Глава 7И спустя много лет он продолжает отрицать это. Я пыталась наложить на него чары, чтобы заставить признать тот факт, что он специально зачаровал себя, чтобы за презентацию несла ответственность именно я. Это просто настолько в его стиле – избегать ответственности, как только дело пахнет конфликтом. Он из кожи вон лезет, лишь бы отсидеться в безопасном месте, пока мир рушится, а уже потом, когда все заканчивается, возвращается пировать к тому, что уцелело.
Как шакал.
- Ты знаешь, те чары, которые ты наложил на себя, ну, те самые, из-за которых ты слег с бронхитом…
- Какие такие чары?..
- Ну, просто очень похоже на чары, которые ты наложил в конце карьеры Дженкинса…
- О чем ты говоришь, Гермиона? Какие чары? Не вижу ничего общего между жутким кашлем Дома и огромным прыщем на жирном лбу Карстерза, где его как раз и не хватало.
- Может, все-таки признаешься? Меня просто бесит твое упрямство.
- Ура. Значит, мы квиты. Потому что стоит тебе только войти в комнату, как я начинаю сходить с ума. Рядом с тобой я опускаюсь до уровня презренного, жалкого человечишки. Я двух слов не могу связать в простое предложение, не то что чары наложить. И все твой абсолютный шарм… Айй!!! Больно же!!!
- Все, я сыта по горло. Быстро говори, что за чары ты использовал.
Его дыхание щекочет мне ухо.
- Это не чары, это заклинание для…
- Ну?..
- … отвратительных мерзавцев.
Мы не виделись в конце недели. При том, что обычно мы постоянно сталкивались то в лифте, то на каком-то совещании. Но только не на этой неделе. И слава Мерлину!
Когда во вторник утром я вошла в свой кабинет, над рабочим столом в бешеном полете кружила напоминалка, касающаяся остаточного обсуждения «того самого вопроса» в пятницу. Не указывалось, но подразумевалось, что по заведенному обычаю предполагался ужин на его квартире. Меня так и подмывало отменить этот ужин и покончить со всем прямо в Министерстве, у меня, или у него в кабинете, в общем, не отходя от кассы. С другой стороны я не могла не вспоминать о том, что было в его кабинете. Стоило мне вспомнить тепло его руки и длинные пальцы, как желудок начинало сводить в тревоге. Если бы я себя не знала, то решила бы, что боюсь.
За последние тридцать лет мою реакцию на него можно было описать такими словами, как – раздражение, отвращение, шок, потрясение. Но опаска? Если бы кто-то спросил меня, опасен ли Малфой, я бы долго и нудно хохотала. Опасный испорченный, самовлюбленный дилетант? Ха.
Что же изменилось?
Почему никто не смеется? О да, он опасен. Столько лет прошло, а у меня ни разу не возникло ни малейшего желания извиниться перед Малфоем. Он всю жизнь вызывал у меня вполне оправданное презрение, а сейчас… какие-то несколько недель общения по его делам, и я готова просить у него прощения. А что самое ужасное – меня так и подмывало сделать это лично, с глазу на глаз.
Что, черт возьми, со мной происходит?
Я не так часто сходила с ума, но, к счастью, мое вполне разумное «я» заткнуло мои разгулявшиеся инстинкты. Поэтому я пробормотала «доброе утро» и поспешила к себе в кабинет, придушив желание извиниться. Сев за стол, я почувствовала, как пот струится по спине.
В конце недели я настолько замоталась с работой, что сил думать о Драко Малфое не осталось. И о его руках тоже. Помимо кучи дел я еще и спасла Карстерза от увольнения. Большую часть вторника, всю среду и почти весь вечер четверга я провела за просмотром и правкой важных документов, касающихся предстоящих президентских выборов и их последствий для отношений с США. Вообще-то этим должен был заниматься именно Карстерз. А он дал кипу этих бумаг на подпись мне, а там кошмар какой-то – несколько его предложений шли вразрез с современными веяниями – а ведь он вполне успешный министр. Ну вот как при этом можно умудряться иметь весьма поверхностное представление о политике государства? Смею предположить, что услышав «Правь, Британия», он не поймет, чей это гимн.
