Глава 7Как вымолвить Слово, которому нет звучанья?
Губы немеют, срывается голос, и замерло сердце в ночи.
Как дорогу найти из мира слепого отчаянья?
Когда нет ни окон, ни дверей, и порталы закрыты, и выброшены ключи.
Это Слово – пришло ниоткуда, из пустоты, извне,
Это Слово – как росчерк тьмы в ледяной белизне,
Это Слово – выстрел коварный в другой кривизне…
Это Слово… (с) siriniti
* * * * *
А в это время в смежном номере Гарри Поттер слушал сонное дыхание дочери и, ероша пальцами и без того взлохмаченную шевелюру, бездумно вглядывался в причудливо извивавшиеся языки пламени в камине, словно надеясь, что они подскажут решение всех проблем. Появление этого мальчика, так похожего на своих родителей, воспоминания о которых на протяжении многих лет он старался прятать глубоко в своей памяти, спутало все его мысли, внесло сумятицу в чувства. Он глубоко вздохнул. Как все было просто, и как все было сложно! Как объяснить этому ребенку с жадно-вопрошающими глазами, что его отец и мать стали проклятьем жизни Гарри Поттера, из-за них он впервые познал боль предательства и муки бессилия от того, что ничего нельзя изменить?
* * * * *
- Поттер, Уизли, вам все понятно?
Пронзительные глаза из-под густых кустистых бровей Кларка Сэлинджера строго оглядывают двух высоких худых парней в темных джинсах и куртках.
- Да, сэр. Добби нам поможет.
- Что ж, удачи!
- Что-что, а удача им потребуется, - Грюм закуривает трубку и пускает кольца дыма, нанизывающиеся одно на другое, - Поттер, как продвигаются поиски?
- Ищем, сэр, - Гарри чувствует нетерпение Рона, дергающегося на месте.
- Если нужна помощь…
Друзья синхронно отводят глаза от мистера Сэлинджера, у которого нет обеих рук, и мотают головами.
СиЭс, как они его называют, один из немногих друзей Грюма, потерял руки двадцать лет назад, будучи командиром отряда Авроров быстрого реагирования, и не ему, лишенному возможности колдовать, предлагать помощь двум молодым здоровым парням с волшебными палочками. Но Гарри уважает и ценит его помощь и советы так же, как помощь и советы Грюма.
- Сэр, если это все, то мы идем.
Гарри и Рон исчезают и через минуту трансгрессируют на пустынной дороге, которая ведет их к саду, огороженному черной кованой решеткой с острыми, словно пики, торчащими прутьями наверху. Друзья тихо крадутся вдоль решетки.
- Где Добби?
- Обещал быть в двенадцать.
У их ног с треском появляется домовик, одетый в грязную наволочку.
- Сэр Гарри Поттер! Добби рад вас видеть! И сэра друга сэра Гарри Поттера тоже!
- Добби, черт, напугал!
Рон сердито смотрит на домовика. Гарри, наоборот, благодарно кивает ему. Добби по его просьбе стал шпионом, он теперь работает в доме у Паркинсонов, пока (и к счастью!) неузнанный. Это он сегодня подыскал им укрытие. Встречаться им приходится редко, до сегодняшнего дня Добби почти не выходил на связь.
- Я тоже рад, что у тебя все в порядке. Куда нам идти?
- Дальше в сад, есть беседка, - Добби указывает на что-то чернеющее среди густо растущих деревьев, - там Добби зачарует по-своему, никто не увидит сэр Гарри Поттер и его друг.
- Хорошо, поместье защищено охранными заклятьями?
- Да, но когда у хозяин гости, он снимает защита, только у ворот и в сад дежурит охрана.
Гарри и Рон осторожно и как можно тише перелезают через ограду и крадутся к укрытию вслед за Добби. Кое-как пробравшись через какие-то странно-липкие кусты, друзья с облегчением ныряют в заколоченную беседку. Сквозь щели хорошо видна подъездная аллея к огромному дому, переливающемуся разноцветьем огней. Они слышат доносящиеся из дома шум, хохот, веселые вскрики. В этом загородном поместье Паркинсонов, по сведениям тайных лазутчиков, собираются Пожиратели Смерти, часто там появляется и сам Господин, как они подобострастно зовут Волдеморта.
- Добби, а ты нам не можешь сказать, кто еще присоединился к Волдеморту? – Рон отряхивается и оглядывает тесное помещение.
