Глава 6– Неплохо, мисс Грейнджер, очень неплохо! Я бы даже сказал: замечательно! Думаю, нам стоит подумать о вашей персональной рубрике – «Встречи с интересными людьми» или что-то вроде… Да, непременно нужно будет заняться…
Гермиона скромно потупилась.
– Очень тонко.. очень тонко передан характер. А эти замечательные мелкие детали!.. Вы на редкость верно прочувствовали мою идею… Знайте, Гермиона, я безумно рад, что нашему коллективу, да и что скрывать, мне лично… удалось взрастить столь профессионального журналиста…
Гермиона вздохнула. Вот такие они – главные редакторы. Стоит тебе хоть в чем-то преуспеть, как они направо и налево начинают кричать, что это их и только их заслуга…
– Очень, очень интересный материал, мисс Грейнджер! Думаю, один из лучших за эту весну…
Не то, чтобы Гермионе не нравилось, когда ее хвалят, но понемногу это становилось ей скучно. Без лишней скромности она сознавала, что интервью вышло на редкость хорошо, портрет, написанный ее пером, имел несомненное сходство с оригиналом, и навряд ли другому журналисту удалось бы настолько хорошо раскрыть всю своеобразную красоту столь сложного и многогранного характера Профессора, но все же это было как будто не совсем то, что ей хотелось передать читателям.
Знать бы еще, что именно ей хотелось…
Паркер продолжал пафосно говорить что-то, активно жестикулируя левой рукой (в правой он держал исписанный острым гермиониным почерком пергамент), но девушка больше не слушала его. Перед ее мысленным взором вдруг встало лицо профессора Снейпа в ту минуту, когда он говорил ей о своей работе, – некрасивое худое лицо в рваной рамке черных волос, словно освещенное изнутри огнем почти юношеского энтузиазма. Теперь Гермиона поняла, чего хотела добиться своей статьей: не просто того, чтобы каждый читатель смог увидеть Снейпа ее глазами, но чтобы смог по-настоящему увидеть, понять и полюбить этого непростого человека…
Впрочем, это была бы уже так называемая «журналистика чувства», издавна презираемая серьезными журналистами в отличие от «журналистики разума» – незыблемого стандарта западной прессы.
Гермиона Грейнджер была очень серьезным журналистом.
…Очевидно, у редактора Паркера сегодня было на редкость хорошее настроение – он все никак не умолкал, восхваляя действительные и мнимые достоинства подготовленного Гермионой материала.
Вежливым покашливанием девушка прервала излияния Главного Редактора.
– Прошу прощения, мистер Паркер, но мне действительно пора приступать к работе. На сегодня у меня запланирован материал о шоколадных лягушках… о кондитерской фабрике Макомбера, то есть… Чем быстрее я свяжусь с мистером Макомбером-восьмым, тем больше я смогу…
Редактор Паркер улыбнулся еще шире, нежели раньше.
– Как я счастлив слышать, мисс Грейнджер, что вашими устами говорит настоящий журналист, настоящий профессионал. Идите, разумеется, идите. Работайте!
Гермиона поспешно повернулась к двери.
– Впрочем нет, мисс Грейнджер, стойте!
Гермиона остановилась.
– Мне только что пришла в голову просто замечательная мысль!
Гермиона насторожено взглянула на Паркера. На ее памяти, его замечательные мысли ни к чему хорошему не приводили.
– Я вас слушаю, мистер Паркер.
– В эту субботу вы отправляетесь в Стокгольм!
– …
– Вам, несомненно, будет приятно увидеть вашего старого друга, профессора Снейпа в столь знаменательный для него день…
– Но профессор Снейп не мой…
– Полноте, мисс Грейнджер, вы прекрасно понимаете, что я имею ввиду!
– Признаюсь, не совсем…
– Я целый день прикидывал, кого же следует отправить на церемонию вручения Столетней премии, и вот… Действительно, как это я сразу не вспомнил о вас…
Гермиона сделала два глубоких вздоха. Это было очень лестное предложение, чертовски лестное предложение… Без сомнения, расстанься они с профессором по-другому, она с радостью поехала бы в Стокгольм…
– Но, мистер Паркер, разве подобными церемониями не занимается отдел светской хроники?.. Пусть едет Пьюитт…
– Бросьте, мисс Грейндждер, – поморщился редактор, – Пьюитт, разумеется, блестящий репортер, но в научных темах он туп, как флоббер-червь. Будто вы не помните скандал, когда он озаглавил передовицу «Яйца дракона – на экспорт»?.. Да этот тупица понятия не имеет, что такое эта Международная Ассоциация Зельеваров!..
Теперь Паркер разошелся не на шутку. Обычно сонные глазки метали молнии, а громоподобные звуки редакторского голоса заставляли в страхе трепетать украшавшие кабинет манграгоры в горшочках и подслушивавшую под дверями секретаршу.
