Глава 7- И тут он вылетает – и КАК!..
Если Салазар надеялся, что избежит впечатлений от квиддича только тем, что просто не будет ходить на тренировки, то он глубоко заблуждался. Годрик, вклинившийся в гриффиндорскую команду от всего сердца был готов другу не только рассказать все детали, но и изобразить в лицах. Отбиться от его повествования не представлялось возможным – точнее, куда меньше сил требовалось на то, чтобы стараться не слушать оживленной болтовни, нежели на объяснения, почему ее вовсе не хочется слышать.
Пока Салазар пытался по возможности спокойно завтракать и одновременно читать учебник, Гриффиндор, размахивая зажатым в руке пирожком, вдохновенно повествовал о вчерашней тренировке. Корнуолец не перебивал его, по старому опыту зная, что проще дать Годрику выговориться, нежели заставить свернуть с намеченного пути. Надо признать, что и остальные присутствующие за слизеринским столом уже в какой-то степени свыклись с тем, что по выходным к их обособленной компании присоединяется рыжий гриффиндорец. Правда, в первый раз Малфой попробовал его спровадить, для начала поинтересовавшись, не принадлежит ли незваный гость к многочисленному семейству Уизли. Но Годрик юмора не оценил, и дальше дело не пошло.
Впрочем, надо отдать должное рыжеволосому юноше: за сам стол он не садился, по старой памяти считая его чем-то вроде «вотчины» своего друга. Однако это не мешало ему крутиться возле.
Внезапно Годрик замолчал, машинально откусив от пирожка – да так и замерев. Салазар, которого исчезновение звука удивило куда более, нежели его появление, поднял голову и посмотрел в ту же сторону, что и Гриффиндор.
В Большой Зал входила высокая девушка с русыми волосами длиною чуть ниже плеч. Ввиду выходного для на ней была не школьная форма, а обычная одежда.
Хотя… Маггловская – да, но вот обычная – вряд ли. Светло-сиреневый брючный костюм плотно облегал стройную фигурку, и блузка насыщенно-винного оттенка отлично подчеркивала цветущий облик девушки.
Годрик, медленно сползавший по колонне, наконец с трудом проглотил откушенный кусок и пробормотал:
- Это не она…
- Боюсь, что все-таки она, - в тон ему чуть слышно прошептал Салазар.
За полтора месяца жизни в двадцатом веке основатели видели маггловскую одежду не раз. Та же Гермиона периодически мелькала перед ними в джинсах, а летом – и в довольно легких маечках.
Но это все были люди двадцатого века. Это был их мир, и они жили по его правилам и традициям.
Однако они сами в чем-либо подобном?..
Неожиданно, странно, неприемлемо. Так вздрагивают, услышав от родителей словцо, сотни и тысячи раз слышанное в среде сверстников – будто прозвучала фальшивая, неестественная струна.
Взгляд Гриффиндора невольно скользнул вниз, туда, где светлые брючки обтягивали длинные стройные ноги. Годрик всегда считал Ровену очень красивой женщиной, но под длинным, свободно развевающимся платьем об этом можно было судить, не касаясь руками, лишь по лицу, точеным плечам, высокой груди да изящным кистям рук.
Слизерин смотрел выше, на волосы Ровены, которые теперь были раза в два короче его собственных. Его семья бережно хранила традиции, и длина волос была частью этих традиций. В каком-то смысле Салазар гордился своими глянцево-черным, густым и тяжелым хвостом, в котором каждый волос послушно ложился к другому. И не раз корнуолец чисто эстетически любовался толстой косой Ровены: в отличие от Хельги та не укладывала ее в прическу, и пушистый русый кончик спускался гораздо ниже поясницы.
Ровена улыбнулась ошарашенным юношам и прошествовала к столу Рейвенкло, где ее появление было встречено с радостью.
- Нам надо поговорить, - молодые люди втянули Ровену в пустой класс. Вблизи стало видно, что глаза и губы девушки аккуратно подведены.
- О чем? – Ровена выпрямилась, сложив руки на груди.
- Твой вид, - Салазар не стал скрещивать рук, ограждаясь от нее, но и не подходил слишком близко, настолько, чтобы давить на ее мнение. – Так ли это было необходимо?
Ровена задумалась. Она даже сделала движение, будто пыталась поймать кончик косы, чтобы машинально потеребить его – но косы больше не было.
- Можно отрастить… - вставил Годрик. – Хельга отрастила Аннис волосы в один момент, помнишь?
