Глава 6Глава 6: «Некоторые выдержки из личного дневника Вити Игнатова»
Я собираюсь в новую школу! Даже представить себе не мог, что буду там учиться! Школа крутая-прекрутая, не сравнить с той, в которой учился до этого. Ну и конечно мои родители, простые инженеры, и за всю жизнь не накопили бы на обучение тут.
Я очень способный, да и люблю получать все новые и новые знания. В своей школе учился на одни пятерки, и моя классная, учитель химии, предложила замолвить словечко. И мне дали этот грант – путевку в светлое будущее!
Конечно, было жаль расставаться с друзьями-приятелями, но не навсегда же. Да и видеться мы будем, что нам помешает? К тому же я общительный парень, и был уверен, что и в новой школе заведу интересные знакомства.
Первый день в новой школе – друзья немного завидовали, наверное. Самый близкий – Коля Попов – прямо сказал, что на моем месте отказался бы. Сказал, что навел справки, что в определенных кругах о моей школе ходят дурные слухи. Что он беспокоится за меня.
Я поблагодарил, но ответил, что разберусь сам. Вот уж никогда не замечал за Поповым склонности к зависти обыкновенной! Впрочем, наверное, я слишком строг. Друг просто не хочет расставаться со мной. Поэтому я сказал, что мы останемся друзьями, не смотря на мою новую жизнь. Выглядел Колян расстроенным.
Он мой близкий друг, и может быть, я бы плюнул на радужные перспективы ради него. Но есть еще один важный фактор – мои родители. Они простые люди, я единственный сын. Мама и папа очень хотят, чтобы я вышел в люди, они все ради меня сделают. Я просто права не имею их подвести.
Я пошел, и первый день в школе оправдал ожидания, отчасти, правда. Учителя оказались хорошими, школа вообще выше всяких похвал! Такая красивая, просторные классы, крутое оборудование. Бассейн, большой тренажерный зал, обширная и красивая территория! Ну просто райский уголок.
Только вот друзей я не завел, хотя обычно у меня это случается не просто с первого дня, а даже с первого часа. Я, действительно, очень коммуникабелен.
Только все словно чего-то боятся. Не говорят со мной почти. Когда я начал расспрашивать, выяснилось, что боятся некого Дена Орлова. Он, как я понял, местный главарь. Его мнение считается единственно верным. И если ты вдруг ему не понравишься, считай, пропал.
Да глупости все это и пустяки! Ну не верю я в подобный культ личности! Где ж это видано, чтобы один единственный человек так вот просто решал судьбы всех остальных.
Ну есть этот Орлов, и что. Кто сказал, что я ему вот так с первого взгляда и не понравлюсь. Даже если не понравлюсь, не убьет же он меня. И вообще, скорее всего, это просто проверка. Я не поддамся, не испугаюсь. И новые друзья непременно найдутся.
Ну надо же было быть настолько наивным! Я всерьез верил, что подружусь с Орловым! И даже ждал его прихода в школу. Я думал, что, когда с ним подружусь, жизнь наладится. Ага, как же!
Жизнь превратилась в кошмар. Причем, я даже не знаю почему. Я пытался быть милым, и не понимаю, за что Ден меня так невзлюбил. Он, как водится, даже не пояснил причин своих решений. Я пытался выяснить, но получил надменный ответ, что, мол, перед всяким там сбродом Его величество не отчитывается.
Сначала я думал, все не так уж и страшно. Только вот это страшно, и еще как. Я за короткое время стал объектом насмешек всей школы, каждый, кому не лень, словом или делом пытался задеть меня. Большинство просто трусы, которые старались выслужиться перед Орловым, чтобы не занять мое место.
Только один ведет себя достойно. Но его положение такое же как мое, и ему самому до себя. Он пытался со мной объединиться, только я не думаю, что это выход. Вдвоем против всех мы все равно не справимся, только разозлим Орлова, которого я боюсь с каждым днем все сильнее.