– И вы, оказывается, хотите, чтобы я доверил Пьюитту столь актуальный материал?..
– Ни в коем случае, мистер Паркер, – успокаивающе забормотала Гермиона. – Но в редакции достаточно опытных сотрудников, а у меня именно на эти выходные запланировано…
Договорить ей, в очередной раз не дали. Одутловатое лицо господина Главного Редактора приобрело яркий оттенок кетчупа «чили», так что Гермиона даже испугалась, как бы с начальником не случился удар.
– Великий Мерлин! Что я слышу! И вас… вас я считал профессионалом! У настоящего журналиста ничего не может быть «запланировано»! Или вы всерьез думаете, что ваша работа заканчивается, едва за вами закрывается дверь редакции?! Даже не надейтесь на это! «Ни дня без строчки», мисс Грейнджер, вам знакомы эти слова? Разумеется, нет, это было задолго до вас… Так будьте же добры принять эту заповедь к сведению! В субботу вы отправляетесь в Стокгольм и это также верно, как то, что я редактор этой паршивой газетенки! Я все сказал…
…И, довольный собой, мистер Паркер откинулся вглубь кресла….
* * *
День выдался откровенно паршивым. И дело было даже не в недозамазанных синяках под глазами, которые ясно сигнализировали окружающим, что сегодня ночью Гермиона была занята чем угодно, но только не мирным спокойным сном. И даже не в том, что глаза предательски закрывались, стоило девушке принять более-менее зафиксированное положение в пространстве. И отнюдь не в том, что Уинстон Макомбер, наследник и владелец всех самых известных магических кондитерских брендов и герой ее очередного материала, оказался зануднейшим типом со всеми возможными дефектами дикции.
Дело было в том, что из тяжелой от недосыпания лохматой головы Гермионы Грейнджер никак не шел Северус Р. Снейп, профессор Зельеварения, почетный член Европейской академии Алхимии, почетный член Международной ассоциации зельеваров, почетный участник Британской научной магической коллегии и кавалер ордена Мерлина III степени…
– …Фнейп, котоый на танное ф’емя, бес сомнения, яв’яется оснофным кантитатом на этто почьотное мефто…
– Фто-фто? – подпрыгнула от неожиданности Гермиона и тут же густо покраснела (во-первых, это был явно не тот случай, когда следует копировать пресловутую манеру речи собеседника, а во-вторых, журналистка поняла, что последние несколько минут попросту дремала, безответственно положившись на электронную память диктофона и необузданное воображение Самопишущего Пера).
Впрочем, объект интервью, на редкость страстно увлеченный собственной персоной, не заметил ни первой, ни второй ее оплошности…
– Цему фы удив’яетесь? Ме’глин и Цирцея, конешно хо’гоши, но нейзя забывать о сов’геменниках. На сефодня Фнейп – етфа ли не самый исв’естный б’итанский мах… Тумаю, он тойко ук’асит нашу ко’екцию вк’адышей к шоко’адным ягушкам… Уве’ен, он будет пойщен…
Ага, как же, польщен он будет… Гермиона скептически усмехнулась. Разумеется, в душе. Открыто выражать свое мнение по тому или иному вопросу во время интервью – грубейшая ошибка, какую только может допустить журналист.
– Фп’гочем, это софсем не етинственный наш ма’гкетингофый п’гоект, – без всякой паузы продолжил Макомбер-восьмой, – неп’геменно напишите ф фашей хазете о нофой поточной линии по п’гоихводству сасаха’генных та’гаканоф…
Сахарная лысина мистера Макомбера тускло блестела в веселых лучах весеннего солнца. Самопишущее Перо устало поскрипывало.
Гермиона снова задремала…
* * *
По счастью, продолжительная беседа с мистером Макомбером имела шансы претвориться лишь в «информашку», объемом не более чем в четверть полосы, так что особого умственного напряжения процесс обработки материала нынче не требовал. Наскоро слепив нечто вразумительное из записей Самопишущего Пера и набора стандартных журналистских штампов, Гермиона, абсолютно не испытывая угрызений совести, скинула получившуюся халтуру корректорам и покинула помещение редакции. В конце концов, у Гермионы Грейнджер тоже есть право на отдых! И она собирается реализовать его немедленно!
Не вышло. Дома журналистку уже поджидала изрядно потрепанная (без сомнения, дело лап Крушэнкса) редакционная сова, принесшая стандартное бюрократическое извещение о том, что всем корреспондентам, аккредитованным на стокгольмские торжества, надлежит явиться в столицу скандинавского королевства не позднее чем к восьми часам завтрашнего утра (а никак, вопреки малодушной надежде Гермионы, не в субботу) и по прибытии немедленно приступить к экскурсионной (осмотр местных достопримечательностей) и развлекательной (ленч) программам.
