Гарри Поттер и секрет отражения

Глава 6. Непредвиденный фактор

Поскольку названый отец Гарри не явился на завтрак, студент вспомнил слова Люпина и решил было, что дядя и вправду отбыл куда-то под благовидным предлогом. Однако урок Войны, который открывал этот учебный день, не был отменен, и перед семикурсниками предстал никто иной, как О’Рахилли собственной персоной. Оглядев класс, он недовольно указал на украшение, которое кто-то прикрепил прямо над доской – стеклянные розовые шары, обрамленные еловыми ветками:
– Это что еще такое? Тут что, с Рождества не убирались? – недовольно скривившись, он уселся спиной к злополучному элементу декора и приступил к лекции: – Прежде всего, я бы хотел обсудить с вами программу этого полугодия, – иллюстрируя свои слова, профессор поднял со стола свиток пергамента и продемонстрировал его классу, словно ученики разглядеть написанное со своих мест. Не успели сидящие на первых рядах склониться вперед, силясь разобрать убористый почерк профессора, как он вернул листок обратно на стол. – Хорошая для вас новость: экзаменов по моему предмету не будет. – Никаких эмоций эти слова не вызвали: студенты и без того знали, что предметы, являющиеся плодами воображения Дамблдора, в программу Т.Р.И.Т.О.Н. отродясь не входили. – Более того, с этого полугодия отменяются зачеты. Радуйтесь давайте, – угрюмо предложил О’Рахилли, и на сей раз ученики последовали его совету. – Особенно те, за кем с прошлого полугодия осталась куча хвостов, – профессор устремил тяжелый взгляд на Дина Томаса, – пусть это остается на их . Думаю, вы сами отлично знаете, с чем связаны подобные перемены, – собравшись с мыслями, продолжил он. – Война окончена, гип-гип-ура. Однако директор постановил не убирать мой предмет, вместо этого несколько изменив его профиль. Теперь он называется… – подняв листок на уровень глаз, профессор протараторил: – Образ действий в условиях репрессии и аберрации чар, - затем обратился к классу: – Кто-нибудь пожелает расшифровать это заковыристое название?
При виде взметнувшейся руки Гермионы Гарри испытал уютное чувство, что все вновь вернулось на круги своя.
– Полагаю, речь пойдет о том, как защитить себя волшебникам, которые по какой-то причине не могут пользоваться магией, – ответила она, дождавшись кивка учителя.
– Верно; хотя и не только об этом. Гм, да, плюс пять баллов… кому бы то ни было. Все вы, даже те, кто вырос в семьях магглов, уже свыклись с мыслью, что в любой ситуации вас выручит вот это. – Запустив руку в карман мантии, О’Рахилли извлек свою светлую, довольно короткую палочку. – Или беспалочковая магия. Или зелья. Мисс Браун, – неожиданно обратился он к Лаванде, – вы не могли бы снять вашу ленточку?
Девушка подчинилась, смущенно хихикнув, и ее более не стянутые розовой лентой волосы рассыпались по плечам золотистой волной.
– Спасибо. А теперь давайте порассуждаем, в каких ситуациях все вышеперечисленное вам не поможет.
Тут руки начали подниматься по всем углам класса.
– Палочка может потеряться или сломаться, – отозвался Невилл, которого спросили первым – несколько студентов с разочарованными вздохами опустили руки.
– Любое заклинание, мешающее сосредоточиться, препятствует использованию беспалочковой магии, – добавила Лаванда.
– Ну а зелий вообще вечно нет под рукой, когда они нужны, – заявил Гойл.
– Дементоры, – выпалил Драко, наконец-то дождавшись своей очереди. – Их воздействие быстро лишает волшебников магических способностей – разумеется, лишь неподготовленных.
– Гейсы, – вздохнул Симус. – По-моему, у друидов это излюбленный прием: запретить колдовать по каким-то дням или при каких-то условиях тем, кто им чем-нибудь не угодил.
– А можно просто заклинание забыть. – Панси томно взмахнула кистью с ярко-розовым маникюром, поправляя прическу. – Когда волнуюсь, все из головы вылетает…
– Кто б сомневался, – буркнул О’Рахилли. – Не машите руками, у меня в глазах рябит. Мисс Грейнджер?
– Профессор, вы хорошо себя чувствуете? – спросила Гермиона вместо ответа.
– Разумеется, – отрезал О’Рахилли, смерив ее осуждающим взглядом.
– В таком случае, не проверите ли вы мою работу, которую я доделала на каникулах?
Гермиона извлекла свою обильно декорированную розами тетрадь, которая, как было отлично известно Гарри, не содержала ничего, кроме расписания подготовки к экзаменам; судя по изумленному лицу Рона, тому пришла в голову сходная мысль. О’Рахилли также был не в восторге от демарша – его лицо перекосилось:
– Мисс Грейнджер, вы что, хотите, чтобы я снял баллы, которые начислил вам ранее?
Однако Гермиону не устрашила даже такая перспектива:
– Может, хотя бы взглянете? – настаивала она, протягивая ему тетрадь.
– Да уберите вы ее наконец, – неожиданно вспылил О’Рахилли, побледнев от возмущения.
– Профессор…
– Сядьте на место, – рявкнул О’Рахилли и, уткнувшись в свой список, поинтересовался: – Так, кому там сколько баллов я должен? За каждый ответ даю по пять. Еще какие-нибудь варианты?