Видимо, не удовлетворившись своими грубыми ошибками в политесе, он еще и пару имен перековеркал, включая мое (нет в моей фамилии буквы «ы»).
И я в который раз задалась вопросом: неужели мужчина, с завидным постоянством глазеющий на твою грудь не может хотя бы ради приличия писать без ошибок твое имя?
В пятницу, к трем часам я убедила себя, что вся эта ситуация с извинениями и руками в целом, да и незадавшийся завтрак в том числе были не чем иным, как последствием неприятных перемен прошлой недели. Я вооружилась рулонами пергамента, уменьшенными до размеров спичечного коробка, и с помощью Летучего порошка отправилась в квартиру Малфоя с твердым намерением сразу же перейти к делу, съесть ужин, отказаться от вина и расправиться с делом Дженкинса раз и навсегда. И тогда все вернется на круги своя: я буду сдерживать свою ненависть к Малфою, а он относиться ко мне с прежним презрением.
Но моя стальная решимость придерживаться формального стиля общения до конца рассыпалась в ту же минуту, как я вышла из камина квартиры Малфоя. Хозяин дома лежал на диване, свернувшись в калачик. Ладонь к ладони, каждый палец к пальцу – руки были сложены в молитвенном жесте и подложены под голову. В своем обычном облачении – костюме стоимостью с небольшой автомобиль, только узел галстука развязан, жилет расстегнут, пиджак непонятно где. У меня просто челюсть отвисла, когда я увидела что у него еще и рукава рубашки закатаны. Я бы, наверное, не так удивилась, если бы он был раздет полностью. Судя по скорбному выражению лица, он выпил не менее пяти бутылок Шопена* и как минимум ящик Тэттингерз**, пока пытался забраться в трусики очередной дамочки. Я уже собиралась отметелить его хорошенько, но тут он открыл глаза и прохрипел «Грейнджер?». А потом зашелся таким диким кашлем, что мне захотелось проверить, не валяются ли где-то рядом с диваном его легкие.
- Малфой, какой же ты придурок! Ты почему не отправил мне сову? Почему ты не дома? Да что такое с Панси, если она позволила тебе использовать магию в таком состоянии? Совсем из ума выжила? Почему?..
Он поднял руку.
- Не, не придурок. Зашился по делу Дженкинса. Домовые эльфы ужасно раздражают. В Париже, с моей мамой. Нет, - проквакал он и попытался сесть.
- Так, нечего строить из себя героя! Быстро лег, - я оттолкнула его назад, придерживая за плечи. Прихрюкнув, падая назад на диван, Малфой закрыл глаза. – У тебя что, темпе?..
Да он горел!
К счастью, в первые три месяца войны практически каждый из нас мастерски научился оказывать первую помощь. Усевшись на ужасный кофейный столик с ножками в виде слоновьих ног, я приложила ладонь ко лбу Малфоя. Одновременно я наложила жаропонижающее заклятие.
- Вот здесь болит, - пробормотал Малфой и потянулся бледной рукой к груди, тщетно пытаясь остановить еще один приступ сильного кашля.
- Как только заклинание подействует, я принесу тебе стакан теплой воды. Это должно облегчить боль в груди.
Он кивнул, но я была не очень уверена в том, что это была его реакция на мои слова. Малфой всегда был бледным, и сейчас пунцовые пятна на его щеках резко контрастировали с бледностью кожи. Он еще больше скрутился на диване, дрожа от лихорадки. Я каждые пять секунд использовала Темпус – заклинание времени – но время шло, а температура не спадала. Напротив, Малфой становился все горячее. Я наложила еще одно жаропонижающее. Безрезультатно. И тут до меня дошло – как бы там ни было, а я чертовски классная ведьма, и если мои заклинания не срабатывают, значит, Малфой заклял себя сам – наложил на себя какое-то проклятие бронхита или пневмонии, или еще какой-то дурацкой болезни – чтобы снять с себя вину за увольнение Дженкинса. Но, видимо, опять напортачил, и сейчас настолько сильно заболел, что не даже контр-заклинание не сработало бы.
