывая руки и искусав губы до крови, разглядывает что-то на слизеринской трибуне. Никогда не видел ее в таком состоянии, обычно перед игрой кузина плещет бодростью и энергией. Приобняв Ному, подхожу к Уизли, успеваю расслышать бормотание «Его здесь нет», сочувственно машу ладонью ей перед глазами. Та потерянно оборачивается, и я собираюсь съязвить что-то по поводу такой невменяемости.
- Эй, Поттер! – спокойно, но достаточно громко окликают меня в этот момент.
Оборачиваюсь. Однокурсник со Слизерина – мучительно пытаюсь вспомнить, как его зовут. Вообще-то я прекрасно знаю весь свой курс, неплохо старшие курсы, еще тех, с кем я когда-либо пил, дрался, нарушал правила, спорил, просто убивал время на треп. Разве что мелкотню плохо помню, но многообещающих личностей вылавливал и там. Ну так вот, а с этим я не пересекался… нигде. И звучит это дико, потому что мы учимся в одной аудитории, сидим временами на соседних партах, и однажды я даже снес его вещи, увлеченно куда-то мчась. Просто он, - вот, вспомнил наконец! - Лайонелл Вирт, - он настолько незаметный, ничем не примечательный человек… Есть люди, которые что-то из себя представляют, есть – нытики, рохли, шизики-одиночки, зазнавшиеся ботаники, - таким у меня чешутся руки-ноги дать пинка, и ведро с водой, которое я прикола ради решаю подвесить над дверью, нередко валится на голову именно им. А вот Вирт – ничем не раздражает, но ничем и не цепляет; держится со спокойным, отрешенным, или проще сказать, пофигистическим достоинством. Учится на уровне остальных, живет на уровне остальных, мнения не высказывает, активности не проявляет, врагов не наживает, друзей тоже. Мальчик-тень. О его существовании я вспоминаю, только когда натыкаюсь случайно взглядом в толпе однокурсников. И то – у него настолько обыденная, блеклая внешность – аккуратные темные волосы до плеч, аккуратная стандартная мантия, - что взгляд скользит, как по пустому месту. Ведет парень себя, пожалуй, слишком бесстрастно для нашего возраста, но, что странно, у меня ни разу не возникало желания его достать. Потому что Вирт какой угодно, но не жалкий. Вот и сейчас он смотрит совершенно спокойно, без желания понравиться, но и без желания нарваться. А вообще по нем читается, что на Джеймса Поттера ему срать. Но даже это не раздражает. Как будто аура у мальчика – «не замечай, не трогай, проходи мимо»: сонная такая, рассеивающая внимание. И, если честно, мне до него по-прежнему нет дела.
- Да, Вирт, чего тебе? – коряво как-то вышло. Начал уважительно, а потом подумал, что нахер.
- Слизеринцы предлагают пари, - он кивнул в сторону Берка, Забини и компании, чтоб не возникало сомнения, какие слизеринцы. – Выигравший матч попадается, то есть умышленно попадается, на каком-нибудь жутком нарушении, во стыд своему факультету.
- Выигравший?! – я вначале решил, что ослышался, а после его утвердительного кивка только рассмеялся. – Но это же тупо! Поищите дураков. Не вникаю, в чем смысл?
- Ну, очевидно, это способ проверить и вас, и себя, что кому важнее – честь факультета, или квиддич как таковой, - отвечает таким же тоном, как на уроках, совершенно безразлично к предмету разговора. – Или способ сделать, чтоб фигово стало всем – и победителям, и проигравшим. Учитывая, что выиграете скорее всего вы, - пожимает плечами: сухая констатация факта, без тени сочувствия к родному факультету, - это чисто слизеринский способ сровнять накопившиеся баллы.
- Но, - все так же недопонимая, фыркаю я, - какой хоть малейший повод нам соглашаться?
- Во-первых, Поттер, это предложение лично к тебе. Не думаю, что ваша команда оценит глубину замысла. А согласишься ты, потому что никогда в жизни не захочешь выглядеть слабаком перед Забини, который играет на тех же условиях, то есть согласен рискнуть. Да и вообще ты всегда не прочь с ним потягаться, каким бы совершенно идиотским не было ваше противостояние.
