Глава 6«Детство — счастливейшие годы жизни, но только не для детей». Майкл Муркок
«У детей нет ни прошлого, ни будущего, зато в отличие от нас, взрослых, они умеют пользоваться настоящим». Жан Лабрюйер
***
Ладонь снова пронзила боль, Драко застонал, открывая глаза. Нарцисса приложила к губам сына свою прохладную ладонь.
- Тише, Джиневра еще спит, - улыбнулась мать. Она наклонилась, поцеловала Драко в лоб, снова погладила по больной руке и обошла кровать. – Унесу ее, пока отец не проснулся. Как ты себя чувствуешь, милый?
Заговорщицкий тон матери смутил Драко.
- Кажется, Джиневра плохо влияет не только на меня, - растянул губы в улыбке мальчик. - Как думаешь, отец еще долго будет злиться?
Нарцисса, которая все это время пыталась вытащить дочь из кокона одеял, распрямилась на секунду и немного нахмурила лоб.
- Милый, ты же не думаешь, что отец получает удовольствие, наказывая вас?
- Спорный вопрос, - ухмыльнулся сын.
- Вчера вы застали Люциуса врасплох, он сильно перенервничал и очень расстроился. Отец сожалеет, я уверена, - женщина, наконец, нащупала руку дочери и легонько потянула на себя.
Интересно, мать не знает, что отец применил вчера запрещенное заклинание, или просто делает вид?
- Драко, милый, помоги мне вытащить твою сестру, - мальчишка чуть не рассмеялся в голос. Джинни, вся опухшая, красная от жары из-за большого вороха одеял, пыталась свернуться в клубок и ногой отпихивала мать.
- Мама, давай разбудим ее? Нужно научить манерам эту рыжую лошадку, бодрящее пробуждение ей не повредит! – Драко оглянулся в поисках графина с водой. Нарцисса сморщила носик.
- Милый, почему вы с сестрой не можете жить спокойно? Зачем постоянно задирать друг друга? - женщина, справившись с одеялами, подхватила дочь на руки и вышла из комнаты.
- Из-за любви, мама… - в пустоту сказал мальчик, вытягиваясь на кровати.
***
Когда ты понимаешь, что твой отец не идеален?
Когда учишься читать по газетным заголовкам, которые кричат, что через вторые руки твой отец - убийца?
Или когда папа избавляется от щенка сестры у тебя на глазах? Плевать, что тебе четыре, а ей три. И что глупая маленькая дочь все равно не поймет, почему нельзя брать любимого песика в постель.
Честно говоря, даже после этого отец не перестаёт казаться божеством. Ты оправдываешь его, пытаешься понять. Прошел всего лишь год после его освобождения. «Никаких привязанностей, кроме привязанности крови», - эти слова кажутся отличной идеей, правильными мыслями. Семья, круг преданных лиц - это единственная сфера лояльности. Все остальное бутафория, приятные мелочи, от которых с легкостью можно отказаться.
Но в какой-то момент что-то звенит у тебя над правым ухом.
Колокольчик тревоги.
Это происходит в семь лет, когда после неосмотрительного поступка сестры отец наказывает всех домашних эльфов, а отпущенного на волю беднягу убивает у тебя на глазах. Чтобы неповадно было не только эльфам… В такие моменты ты начинаешь схватывать на лету, быстрее соображать, в тебе просыпается изощренность и коварство.
Отец действует ловко, он не утруждает себя воспитанием твоей младшей сестры, Люциус учит сына, как правильно это делать. А если ты не справляешься, и ошибки годовалой давности повторяются - будь готов принять наказание.
Все очевидно, но ты по-прежнему старательно закрываешь глаза на это.
Отец желает вам самого лучшего.
Но младшая сестра объясняет на пальцах: милый папа знает все твои болевые точки.
Становится страшно?
Отец хочет сделать вас сильнее, но он не берет в расчет то, что вы еще дети. Дети, которые не хотят учиться боевым искусствам с четырех лет или ходить по струнке. Обычное детство, наполненное родительскими объятиями и поцелуями, шлепками по попе за непослушание, криками из-за споров, слезами из-за глупых обид. Нам хочется всего этого, но после трех лет родители ставят блок, беспричинно отгораживаются от нас.
В три года отпрыски Малфоев должны повзрослеть. Моя сестра не согласна с этим, и я с сегодняшнего дня тоже.
Я люблю отца и хочу быть похожим на него.
Но не в этом.
Я не хочу быть мучителем ради чьего-либо блага, я хочу так же сильно, как и он, любить свою будущую жену и детей. Хочу обладать тонким вкусом и деликатностью, превосходными манерами и эрудицией.
Я, наконец-то, знаю, чего хочу в свои неполные 10 лет.
Сейчас я понимаю, как мне повезло.
***
В 9 лет, когда отец стал брать меня с собой на приемы и в гости к его знакомым, я осознал, что все семьи разные. Кому-то, как Пэнси, повезло. Кто-то окружен всеобъемлющей заботой и лаской родителей, кому-то тяжелее, чем мне: он борется за власть, а не любовь. Где-то дети и вовсе предмет интерьера, а для кого-то единственный сын – вещь, которую можно передавать из рук в руки.
Благодаря ей я прошел через все это и сохранил себя.
Моя огненная сестренка.