- Ну ты и дурак, ох и дурак! – Заорала я. Он попытался открыть глаза, но даже это стоило ему труда. Я схватила его за плечи и начала трясти. – Какое заклинание? Какое заклятие из Темных искусств ты на себя наложил, а?
Малфой не отвечал, а потом опять зашелся в приступе кашля. Я придержала его. Господи, он так похудел… Проболел, наверное, всю неделю. Я поняла, что если мы не собьем температуру, у него начнется бред. От жара его тела даже я вспотела.
- Малфой, - прошептала я ему в ухо, - какое заклинание? Ты обязан сказать мне…
Вместо ответа он внезапно упал на меня, пробормотав «спать…».
- Я тебе посплю, - пробормотала я.
Я аккуратно уложила его, еще раз приложив руку к его лбу, и сделала глубокий вдох. Окей, это магия, устойчивая к любым другим видам магии. Значит, придется бороться маггловскими способами. Если через пятнадцать минут он не ответит мне, придется аппарировать его в Святого Мунго.
Я подбежала к ближайшему окну, распахнула его, выставила руку с палочкой в направлении окон ближайших домов.
- Акцио парацетамол!
Послышался звук разбитого стекла, несколько склянок парацетамола наперегонки влетели в комнату, ударившись о стену. Отлично. Я широко взмахнула палочкой и заорала «Репаро!» несколько раз, слабо надеясь на то, что это поможет склеить разбитые окна. На большее у меня просто не было времени. Я помчалась на кухню, схватила первый попавшийся стакан, оказавшийся дорогущим хрустальным бокалом для коньяка, и наполнила его водой. Потом обратно в гостиную, схватила один из прилетевших пузырьков, вытрясла оттуда четыре пилюли, что вряд ли было гуманно по отношению к желудку Малфоя, но это было последним, что меня волновало.
- Малфой, сесть можешь? – Рявкнула я.
- Нет. Слишком громко, - пожаловался он.
Твою мать! Я произнесла левитационные заклинания и заставила его сесть. Он моргнул.
- Меня чуть не стошнило. Больше не делай так.
- Так. Открыл рот и проглотил эти пилюли.
Он нахмурился.
- Живо, - скомандовала я.
Он закрыл глаза, но зато открыл рот. Я запихнула ему поглубже в рот пилюли и прижала бокал к его губам. Часть воды попала на рубашку, пока я помогала ему запить пилюли. Его действительно тошнило, раз сил на жалобы не осталось. Он тяжело опустился на кровать.
- Нет-нет-нет. В ванную. Сейчас же. Давай-давай, вставай. Обними меня за шею.
Надо было усадить его в холодную ванну. Понадобится несколько минут, пока парацетамол подействует. Если он, конечно, подействует…
Малфой застонал, но постарался удержаться на ногах. Я практически протянула его через всю комнату. Стараясь не паниковать, я все же чувствовала, какой он горячий – пока я тащила его, покрылась испариной. Добравшись до ванной, я поставила Малфоя к стенке, а сама открыла краны. Потом начала снимать одежду с Малфоя.
- Ты просто невыносимый. Если бы ты не был на волоске от смерти, я б тебя убила просто. Так, теперь давай снимем рубашку. Трусы тоже, пожалуйста. Поднимай давай ногу. Вторую туфлю тоже. О господи, опять кружева… Ты хоть что-то ел на этой неделе? Тебя ж пальцем двинешь – упадешь… Так, руку давай… Ты.. Ладно, садись давай. Да, я знаю, что холодно, но это поможет сбить температуру. Ну, пожалуйста!
Малфой ворчал и ныл, даже попытался зарычать, но постепенно погрузился в холодную воду. Я взяла бокал, из которого он пил, и, набрав воды в него, стала поливать ему плечи, второй рукой постоянно ощупывая его лоб. Я считала до двадцати, тридцати, сорока… я могла бы досчитать и до двухсот, но не выдержала и схватила его подмышки, не обращая внимания на то, что он был голый и мокрый…
Ура, сработало. Не знаю, что подействовало – холодная вода или пилюли, но на счете сто сорок три Малфой стал прохладнее. Его все еще лихорадило, но необходимость в Святого Мунго отпала.