Девушка покачала головой.
- Нет, не стоит. Я же отрезала их вполне осознанно, не для чего-то, а просто потому, что мне так захотелось. Я вообще не понимаю, в чем проблема. Тем более, в чем
ваша проблема?
Годрик закусил губу. В конце концов, действительно, какое им дело? С чего Салазар так взъелся на Ровену? И очень даже мило она смотрится. Даже, по мнению Годрика, стало лучше, ибо прежняя царственность Ровены, бывало, его смущала – а тут она выглядит более… земной, что ли.
Однако у Слизерина на этот счет было другое мнение:
- Ты слишком вживаешься в образ, - негромко произнес корнуолец. – Мы здесь, если ты не забыла, вовсе не затем, чтобы слиться с местным населением. Ровена… Меня беспокоит даже не столько твой внешний вид – признаю, тебе действительно очень идет – сколько то, что ты изменилась. Ты стала другой.
Девушка вздрогнула и плотнее стиснула руки.
- Это мое дело, - чуть слышно вымолвила она.
- Хелена? – Салазар едва заметно приподнял левую бровь.
Ровена бросила на него гневный взгляд.
- Салазар Слизерин, это
мое дело!
- Хелене всегда не хватало мужской руки, - корнуолец мягко, почти вальяжно оперся спиной о стену. – Да и, если на то пошло, и женской тоже. За детьми нужно присматривать.
- Да как ты смеешь! – Ровена задохнулась от возмущения. – И если ты…
Годрик, зажмурившись, вклинился между ними. Не то чтобы он боялся – нелепо было бы предположить подобное – но уж больно роль миротворца оказалась для него непривычной. Обычно это Ровена с Хельгой разнимали их с Салазаром.
Слизерин неожиданно быстро сдался. Он выпрямился и сделал шаг к двери. Потом обернулся и негромко произнес:
- Ровена, ты знаешь, как я всегда тебя уважал. Ты умная – ты сможешь заставить себя разобраться в своих проблемах. Сможешь… Если захочешь. Очень советую тебе захотеть, - и с этими словами он вышел из класса.
Ровена бросила взгляд на Годрика, но тот лишь развел руками:
- Не понимаю, о чем он…
- А я понимаю, - вздохнула девушка. – И именно это мне не нравится.
Ровена вернулась к себе в башню. Мимо своих прежних покоев, где теперь находились комнаты профессора Флитвика, она прошла почти без сожаления. Помолодевшая основательница предпочла бы личное помещение, нежели общежитие со стайкой девушек, но твердо была уверена, что жить надо соответственно ситуации. Когда-то она закрыла для своей дочери ее покои – стоило той начать обучение – и точно так же Ровена считала нормальным для себя жить среди девушек-семикурсниц, раз уж сейчас она была одной из них.
В их комнате царила пустота – в выходной день все разошлись по своим делам. Если в гостиной еще оставалось несколько студентов, не решивших пока, куда податься, то в спальнях не было никого.
Ровена прошла в душевую и заставила себя посмотреть в зеркало. Салазар прав, она меняется. Причем, как ей самой кажется, не в лучшую сторону.
Далеко не все студенты с ее факультета оказались прилежными учениками. Кого-то, быть может, Ровена в свое время и отказалась бы обучать – хотя, надо признаться, подобного в прошлом не бывало.
Такое положение дел Ровену разочаровало, но она понимала, что люди все разные, и характеров куда больше, нежели те, что очертили они четверо. К тому же в их времена до школы добирались лишь те, кому действительно были нужны знания (и не важно, для каких именно целей), а сейчас, когда практически все юные волшебники Британии автоматически попадали в Хогвартс, об особой жажде познания говорить не приходилось. Да и правильно сказано было в одном из разговоров: когда-то к ним приходили относительно взрослые люди, уже решившие, чего хотят добиться в этой жизни, а здесь, в конце двадцатого века, учились всего лишь дети, у которых все было впереди.
Ровена вернулась в спальню и присела на краешек своей кровати. Она никогда не обладала такой же приспособляемостью к ситуации, как, скажем, Салазар. И вовсе неправда, что «дай ей новую книжку – и она будет счастлива в любом месте» - это все злая шутка того же Слизерина.