Пока студенты подсчитывали, сколько рубинов и изумрудов они добавят в копилки своих факультетов, дверь распахнулась, и в класс, подобно пышному облаку на закате, прошествовала мисс Амбридж, за которой неотступно следовал Люпин.
– Говорю вам, профессор О’Рахилли нездоров, – внушал оборотень женщине, которая не удостаивала его слова вниманием.
– С чего вы взяли, Люпин? – возмутился его коллега, но в этот момент его лицо, и без того болезненно-бледное, стремительно приняло зеленоватый оттенок, и новоявленный профессор Образа Действий бросился вон из класса.
В ответ на возмущенный возглас Амбридж Люпин лишь развел руками:
– Вы по-прежнему жаждете с ним побеседовать? Я бы на вашем месте не торопился: такие недуги приносят массу неудобств, но, по счастью, легко поддаются излечению.
– Я бы хотела увидеть официальный отчет о болезни мистера О’Рахилли, – процедила инспектор.
– Разумеется, – лучезарно улыбнулся Люпин. – Более того, директор готов направить профессора О’Рахилли на обследование в госпиталь Св. Мунго, если вам потребуется независимое мнение…
– Поступайте, как считаете нужным, – сухо отозвалась Амбридж и покинула класс, тяжело ступая по истертым до блеска камням.
– Как вы уже, наверно, догадались, остаток занятия проведу у вас я, – сообщил Люпин, воззрившись на лежащий на столе список. – На чем вы там остановились?
– Профессор должен нашему факультету двадцать баллов! – сообщила Панси.
– Ничего подобного, это нашему – двадцать, а вашему – пятнадцать! – возмутилась Парвати.
– Тогда уж и вам пятнадцать, – мстительно сообщила Паркинсон, – потому что с Грейнджер он их снял!
– А еще в анимагической форме нельзя колдовать! – вмешалась Миллисента. – Что, съела, Патил?
Пока Люпин разбирался в этих хитросплетениях, попутно выслушивая все новые измышления, согласно которым магия оказалась не такой уж и всесильной, урок подошел к концу.
– Гермиона, что это на тебя нашло? – первым поинтересовался Рон.
– И что с отцом-то стряслось? – вздохнул Гарри, который, памятуя о недавних хворях Лоэгайре, весь урок терзался дурными предчувствиями.
– Не волнуйся, ничего серьезного, – таинственно улыбнулась другу Гермиона.
– Ты-то почем знаешь? – расстроенно отозвался Гарри.
– Я же говорила, что еще до школы увлекалась медициной! Кажется, я могла бы помочь мадам Помфри с диагнозом… но не уверена, что стоит это делать.
На все расспросы заинтригованных друзей она отмалчивалась, продолжая распалять их любопытство улыбкой Моны Лизы. Зная, что девушка нипочем не отступится от принятого решения, они наконец оставили эту тему, надеясь, что в будущем подруга все-таки поделится своим секретом.

– Лоэгайре, признайтесь: вы опять занимались самолечением! – хлопотала вокруг профессора мадам Помфри.
– Да нет же, – настаивал тот. – И вообще, со мной все в порядке!
– Как же тогда объяснить ваше недомогание?
– Видимо, съел что-то не то… или выпил. Но сейчас-то я чувствую себя хорошо!
– Сколько раз вам говорить, – укоризненно покачала головой медсестра, – что в вашем состоянии нельзя недооценивать любое изменение самочувствия, а вы продолжаете храбриться…
– Ну а вы хотите сделать из меня ипохондрика! – огрызнулся О’Рахилли.
– Я не могу силой заставить вас следить за здоровьем, – обиженно поджала губы мадам Помфри, – но вот остаться в Больничном крыле для обследования вам сегодня все-таки придется…

– Эффект может длиться до нескольких месяцев, – вещал профессор Снейп, попивая чай с корицей.
– Ну а если Амбридж догадается? – усомнился Люпин.
– Пускай докажет, – отмахнулся Снейп. – Будет даже забавно, если она обвинит меня лишь на основании того, что я – лучший зельевар в стенах Хогвартса. К тому же, мисс Амбридж – дама весьма недалекого ума, не думаю, что она способна на подобные полеты мысли.
– А мадам Помфри – думаете, она вас одобрит? – укоризненно добавил оборотень.
– Боюсь, что, если она и поймет, в чем дело, то весьма нескоро, – самодовольно улыбнулся его собеседник. – Не подумайте, что я сомневаюсь в квалификации и смекалке мадам Помфри, но, разумеется, я изначально учел, что в одежде она предпочитает классические цвета. – Профессор Снейп многозначительно шевельнул бровями.

– На травологии в кои-то веки проходят нормальный материал, а мы на нее больше не ходим, – жаловался Рон за обедом.
– Я бы на твоем месте порадовался, – возразил Гарри. – Я тут узнал от отца, что Спраут лелеет честолюбивые надежды возродить посевы горошка.
– Я бы на вашем месте взяла какой-нибудь другой курс взамен травологии, – внесла предложение Гермиона.
– Да ну, меньше полугода осталось, – беспечно отозвался Рон. – Что тут успеешь?
– А ты так жаждешь вернуться в эти стены на будущий год? – смерила его строгим взглядом девушка. – Помнишь, что говорил твой отец про работу?