- Хххолодно, - заикаясь, пробормотал Малфой, дрожа. – У меня яйца, наверное, атрофировались от холода…
- Уверена, с ними все в порядке. Еще минутку, и уложим тебя в кровать.
Малфой вытянулся по всей длине ванной, одни коленки торчали, да голова уперлась о полотенце, которое я ему скатала на подобие подушки. Глаза закрыл, но все же попытался приподнять бровь, потом скривился, будто стало больно.
- Подглядывала, да? – В невыносимой, присущей ему одному манере, поинтересовался он.
- Нет, конечно, - поджав губы, ответила я. – Поверь, я прекрасно осведомлена о том, как устроены мужчины. Так что не беспокойся, ничего с ними не случится. Представь, что нырнул в море.
Малфой усмехнулся.
- Поехали на море и проведем эксперимент. Только ты тоже будешь г-г-голая. Чтоб п-п-по-честному.
Я фыркнула.
- Понятно, тебе лучше. Ты практически такой же, как всегда. Одни непристойности. Вставай, сейчас вытрем тебя и уложим в постель.
Пока я укутывала Малфоя в полотенце, он не проронил ни слова, только ухватился за мое плечо, чтоб не упасть. Его все еще трясло в ознобе. Я не смотрела на него. Промакивая его гениталии, я забеспокоилась, потому что он никак это не прокомментировал.
Я снова проверила его лоб.
- Вообще-то это забота Панси, - пробормотала я, с облегчением вздохнув – он все еще был теплый, но не так сильно, когда я его нашла.
- Она как может, избегает таких вещей, - признался Малфой. – Всего, что касается м-м-медицины. От нее ничего не добьешься. Дом в три года сломал руку, так она несколько часов билась в истерике. Спасибо тебе. Сейчас мне кажется, что я полуживой, - Малфой вздрогнул, затем склонил голову и слабо улыбнулся мне.
Вот оно. Маска спала. Несмотря на седины, ему всегда можно было дать не больше тридцати четырех. Был молодым, выглядел старше. Будучи в возрасте, казался моложе. А сейчас он выглядел на каждый прожитый им год. А самое потрясающее – он позволил мне увидеть его таким. Никаких насмешек и острот, никаких оскорбительных ухмылок.
Я опустила руку.
- Не думаю, что мне бы понравилось, если бы какая-то женщина купала моего мужа голышом, и не важно, боюсь ли я всего, что связано с болезнями или нет.
Малфой устало улыбнулся.
- Ну, а мы вот такие вот испорченные аристократы. Оргии, ванны с сослуживцами. Все равно. Мерлин, чувствую себя дерьмово.
Малфой снял свой халат с ванной двери. Увидев его, я содрогнулась от отвращения. Ну да, конечно же, это была очередная дорогая шмотка из черного шелка, призванная придать ему обольстительный и даже сексуальный вид, сыграв на контрасте с его бледной кожей.
- А у тебя нет ничего получше? Что-нибудь фланелевое было бы идеально. – Я взмахнула палочкой, собираясь трансфигурировать шелковое безобразие во что-то более подходящее.
Малфой сверкнул глазами и в протестующем жесте вытянул руки.
- С ума сошла? Это кимоно стоит триста фунтов!
- Хочешь сказать, что в этом логове зла есть нормальная пижама взамен этого?
В ответ Малфой лишь завернулся в свой халат и завязал пояс. Мерлин, какой же он худющий!
- Зачем? – спросил Малфой. – Я хочу спать. Вообще такое ощущение, будто по моей груди потоптался слон.
- Ты мне скажешь противозаклятие?
В ответ Малфой пошаркал в спальню и улегся, укутавшись в одеяло. Не прошло и минуты, как он вырубился.
Я трансфигурировала одно из его полотенец в толстый плед и укрыла им Малфоя, подоткнув края под него. Потом вышла из спальни, закрыв за собой дверь. По милости Малфоя мне было нужно унижаться, а я не хотела, чтобы он услышал это. Громко вздохнув, я открыла мобильный телефон.
