ПроблемыОСТОРОЖНО: сопли с сахаром. Вы предупреждены.
К тому моменту, как Лили закончила свой рассказ, солнце уже начало клониться к западу. Оно теплыми рыжими полосами ложилось через открытое окно на ковер спальни семикурсниц Гриффиндора, подсвечивало янтарем занавески и путалось в распущенных волосах Алисы. Лили внимательно смотрела в глаза подруге, и читала в них удивление, смешанное с растерянностью, смешанное с непониманием, с чем-то таким, о чем Лили и вовсе предпочла бы не знать.
- Постой, ты сейчас это серьезно сказала? Я не понимаю: всего несколько дней назад ты уверяла нас с Хейли, что все слухи беспочвенны, что это всего-навсего «странные выводы», не так ли? А сейчас ты говоришь мне… Поверить не могу… Ты с ним спала?!
Звучит ужасно, подумала Лили, нервно теребя пальцами край подушки и чуть хмурясь. И кто ее только за язык тянул?
- Это все, что ты услышала из моего рассказа? – мрачно спросила она. Алиса выразительно приподняла брови. – Ну хорошо. Да, то есть, нет – мы просто уснули в этой комнате, черт, было пять утра! Это не главное…
- Не главное? – Алиса вскочила и начала прохаживаться по комнате, щурясь, когда поворачивалась лицом к солнцу. Все в ней: ее походка, ее отрывочные жесты и то, что она все время убирала челку с глаз, - говорило о том, что она в крайнем смятении. Видеть Алису такой было очень непривычно, и Лили не очень понимала, что такого страшного совершила. Правда, не понимала. – А что же, по-твоему, главное? Вы с Джеймсом Поттером спали в одной комнате! Просто спали! Ты говоришь это так, словно это само собой – сразу после свидания с Брайаном мчаться к Поттеру и… спать с ним. Можешь не рассказывать мне, чем он тебе так уж помогает, не нужно о курсовой – мне это не интересно, лучше скажи мне вот что: с каких это пор ты проводишь ночи с Поттером, которого ты ненавидишь, и почему Брайан не в курсе?
Лили вздохнула, повернувшись к окну, лишь бы не видеть пронзительную синеву ее глаз. Если быть честной, она с радостью бы заткнула сейчас уши, чтобы не слышать все это… всю эту правду. Смотрела некоторое время на колыхающиеся занавески, на расчерченный солнцем подоконник, и прислушивалась к доносящемуся снаружи смеху и визгу малышни. Оправдываться в ее случае просто бесполезно.
- Я его не ненавижу, - наконец пробормотала она. Алиса всплеснула руками.
- Ты просто невозможна! С каких это пор он стал таким замечательным?
- Веришь ты этому, или нет, но я думаю, мы очень сильно ошибались насчет него. Вернее, я ошибалась. Не понимаю, почему мы не можем общаться, как друзья?
- Я тебе скажу, почему, - очень спокойно отозвалась Алиса. – Потому, что он не смотрит на тебя, как на друга.
Лили отвернулась от окна и поймала ее цепкий взгляд. Алиса застыла посреди комнаты, тоненькая, прямая, словно тростинка, скрестив руки на груди и выжидательно глядя на нее. Лили показалось, что Алиса понимает куда больше, чем она хотела бы.
- Это все в прошлом.
- Брось, неужели ты сама в это веришь? Вы проводите чертову кучу времени вместе: ладно, он помогает тебе с курсовой, но после вы бегаете по замку ночью, рисуете карты, устраиваете пикники… Невинные забавы, конечно, и вы всегда вместе, и он всегда в дюйме от тебя, и ты уже настолько привыкла, что тебе не то, что не кажется это предосудительным – тебе ведь нравится, так, Лили? Он остроумный, обаятельный, неординарный – с ним интересно, он несерьезен, он просто как… отдушина в твоей скучной жизни, он позволяет тебе не думать о проблемах, или я ошибаюсь? И пока ты свято веришь в дружбу, он делает все, чтобы ты влюбилась в него, Лили. За все семь лет учебы я ни разу не слышала, чтобы у него кто-то был!
- Просто потому, что он не выставляет свою личную жизнь напоказ, и правильно делает, между прочим!