- Нет, сэр друг Гарри Поттера! – в круглых глазах Добби плещется панический страх, - Добби боится, что старые хозяева узнать его, Добби редко выходит из кухня.
- Ладно, не трясись, сами узнаем.
- Сэр Гарри Поттер, - Добби нерешительно мнется и теребит в руках уголок наволочки.
- Спасибо, Добби, иди, а то хозяева хватятся и несдобровать тебе.
- Сэр, Добби сказать вам кое-что…
- Что еще?
Мимо беседки проходит рослый волшебник, он крутит головой, прислушиваясь к подозрительным звукам. Гарри шепчет:
- Добби, потом! Иди! Ты наложил чары?
- Да, но…
- Иди!
Добби с горестным выражением лица исчезает.
Кажется, беседка, в которой они затаились, служит чем-то вроде подсобного помещения для садовника, потому что они везде натыкаются на лопаты, грабли, какие-то горшки, лейки и прочий садовый инвентарь. Прошел час с лишним, уже глубокая ночь, и гости расходятся после веселой пирушки. Хотя большинство ушли через камины, но некоторые прибыли в каретах, запряженных фестралами. Гарри видит этих страшных лошадей волшебного мира, сейчас мирно стоящих у ворот. В кареты то и дело садятся волшебники, почти невидимые в черных, как сажа, плащах, и фестралы исчезают. Гарри пытается разглядеть лица, но это ему плохо удается. Он не очень хорошо видит, а Рон, у которого прекрасное зрение, сопит рядом, толкается, стараясь устроить поудобнее свою долговязую фигуру.
- Рон, потише! Ты шумишь не хуже Пивза!
- А что я могу сделать? Здесь тесно, как в норе домовика.
- Смотри, кажется, они расходятся! – шипит Гарри, сердитый на друга. Они провалят задание, если не узнают хотя бы несколько новых Пожирателей!
- Извини, - Рон виновато тулится рядом.
Гарри со смешанным чувством гнева и вины взглядывает на бледное исхудавшее лицо друга с темными мешками под глазами. Даже веснушки почти не видны, словно поблекли от страшного напряжения, в котором они живут последние восемь месяцев. Он знает, что и сам выглядит не лучше. Но ему наплевать. Им с Роном почти на все наплевать, с тех пор, как
ее нет с ними. Изо дня в день их терзает теперь лихорадочный страх, сковывающий мысли и чувства, и мучительное ожидание того, что однажды их непрекращающиеся поиски приведут к страшной находке.
Гарри, прищурив глаза, вглядывается в черные плащи, стараясь разглядеть хоть кого-нибудь. В голову лезут мысли о ненайденных крестражах. Где их искать? Чашу Пуффендуй помогла найти Гермиона. Она попросила Гарри вспомнить, как выглядела чаша. Гарри как мог точнее описал предмет, единожды виденный им в Омуте Памяти, и Гермиона на полдня впала в знакомое задумчиво-отрешенное состояние, в обед убежала куда-то из дома на площади Гриммо, где у них тогда проходили занятия группы подготовки Авроров, потом вернулась и к вечеру с таинственным и торжествующим видом потащила их в Национальный музей.
Гарри недоумевал, Рон ворчал, но в зале «Средневековье» под стеклянным колпаком они увидели золотую чашу с красивым вычеканенным узором, и Гарри сразу же узнал ее. Они смогли незаметно подменить чашу дубликатом, и поспешили уничтожить ее в черном огне Фестуса, в котором расплавляются артефакты даже древней темной магии. После этого поиски пока были бесплодны. Они не выяснили, кто такой Р.А.Б., не смогли разузнать, что же принадлежало Гриффиндору или Когтеврану.
Как не хватает Гермионы рядом, ее четкого рационального ума, ее способности проанализировать ситуацию, разложить все по полочкам, отделить главное от второстепенного! И как не хватает ее обычного ворчанья, принципиальности, неукоснительного следования разнообразным правилам, ее порывистого проявления чувств, краткого объятья, которое придает силы в минуты мимолетного страха и гнева на себя за этот страх, внимательного взгляда карих глаз, в которых вдруг вспыхивают искорки смеха…
Рон – лучший друг, Гарри не знал бы, что без него делать, но в поиске крестражей его старательные и неуклюжие попытки помочь не могут.