А он смышленый парнишка. И эта проницательность совершенно меня не раздражает. Скорее, Виртовы спокойные и уверенные аргументы подталкивают к решению, которое я все равно бы принял, но только после долгого ломания и нецензурных размышлений.
- Окей, согласен, - и я улыбаюсь ему даже несколько дружественно.
- Поттер, ты чего, сдурел?! – потрясенно шипит Нома.
Но меня сейчас волнует совсем не Тримз. Мной она дорожит, а вот квиддичем и факультетом не очень. Только любит повертеться в лучах предматчевой славы. Детку быстро успокою. Что хуже – рядом стоит Роксана, непосредственный член команды. О, сейчас посыплются тумаки на мою непутевую голову. Потом еще и Фреду донесет… Она и правда с ошарашенным лицом (но, кажется, таким выражение было до этого?) притормаживает Вирта, цепко ухватив его за рукав. Тот только вежливо приподнимает брови и, не протестуя, задерживается.
- Мальчик, послушай, мальчик, - понизив голос, взволнованно бормочет Рокси; надо сказать, я ожидал другого тона, возмущенного дурацким пари. – Скажи, староста, Уильям Райт, почему его нет на матче? И его друзей нет? С ним что-нибудь случилось?
- О-о! – мученически стону я и мысленно начинаю плеваться. У кузины шиза. Срать, значит, на квиддич, факультет и мои заскоки, подавайте ей бесценного Билли Райта! Вирт очень уклончиво пожимает плечами:
- Обычно Райт присутствует на таких важных школьных мероприятиях, как матч, - хех, однако парень справедливо не стал городить нечто вроде «обычно Райт так обожает квиддич!». – Наверное, у него случилось что-то более важное, - Врит неопределенно покачал головой, съезжая с темы. – Но не в плане здоровья, или благополучия, не стоит вам переживать за Райта.
- Золотые слова! – я пихаю Рокси в бок. – Чертов Райт совсем не стоит переживания. А вот матч стоит. Выше нос, сестренка, и вперед в небо! Уже первый свисток.
Одно радует. Озабоченная своим слизеринским уродом, про пари, кажется, Рокси совсем не услышала.
***
Вжих! – бладжер просвистел над ухом порывом буйного ветра. Я увернулся в легком кувырке, попутно отшвырнул ногой маячащего рядом соперника и ринулся за красным мячом. Мы со Стюартом играем, как озверевшие, даже не в полную силу, а гораздо, гораздо больше. Откровенно показываем друг другу, какой выбор между условиями пари сделали. Я ни секунды не колеблясь знал, что буду сражаться за кубок квиддича. Победа в межфакультетском соревновании всегда грела гораздо меньше. И в выборе Стюарта я тоже не сомневался. С самого начала было ясно, что альтернативный вариант – слить игру, чтобы сохранить факультетские баллы – чистой воды фикция. Суть пари изначально – немножко подобосрать радость выигравшей команде. И сейчас Стю метит в меня очередным бладжером, я дерзко скалюсь, вихрем пикирую вниз, потом резкий подъем – и вырываю квоффл буквально из рук Айзека Макмиллана. Рву к кольцам, справа меня подстраховывает Энни, впереди сосредоточенно маячит Малфой. Вратарь он хороший, поэтому не пытаюсь бить в лоб, а вихляю неуловимым зигзагом. Скорпи смешно так подергивается в разные стороны в надежде перехватить. Я подлетаю очень быстро, очень рискованно и очень близко, и резко даю вверх, ей-Мерлин, чуть не заехавши Малфою помелом по зубам. Тот поднимается на перехват секундой позже, и из-за близкого расстояния мы естественно с треском сталкиваемся, но в эту самую секунду я уже успел отправить мяч в заветное кольцо. Трибуны ревут и беснуются. Это уже шестой забитый мною мяч. Разлетаемся с Малфоем, с чувством толкнув друг друга, и вид у вражеского вратаря совсем кислый.