Алиса глядела на нее через комнату, чуть прищурившись, и молчала. Словно не зная, что еще сказать, как еще убедить свою непутевую подругу в очевидных вроде бы вещах. Лили очень неуютно чувствовала себя под ее взглядом, но старалась не отводить глаз. Господи, она рассчитывала совсем на другую реакцию! Алиса была эмоциональной и легкомысленной, но на самом деле, прекрасно умела отличать плохое от хорошего – может быть, поэтому разговор не принес долгожданного облегчения и уверенности, что она поступает правильно. Скорее даже наоборот.
- Возможно, - наконец обронила Алиса.
Лили стало еще хуже. Она вдруг подумала об Инессе.
- Мне нужно в библиотеку, меня ждет эссе по Трансфигурации, - сухо сказала Алиса, явно давая понять, что разговор окончен, и возвращаться к теме она не намерена. Лили наблюдала, как она собирает свои книги и свитки в сумку, и думала о том, зачем, черт возьми, она все рассказала? Вообще-то, с самого начала она планировала поговорить о Брайане, но, глядя в глаза подруге, сидящей напротив и вопросительно наблюдающей за ней, Лили не смогла выдавить из себя ни слова. Подумала, что не сможет так спокойно все рассказать. Она слишком запуталась в себе и в их отношениях, чтобы пытаться все объяснить еще кому-то. Кроме того – говорить, и даже думать о Брайане было больно.
С Поттером дело обстояло куда проще.
С каких пор он стал таким замечательным? Вопрос Алисы крутился в голове, не давая покоя.
Почему-то вспомнилось утро вторника, когда она, разбуженная громкими голосами, смехом и топотом сотни ног прямо у себя над ухом, проснулась в зазеркалье. Было странно; сначала Лили даже не поняла, где находится, огляделась, кутаясь в мягкий плед, пытаясь прогнать остатки сна. Взгляд упал на Джеймса: он спал рядом на ковре, положив под щеку ладонь, а другой рукой стискивал потертую диванную подушку. Взлохмаченный, помятый, в расстегнутой на верхние пуговицы рубашке и с развязанным галстуком набекрень. Ресницы чуть подрагивали, наверное, ему что-то снилось; нелегко было признавать, но он действительно выглядел очень милым, и Лили очень не хотела его будить, и если бы подсознание не закричало «Стоп!» Лили представила бы, каково было бы просыпаться рядом с ним каждое утро. Она знала, что это бред, но ее тело реагировало на эти мысли сотнями мурашек, и Лили ничего не могла с собой поделать. Когда она растолкала его, они подождали начала урока, чтобы все разошлись по классам, и только тогда вышли в опустевший коридор. Их медленные шаги отдавались в стенах пятого этажа приглушенным эхом. Солнце заглядывало в узкие стрельчатые окна, снаружи вовсю щебетали птицы, а Лили казалось, что ночь еще не закончилась, и странно гудела от недосыпа голова. Джеймс заявил, что пойдет спать в башню; он и правда выглядел усталым еще больше, чем она сама, и сонным, и теплым ото сна, и очаровательным. И Лили правда не знала, что ей со всем этим делать.
- И теперь я понимаю, почему твоя личная жизнь катится к гоблинам, – кинула Алиса, застегивая сумку. – Вот честное слово.
Лили с недоумением глянула на нее. Впрочем, удивляться нечему: Алиса не была бы собой, если бы молча ушла, оставив Лили наедине с мрачными мыслями. Если бы ушла, не добив.
Возможно, это было жестоко, как отрезать часть тела без анестезии, но в глубине души Лили прекрасно понимала, что Алиса права, и не видела смысла разубеждать ее и себя заодно. Неужели все так заметно? Они никогда не обсуждали своих парней, это была запретная тема, тема Х, но, видимо, Алисе не нужны были ее объяснения, она и так все видела.
И это было огромным облегчением.
- Мне через час нужно встретится с Брайаном, - сказала Лили, запоздало осознавая, что это звучит, как оправдание. Пытаться показать, что у них все хорошо, как раньше? Это глупо. Алиса бросила на нее короткий взгляд. – Я обещала помочь ему с практикой, скоро экзамен по колдомедицине.