– Так это еще вилами на воде писано, – отмахнулся гриффиндорец. – Он сам признал, что за это время они наверняка подыщут другую кандидатуру…
– Сомневаюсь: единственный, кого бы устроила подобная специальность, преподает у нас в Хогвартсе.
– Я пока и сам не уверен, насколько она устраивает меня…
– Рон, тебе напомнить, что в связи с окончанием войны Аврорату урезали финансирование, из-за чего они резко снизили прием? – сдвинула брови Гермиона. – Ты должен быть просто гениален, чтобы пробиться…
– Спасибо за реалистичную оценку моих способностей, – буркнул Рон.
– Да я вовсе не хотела сказать…
– Что это за работа такая, в конце концов? – вмешался Гарри, не столько из любопытства, сколько из стремления предотвратить назревающую ссору.
– Видишь ли, в Отделе контроля магических популяций освободилось место, – пояснил его друг. – Занимавший его волшебник то ли нашел что-то получше, то ли его, гм, съели.
– Очень смешно, – ледяным тоном заметила Гермиона.
– А я и не шучу! – возмутился Рон. – Количество несчастных случаев на душу там такое, что даже мракоборцам не снилось!
– Но ты-то, Рональд, будешь очень осторожен, – отчеканила подруга. – Знаешь ли, глупо после всех этих переделок пострадать от какого-то там гриндилоу. Готова поспорить, что от этой профессии тебя отвращают отнюдь не связанные с ней опасности, а, скорее, нежелание сдавать экзамен по Уходу за волшебными существами.
– То-то ты сама не рвешься работать в Магпопуляциях, – уязвленно заметил Рон.
– А тебе бы этого хотелось?! – Гермиона со стуком опустила ложку на стол.
– Нет, разумеется, – поспешил заверить ее гриффиндорец, зная, насколько легко порой сподвигнуть подругу на необдуманные действия. – Но ты ведь на самом деле туда не собираешься? – уточнил он на всякий случай.
– Я-то уже давно определилась с местом работы, – успокаиваясь, сообщила девушка.
– И?.. – хором вопросили ее друзья: им аж с пятого курса не терпелось узнать, какому ведомству достанется самый блестящий ум Хогвартса.
– Со временем скажу, – потупилась Гермиона и поспешила сменить тему: – А ты, Гарри, уже узнал, не потребуются ли тебе дополнительные курсы?
– Ну, в брошюре об этом ни слова, – задумался тот.
– А они никогда о таком не пишут, – злорадно заметил Рон. – Ведь, прочитав перечень истинных требований, ни один маг в здравом уме туда не сунется.
От этого известия Гарри порядком струхнул: в собственной отваге и удачливости он не сомневался, но если профпригодность включает в себя иные качества, особенно академического характера, то не исключено, что ему придется вновь удариться в поиски работы. С одной стороны, в глубине души он был уверен, что в Аврорат его возьмут без проблем, а с другой – сомневался, что это будет этично по отношению к Рону, который, пройдя все испытания бок о бок с Гарри, все же остался в тени последнего. К тому же, ему не давало покоя вскользь брошенное замечание Гермионы, что неблаговидная репутация его семьи может стать камнем преткновения в поисках работы: в самом деле, кому охота нанимать сотрудника, все наследственные таланты которого сводятся к бесконечному наживанию неприятностей?
От этих размышлений его оторвала Диана Доуфорт, которая в течение нескольких минут крутилась рядом с гриффиндорским столом, безрезультатно пытаясь привлечь внимание ушедшего в себя слизеринца. Наконец Гермиона не выдержала и угрюмо поинтересовалась:
– Чего тебе, Доуфорт?
– Гермиона, тебе не кажется, что ты опаздываешь? – с очаровательной улыбкой осведомилась студентка Рейвенкло.
– Профессор Биннс переживет, – мрачно сострила в ответ Гермиона, давая понять, что не собирается оставлять свой пост.
– В любом случае, Гарри пора на трансфигурацию, – заявила Диана после секундного замешательства.
– А ведь и правда, – спохватился тот. – Никак не могу перестроиться на новое расписание, – пожаловался он друзьям.
– Нам по пути, – сообщила Диана, – ведь у меня Нумерология.
– Какое совпадение, – бросила Гермиона. – Чистейшей воды случайность…
– Ну так пойдем, – предложил Гарри, поднимаясь из-за стола.
– Скатертью дорога, – буркнула подруга, демонстрируя свое отношение к подобному выбору попутчиков.
– Увидимся на зельях! – помахал ему рукой Рон, пытаясь сгладить резкость своей девушки.

Оставшись наедине с Дианой, Гарри тут же ощутил неловкость, главным образом из-за улыбок, которые она расточала в его адрес. Чтобы хоть как-то разрядить напряжение, он пожаловался:
– Надеюсь, у меня не возникнет таких же проблем, как на прошлом уроке: мне кажется, что палочка стала как-то странно себя вести.
– Может, она пострадала при сражении? – участливо спросила Диана.
– Кто знает? – задумался Гарри. – Она ведь не при мне была, а у Эштона. В этой куче-мале и вправду что угодно могло с ней приключиться…
– Да уж, вспомнить жутко… – Девушка возвела глаза к потолку. – Мы-то натерпелись такого страху, а каково пришлось вам, и представить невозможно. И как тебе после всего этого удается так хорошо держаться – ума не приложу.