Я сегодня в ударе. В азартном восторге. И все это приправлено легкой злостью на слизеринцев и Стю в частности. И весь бурлю такой неуемной энергией, что наверное смог бы летать без метлы. С радостным смехом делаю совершенно бессмысленные, но сверх мастерские кульбиты. Гриффиндор начинает скандировать. Фред лучится восторгом, вся команда вообще на подъеме, только Рокс играет из рук вон плохо. Но матч проходит в таком бешеном ритме, что шпильнуть ее или скоординировать времени нет. Мы с Менделлом снова увязываемся за квоффлом. Раздосадованный Забини со всей дури отправил бладжер в Энни. Та едва успела увернуться, бладжер заехал по рукояти, и малышка завертелась, потеряв управление. К крошке Визин, всей такой ранимой, я испытываю умильно-защитнические чувства; поэтому рулю на помощь, предоставив Менделлу самому разбираться с Форкисом, Макмилланом и квоффлом. Энн я подхватил, задал направление. Забини же выбесил окончательно.
- Выруби его наконец! – на полном серьезе рявкнул я потерянной Рокси. Но разбираться со Стюартом полетел Фред.
В следующие полчаса мы забили еще пять голов, два мяча пропустили, вели с существенной разницей. Я успевал гонять квоффл, страховать Визин, ловить струи ветра, орать на Рокси, выкидывать кульбиты и стараться не обращать внимание на Стюартовы бладжеры. Это забота загонщиков, это забота загонщиков… Но после следующего, самого красочного гола, когда я, ладно уж, подставился, рисуясь перед трибунами, чертов черный мяч влетел в голову. В глазах потемнело до слез, я кулем соскользнул с метлы, но ухватился и повис на рукояти. Главное, сконцентрироваться не на боли, а на вцепившихся в древко ладонях. С полминуты провисел, тяжело дыша и набираясь сил, потом рывком вскочил обратно, как раз когда мне на помощь уже летели Фред и Визин. Сейчас, сейчас… Выровнял метлу, и вот сейчас уже захлестнуло чистой злостью. И я сделал то, чего так хотел весь матч – забив на квоффл, игру и трибуны, рванул за Стюартом. Тот выглядел слегка неуверенно, пока я болтался на рукояти, но сейчас с готовностью спикировал навстречу. Мы сцепились молча, со страшным скрежетом. Перепутались метлы, руки, ноги, координация потерялась. Каким-то сумбурным клубком повисли над полем и мутузили друг друга, быстрее и сильнее, пока еще не раздался возмущенный свисток мадам Трюк. И вот стадион взорвался шумом. Рев нарастал волнами, выше, громче. Пожалуй, слишком бурная реакция на драку, сообразил я. Сердечным пинком отцепил Стюарта и огляделся. Гриффиндор бесновался, девчонки визжали, над полем взмыл братец, сжимая в руке нервно трепещущий снитч. Да! О да! Мы, вашу мать, победили!!!
***
Потом команду качали, рвали на сувениры и обливали неизвестно где раздобытым и почему разрешенным шампанским. Меня все целовали, любили, тискали, а я глупо лыбился и зажимал разбитый нос. Нома каким-то чудом ввинтилась сквозь плотную толпу, повисла на шее счастливой собственницей. Но это совершенно не мешало гроздьями обнимать меня другим девчонкам.
Я был в эйфории. Я весь пропитался этим почти до оргазма вырубающим ощущением, когда тебя обожают и визжат твое имя десятки и десятки людей. Вот это и есть кайф. Вот в этом и есть весь смысл. Побеждать, делать что-то сверх, значить, быть кем-то. Я сейчас любил весь мир, и весь мир любил меня. Нас тащили на руках до замка, а меня радовали внезапно выглянувшее солнце, перекошенное лицо Забини, возбужденное щебетанье Номы, счастливая Розина улыбка, такой же идиотски-эйфорический Альбус… С высоты своего положения я вдруг увидел, как из Запретного леса темной семенящей цепочкой вынырнули Уильям Райт с прихлебалами и незаметно влились в толпу. Но даже этот типчик сейчас не раздражал. В конце концов, это меня с восторгом несут на руках, а его только опасаются и лебезят. И я тут же забыл про Райта, снова погружаясь в облака самолюбования и восторга.