Еще вчера Лили выслушала бы тонну шуточек на тему «Знаем-знаем мы эту практику», а сегодня Алиса промолчала, опустив взгляд и делая вид, что возится с застежкой на сумке. Лили вздохнула, спрыгивая с кровати и, решительно подошла к шкафу, рывком распахнув дверцы. Алиса замерла на пороге, глядя на переодевающуюся Лили с недоверием и нарастающим весельем в глазах, которое тщетно пыталась скрыть за суровостью нахмуренных бровей.
- Ну, и что ты делаешь? – наконец спросила она.
- Следую твоему совету: нарушаю свои правила, - отозвалась Лили, обернувшись.
Не стоит ждать, пока тебя кто-то спасет. Нужно спасаться самой.
- Черт, - выдохнула Лили, снова и снова дергая неподдающуюся ручку зеленой двери лазарета. Было почти восемь вечера, и в этой части замка было очень тихо; Лили понятия не имела, куда делась мадам Помфри, но если висевшее в холле объявление не обмануло, то занятие по практике закончилось около получаса назад, и у Лили это просто не укладывалось в голове. Брайан совершенно точно называл вчера время. Возможно, его изменили, и, само собой, ей никто не потрудился об этом сообщить, хотя они виделись днем.
Вообще, Лили была сильной, по крайней мере, она очень старалась быть такой. Сейчас же, привалившись спиной к запертой двери, она чувствовала себя всего лишь запутавшейся семнадцатилетней девчонкой, которой чертовски обидно, и которая не понимает, что делать и как себя вести.
Она бродила по пустому полууснувшему замку, не замечая, куда идет, автоматически сворачивая в нужную сторону: они тысячу раз были здесь. Тяжелый холодный лабиринт родных коридоров… как бы потеряться здесь, чтоб и не искали потом. Остановилась только, когда начали гудеть ноги – в каком-то закоулке на шестом или седьмом этаже, около открытого настежь окна. Подставила лицо холодному вечернему ветру и невидяще уставилась в густую неуютную синеву сумерек.
Лили с детства привыкла все держать в себе, твердо усвоив, что свои тайны лучше никому не доверять. Особенно, если это касалось мальчиков, особенно – в Хогвартсе. Даже Алиса многого не знала. А еще был Брайан, от которого у Лили тоже было полно секретов: слишком много было того, о чем она не могла с ним поговорить, и это давило на нее, как пудовая гиря. Он ничего не спрашивал о Джеймсе, но Лили была уверена на сто процентов, что он в курсе этих дурацких слухов. С каждым разом поводы для того, чтобы не встречаться с ней, становятся все надуманнее, скоро совсем отпадет необходимость что-то объяснять, но Лили всерьез не понимала, почему он не скажет ей все это в лицо, зачем весь этот цирк. Они же взрослые люди. Не важно, кто виноват в том, что происходит, полоса отчуждения росла и будет расти, и иногда по ночам, когда Лили оставалась одна, мысли взрывались необъяснимой, пугающей паникой. Она думала: а что чувствует Брайан? жалеет ли? так ли ему больно, или уже все равно? Больше всего ее пугало равнодушие, когда уже поздно, когда не достучишься. И еще Лили не верила в то, что это происходит с ними, до сих пор как-то не верила. Этого просто не может быть – они же идеальная пара. Они пока еще делали вид, что все нормально, но это не заставит проблему исчезнуть; они не говорили об этом, и у Лили не хватало духу первой завести разговор, возможно, просто потому, что она не знала, к чему это приведет.
Она очень боялась его отпускать.
Обида скручивала сердце в тугой узел, и каждая мысль о Брайане отдавалась в груди мучительными тянущими ощущениями, как будто кто-то просто вытаскивал из нее внутренности.
Алиса оптимистично верила, что все у них наладится. Едва Лили открыла шкаф, подруга и думать забыла про библиотеку и свои обиды, бросила набитую учебниками сумку у двери и принялась давать ценные советы, а затем и вовсе взяла дело в свои руки.
- Если и это не поможет – тогда уж я не знаю, что еще. Парням иногда нужно дать понять, кто рядом с ними, особенно, когда они начинают смотреть сквозь тебя. Поверь мне, ни один нормальный парень не останется равнодушным, увидев тебя такой. Им, увы, нужна не только твоя прекрасная душа, подруга.
- Хочешь сказать, обычно я выгляжу ужасно? – встревожено спросила Лили.
- Обычно ты выглядишь, как все. Помнишь, что я сегодня говорила тебе про юбки?