Гарри обнаружил, что ему и вправду не хватало такого мягкого, участливого внимания: ведь после всего этого хаоса, когда его то и дело швыряло из одной передряги в другую, он вновь оказался в эпицентре каких-то запутанных событий. Все требуют от него понимания, бдительности, сообразительности – и хоть бы кто отдал должное тому, как ему приходится нелегко.
Пальцы Дианы легко коснулись его локтя, и внезапно их губы соприкоснулись. Сердце Гарри понеслось вскачь, и на мгновение он с головой погрузился в это головокружительное ощущение, пока не сообразил, что, собственно происходит. Отшатнувшись от девушки, он в панике оглянулся; к его облегчению, коридор был пуст. Вновь повернувшись к Диане, он увидел, что она, хоть и опечалена его реакцией, отнюдь не выглядит обиженной. Надеясь, что ему удастся закончить свой монолог без свидетелей, юноша затараторил:
– Знаешь, Диана, ты мне правда нравишься. – Говоря это, он не кривил душой: стройная, смуглая Доуфорт отдаленно напоминала ему Гермиону – те же карие глаза и пышные волнистые волосы, правда, в отличие от его подруги, Диана всегда тщательно следила за своей шевелюрой. – Если бы ты… ну… я… до того, как встретился с Бастиндой, мы могли бы… в общем, было бы здорово… Но сейчас Бастинда в беде, и я, ну, правда, не могу…
Прервав его взмахом руки, девушка заверила его:
– Все в порядке, Гарри, я все понимаю. Ты слишком привык жертвовать собой… – видя, что он собирается возразить, она добавила: – …но ты уверен, что Бастинде это нужно?
Студент застыл в замешательстве, и она продолжила:
– Прости, что вмешиваюсь в твои отношения… но ты действительно думаешь, что она платит тебе взаимностью? – Помолчав, она вновь коснулась его рукава: – Прости, что я тебя расстроила. Мне пора на занятия.
Гарри казалось, что его голова превратилась в форменный муравейник, где среди уймы суетливо разбегающихся мыслишек окопалось несколько жирных, неповоротливых мыслематок, которые порождают всю эту неразбериху, оставаясь при этом в тени. Одна из них, по имени «Диана Доуфорт», поселилась там совсем недавно, но быстро осваивалась промеж товарок, среди которых числились: «Невыполнимая Миссия», «Темное Прошлое», «Болезнь Отца», а также молодая, но не менее влиятельная «Долорес Амбридж».

Несмотря на решительность, с которой эти мрачные думы предъявляли права на безраздельное владение мозгом Гарри, ему удалось на время отодвинуть отодвинуть крикливую, навязчивую толпу мыслей на второй план, ведь он отлично понимал, что в рейтинге причин, мешающих изучению трансфигурации, личные неурядицы котируются МакГонагалл еще ниже, чем своенравные лестницы и домашние любимцы с болезненным пристрастием к поеданию домашних работ. А в настоящий момент профессор не скупилась на мрачные посулы, чтобы привлечь внимание учеников:
– Если вы думаете, что овладеть столь сложной темой, имея в запасе несколько месяцев – простая задача, то, пожалуй, мне остается заметить, что трансфигурация отнюдь не является обязательной для обретения работы: ее знания не требуют такие почтенные профессии как специалист по связям с магглами, секретарь, продавец – разумеется, далеко не в каждом магазине… До тех, кто придерживается иных планов относительно своей карьеры, мне хотелось бы донести мысль, что трансмутация – куда более сложный раздел трансфигурации, чем все, что вам доводилось изучать прежде, при этом на ее освоение вам отводится лишь один семестр. – Заслышав поднявшийся в классе ропот, МакГонагалл заметила с ноткой сожаления в голосе: – Как вы, наверно, догадываетесь, не я составляю ваши учебные планы. Будь это иначе, на первых курсах связанные с моим предметом сюжеты заняли бы законное место в ваших кошмарных снах, зато вам не пришлось бы переживать шок от того, что ожидает вас в ближайшем будущем… Мисс Паркинсон, у вас есть вопросы, или вы уже жаждете поделиться знаниями по новой теме? – с легким раздражением бросила она в адрес Пэнси, которая уже несколько минут тянула руку.
– Профессор, насколько я понимаю, – начала слизеринка в своей обычной жеманной и одновременно напористой манере, – трансмутация – это превращение объектов без изменения их рода, в отличие от разделов, посвященных взаимному преобразованию разнородных предметов…
– Ваш ответ верен, но, как вам известно, баллы не начисляются за ответ на вопрос, которого не задал учитель, – не без злорадства объявила пожилая колдунья. Однако Пэнси продолжала, не обратив внимания на этот выпад:
– Но разве после того, как мы научились превращать предметы в весьма далекие от них, в том числе неживые объекты в живые, не разумно предположить, что трансфигурация предмета во что-то более близкое будет даваться нам легче?
– Я все-таки начислю вам пять баллов, – развеселилась МакГонагалл, – за то, что вы столь исчерпывающе изложили позицию тех, кто ответственен за вашу программу. Их взгляды, в свою очередь, проистекают единственно из того, что их некогда существенно обделили знаниями об этом своеобразном ответвлении магического искусства. Скажите-ка, кому известно имя волшебника, которому впервые удалось получить золото из низших металлов? – внезапно сменила тему профессор, обратившись к аудитории.