В любой семье есть кто-то, над кем смеются и потешаются, ну, или просто члены семьи, выделяющиеся на общем фоне, и моя тетя Джанет была именно таким человеком в клане Грейнджеров. Папа вечно жаловался, что тетку нашли на скамье в церкви, и, сжалившись, удочерили. То, что они с отцом были близнецами, казалось нереальным. Она вышла замуж за человека, который подходил ей просто идеально, что можно смело приравнивать к подвигу. В старой пословице говорится, что противоположности притягиваются, но это был не тот случай. Они были подобны горошинам из одного стручка. Не знаю, в чем дело – в воспитании, или это было заложено в них природой, но и их дети были под стать им самим – такие же заносчивые и невыносимые, и так же не внушающие ни малейшей симпатии окружающим.
Все было б нормально, если бы я не была ведьмой. Никто из них, за исключением кузины Каролины, не блистал острым умом. Будучи ведьмой, мне приходилось скрывать высокое положение в Министерстве Магии (самая молодая ведьма среди глав отделов в истории). По легенде я работала обычным исполнителем в маггловском Министерстве. Солгав в этом, я продолжила лгать и по поводу Рона – для моих родственников он был привратником в том же Министерстве. Если бы я назвала какие-то профессии получше, тетка бы достала всех в Министерстве своими звонками, пытаясь узнать, правда ли это. А так она постоянно важничала перед моей мамой, каких высот в карьере добились ее дети, и подчеркивала, как не повезло единственному ребенку ее брата. К ее превеликому удовольствию, мы с Роном не продвигались на наших вымышленных постах ни на йоту, продолжая занимать такие не престижные должности. Рон, посвященный в эту ложь во благо, постоянно громко жаловался в присутствии тетки, что у него на руках вскакивают волдыри от метлы.
Мы с Каролиной были одногодками и постоянно враждовали, пока я не попала в Хогвардс. Мои родители избегали разговоров о моем учебном заведении, так что тетка с мужем пришли к логическому выводу, что я училась в какой-то чуть ли исправительной колонии закрытого типа для трудных подростков. И я почти не лгала им, ведь Хогвардс действительно был учебным заведением «закрытого типа». Смешнее всего было на семейных сборищах, когда тетка стелила бумажные скатерти и подавала еду в пластиковой посуде, опасаясь, что мы с Роном стырим ее фарфор и серебро.
Рон мог бы ненавидеть Каролину только лишь потому, что она была дочерью своих родителей, но она умудрилась вызвать его ненависть по другой причине. Зная, что мы не можем иметь детей (что повлекло за собой еще большую ложь), она при каждом удобном случае рассказывала о своих детях, а потом в обязательном порядке спрашивала, не надумали ли мы усыновлять ребенка.
В ответ на мои вежливые «привет» и вопрос «как семья?» мне пришлось выслушать получасовые расхваливания блестящих успехов в учебе Беовульфа и Глэйдис. В принципе, я и не ожидала большего. Наконец, мне удалось улучить минуту, когда она перевела дыхание, чтобы продолжить свои россказни.
- Каролина, можешь уделить мне секунду? – И, не дав ей и слова сказать, я продолжила. – Государственная медицина катится к чертям собачьим. – Эту фразу очень любил отец Каролины, зная это, я повторила ее, пытаясь привлечь ее полное внимание. – Рона осмотрел врач и сказал, что у него воспаление легких. Прописал парацетамол. – Я могла бы сказать, что этот диагноз поставили какому-нибудь «другу», но лекарства были нужны прямо сейчас. Я понадеялась, что если речь пойдет о Роне, то Каролина не станет задавать лишние вопросы и выпишет рецепт.
- Они всегда прописывают парацетамол, - отреагировала Каролина. О да, яблоко от яблони недалеко падает.
- Я так надеюсь, что тори выиграют в следующих выборах и упразднят государственную медицину, - клянусь, я искуплю свою вину, написав петицию в правительство, поддерживая либералов во время следующих выборов.
Предвосхищая очередную тираду Каролины, я поспешила высказать свою просьбу.
- Можешь выписать Рону какие-нибудь антибиотики? Он выглядит просто ужасно, у него жар.
Как человек Каролина не внушала симпатии, но доктором она была отменным. А она прекрасно знала, что я не отношусь к тому типу женщин, которые закатывают истерики из-за любого чиха. Если я говорила, что Рон болен, значит, так оно и было. Через пять минут, после того, как я детально описала симптомы Малфоя, она пообещала позвонить в ближайшую ко мне аптеку и прописать антибиотики. Кроме антибиотиков я собиралась купить сироп от кашля с кодеином.