Лили нехотя кивнула, и непроизвольно потянула край алисиной юбки вниз.
- Оставь! – воскликнула Алиса. – Она сидит именно так, как должна.
- Чувствую себя по-дурацки, - заметила Лили, критически рассматривая свое отражение. – Это не я.
- Это ты, и ты совершенно восхитительна, - весело отозвалась Алиса.
Лили бросила еще один взгляд в зеркало. Очень, очень короткая юбка. И облегающий свитер, вырез которого здорово подчеркивает все то, что раньше пряталось за воротниками.
- Не знаю, зачем ты скрываешь такие ноги… - добавила Алиса. – Ты хотя бы не ходячий скелет, как я, на тебе все смотрится в тысячу раз лучше.
- Замолчи, - Лили слегка улыбнулась. Возможно, Алиса была права.
Только теперь это никому не нужно.
Она рассматривала свое отражение в оконном стекле. Рассыпавшиеся по плечам волосы, подсвеченные зыбкими золотыми бликами от зажегшихся факелов. Алиса умела делать потрясающие прически, но все, на что Лили согласилась сейчас – это легкие естественные завитки, простое заклинание, одно из тех секретов алисиной красоты, которым Лили так и не научилась. Она повела плечами, и несколько медных прядей послушно соскользнули с них. Свитер глубокого синего цвета, вылепливающий тонкую фигурку – не такую хрупкую, как у Алисы, но тоже вполне ничего. Черная юбка, совсем не прикрывающая ноги. Бледная кожа, веснушки, появившиеся вместе с первым солнцем. Синеватые круги под глазами из-за переживаний. Она нравилась себе сейчас, и подумала, что было бы здорово выглядеть так каждый день… только она вряд ли на это решится. Куда привычнее – свитера под горло, собранные в хвост волосы, и удобные юбки по колено.
- Ты решила промерзнуть до костей?
Лили подскочила от вкрадчивого голоса, и резко развернулась, уткнувшись взглядом в подошедшего Джеймса. В спину подул промозглый ветер из открытого окна, играя с волосами. Он смотрел на нее, прищурившись, оценивающе, взгляд темных глаз скользнул по юбке, свитеру, и остановился на лице.
- Ты меня напугал, - осторожно ответила Лили. – Что ты здесь делаешь?
По правде говоря, он выглядел так, будто шел на свидание: расстегнутая светлая рубашка поверх темно-синей футболки, черные брюки; Джеймс казался спокойным и расслабленным, а глаза светились каким-то особенным светом. Лили поймала себя на том, что рассматривает его чуть дольше, чем положено друзьям, ища доказательства того, что он направляется к Инессе.
- Ты будешь смеяться, но я иду в библиотеку, - он усмехнулся, показывая книгу, которую держал в руках. – Но ты отвечаешь вопросом на вопрос.
Лили вздохнула и снова отвернулась к окну, подумав, что кто-то там, наверху, наверняка просто издевается над ней. Джеймс подошел и стал рядом, с легкой улыбкой глядя на ее отражающееся в стекле лицо, едва освещенное тусклыми бликами факела. От него пахло той же горечью, и еще колючим морозом. Лили поежилась.
- Я замораживаюсь, - сообщила она. – Это почти как анестезия.
- Все так плохо? – в его голосе не было ни капли сочувствия, только тщательно скрываемые нотки веселья. В другом месте, в другое время Лили бы обязательно завелась, но сейчас даже не было сил злиться. Он считает ее переживания ерундой; возможно, она и правда просто слишком накрутила себя обдумыванием Проблемы Брайана. Джеймс с вежливым ожиданием смотрел на нее, барабаня пальцами по подоконнику. Лили видела, что он занервничал, и ей казалось, что она догадывается, из-за чего.
- У тебя бывают такие дни… ну совсем паршивые? – тихо спросила Лили.
- У меня бывали паршивые годы, Лил, - отозвался он. Лили вскинула взгляд, и Джеймс негромко рассмеялся. – Шутка. Что стряслось?
- Все сразу.
- Нас с тобой кто-то сглазил, я отвечаю, - серьезно сказал Джеймс, устремив тяжелый мрачный взгляд в темноту. Лили смотрела на него снизу вверх, тщетно пытаясь угадать, о чем он думает. Почему-то рядом с Джеймсом было спокойно, от него не требовалось даже ненужное сочувствие, ему не нужно было ничего рассказывать и объяснять. Внезапно он опустил голову, поймав ее взгляд, и она заморгала.