Воцарилась неловкая тишина: очевидно, все, как и Гарри, мысленно рылись в учебнике по истории магии, судорожно припоминая все, что известно им об алхимии. Не дождавшись ответа, МакГонагалл разочарованно вздохнула:
– Если бы здесь была мисс Грейнджер, она бы ответила…
При упоминании имени подруги в сознании молодого волшебника внезапно всплыло, как учитель по обычной, маггловской истории рассказывал им о том, как ученые средневековья предавались безрезультатным поискам способа легкого обогащения, по ходу дела обзаводясь разнообразными неприятностями со стороны влиятельных господ, не менее одержимых жаждой наживы.
– Николас Фламмель! – выкрикнул Гарри с места, не озаботившись такими формальностями, как поднятие руки. Бросив на него укоризненный взгляд, профессор закончила:
– …что подобная трансмутация так и не была осуществлена магическим путем, это оказалось под силу лишь маггловской науке. Впрочем, поскольку затраты на этот процесс многократно превышают стоимость получаемого золота, едва ли можно сказать, что они добились желаемого.
– Но ведь Николасу Фламмелю удалось создать философский камень! – не сдавался Гарри, хоть и понимал, что соперничать в эрудиции с профессором ему не под силу.
– Прежде всего, не Фламмелю, а Фламмелю и Дамблдору, – строго поправила его пожилая волшебница. – И, раз вы упомянули философский камень, то, возможно, припомните и цель его создания.
– Вечная жизнь, – буркнул слизеринец, признавая, что слишком увлекся экстраполированием полученных в маггловской школе знаний на реалии волшебного мира.
– Именно, причем даже успешное решение этой задачи, строго говоря, не доказано: экспериментатор, некоторым образом, предпочел прервать опыт. Так что, раз уж речь зашла об этом, – профессор вновь перешла на интонации лектора, – прошу вас уяснить, что полученный волшебниками философский камень – не орудие, а продукт трансмутации. К его природе мы вернемся несколько позже, а сейчас позвольте завершить это обширное отступление; надеюсь, вы поняли, какое отношение оно имеет к вопросу мисс Паркинсон. – Судя по недовольному виду Пэнси, сама она не поняла ровным счетом ничего, но едва ли это расстроило преподавательницу. – Порой проще радикальным образом преобразить предмет, чем изменить какое-либо его свойство, не затрагивая иные. Да, мистер Смит? – откликнулась профессор на поднятую руку хаффлпаффца.
Тот сразу перешел в наступление:
– И все-таки, профессор, я не понимаю, в чем состоит практический смысл трансмутации, исключая, разумеется, ряд специфических случаев: если проще произвести радикальную трансфигурацию предмета, почему бы не применить именно ее? Скажем, если стоит задача превратить кактус в клен, не проще ли сперва трансфигурировать его, скажем, в шетку, щетку – в вешалку, а ее – в дерево?
– Блестящее предложение, – отозвалась МакГонагалл, не скрывая иронии. – Особенно учитывая количество промежуточных стадий. Признаю, что в упомянутом вами случае такое решение можно признать оптимальным: три простейших преобразования не отнимут у вас ни сил, ни времени. А теперь представьте себе, что вам предстоит путем трансфигурации обезвредить стаю саранчи. – Студенты притихли: им поневоле вспомнились события годичной давности, когда нашествие упомянутых профессором вредителей в буквальном смысле поставило их жизни под угрозу. – Боюсь, пока вы будете придумывать, во что бы эдакое превратить каждое насекомое, они опустошат все вокруг вас и двинутся дальше. – В голосе пожилой колдуньи послышалась горечь. – Но вы продумаете этот вопрос заранее, делу это не поможет: у вас попросту не хватит энергии на то, чтобы в одночасье трансфигурировать тысячи живых существ, даже если представить, что такое в принципе возможно. В своей практике вы не встречались с подобным затруднением, поскольку пока что работаете слишком медленно, чтобы ощутить нехватку магической силы, но с накоплением опыта с ней неминуемо столкнетесь: немало сильных магов погибли на редкость нелепой смертью из-за недостаточного внимания к подобным вопросам. Так что прошу занести в ваши конспекты первое и главное преимущество трансмутации: с ее помощью можно преобразовывать большое число однородных предметов при низком расходе магической энергии…

Когда после занятия МакГонагалл подозвала Гарри к преподавательскому столу, тот приблизился с опаской: после его перевода на другой факультет их отношения оставались довольно натянутыми. Однако оказалось, что профессор решила протянуть ему оливковую ветвь: то ли пережитые юношей невзгоды наконец оказали впечатление и на нее, то ли она ощущала некую благодарность к ученику за спасение мира от Волдеморта. Как бы то ни было, она дружелюбно улыбнулась студенту:
– Кстати говоря, у тебя-то, Гарри, с трансмутацией не должно возникнуть проблем: она, некоторым образом, у тебя в крови… – заметив промелькнувшее на лице слизеринца выражение панического ужаса, она поспешила пояснить: – Я имею в виду, кое-кто из твоих предков очень преуспел на этом поприще.
– Наверно, Бреоган Рафферти, – вздохнул Гарри: он уже смирился с тем, что его настоящий родитель отличился решительно во всех областях знания, не оставив потомку ни малейшей возможности превзойти его хоть в чем-то, имеющем отношение к науке. Однако пожилая ведьма качнула головой. – Значит, Лоэгайре…
– Совсем мимо, – вновь изогнула тонкие губы в улыбке профессор.