С детства этот ребенок ломает преграды в нашей семье, она разбивает стены, которые воздвигают наши родители. Даже вечно занятой и хмурый отец сдается под напором ее объятий и желания расцеловать весь мир. В такие минуты Люциус становится похож на обычного человека, а не карающего за проступки ангела.
Сестра - это человек, который наполнил мой мир любовью после отъезда из дома тети.
Кусочки радости и нежности, эти крохи, которые перепадают от действующих во благо родителей, нельзя сравнить с лавиной чувств и эмоций, которые ежедневно дарит мне это рыжее существо.
До трех лет - это слюнявые обнимашки, хождения за мной хвостиком, беззубые поцелуи перед сном. Все это жутко раздражало тогда, а сейчас...
Мое нежелание отвечать на ее любовь до 5 лет мотивирует ревность. Я жутко злился на сестру из-за родителей, которые были снисходительны к ней. Как бы тяжело ни далась им дочь, рассуждал я, разве старший сын не заслуживает большей любви? Их драгоценный первенец страдает. Наверное, сильнее всего я задирал ее в этом возрасте.
До трех лет дуреха даже не понимала, что ее водят за нос. Джинни все воспринимала за чистую монету. Я пользовался этим и был жесток к ней. Дети действительно умеют быть жестокими.
К примеру, однажды затеяв с ней прятки в нашем садовом лабиринте, я бросил ее на 6 часов. Когда совесть в виде паники матери заела меня, я все же забрал сестру. К тому времени она успела потеряться, простудиться и сильно расстроиться, что осложнила брату жизнь.
Глупышка Джиневра была бесконечно миленькой в детстве. Это ранило мое самолюбие еще сильнее. Сестру обожали все: прислуга, эльфы, наш крестный, который при первой встрече с сестрой замер на пару минут, а потом прошептал, что ей бы пошли зеленые глаза.
Джинни невозможно было не любить и не баловать, так делали все, и даже я, когда мою ненависть к ней с лихвой покрывала ее любовь ко мне.
Я вел себя как настоящий дурак - вместо любви, которой ей так хотелось, я жалил ее своей злобой в самые болезненные места. Какая разница, жалел я после или нет, все мои слова запечатаны глубоко в ее сердце. Вчера Джиневра пожалела меня, припомнив только самые безобидные мои высказывания. Удивительно, что она не возненавидела меня. Удивительно, что именно моей любви она жаждала сильнее прочих.
Наверное, это из-за бабочек.
За неделю до моего второго дня рождения мама получила сову о том, что отца выпускают. В этот же день она, воспользовавшись камином Амелии, отправилась в Англию, оставив нас на тетку.
Джиневра с детства была очень чувствительна к изменениям в семье. Вот и тогда, стоило маме уйти, сестренка расхныкалась. Амелия, которая не решалась колдовать, вызвала магловского врача. Мужчина не смог помочь. Джинни продолжала метаться по кроватке, крича и корчась от боли, периодически прерываясь на недолгий сон. Еще чуть-чуть, и тетя бы слетела с катушек. От матери пять дней не было вестей, годовалый ребенок умирает на глазах. Мы круглые сутки сидели с сестрой, пытаясь ее успокоить, Амелия стала, как призрак, а я, казалось, умирал вместе с Джиневрой. В один из вечеров, когда тетя ушла греть молоко для сестры, я, отогнув полог детской кроватки, забрался к малышке. Чтобы уместиться вдвоем, пришлось усадить ее. Джинни уселась и, выпучив свои огромные черные глазища, замолчала.
- Смотри, что покажу, - сказал я, сжимая руку в кулак. Когда я разжал руку, миру явилась черная бабочка. Я совсем недавно научился их создавать и очень хотел похвастаться перед родителями в свой день рождения. К моему удивлению малышка нахмурилась и с силой хлопнула по моей руке, бабочка обратилась в пепел. - Зачем ты это сделала? Неблагодарная козявка!
Я, кажется, говорил еще что-то в этом роде, не помню, но сестренку не трогала моя феноменальная потеря. Джиневра улыбнулась мне однозубым ртом и хлопнула в ладоши. Ее пухлые ручонки заискрились. Это значило, что я должен попробовать еще раз, видите ли, ей не понравился цвет.
После десяти попыток я кое-как сотворил ей насекомое серебристого цвета. Дуреха тут же заулыбалась, и я услышал облегченный выдох тетки. Амелия все это время наблюдала за нами. Утром мать вернулась, и странное поведение сестры закончилось.
***
Если подумать, я не такой уж и плохой брат.
А если принять во внимание упертость моей сестры, приплюсовать ее бесчисленные маски, которые она научилась носить с шести лет, и, что скрывать, определенную жестокость в отношении неудобоваримых ей людей, я был просто отличным братом.
Кто привил ей непробиваемый к оскорблениям и издевательствам иммунитет, кто научил правильно вести себя с родителями и так эффектно растягивать слова?!
***
Драко горько усмехнулся своему отражению. Определенно он не так уж и плох.
Мамины черты лица не позволяют Драко отращивать волосы, как у отца. Мальчик отложил щетку для волос, поправил рубашку и со всех ног бросился в обеденный зал. Он должен узнать реакцию отца первым. С сегодняшнего дня он определенно будет хорошим братом.