Друзьям ничего не говорю, потому что мне стыдно. Особенно стыдно признаться Коляну, что он был прав. Предупреждал, а я, словно последний кретин, не слушал его. Еще и думал, что он мне завидует. Это Колян-то, который моим успехам всегда радовался больше, чем собственным! Вот я придурок!
Только теперь мне приходится видеться с Коляном, да и остальными друзьями все реже и реже. Потому что они, конечно, все поймут, как только мы поговорим по душам. А этого не может не случиться. И попытаются заступиться. А у Орлова большие связи. Я не хочу неприятностей для друзей.
Конечно, они все неправильно поняли. Решили, будто я не хочу больше видеться с ними. Что у меня появилось много других друзей. Ах, если бы.
Итак, на меня обиделись друзья, а в новой школе только новые враги. Успеваемость снизилась, не до учебы. Я вздрагиваю, заходя за угол, и у меня появился нервный тик.
Что делать? Попросить родителей, чтобы они перевели меня в другую школу? Мою бывшую. Я совру, что не справляюсь с нагрузкой (это даже не совсем уж ложь). Пусть лучше думают, что их сын не так умен, как здешние детки мажоров, чем, что их сын трус, не умеющий толком постоять за себя. Конечно, родители, особенно мама, будут огорчены и очень разочарованы. Они же так радовались за меня! Хотели, чтобы их сын стал кем-то особенным
Но я не могу быть особенным, у меня не получилось. Теперь я хочу только обычной жизни в своей бывшей совершенно обычной школе.
Я правда был настроен на это. Я хотел поговорить с родителями, и только одна мысль остановила меня.
Получается, Орлов победил? Он мальчик-мажор, всегда привык получать, что хочет. И я не первый из тех, что ему не нравился, и кого он всеми правдами и неправдами из школы выживал. И ему это в основном удается.
Я был готов сдаться, если бы не подслушанный разговор, в котором Орлов хвастался что вот вот меня дожмет. Что для него это, мол, просто веселая игра, способ избавиться от скуки!
Никогда не мог представить, что моя жизнь для кого то всего лишь веселая игра, а разрушить ее – удовольствие. Я решил поговорить с тем, кто пережил достаточно и упорно этому сопротивлялся. Хочу надолго запомнить этот разговор, и потому постараюсь привести его тут близко к тексту.
Я нашел Журавского, когда он в укромном месте готовился к контрольной. Явно старался, чтобы его тут не обнаружил никто. Но на меня отреагировал спокойно. Отложил задачник в сторону и спросил:
- Что, Игнатов, совсем тебя допекли?
- Не понимаю, как ты справляешься столько лет.
- Я не справляюсь. Разве похоже, что я справляюсь?
- Но ты остаешься здесь, в школе, не смотря на то, что он делает. Разве это не победа.
- Победа? В чем тут победа? В том, чтобы снова и снова становиться орловским мальчиком для биться?
- Тогда в чем смысл?
- Смысл для каждого свой. Мой смысл это мама. Она для меня все. И я не могу разочаровать ее.
- Я думал, ты это делаешь из-за противостояния Орлову.
- Нет смысла делать что-то из-за. Если держаться до конца, то ради…
И он абсолютно прав. Нет смысла в мести и ненависти, это никого не сделает счастливым. Но и нельзя сдаваться, если есть ради чего бороться. Для меня это мое будущее и мои родители. Я не хочу, чтобы из-за Орлова, они разочаровались во мне.
Я долго не решался с ним поговорить. Но я должен это сделать. Может, когда поймет, что я решительно настроен и ни за что не сдамся, он отступит. Хоть сложно представить, Орлова отступающим… Но все равно, ведь для него самого лучше быть благородным человеком, позволившим врагу жить, чем проигравшим?
Я тоже не хочу, как Журавский, терять часть себя каждый день и держаться из последних сил, уповая лишь на то, что каждый день делает ближе окончание школы. Нет, я хочу жить. И могу даже перевестись в другой класс, если меня перестанут травить. Я должен поговорить с собственным мучителем. Журавский считает это бесполезным, но вдруг мне поможет? Надо просто быть уверенным и сильным.