– И правда, что я несу: это же не противозаконно, – проворчал Гарри. Устав дожидаться правильного ответа, МакГонагалл дала ему подсказку:
– Тебе известно, на чем сделали состояние твои предки?
– Неужто… – нахмурился Гарри.
– Полагаю, имело место и некоторое мошенничество, – признала колдунья. – Но это было очень давно, и с тех пор их разработки в сфере трансмутации носили исключительно легальный характер. За исключением манипуляций с удобрением, разумеется… А Конари Рафферти, твой дед, был едва ли не самым авторитетным специалистом по трансмутации с младых ногтей. В связи с этим у меня к тебе есть одна просьба… – Грозный профессор замялась, совсем как девушка, впервые отважившаяся пригласить однокурсника на Святочный бал.
Гарри с самого начала догадывался, что его задержали отнюдь не только ради того, чтобы поделиться воспоминаниями о его блистательных предках, но это было ему даже на руку, поскольку молодому волшебнику все-таки не хотелось покидать школу, не наладив отношений с бывшим деканом, и потому просьба с ее стороны была весьма кстати.
– Не знаю, говорили ли тебе об этом, но твой дед со стороны отца был человеком, скажем так, своеобразным… – несколько смущенно продолжила МакГонагалл. – В частности, результаты своих опытов он предпочитал не публиковать вовсе, хотя и не держал их в тайне; в результате, наряду с теми его работами, что стали достоянием общественности, иные известны лишь фрагментарно, а некоторые, вероятно, и вовсе не увидели свет. Конечно, вполне возможно, что эти слухи не имеют под собой почвы, и мистер Рафферти попросту не завершил те исследования, материалов о которых не сохранилось…
– Понимаю, – медленно кивнул Гарри, решив, что профессор трансфигурации была бы не прочь поживиться научными трудами, авторство которых неизвестно. По правде, он был бы вовсе не против: раз уж его дед не позаботился о том, чтобы документировать свои достижения, то, по-видимому, его и при жизни не слишком занимало, кому достанутся его лавры. Словно угадав его мысли, преподавательница поспешила заверить его:
– Мной движет не только научный интерес, но и желание, чтобы заслуги мистера Рафферти были должным образом признаны.
В последнем Гарри имел некоторые основания сомневаться, но предпочел оставить это при себе.
Судя по тому, как невольно понизила голос профессор, разговор приближался к наиболее деликатному пункту:
– К сожалению, мистер Рафферти не оставил никаких распоряжений относительно своих бумаг – полагаю, по причине скоропостижной кончины. Из-за этого досадного недоразумения доступ к архиву имеет лишь его наследник, личность которого до недавнего времени оставалась неопределенной…
Гарри невольно усмехнулся про себя, представив, как профессор с замиранием сердца следила за судебным процессом Крейде против О’Рахилли, отчаянно болея за первого, ведь в случае победы второго тот мог запросто уничтожить ценные документы, лишь бы те не достались англичанам.
– Вы полагаете, что эти бумаги хранятся в поместье Рафферти? – уточнил Гарри, мысленно укоряя себя за то, что не взял на себя труда как следует разобраться в собственном наследстве. – Я постараюсь их разыскать, хоть и не могу ручаться, что у меня получится…
– Полагаю, все члены экзаменационной комиссии будут весьма рады вашему успеху, – бросила весьма непрозрачный намек МакГонагалл, с чем и отпустила студента, которому все эти разговоры о предках вновь напомнили о недавнем недомогании названого отца.

Выяснив, что тот по-прежнему находится в Больничном крыле, после занятий Гарри отправился прямиком туда, разжившись у Люпина плиткой шоколада. Его визит пришелся как нельзя кстати: завидев племянника, О’Рахилли радостно воскликнул:
– Ну наконец-то – я тут помираю со скуки. Недавно Снейп заходил, – добавил он, разламывая шоколад, – так нет чтобы со мной хотя бы парой слов перекинуться: поболтал о чем-то с мадам Помфри и смылся. Влип я в переделку, ничего не скажешь, – помрачнел ирландец, запихивая в рот сразу треть плитки. – Мне намекнули, что могут отправить на обследование в Мунго…
Гарри автоматически сунул в рот кусок шоколадки и принялся жевать: его одолевали противоречивые эмоции. С одной стороны, со дня внезапного ареста О’Рахилли он боялся, что родственника снова заберут в какое-нибудь казенное учреждение, при этом магический госпиталь представлялся ему немногим лучше тюрьмы. С другой – юный волшебник отлично понимал, что его приемному отцу и вправду не помешало бы тщательное медицинское обследование: что бы тот ни утверждал, обмороки годичной давности не говорили ровным счетом ни о чем хорошем – это понимал даже Гарри.
– Может, это не так уж плохо? – выдавил подросток, решив во что бы то ни стало придерживаться рациональных соображений. – Подумаешь, поскучаешь немного, зато больше не придется валяться в Больничном крыле…
– Как бы не так, – презрительно фыркнул его дядя. – Они там огородного пугала от дементора отличить не могут, не говоря уже о лечении. Даже мадам Помфри разбирается в этом лучше, чем весь все их сотрудники вместе взятые. Был у них один специалист – Эштон, и того вышвырнули.
