Глава 6/*1970 год.*/
Столько удивительных изменений произошло за эти годы… Я научился слушать Хогвардс, понял его характер до мельчайших подробностей. Когда замку становилось скучно, он менялся. Когда мне случалось долго отсутствовать, в замке обязательно что-нибудь ломалось. Однажды все лестницы застряли посреди этажей, а в гриффиндорской башне осыпалась часть черепицы. Хогвардс любил пошутить, хотя, может быть, он так подстраивался под мой характер.
К тому же я стал замечать то, что раньше было скрыто от моих глаз. К примеру, в полнолуние замок вел себя довольно странно: за день его настроение могло поменяться несколько раз, что влияло не только на людей, но и на призраков.
Я потратил около двух лет на изучение замысловатого языка местных подводных обитателей, но это стоило того. Мы, бывало, весьма мило болтали, обсуждая проблемы вселенского масштаба. Нередко они вытаскивали пьяного Эльфи из озера, пробующего утопиться от горя.
Со дня нашей последней встречи с Томом прошло четырнадцать лет. Он упорно делал вид, что меня не существует, я отвечал примерно тем же. Иногда он все-таки напоминал о своем существовании, подсылая убийц. Их тщетные попытки только развлекали меня: Хогвардс отменно выполнял свои функции, каждый раз своевременно предупреждая о покушении. Не думаю, что Том действительно верил в удачный исход, скорее всего, проверял мое терпение.
Не пустив Тома в Хогвардс, я наивно полагал, что этого достаточно. Живущие в замке находились под его и моей защитой, и Том опасался нападать в открытую, предпочитая пока разбираться с Министерством. А Министерство занималось тем, чем ему и положено заниматься – скрывало информацию. Но, к своему стыду, примерно представляя магический уровень Тома Риддла, я недооценил личностные качества, а именно, врожденную способность нравиться людям. Я слышал, что количество его союзников растет, однако, зная цену слухам, не придавал им особого значения. Поэтому нападение пожирателей смерти на мирных граждан, во время празднования четырехсотлетия со дня победы во Второй Гоблинской войне, стало для меня неприятным сюрпризом. Памятуя о путешествии и о том, что мое вмешательство привело к катастрофе, я принял решение сохранить нейтралитет.
И вполне успешно игнорировал начинающуюся войну до того момента, пока ко мне не явился Аластор Моуди. Увидев, что с ним стало, я поразился до глубины души. Это я отсиживаюсь в Хогвардсе и твердо уверен, что ни Том, ни его последователи сюда не сунутся, а за стенами замка идет настоящая война, и доказательство тому шрамы на лице моего старого друга.
– Вот как-то так… – произнес он грустным, даже извиняющимся тоном и посмотрел на свою искалеченную ногу.
– Кто тебя?
Аластор грязно выругался.
– Долохов, чтоб ему пусто было. Скотина еще та.
– Пожиратель?
– А ты как думаешь? – Аластор исподлобья бросил хмурый взгляд. – Альбус, сдается мне, что ты тут засиделся за своими бумажками. Может, тряхнешь стариной, вспомнишь былые подвиги?
– Да какие мои подвиги, о чем ты говоришь, – отмахнулся я.
– Мы оба знаем, что аврор из тебя бы получился никакой. Но в такое время любая помощь хороша, – пожал он плечами.
– Что ты от меня хочешь? Я в вашей войне не участвую.
– Альбус, много лет назад ты это уже говорил. «Германия далеко, Гриндевальд не решится трогать Великобританию». В итоге, промедление привело к ужасным последствиям. Хочешь, чтобы все повторилось? Хочешь отсидеться в Хогвардсе и остаться чистеньким? – и он снова чрезвычайно неприлично выругался.
– Тогда все было иначе. Да и на мне не было столько ответственности. Я директор, и мой долг – защищать детей, которых мне доверили. И в очередной раз тебя прошу, оставляй аврорский сленг за дверями Хогвардса.
– Сколько пафоса, – покачал он головой, – а ведь четверть из них – дети тех, кто присоединился к Волдеморту.
– Чьи бы ни были дети, учти, я не допущу в Хогвардс ни аврорат, ни Тома Риддла!
– Молодец! – воскликнул Аластор. – Вот что нужно! Альбус, ты должен возглавить сопротивление.
– Должен? – хмыкнул я. – Положим, тебе я ничего не должен, скорее даже наоборот.
– Я помню о своих долгах, – сухо заметил он. – Да и причем тут я, ты вообще видел, что происходит? Если мы уступим, школа тоже падет. Что ты будешь делать, когда сюда явится Волдеморт с толпой пожирателей? Выставишь учеников на стены замка? Будешь сражаться один против тысячи? Самому не смешно?