Правда, еще десять минут пришлось клеветать на либералов…
Перед тем, как уйти в аптеку, я зашла к Малфою посмотреть, как он. Он лежал неподвижно. Дыхание было тяжеловатым, но жар уже не был таким сильным. Я на секунду присела на край кровати, глядя, как он спит. Надо бы ему поесть, что-нибудь вроде бульона с лапшой. Сомневаюсь, что Шевалье предоставляют услуги доставки.
Нужно будет взять в аптеке пару банок полуготового супа и банку имбирного пива. Суп подогрею. О себе и речи быть не может – в этом кошмарном доме нет даже чайного листочка, чтобы приготовить чай. Надо бы быстренько смотаться домой за пижамой, чаем и чайником для заварки. Это займет всего десять минут, если аппарировать…
- Малфой, я отлучусь в магазин и домой.
Никакого ответа.
Я осторожно потрясла его.
- Малфой.
Никакой реакции.
- Драко.
Он открыл глаза.
- Я выйду ненадолго. Нужно купить маггловских лекарств. Побудешь сам?
Я ожидала возражений по поводу маггловских лекарств, поэтому приготовилась аргументировать их необходимость. А он потерся щекой о мою ладонь, поцеловал кончики моих пальцев, отвернулся и заснул.
Меня трясло до самой аптеки.
Хоть я и носилась как угорелая, посещение аптеки и беготня по дому в поисках необходимого заняли у меня час. К счастью, Малфой все еще спал, когда я вернулась. Лоб, конечно, был горячее, чем мне бы хотелось. Но я все же надеялась, что после супа, чашки горячего сладкого чая и порции антибиотиков ему станет лучше. А потом заставлю его проглотить еще парацетамолу. Так, сначала нужно, чтобы он поел, потом лекарства. После антибиотиков, кодеина и парацетамола, боюсь, его желудок взбунтуется.
Дизайнер, который поработал над интерьером этой квартиры, снабдил кухню кучей ненужных кастрюль и плошек, которыми ни разу не пользовались. Не знаю, почему меня удивило и взбесило их наличие. Конечно, зачем еще была нужна эта квартира? Соблазнение, секс… какие там кастрюли? Вряд ли здесь хоть раз зажигались конфорки. Вон, даже заварника нет. Понятия не имею, почему меня это так задевало. Я вовсе не ханжа. Если Панси мирилась с таким мужем, то кто такая я, чтобы отпускать комментарии по этому поводу?
И все же все вокруг раздражало меня. Совсем немножко. И больше всего потому, что совсем не соответствовало тому Малфою, которого я узнала. Да, именно такой я бы и представила себе квартиру того Малфоя, которого знала перед тем, как влезла в дело Дженкинса, но не сейчас. Выбранные дизайнером предметы декора на стенах вызывали отвращение. Кожаная и хромированная мебель вместо старинной раздражала. Господи, да у него здесь даже нормальной пижамы нет! Блин. Я была такая злая и голодная, что готова была сгрызть половик. Праведный гнев переполнял меня, я трижды разлила суп, пока подогревала его. Для себя я разогрела котлету по-киевски от Шевалье, которую нашла в холодильнике Малфоя. В чайнике настаивался чай.
Поворчав для приличия, Малфой наконец-то поднялся из постели. Скромно указав в сторону туалета, он поплелся туда. Я почему-то покраснела – и это после того, как видела этого мужчину голым! Я отвернулась и пошла в столовую.
Я как раз разливала чай по чашкам, когда Малфой показался в дверном проеме. Он оперся о косяк, разглядывая меня.
- Что?
- Ты совсем не смотришься здесь. Как паук на свадебном торте – вся такая домашняя, разумная, накрахмаленная в царстве хрома и стекла. Как ты назвала мою квартиру? Логово зла?
Я огляделась и поджала губы.
- Мне здесь все чуждо и неприятно. Не понимаю, как ты выносишь такую обстановку. Здесь же даже… - я прикусила язык.