Заслышав фамилию Короля-Рыбака, Гарри тут же вспомнил о малфоевском поручении. По правде говоря, он подозревал, что его слизеринский товарищ, как всегда, преувеличивает, поэтому без особой опаски начал:
– Кстати, об Эштоне… – Выражение лица О’Рахилли мигом переменилось: в нем появилось настороженное отчуждение, но отступать было уже поздно. – Я тут поговорил с Драко, и он…
– Передай Малфою, что мое предупреждение относительно того, что я с ним сделаю, если еще раз услышу от него это имя, распространяется и на его разговоры с тобой тоже, – перебил его названый отец.
– Ладно, – почел за нужное согласиться студент. – Но я и сам считаю, что ты несколько… предвзято отнесся к этой ситуации. Я ведь тоже не знал, что думать, когда он внезапно сдал нас Пожирателям, но потом, когда разобрался, в чем дело…
– Сдается мне, что как раз ты и не разобрался, – вновь прервал его О’Рахилли. – Боюсь, что когда разберешься, Волдеморт покажется тебе довольно славным парнем по сравнению с этим белобрысым лицемером. И если кому-то после всего этого охота поддаваться на его лживые заверения, то это уж точно буду не я.
Хотя голос профессора прозвучал отнюдь не гневно – скорее уж, весьма уныло, его слова шокировали Гарри: по мнению студента, бывший коллега отца не заслуживал подобной характеристики, даже действуй он в тот злополучный день без какого-либо тайного умысла.
– Боюсь, что тебе все-таки придется объяснить мне, что ты имеешь в виду, – озадаченно попросил юный волшебник.
О’Рахилли начал издалека:
– Думаю, что даже на протяжении недолгого знакомства с Крейде ты успел понять, что хотя он, по сути, не такой уж плохой человек, но бескорыстие и деликатность в число его достоинств не входят. Однако же, принося мне извинения за собственные ошибки – да, а ты представь себе, как я сам удивился – он проявил удивительную тактичность в отношении роли Эштона, повествуя о том, как оно было на самом деле. Но его усилия пошли прахом: когда я обвинил Крейде в том, что он был соавтором этой возмутительной писанины – «Родословная с двойным дном» или как ее там – поскольку больше подозревать было некого, то он нехотя признался, что настоящим идейным вдохновителем Риты Скитер стал Эштон.
Прочистив горло, Гарри произнес:
– Признаться, я читывал вещи поприятнее, но, должен сказать, эта статья не слишком выбивается из ряда прочих творений Скитер. И я более чем уверен, что на самом деле мистер Эштон не говорил ничего дурного ни о тебе, ни об отце, это она сама все нафантазировала…
– Ты бы лучше задался вопросом, с чего Эштона вообще потянуло в журналистику, – угрюмо отозвался О’Рахилли. – Ведь подобная огласка была вовсе не в его интересах, если учесть, какую роль он сам сыграл в этой истории.
– Может, Скитер выпытала это у него обманом? – предположил Гарри, вспоминая о методах незабвенного репортера.
– Три раза «ха», – мрачно прокомментировал это профессор. – Если найдется человек, способный обмануть Эштона, то его можно смело выставлять против сфинкса. Сдается мне, что дело обстояло с точностью до наоборот: будучи свято убежденной, что ей удалось обвести Короля-Рыбака вокруг пальца, в результате Скитер лишилась не только пальцев, но и прочих частей материального тела.
– И что же у него была за цель, по-твоему? – озадаченно переспросил студент.
– Вот и мне стало интересно. И на сей раз я не стал ломать голову: просто пошел и спросил. – О’Рахилли принялся крошить плитку шоколада прямо на одеяло. – Мне не больно-то хотелось его видеть после всего, что случилось, но Крейде удалось меня убедить, что вины Эштона в этом нет. Интересно: ему Зимородок тоже задурил голову, или у этой министерской ищейки были свои причины вводить меня в заблуждение? – Гарри пришлось вызволить названого отца из глубокой задумчивости осторожным замечанием:
– Так что тебе сказал Эштон насчет той статьи?
– Да почти ничего. – В пальцах О’Рахилли с глухим треском разломилась последняя долька шоколада. – Зато он рассказал много чего другого. – Набрав в грудь побольше воздуха, О’Рахилли на одном дыхании произнес: – Это он убил мою сестру, твоих приемных родителей и, в конечном счете, твоего отца. Тебя же он не убил по чистой случайности.
– Что? – слабым голосом отозвался Гарри, чувствуя, что его в целом приличный словарный запас в настоящий момент только этим словом и ограничивается.
– Вот и я спрашиваю себя, – угрюмо продолжил профессор, – как я мог не догадаться об этом раньше? Видимо, причина в том, – он тяжело вздохнул, – что я и не хотел этого знать. Такая уж у меня судьба: раз за разом обнаруживать, что те, кого я считаю друзьями, не друзья мне вовсе. Но должен признать, что по сравнению с Эштоном Снейп и Рафферти вне всяких нареканий.
– Как? – выдавил Гарри, неимоверным усилием расширив свой лексикон вдвое и не собираясь останавливаться на этом. – Ведь мою мать убил не Эштон, я сам видел воспоминания! И маму с папой… в смысле, Джеймса и Лили Поттеров – убил Волдеморт!
– Думаю, ты достаточно взрослый, чтобы понимать, что убивает не всегда тот, кто держит палочку, – назидательно заметил О’Рахилли. – Именно поэтому убийцей Поттеров долгое время считали Блэка, а потом – его приятеля Петтигрю, что отчасти верно. Но за его действиями парила птица более высокого полета… – Он горько усмехнулся.