Я смог поговорить с Орловым только через неделю, долго с мыслями собирался. И этот разговор хотел бы забыть, но мне нельзя его забывать:
- Орлов, поговорить надо.
- Да ты вообще, хлюпик, оборзел?!
- Это, правда, важно.
- Только если собираешься сказать, что валишь из школы, наконец-то.
- Забавно. Я как раз хотел сказать, что никуда не уйду.
- Правда? Думаешь, сможешь прижиться тут?
- Я останусь, не смотря ни на что. Это моя жизнь, Орлов. Кем бы ты ни был, я не позволю тебе ломать мою жизнь. Я остаюсь.
- Что ж. ты пожалеешь о своем решении. И гораздо скорее, чем думаешь.
Орлов говорил тихо и твердо. А я… Впервые в жизни я начал заикаться. Я хотел, чтобы мой голос звучал уверенно, но не получалось, и это не зависело от меня. Надеюсь, когда через пару лет буду перечитывать дневник, не превращусь в забитого заику окончательно.
Я ничего не мог писать целую неделю, так сильно дрожали руки. Я даже думать об этом не мог без содрогания, не то, что на бумаге записать.
Их было трое. Они встретили меня после школы, в переулке по дороге домой. Ударили, потом приложили к лицу какую-то тряпку, я отключился.
Пришел в себя в каком-то складе. Просторный, но нет ни души. Очень-очень страшно. Страх пробирал до костей, казалось, весь я состою исключительно из страха.
Я был опутан цепями и подвешен кверху ногами, на высоте, наверное, этажей трех. А может, мне так казалось – у страха глаза велики. Я не знаю, сколько провисел вот так. Я только помню ощущение ледяного ужаса. Мне так хотелось потерять сознание, больше не чувствовать и ничего не ощущать. Но как назло я так ни на минуту и не отключился.
Мои мучители пришли. Они отвязали меня и долго отпускали скабрезные шуточки по поводу моего состояния, я помню все как-то смутно. Помню, они запихнули меня опять в машину и выпихнули прямо на улицу неподалеку от дома. Уехали, на прощание издевательски бросив: «Тебе привет от Орлова!»
Я не помню, как дошел до дома, меня трясло и шатало из стороны в сторону. Родителей не было дома – коммандировка. Они должны были приехать через два дня.
Все эти дни я сидел у себя в комнате, на полу у кровати. Я не спал, потому что боялся, не отвечал на телефонные звонки, почти ничего не ел.
Когда родители приехали, я более-менее оклемался. Им нельзя знать о произошедшем – они могут обратиться в милицию, и тогда не известно, что случится. Орлов страшный человек.
Когда родители вернулись домой, я вышел их встречать. Выглядел все же не важно – первым делом поинтересовались, что случилось со мной. Не отвечая, я сказал: «Пожалуйста, переведите меня в другую школу. Я хочу прямо завтра забрать документы».
Наверное, все было написано у меня на лице – родители просто молча кивнули, не возразили, хоть я и был к этому готов. И на следующий же день мы с отцом пошли в школу забирать документы.
Я держал отца за руку, не отпускал. И было наплевать, как это со стороны выглядит, я не слушал презрительные шепотки за спиной. Мне и так было очень трудно заставить себя выйти на улицу.
Отец пошел к директору, спросил, хочу ли я зайти в класс, в последний раз побыть на уроке. Я отказался, конечно, не хочу. Не хочу оказаться под прицелом пристальных взглядов. Сидел в коридоре на первом этаже, когда ко мне подошел Журавский. Спросил:
- В чем дело?
- А ты чего опаздываешь?
- Маме снова угрожали. Еле ее вообще уговорил меня отпустить.
- А зачем? Не лучше ли для тебя провести этот день дома?
- Может и лучше, только тогда хуже станет после.