Малфой прошаркал к стулу и осторожно сел.
- Как ты себя чувствуешь? Чаю?
- Будто меня долго били, но я выжил. Да, чай буду. Этот суп… в нем так много лапши…
- Горячий и питательный, - я не сдержалась и фыркнула.
- Ну, на счет его питательности я бы поспорил, но выглядит он вполне горячим. А ты заводишься с пол-оборота. Даже что? Я имею в виду квартиру.
- Ну… Здесь все даже не соответствует тебе. Я имею в виду… Все это. – Я ткнула пальцем на подделку Пикассо на серванте.
- Да? Я польщен, что ты считаешь меня не таким поверхностным, и оскорблен, что полагаешь, будто у меня нет вкуса. – Малфой зевнул и положил ложку на стол. – Я больше не хочу есть. Этот суп отвратительный. Он на вкус, как консервированный.
- Потому что он и есть консервированный. Извини, но как только я собралась поохотиться на куропаток, забить их, чтобы приготовить на медленном огне, прогуляться до Ковент Гардена, чтобы купить свежеприготовленную пасту, а потом нанять машину до Сассекса, где продают самую сладкую маленькую морковку, ты решил заболеть, а я подумала, что спасти тебя от твоего же неумело наложенного заклятия куда важнее. И о чем я только думала? – Я задумчиво наколола на вилку кусочек курицы. – Может, хочешь котлету по-киевски?
- Ой, нет, - скривился он. Потом присмотрелся к заварнику. – Выглядит так, будто ты принесла его из дому. Практичный и страшненький.
- В следующий раз принесу споудский фарфор***.
- Уверен, что так и будет. Пузырек с пилюлями мне?
Без всяких возражений он проглотил пилюли. Потом увидел мою пижаму в пакете – подарок тети Рона Гортензии – брошенную на диван.
- Пожалуйста, скажи, что у меня галлюцинации. – Малфой неотрывно смотрела на пижаму.
Я пристально посмотрела на него.
- Тебе кто-то говорил, что у тебя очень выразительные глаза? Это самый уродливый рисунок шотландской клетки, который я только видел в жизни, а я, поверь, немало повидал, заявляю со всей ответственностью. Напоминаю: я был почетным судьей на конкурсе шотландского танца, который устраивало Министерство. И даже если бы я не был туда приглашен, все равно бы принципиально никогда в жизни не напялил это на себя. Должно быть, это что-то из обносков твоего мужа? Хотя я даже его не могу заподозрить в слабоумии. Даже Оксфам**** не примет такие тряпки в дар. Хочешь совет? Сожги. Если даже Уизли отказались носить это уродство, это о многом говорит.
- Рон ненавидит пижамы. Он спит… ммм… он спит… - я помешала чай, чтобы отвлечь Малфоя от румянца, вспыхнувшего на щеках. – Ммм… ни в чем…
- Но это же… Хм… неприятно даже думать об этом. В общем, как я понимаю, он спит без пижамы. Ну, если б ты была моей женой, я бы тоже сбрасывал с себя все уже на пороге спальни.
- Но она теплая…
- И кошмарная. Боюсь показаться непримиримым неврастеником, но я вполне нормально себя чувствую, поэтому отказываюсь даже от соседства с этими одеяниями цвета фуксии. Это же просто средство для шантажа. Всего одно фото со мной в этом кошмаре, и я никогда в жизни не смогу попасть в Милан. А сейчас извини, не могу говорить дальше – у меня такое ощущение, будто грудь разрывает на куски.
Я сразу вспомнила, что ему пора давать сироп от кашля и порцию парацетамола. Кроме того, я заставила Малфоя подышать над раковиной с горячей водой, накрыв сверху полотенцем, чтобы смягчить ему боль в груди. Пока Малфой дышал паром, я взбила подушки. Что ж, я напоила его лекарствами, накормила супом, дала чаю. Можно уходить.
- Мне пора. – Я подоткнула одеяло Малфою.
Он схватил меня за руку.
- Извини, что раскритиковал твой консервированный суп. Останься. Ты же знаешь, какой я простофиля. Обязательно забуду принять лекарство, потом умру, и виновата будешь ты. – С этими словами он картинно надул губы.