Он не верит, они с Роном ни за что не верят глупым россказням этой дуры Ханны, что она видела Гермиону в маленьком городке недалеко от Манчестера, и та якобы была с Малфоем. Это просто невозможно, исключено, абсурд – Гермиона и Малфой! Как можно было хоть на минуту допустить эту нелепую мысль?
Они вместе, втроем, он, Рон и Гермиона, лютой ненавистью ненавидели этого ублюдка, который отравлял им жизнь в школе, и из-за которого погиб Дамблдор. Как рыдала на похоронах Гермиона на плече у Рона, словно оплакивала безвозвратно ушедшее детство! И хотя к нему в душу непрошеной гостьей вкралась странная жалость к Малфою после виденного и слышанного в туалете Миртл, после смерти Дамблдора она исчезла бесследно. Где бы Малфой теперь ни был, он являлся врагом, с которым невозможен компромисс. Гарри знал, что при встрече они будут драться до последней капли крови, до последнего вздоха, и это не просто пустые слова. Так и будет.
Рон рядом опять натыкается на что-то и шипит ругательства сквозь зубы. Гарри снова думает о друге. Как он живет? Как он переносит нестерпимую боль утраты? Рон никогда не говорит об этом, но Гарри-то знает, может представить, что творится в его душе. Уже давно для Рона Гермиона не только лучшая подруга. Он вставал с ее именем на устах и ложился, лелея легкое прикосновенье руки на щеке. Везде, где бы они ни были, он искал взглядом только ее. Но он не успел сказать тех нескольких, самых важных слов. Что его сдерживало? Гарри не знал…
Ему было легче, у него была Джинни, его рыжее солнышко, верное и беззаветно преданное. Она старалась, как могла, чтобы вытащить их из той трясины безысходности, неверия в собственные силы, черной тоски, в которую они едва не погрузились после того, как
ее не стало рядом с ними. Он боялся за Джинни, боялся так, что каждый раз, возвращаясь домой в Годрикову Лощину, несколько страшных минут стоял перед дверью, не решаясь взяться за ручку, не решаясь шагнуть за порог, в каком-то оцепенении от одной мысли о том, что ее не будет в доме. Как однажды не было Гермионы, когда они с Роном вернулись из Хогвартса, куда их направил с поручением к МакГонагалл Орден. Но Джинни была, встречала его с неизменной улыбкой и шутливо помахивала поварешкой, обещая как-нибудь пустить это грозное оружие в дело, если он еще раз опоздает к ужину. Он облегченно обнимал Джинни, вдыхал знакомый, такой родной цветочный аромат, которым она благоухала, чувствовал тепло ее тела и не мог заставить себя в эти минуты взглянуть на Рона, который отводил глаза и замолкал на полуслове.
Неловкое молчание прерывала Джинни, которая принималась отчитывать брата за окурки, потушенные им в горшке ее любимой бегонии, Гарри за грязные ботинки, оставившие след на ковре, вспоминать с возмущением неуклюжего Невилла, который в прошлый приход перебил все чашки на кухне, и теперь им придется пить чай из (какой ужас!) стеклянных стаканов. Она споро накрывала на стол, они садились ужинать. Рон помаленьку отходил и начинал подшучивать над кулинарными талантами сестры, становящейся, по его горячим заверениям, все больше похожей на матушку, привычно жаловался на Грюма, который дает им задания, когда им с Гарри все силы надо сосредоточить на поиске крестражей.
Гарри согласно кивал, ощущая сытую тяжесть в желудке, ему в эти минуты не хотелось думать ни о чем. Ни о необъявленной войне, которая уже давно идет, но большинство волшебников продолжают упорно сопротивляться правде и никак не желают признавать, что Волдеморт возродился, и что участившиеся несчастные случаи, гибель многих ни в чем не повинных магов и маглов – это дело его рук и его приспешников. Они предпочитают быть слепыми и глухими, лишь бы не порушить свой сытый мирок. Правда, в последнее время эти случаи стали намного реже. Волдеморт словно притаился, накапливая силы для прорыва. Но об этом тоже не хотелось думать.
…А на прошлой неделе в грязной квартире в трущобах Лондона нашли Дина Томаса, страшно изувеченного, не похожего на себя, еле ворочающего языком после применения на нем Непростительных заклятий и навсегда закрывшего глаза, едва Гарри упал перед ним на колени, пытаясь помочь бывшему однокурснику. Дин не был в Ордене, он, в отличие от них, окончил седьмой курс и по настоянию родителей-маглов поступил в медицинский колледж. Он почти ничего не знал о делах Гарри или Ордена. Дин что-то пытался сказать ему, но было слишком поздно. Гарри малодушно скрыл это от Джинни.