Но Хогвартс действительно был ее домом. И не потому, что когда-то принадлежал семье ее матери: Ровена уже давно привыкла считать замок их общим домом. Когда Салазар ушел, Хогвартс чего-то лишился. Ровена не поделилась этим ощущением с остальными, но понимала, что те чувствуют нечто подобное. Они вовсе не просто отстраивали замок из руин, не только отдали ему львиную долю своей магии – но и вложили по кусочку своей души. Ровена была готова поклясться, что частица ее сердца бьется где-то возле шпилей башен, на высоте орлиного полета. Точно так же она была уверена, что слышала, как бьются сердца остальных: в каждом дереве, в каждом листике – Хельги, вокруг стен замка огненным кольцом – Годрика… И из глубин, из самых недр, тихим журчанием водяных потоков – Салазара.
И эти кусочки, эти частицы, любовно и заботливо вложенные основателями в свое детище, бились до сих пор. Надо было лишь открыть свою душу – и тогда можно было услышать тихие шорох и перешептывание.
Ровена крепко обхватила свои плечи. Больше всего на свете ей хотелось быть своей для этого замка. Единение на высшем уровне, как правильно сказал Салазар – венчание, в самом его одухотворенном, самом светлом смысле.
Но Салазар был прав и в другом. Хелена действительно не давала покоя своей матери. Нет, она вовсе не пугала ее по ночам, они даже почти не виделись после Церемонии Распределения первого сентября. Только иногда промелькнет жемчужно-серый силуэт, и Ровена часто даже не знала, Хелена это или какое другое привидение.
Но дочь бередила сердце матери. Ровена долго раздумывала над услышанными словами и пыталась преодолеть душевное сопротивление.
Ведь тогда она действительно хотела устроить все как можно лучше. В конце концов, она же любила свою дочь!
Любила…
Ровена вздохнула. Конечно, смотря что вкладывать в этот смысл. Хельга обожала своих внуков, отдавая им все свое сердце. Годрик любил своих мальчишек, безмерно гордящихся таким отцом. И Салазар любил свою дочь, готовый исполнить любое ее желание, кроме тех, какие, как он считал, нанесут ей вред.
Ровена сделала все, чтобы вырастить из дочери достойную леди. Ей было чем гордиться: Хелена получила блестящее и очень разностороннее образование, и воспитание, достойное принцессы. Ровена зря беспокоилась, выйдет ли из нее хороший учитель – как преподаватель она оказалась вполне на своем месте.
Но была ли она хорошей матерью?
Сидеть неподвижно не было сил, и девушка, поднявшись на ноги, начала мерить спальню шагами. Она не могла думать о безопасности школы, постоянно отвлекаясь на мысли о дочери, но и, размышляя о прошлом, Ровена испытывала стыд, не выполняя возложенной на нее миссии!
Тонкие руки сжали виски. Надо было срочно что-то предпринять! Надо… решиться, наконец. Почему в теории всегда все так ясно и понятно, а как доходит дело до практики, у нее просто опускаются руки? Пока не подпихнешь ее в спину – шага не сделает!
Но это ее проблемы, и никто за нее их решать не будет.
И, в конце концов, недаром же она пошла на эту авантюру со сменой облика. Она ведь надеялась обмануть судьбу, показать ей, что она теперь другая, куда более уверенная в своих силах Ровена! Но, похоже, судьба знала ее куда лучше, чем девушка рассчитывала.
Да и вообще что-то неважно у нее на самом деле выходит с расчетами…
А что, если…
Ровена остановилась посреди комнаты, все еще запустив руки в ставшие такими непривычно короткими волосы.
А что, если она ошиблась и тогда, когда рассчитывала время их «воскрешения»? Может, им вовсе здесь не место? Ведь Дамблдор рассказал им о Пророчестве (мол, все равно о нем уже знают чуть ли не все заинтересованные и не очень лица) – и оно касалось того мальчика, Гарри Поттера. Что, если глупая, нелепая ошибка заставила их души, отказавшись от вечного покоя, пробудиться столь не вовремя и некстати? Неужели это она, Ровена, сама виновата в своих терзаниях – да еще и остальных втянула в это безумство?
Девушка без сил опустилась на ближайшую кровать. Это надо выяснить, и как можно скорее. Она обязательно… Пальцы изящных рук сплелись до боли. Она обязательно должна превозмочь себя. Нельзя вечно надеяться, что мужчины разберутся со всем сами. К тому же ей ведь всегда не нравилось такое положение дел? Вот и прекрасный шанс доказать, что она вполне способна распоряжаться своей жизнью сама!
И неважно, что доказывать вот уже несколько веков некому…