– Смешно ли мне? – переспросил я. – Да, пожалуй, твои потуги сбросить всю ответственность на меня забавны. Однако присоединюсь ли я к так называемому сопротивлению или нет, на исход это мало повлияет.
– В любом случае организация уже есть. Нужен лидер, а ты самый светлый маг современности, победитель Гриндевальда… дальше не буду перечислять. Тебя уважают во всем мире, лучшей кандидатуры и не сыскать.
– Оставим грубую лесть на потом. Под организацией ты имел в виду аврорат? – спросил я без тени энтузиазма.
– Какой, к черту, аврорат? В Министерстве остались продажные твари, а нормальным пришлось уйти. Нас много, Альбус, и мы будем сражаться. Организация тайная, ни Министерство, ни Волдеморт пока о нас ничего не знают.
– Предположим, я соглашусь. Но Министерству вряд ли будет приятно иметь под боком тайную организацию, пусть и сражающуюся против Риддла. В любом случае я ставлю Хогвардс под удар.
– Ты сейчас как наседка с цыплятами. Ну, распустят школу на время, подумаешь. Детям от этого только лучше.
– Действительно, пусть их убьют вместе с родителями!
– Альбус, да никогда Министерство не пойдет в открытую против тебя, какие бы ты организации не возглавлял! Сделав это, министр тут же подпишет себе приговор.
А Ники еще удивлялся, как я мог нарушить Устав о секретности в будущем. Наверное, тогда меня тоже Аластор уговаривал.
– Послушай, – он понижает голос до шепота. – Что ты хочешь взамен? Пост министра?
– Три раза предлагали, даже неинтересно, – отвечаю я, стараясь не выдать голосом свое любопытство. Министерство меня совершенно не занимало, зато возможность лишний раз позлить Тома, а заодно и быть в курсе его дел, очень прельщала.
– Ну конечно, запамятовал. А знаешь, возможно, ты прав. Ведь иначе ты бы начал защищать щенков пожирателей, а так я спокойно пришлю сюда своих ребят, и они быстро наведут порядок.
– Ничего лучшего, кроме как угрожать мне, ты придумать не мог? – спрашиваю я, усмехаясь.
– Раз уговоры не действуют… – он отвел взгляд.
– Угрозы тем более, – замечаю я. – Хорошо, раз организация не подчиняется Министерству, я согласен. Но есть два условия. Меня не устраивает твое отношение к детям из Слизерина. Никакой дискриминации, никакого вмешательства во внутренние дела Хогвардса.
– Но они же дети пожирателей.
– Я не допущу предвзятого отношения в стенах этой школы к кому бы то ни было! Министерство и так посылает сюда проверки, – я ткнул пальцем в документы. – Если еще с твоей стороны…
– Ладно, – прервал меня Аластор, – знай, я хоть и согласился, но все равно считаю, что ты не прав.
– Дело твое.
– А второе условие?
– Я сам придумаю название, – улыбнулся я.
***
/*1971 год*/
В самые трудные минуты я напоминал себе, что ввязался в борьбу за власть, не желая обладать ею, и эта мысль меня утешала. В страну пришел политический кризис, вуалируемый частой сменой министров (не удивлюсь, если Том проклял не только должность преподавателя по защите от темных сил, но и министерский пост: шесть министров за год – давно такого не случалось, со времен последнего восстания гигантов, кажется). Министерство оставалось официальной властью, хотя в действительности все было гораздо запутаннее. Настолько запутаннее, что в истинной расстановке политических сил порой терялся даже я. Казалось, что тут понимать: Министерство и наш орден Феникса против пожирателей смерти. Но там, где есть деньги и власть, стоит копать глубже. Общая ситуация была крайне сложна. Еще больше усугубляли ее слухи и сплетни, а также угодное правительству молчание газет. Всюду создавались и распадались союзы. С одной стороны, министр вроде поддерживал орден, по крайней мере, не мешал его существованию (часть аврората и часть Визингамота присоединились к ордену). Но с другой стороны, Министерство всячески ограничивало нашу деятельность. Во-первых, чиновники удачно подкупались Томом, во-вторых, находились и такие, кто видел в ордене угрозу. По правде говоря, орден Феникса существовал тайно, полулегально и не имел особых полномочий, поэтому приходилось действовать через аврорат. Что опять же имело последствия: маги, находящиеся в оппозиции к Министерству – в основном чистокровные семейства, – отказывались вступать в орден. Так вот и получилось, что в составе находились главным образом маглорожденные. А у Тома было большое преимущество: он мог пообещать все что угодно, играя на людских пороках. И с таким союзником, как Абракас Малфой, он позволял себе любые финансовые траты.