Страшно умирать в девятнадцать лет, когда перед тобой вся огромная жизнь, когда рядом любимые и любящие люди, когда свет надежды все-таки горит чистым светлым пламенем и не думает угасать, хотя его закрывают темные тучи...
Дину, Рону, Симусу, Невиллу, ему было всего по девятнадцать. Еще мальчики, но уже мужчины, которых сделала взрослыми тяжесть борьбы, легшая на их еще неокрепшие плечи. Джинни младше их, ей восемнадцать, но и она уже маленькая женщина, с сухими глазами провожающая его в утро неизвестности и храбро встречающая вечером страха. Такой же была и Гермиона… Только Джинни – это тепло домашнего очага, уют родного дома, никогда прежде не изведанный Гарри, а Гермиона – это гибкость и грозная сила волшебной палочки, готовой поразить врага, стальной стержень внутри хрупкого на вид цветка. Она всегда стояла плечом к плечу с ним и Роном, готовая защитить, броситься в бой за него и вместо него.
Гарри ловит себя на том, что совсем отвлекся от задания. Все уже разъехались, остался только один экипаж. Дьявол, а они никого не успели зафиксировать! Опять Грозный Глаз будет ворчать, делая им выговор, а СиЭс укоризненно качать головой. Гарри чертыхается и толкает Рона.
- Ты успел кого-нибудь узнать?
Друг не отвечает, вытянувшись в струну и расширенными глазами вглядываясь в двух человек, наверное, последних Пожирателей, которые, не спеша, идут по аллее к экипажу. Гарри кожей чувствует напряжение Рона, волнами распространяющееся по беседке.
- Рон?
Рон выскакивает из беседки и шагает к людям. Гарри на миг цепенеет от ужаса, смешанного с изумлением. Что он делает? Сумасшедший! Они же сейчас убьют его!
Он бежит за другом, палочка наизготове. Плевать на задание, секретность, только не Рон!
Расстояние между ними все уменьшается, вот он уже почти догнал Рона, который вдруг столбом застывает перед двумя Пожирателями. Хотя нет, с первого взгляда это не Пожиратели. На них нет черных плащей, уродливых масок в виде черепов, обыкновенные мантии, лица открыты. Парень и девушка, оба высокие, стройные. Свет, льющийся от фонарей у дома, выхватывает их лица в темноте. И Гарри спотыкается.
Знакомые светлые волосы, высокомерное лицо, губы, сжатые в вечной издевательской усмешке. Малфой, сволочь Малфой, который не исчез, не провалился в ад, где ему и самое место, после смерти Дамблдора, а стоит перед ними, такой же, как всегда, холеный, надменный, злобный!
Ярость охватывает Гарри как пламя, рука крепче сжимает палочку, а глаза обращаются на девушку с Малфоем. Он ожидает увидеть Паркинсон – кто же, кроме этой напыщенной уродины, может быть рядом с Малфоем?
(А в голове надоедливой мухой бьется вопрос: «Почему Рон вышел им навстречу? Малфой и Паркинсон должны были стать Пожирателями, это был лишь вопрос времени, что здесь необычного?»)
И обухом по голове, внезапным нечестным ударом в солнечное сплетение, пропущенным заклятьем, стремительно несущимся навстречу, ответ:
«Гермиона!».
Радость: «Гермиона!».
Недоумение: «Гермиона?».
Зыбкая неверящая догадка: «Гермиона…»
Это Гермиона идет рядом с Малфоем, а не Паркинсон, это Гермиона держит его под руку! В роскошной бархатной мантии, из-под которой струится шелк платья, с волосами, уложенными в красивую прическу (они видели ее такой только на четвертом курсе), на шее и в ушах поблескивают драгоценности. А на лице (таком знакомом, изученном до каждой черточки, до точного знания, в каком месте на щеках появляются ямочки, когда она смеется, с крохотной родинкой на виске), на этом родном лице такое непривычное выражение холодного удивления и неприятного замешательства и... чего-то еще…
Сердце пропускает удар, потом еще один и еще, оно словно забыло, что надо стучать, разгоняя кровь по жилам. Гарри чувствует, как воздух, царапаясь, проходит в горло, как холодеют руки. Вокруг них тишина, тяжелая, гнетущая, и ветер приносит не влажную свежесть перед надвигающимся дождем, а тягостный гнилой дух измены и предательства.