– Эштон? – озадаченно отозвался студент.
– Рафферти доверился Пожирателю смерти, – ровным голосом, который пугал Гарри пуще обычных вспышек ярости, сообщил профессор, – а тот натравил Темного Лорда на его семью…
– Но… постой, ты хочешь сказать, что Эштон сам тебе все это рассказал? – осторожно заметил Гарри.
– Именно. При этом он еще и пытался объяснить, какими соображениями руководствовался, когда подписывал приговор моим близким. Можно подумать, мне было до этого хоть какое-то дело. Да пускай среди них был бы сам Волдеморт, – О’Рахилли сорвался на крик, – разве это имеет значение?!
На шум заглянула мадам Помфри, и ирландец тут же затих, исподлобья поглядывая на медсестру. Когда та уверилась, что все в порядке, он продолжил, стараясь не повышать голос:
– Я не берусь судить о его мотивах. Будь он хоть трижды клятый герой клятого магического мира, я не желаю больше его знать. Может, я мог бы смириться со всем этим – но ему не следовало печься о моей безопасности, с такой легкостью жертвуя жизнями всех, кого я любил.
– О Мерлин, – пробормотал юноша, в ужасе понимая, что, как бы он не чувствовал себя сейчас, это лишь бледная тень того, что довелось пережить его названому отцу при этих страшных признаниях. Стоило ему представить на месте Эштона кого-то вроде Рона, как в голове помутилось.
– А знаешь, что самое страшное? – Гарри с тревогой заметил, что руки его дяди подрагивают. – То, что я доверил ему твое здоровье, твою безопасность, когда просил его о помощи.
– Но ведь ты не знал, – в утешение сказал студент.
– А что это меняет? – хмуро отозвался О’Рахилли. – Так что скажи своему приятелю, что он может сам хлопотать об освобождении Эштона – я не возражаю – вот только пусть потом не удивляется, если тот в благодарность избавит его от близких родственников.
– Об освобождении? – переспросил Гарри. – А он…
– В тюрьме, разумеется. Неужели Малфой не поставил тебя в известность? Единственный шанс получить свободу для бывшего Пожирателя – это РСД. Но я бы не советовал ему воспользоваться этой возможностью, потому как не гарантирую, что при виде него не пожелаю разнообразить семейную историю еще одним Непростительным заклятьем.
Подумав, Гарри признал, что Малфою с Эштоном и впрямь не худо бы прислушаться к этому предупреждению. Оценив состояние названого отца, он подумал, что после подобного разговора мадам Помфри точно не оставит его наедине со своим драгоценным пациентом, и решил хоть немного поправить положение, сходив за чашкой горячего чая. Пока он блуждал в поисках сладкого напитка, ему пришла в голову одна идея, которую он не замедлил озвучить, осторожно вручая дымящуюся чашку дяде:
– Знаешь, я все-таки не думаю, что Эштону на самом деле так уж легко далось все это. Ведь зачем ему вообще все это рассказывать: куда проще было бы предать все это забвению… Только не надо запускать в меня чашкой, за новой далеко ходить! – воскликнул Гарри, оценив изменения в выражении лица приемного отца.
– Лучше бы он так и сделал, – отрезал О’Рахилли. – Если бы хоть сколько-нибудь дорожил нашей дружбой.
– Быть может, он поступил так, потому что хотел… попросить прощения?
– Хорошенькое дело, – хмыкнул профессор. – В таком случае, полагаю, «Авада Кедавра» сойдет за прощение.
Гарри отрешенно подумал, что, возможно, на это и рассчитывал Эштон, зная норов своего приятеля…

Вернувшись в гостиную Гарри без предисловий обратился к однокурснику:
– Малфой, у меня для тебя две новости: плохая и… как бы хорошая.
– Поттер, хватит изображать из себя рейвенкловскую дверь, – поторопил его Драко.
– В общем, помирить отца с Эштоном будет не в пример сложнее, чем со Снейпом. Это я к тому, что, по моему мнению, не стоит даже и пытаться.
– Это была плохая новость или как бы хорошая? – насторожился Малфой.
– Определенно плохая, – успокоил его Гарри. – А что до второй: в принципе, отец не возражает против того, чтобы ты вызволил Эштона из министерских застенков. Почему, кстати, ты мне не сказал, что он там?
– Я думал, ты и без меня знаешь, – уклончиво отозвался Драко.
– В следующий раз, когда будешь просить меня за кого-либо заступаться, уж пожалуйста, не забывай о таких несущественных обстоятельствах, – пригрозил ему Гарри. – Кстати, ты собираешься лично встречаться с Эштоном в ближайшее время?
– Ну разумеется: не могу же я позволить своему потенциальному сотруднику томиться в заточении, если есть возможность его выручить? – приосанился Малфой.
– Тогда прихвати меня с собой, как соберешься!
– А ты не собираешься… это… как твой отец?.. – подозрительно поинтересовался Драко.
– Нападать на него, имеешь в виду? Разве на меня это похоже? Я вон даже Волдеморта не убил за столько лет! Ну ладно, поквитаться с ним, предположим, у меня не было возможности, но ты-то до сих пор жив – разве это не говорит о моем миролюбии?
– Против такого не возразишь, – зябко поежился Малфой. – Ладно, так уж и быть, только пообещай, что обойдется без скандалов!
– Не моя специальность, – пожал плечами Гарри, мыслями обращаясь к отдельно взятым родственникам.