- Мы оба знаем, что называть тебя простофилей может только слабоумный. – Я одернула руку, но не удержалась и убрала у него волосы со лба. – Мне пора быть дома. Рон будет звонить из Штатов в камин в девять. Я вернусь позже, проверить, как ты.
Я уже уходила, когда услышала, как Малфой пробормотал «сделаю ремонт в квартире».
Рон был в восторге от Америки, долго делился впечатлениями, потом пообещал вернуться в воскресенье после обеда с помощью портоключа. Затем снова трещал без умолку о том, как все классно в Штатах. Даже предложил вместо стандартного отдыха в Греции провести отпуск, разбив лагерь в неком Йелловстоуне, где помимо прекрасных пейзажей можно было встретить медведей, готовых оторвать двери от автомобилей в поисках пакетов с хрустящим печеньем. После войны одно только слово «палатка» заставляло меня биться в истерике от беспокойства. Я притворилась воодушевленной таким предложением, но никакого желания проводить отпуск таким образом не выказала. Хотя почувствовала, как перспектива встречи с прекрасными греческими пляжами и его семьей пошатнулась.
Часы показывали всего десять, когда я вернулась на квартиру Малфоя через камин. Сам Малфой уснул, сидя на диване, склонив голову набок. Болезненный румянец на щеках пропал, но лоб все еще был горячим. От моего прикосновения он вздрогнул, потом сонным голосом пробормотал: «О, не думал, что ты вернешься. Который час? Сильно поздно?»
- Только десять. Пора принимать лекарства.
Проглотив пригоршню пилюль, Малфой отвернулся ко мне спиной, накрывшись одеялом чуть ли не с головой.
- Так одиноко… Останься, пока я не усну, хорошо? Свет мне не мешает. – И, указав в сторону буфета с горами пергамента, свернутого в рулоны, пробормотал: - Остаток моего расследования по Дженкинсу.
Я проснулась на рассвете, с ужасом осознав, что уснула, читая заметки Малфоя. Пергамент беспорядочно валялся вокруг меня по всей кровати. Не знаю, как Малфою это удалось, но я была укрыта одеялом. Сам же он лежал, прижавшись ко мне и переплетя свои пальцы с моими. Именно так мы с Роном спали вместе.
За всю свою жизнь я спала только с одним мужчиной, и на какой-то миг мне захотелось прочувствовать, каково это – спать с другим. С годами Рон возмужал, стал крупнее, чем был в юности, и сейчас напоминал своего отца в сорок лет. Ему шло быть большим, вес скрадывал юношескую угловатость. Когда я лежала с ним, то чувствовала комфорт и тепло. Малфой ниже Рона, поэтому его колени удобнее подгибались под моими. Или же это моя задница удобнее умещалась в районе его живота… Ничего похожего на ощущения рядом с Роном. Малфой лежал ближе, в его позе было больше чувства собственника – грудью он тесно прижимался к моей спине, шелк его пижамы сминался между нами. Несмотря на толстое одеяло, Малфой был прохладным: видимо, за ночь температура спала.
А сейчас я отчетливо поняла, что за узел сжался у меня в животе тогда утром, в кабинете Малфоя.
Желание.
Я бы соврала, если сказала, что почувствовала дискомфорт и неудобство. Честно? Это было чудесно. Я чувствовала легкую эрекцию Малфоя, его дыхание щекотало мне шею. Если бы он сейчас проснулся и прижался ко мне губами, я бы не отказала ему. От одной только мысли об этом мои соски напряглись.
Я тихонько выбралась из постели, с помощью палочки собрала весь рассыпавшийся пергамент и, уменьшив его, сложила себе в карман. Бросив летучий порошок в камин, я услышала за спиной слабое «Гермиона?». Я вошла в камин, а оттуда буквально ввалилась в свою комнату, вся в саже и слезах.
* - водка;
** - шампанское.
*** - "Споуд" (марка тонкого фарфора из твёрдой глины с костяной золой).
**** "Оксфам", Оксфордский комитет помощи голодающим (благотворительная организация с центром в Оксфорде; занимается оказанием помощи голодающим и пострадавшим от стихийных бедствий в различных странах)