Что он там думал про схватку с Малфоем до последней капли крови? Как сражаться, если Гермиона нанесла удар отравленным ножом в спину, если связала руки и отняла силу воли?
- Какая неожиданность! – тишину острым ножом прорезает ненавистно-тягучий голос Малфоя, - в саду Паркинсонов Поттер и Уизли. Поистине, храбрость гриффиндорцев сравнима только с их глупостью.
- Ты!
- Я, вернее, МЫ, - Малфой ухмыляется и обнимает Гермиону за талию.
Рон, не отрываясь, впивается глазами в девушку. Лицо у него белая маска с темными провалами глаз. А та так невозмутимо-равнодушна, словно встретила малознакомых людей.
- Гермиона, - голос Рона приглушенный и дрожащий, - Гермиона. Он. Тебя. Похитил?!
Гермиона молчит и смотрит куда-то мимо них.
- Гермиона, ты слышишь меня? Идем! Неважно, где ты была, идем! Малфой, отпусти ее, сволочь!
- Уизли, ты вначале спроси ее,
хочет ли она куда-либо уходить и тем более с вами?
- Гермиона, пойдем же! Мы тебя так долго искали, с ума сойти, как все будут рады! Уже никто не верил, что мы тебя найдем, но мы все равно надеялись!
Рон нацеливает палочку на Малфоя, на лице которого прежняя, словно приклеенная ухмылка.
- Отпусти ее, мы сильнее тебя, трое против одного, ты проиграл!
Малфой издевательски склоняет голову набок.
- Ты до сих пор не понял, Уизли? Двое против двух, но это
вы проиграли.
- Гермиона?!
Гарри в тяжелом оцепенении смотрит, как Гермиона в ответ на полувопрос-полумольбу Рона едва заметно качает головой, справа налево, и делает один крохотный шажочек назад. Такие простые, обыденные движения, сколько раз в жизни мы повторяем их? Сотни тысяч, миллионы? Но сейчас, в этом саду, шаг назад – это шаг на огромное расстояние, словно девушка этим шагом пересекла невидимую черту, отделяющую два совершенно разных мира, ушла из одной жизни в другую. Безмолвное отрицание перечеркивает все, что было в прошлой жизни, девушка отрекается от дружбы, от любви, от веры в справедливость, от надежды.
- Как ты могла?! Ты продалась этому ублюдку! Предала нас!!! Что он тебе наобещал?!! Это какая-то грязная игра или ты спасала свою шкуру?! – Рон кричит так, что в саду с деревьев с тревожным хлопаньем срываются птицы.
- Потише, Уизли! Не забывай, где находишься!
- Заткнись, тварь! Гермиона, как ты могла!!!
Гарри не может вымолвить ни слова, за него клокочуще выплевывает оскорбления Рон, в срывающемся голосе которого в бешеном коктейле перемешались отчаяние, гнев и невыносимая боль. А лицо Гермионы по-прежнему застывшее, равнодушно-холодное, она как будто не слышит крика Рона, не чувствует яростного сумасшествия в его голосе. Малфой заметно бледнеет в полутьме.
- Предупреждаю, Уизли, закрой свой грязный рот, иначе я позову охрану. Тем, что я еще не сделал этого, вы обязаны Гермионе.
- Рон, - Гарри наконец с трудом разлепляет губы и хрипит, - Рон, пошли отсюда! Рон!
Рон тяжело дышит и сжимает кулаки.
- Рон!
Гарри хватает друга за плечо, Рон вдруг сникает, словно гнев лишил его всех сил. Малфой презрительно кривит губы, Гермиона молчит. Она за все время не вымолвила ни одного слова.
Гарри тащит Рона в спасительную темноту сада, чтобы трансгрессировать, и напоследок оглядывается на Малфоя и Гермиону. Они стоят так близко, и Малфой по-прежнему обнимает ее за талию. Гарри отворачивается, закрывает глаза, представляя себе свой дом, и через миг он и Рон уже у знакомого крыльца.
В опустевшем саду девушка с приглушенным стоном опускается прямо на дорожку и закрывает лицо руками. Парень что-то ей шепчет, подхватывает на руки и несет к экипажу. Фестралы рвутся в ночь. А ночь приносит дождь, который шуршащей пеленой обрушивается на землю, смывая следы, мысли и чувства.