Весь этот фарс, называемый войной, Том, как я полагал, развел, дабы потешить свое самолюбие. Ситуация сложилась так, что именно в начале семидесятых тихого переворота было бы вполне достаточно. На тот момент соотношение орденцев к выявленным пожирателям смерти, судя по подсчетам Аластора, – один к двадцати. Орден делал все возможное, пытался по крайней мере, но при таком раскладе мы терпели одну неудачу за другой. Однако после того как глава аврората погиб и его место занял Руфус Скримджер, у нас появился шанс. Хоть туда и затесались люди Тома, но аврорат держался лучше остальных департаментов, нанося ощутимый ущерб по силам пожирателей.
Вскоре среди орденцев появился шпион, и я начал терять давних друзей. Первой жертвой стал Эдгар Боунс, великого ума человек, член попечительского совета Хогвардса. Всю его семью, жену, брата и троих детей, жестоко растерзали и убили, причем я был тем, кто их обнаружил. Следующим стал Бенджи Фенвик, а дальше я перестал считать – слишком тяжелая ноша выпала на мою долю.
Хогвардс оставался единственным надежным прибежищем, которого еще не коснулись политические интриги. Для всех, но не для меня. По мнению Руфуса, в школе нужно было провести чистку – что он подразумевал под «чисткой», я предпочел не знать. Попечительский совет же возмущался количеством маглорожденных учеников. Аластор после неудачи с должностью главы аврората, забыв о своем обещании, рвался с проверками в школу, чтобы опередить своей инициативностью Руфуса. И каждый новый министр норовил дать мне ценные указания по управлению Хогвардсом.
Я разрывался между политикой, войной и школой. Стараясь предотвратить кровопролитие, я только усиливал его, подогревая интерес Тома. А он, по-видимому, чувствовал себя прекрасно, проверяя на практике теорию превосходства чистокровных. Думаю, как раз именно тогда я начал замечать, что все это однообразие политических интриг слишком затянулось. Каждый делал вид, что тянет одеяло на себя. Вроде и тянули, но не сильно, опасаясь, кабы чего похуже не вышло, и оно, вместо того, чтобы наконец порваться, вяло трепыхалось.
Гораздо позднее я понял, почему Том тянул с переворотом, с окончательным ударом. В таком случае, он стал бы захватчиком, жестоким завоевателем, силой отобравшим власть у ее законных носителей. А подобная позиция, скорее всего, противоречила его планам. Том хотел въехать на белом коне как освободитель, как спаситель лежащей в руинах и раздираемой противоречиями страны. Для этого-то ему и понадобилась апатичная гражданская война. Чтобы сделать желаемое действительным.
Кроме выше перечисленных неприятностей, существовали многие другие. Вальбурга Блэк, например, заменившая Боунса в совете, любила поскандалить у меня в кабинете. После небольшой тренировки я научился отключаться во время ее крика и думать о других проблемах, чего никак не мог позволить в присутствии Абракаса Малфоя, с которым у меня сложились странные отношения. Абракас Малфой искренне и порой где-то наивно верил в превосходство чистой крови. И этим сочетанием наивности и умелой расчетливости он невероятно меня развлекал при каждой нашей встрече. А его изворотливостью я в какой-то мере даже восхищался. Все прекрасно знали, кто он такой, но в то же время поймать его на чем-то недозволенном еще никому не удавалось, хотя желающих было предостаточно.
Новый школьный год я встретил в состоянии крайнего морального истощения. И распределение учеников не смогло отвлечь меня от мысленного самоистязания, хотя бы только потому, что некоторые распределившиеся уже сейчас сулили множество проблем в будущем. В первую очередь, Поттер… слава Мерлину, не Гарри, а Джеймс. Его фамилия сразу вызывала стойкие ассоциации с газетным лотком на вокзале Кинг-Кросс. Вдобавок мальчик-оборотень Ремус Люпин, отцу которого я пообещал хранить секрет сына как свой собственный, и над чьей проблемой пришлось поломать голову.
– Нужно что-то делать, но если бы я только знал, что именно, – не раз жаловался я Эльфи.
На что он ядовито усмехался и отвечал:
– Радуйся, что, по крайней мере, эпидемии нет.
– Зато мы ничегошеньки не знаем о Гарри Поттере. И вот это меня пугает.
– Пугает? Тебя? Не смеши. Ничего страшного в этом нет, просто он еще не родился или не родится совсем, – резонно замечал он.
– Ты прав, ты как всегда прав… Проблемы следует решать по мере их поступления. Но почему у меня такое плохое предчувствие?
Он равнодушно пожимал плечами. Его вообще мало волновала война до того печального дня, когда больница Святого Мунго подверглась нападению пожирателей. Колдомедиков они правда не тронули, сразу направившись в палаты с раненными аврорами. Это был акт мести за последнюю удачную аврорскую операцию, когда чуть не попался Абракас Малфой.