Я думал, разговор окончен, и Журавский пойдет в класс. Да он и пошел почти, только потом обернулся и спросил:
- С тобой-то что?
- Со мной все, Ник. Это последний раз, когда мы видимся.
- Ты меня пугаешь.
- Я перевожусь.
- Что Орлов опять тебе сделал?
Журавский внимательно смотрел мне в глаза, хотелось сказать. Чтобы стало легче и чтобы предупредить. Хотя, выкинуть с Журавским то же, что и со мной, Орлов не посмеет. В том, что мама работает в милиции, есть не только минусы, но и плюсы.
К тому же, хотя мы не стали друзьями, Журавский слишком честен, чтобы не вписаться за меня. Ему это будет дорого стоить. Поэтому я покачал головой. Никита постоял немного и ушел в класс. Было немного обидно, что он не настоял, но все верно. Мы же не друзья.
Потом прозвенел звонок, и ученики стали выходить из класса. И я увидел Орлова. Наверное, надо было спрятаться. Но я хотел поставить точку. Поэтому я подошел к нему. Посмотрел в глаза и сказал: «Поздравляю. Ты победил». Я ждал усмешки, каких-то унизительных реплик… Но Орлов был серьезен и как-то напряжен. Он протянул ко мне руку. Но я отшатнулся от него, словно от прокаженного. И пошел, не оборачиваясь, к кабинету директора, где меня ждал отец. Сзади доносились перешептывания, но потом прозвучал резкий голос Орлова: «Так, всем заткнуться!». И все стихло…
Прошло уже полгода с тех пор, как я покинул школу. Лучше не становится. Я стараюсь делать вид, что ничего не произошло. Живу, ем, пью. Делаю уроки. Меня перевели в старую школу. Бывшие друзья отвернулись от меня. Даже Колян.
Я больше не могу, как раньше, быть заводилой и душой компании. Даже общаться с ними, как раньше, не могу. Они, наверное, решили, что я загордился. Что после той замечательной школы (откуда, как все решили, меня выпихнули за неуспеваемость) мне не нравится тут, в обыкновенной. И что они не сравнятся с детьми-мажорами, с которыми я имел дело там.
Если бы они только знали! Но мне стыдно признаться в том, что со мной произошло. Что я такой неудачник, что не нашел ни одного друга, только врагов. Что после того, как меня похитили, я больше не могу нормально жить.
Я, и правда, кажется, просто существую. Я понимаю, что должен сам справиться с проблемами. Но я не могу.
Я даже спать практически перестал. Стоит закрыть глаза – и вот я снова вишу вниз головой, на большой высоте, не зная, придут ли за мной, или мне придется вот так висеть… день… неделю… месяц?
Я понимаю, что надо просто забыть. Надо перешагнуть и жить дальше. Да, мне сильно не повезло. Но многим же не везет. И ничего, живут. Так почему же я не могу.
Я, и правда, не могу. Больше не могу жить так. Я не могу ходить по улицам, постоянно вздрагивая и оглядываясь. Я не вижу выхода. Думал, будет лучше, если запишу свои мысли тут. Мне не с кем поговорить, я не могу держать это в себе.
Но лучше не стало, и я не вижу иного выхода, кроме этого. Мне очень жаль моих родителей. Только я не могу больше ничего, ничего не помогает, у меня не осталось веры, и жизнь не имеет смысла.
Я не оставлю дома этот дневник. Не хочу, чтобы родители узнали. Оставлю его единственному оставшемуся другу. Пусть она распорядится дневником по своему усмотрению.
Если кто-то из моих близких когда-нибудь прочтет эти строчки, знайте, мне очень жаль. Я не хотел, чтобы все так вышло. Но я слаб, я не могу сопротивляться и не хочу больше. Я верю в одно – Орлов свое тоже получит. И надеюсь, что больше никого не постигнет моя судьба.
Те, кто меня любит – постарайтесь меня простить. Это последняя запись в моем дневнике. Прощайте.