– Да как они посмели! – Эльфи разъяренно вышагивал по моему кабинету. – Напасть на моих больных! Невероятная дерзость!
– Действительно, ведь прежде, чем нападать, нужно спросить у тебя разрешения, не так ли?
Он со злобным видом рухнул в кресло и многообещающе произнес:
– Ну, мы еще посмотрим…
Тогда я не уделил должного внимания его обещанию, а он не вспоминал об этом несколько лет.
По мере возможностей я старался наблюдать за Джеймсом Поттером, что, с учетом моей занятости, стало бы достаточно трудной задачей. Этот мальчик вел активную общественную жизнь, порой слишком активную. Чтобы узнать, как прошел его день, мне достаточно было каждое утро выслушать жалобы Минервы. Я даже пару раз, не без удовольствия, вспомнил собственную молодость. Но чем взрослее он становился, тем длиннее делались жалобы, и не только от гриффиндорского декана. Отработки не помогали, вернее они бы помогали, если бы не поддержка Сириуса Блэка, Ремуса Люпина и Питера Питтегрю. А исключить Джеймса я не мог, ведь в таком случае он исчез бы из поля зрения, чего никак нельзя было допустить.
Я промаялся в нерешительности пять лет, надеясь, что Джеймс с возрастом остепенится и возьмется за ум. Моя неуверенность вышла мне боком.
***
/*1975 год*/
Осенью того года студент Сириус Блэк отвел слизеринца Северуса Снейпа в ход под Дракучей Ивой. И моему терпению пришел конец.
Я понимал – если попечительский совет узнает об оборотне, если они обнаружат, что я имею к этому непосредственное отношение, у Абракаса Малфоя появится весомый аргумент. И ни минуты не сомневался, что он непременно им воспользуется. Вряд ли еще представится такой шанс, чтобы от меня избавиться. А мне нельзя было покидать Хогвардс, да и Ремус попал бы в неприятнейшую ситуацию. Поэтому решение пришло в голову незамедлительно, как только я взглянул на взъерошенного, разъяренного мальчика.
– Профессор Дамблдор, знаете ли вы, что среди учеников есть оборотень?
– Да.
– Вы знаете, кто это?
– Да.
– Вы знали, когда принимали его в школу?
– Да.
Прежде чем использовать Obliviate, я все-таки сначала собирался договориться, но Северус и слышать ничего не хотел. Я попробовал воззвать к его состраданию рассказом об истинном положении Ремуса, о бедах их семьи, но тщетно… Мальчик настаивал на своем, угрожая выдать оборотня попечительскому совету, и его упрямство вынуждало действовать. Тем более что предстоял еще тяжелый разговор с Ремусом и Сириусом.
Я безусловно знал, что неправильное употребление Obliviate приводит к потери памяти и даже безумию. В свое время мы с Эльфи пытались постигнуть этот феномен и наблюдали пару случаев неверного применения в больнице Святого Мунго, благодаря этому мне не понаслышке было известно об опасности. Но в своих силах я, тем не менее, был уверен.
Когда Северус, закатив глаза, стал заваливаться на бок, у меня неприятно засосало под ложечкой.
Когда он перестал дышать, я осознал, что убил ученика, пытаясь стереть неугодные мне воспоминания.
И эта мысль заставила меня действовать. Судьба благоволила ко мне: под рукой оказалось восстанавливающее зелье, и как-то очень кстати вспомнилось то самое заклинание, с помощью которого можно поделиться своими силами. Эльфи просил им не злоупотреблять, но ведь для дела можно.
Как же тогда я обрадовался бьющейся жилке на его худой шее! Каково же было мое облегчение, когда он открыл глаза! Выглядел Северус неважно, но главное – он остался жив. И мне удалось убедить его хранить мою тайну. Не совсем, конечно, мою, но именно я принял оборотня в школу, значит, его секрет распространялся и на меня.
Впоследствии я не раз возвращался в мыслях к тому происшествию и пришел к утешительному выводу: обморок тогда спас его от смерти, а меня – от самоуничтожения. Слава Мерлину, что Северус оказался таким впечатлительным, секундой позже – и я бы его убил. Кто же знал, что он мало того, что окклюмент, так еще и с такой наследственностью.
На следующий день я пригласил Сириуса и Ремуса по отдельности, убедившись для начала, что Северус все-таки сдержал обещание.
Ремус выглядел нездоровым, явно раскаивающимся, тем более что его непосредственной вины в случившемся я не находил. Сириус держался достойно, утверждая, что они просто пошалили, а тот факт, что Северус чуть не погиб, он считал досадной случайностью. Безо всяких споров я назначил ему отработки на полгода. Случайно или нарочно, а исключить кого-либо из них все равно было нельзя.