- Не хочешь прогуляться до библиотеки?
Лили, не задумываясь, кивнула, оправдывая себя тем, что давно уже собиралась посмотреть, как выглядит сушеная трава аконита. Вполне себе веская причина.
До пасхальных каникул оставалось всего два дня, и, пока Джеймс и Лили спускались в библиотеку, они успели обсудить свои планы. Еще неделю назад шумная орава выпускников со всех факультетов решила не разъезжаться по домам, а остаться, нагуляться, надышаться хогвартским воздухом, насладиться школьной атмосферой – как будто это могло что-то изменить. Лили раздражало то, что все так бояться повзрослеть, взглянуть правде в глаза, так опасаются того, что их ждет там, за стенами надежного родного замка. Учителя умилялись на самый патриотичный выпуск за всю историю Хогвартса, а Лили мрачнела день ото дня, каждое утро за завтраком просматривая тревожные заголовки газет. И она была не одна такая, просто кто-то предпочитал закрывать глаза и прятаться в свои уютные раковины.
Впрочем, у нее были свои причины не рваться домой, и она тоже оставалась, не собираясь никому ничего объяснять; Джеймс предложил совершить «набег» на лабораторию прямо во время каникул, не откладывая, и в этом Лили тоже видела свои плюсы: у нее будет время спокойно сварить зелье и начать, наконец, оформлять курсовую, до которой пока так и не дошли руки.
В последний день перед каникулами, то есть, уже завтра, должна будет состояться традиционная вечеринка у Слизнорта, сбор «клуба Слизней» - отвратительное название, но Лили с горькой иронией думала, что оно подходит как нельзя лучше. Теперь она уже сомневалась, будет ли у нее пара, Джеймс этот вопрос вообще не затрагивал; всю дорогу он ныл, как ему не хочется туда идти.
- Отец убьет меня, если я буду игнорировать Горация, - нехотя сказал он. – Не удивлюсь, если он завтра и сам нагрянет – вдруг Слизнорт устроит все с таким же размахом, как в прошлый раз? В общем, Лили, придумай мне причину не ходить туда, и я расскажу тебе, кто пустил слух о том, что ты не носишь белья…
- Что? Не было такого слуха, - рассеянно ответила Лили, явно думая о чем-то своем.
- Будет, если ты мне не поможешь.
- Ради Мерлина, Джеймс! Сделай так, как поступают все: соври, придумай что-нибудь.
- Ты врешь своему отцу? – спросил Джеймс, Лили в ответ с легкой улыбкой приподняла брови. – Хорошо, но мой – ходячая сыворотка правды…
Он толкнул тяжелую дверь библиотеки, пропуская Лили внутрь.
Библиотека была почти пуста, и Лили порадовалась, что можно избежать любопытных взглядов, на которые у нее уже, кажется, аллергия. Они прошли напрямую через зал, миновали несколько рядов книжных стеллажей до отдела Травологии, и, когда Лили занялась поисками аконита, Джеймс, сверкнув ножом Сириуса, отправился в Запретную секцию – возвратить книгу он мог только таким способом. Благо, мадам Пинс мирно посапывала за стойкой прямо на своих бумагах.
Лили не заметила, когда он вернулся. Она сосредоточенно просматривала толстый справочник, примостив его на подоконник: света, проникающего сюда сквозь стеллажи из зала было слишком мало, а лампу она не захватила. Распущенные волосы щекотали шею, но Лили некогда было думать об этом. Она рассеянно водила по найденной картинке самыми кончиками пальцев, словно ощущение шершавого листа поможет лучше запомнить нарисованный аконит. Тишина библиотеки снова давила на нее; где-то в читальном зале шелестели страницы, но что-то было не так. Лили нахмурилась и, случайно подняв глаза, увидела отражение Джеймса в оконном стекле.
Он стоял позади нее, расслабленно привалившись к стеллажу с книгами, засунув руки в карманы джинсов, и наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки – Мерлин знает, как долго. Темные штрихи ресниц скрывали выражение его глаз. Лили замерла, прищурившись и глядя прямо в его глаза: у Джеймса было лицо довольного кота, добравшегося, наконец, до сметаны, и ничего хорошего это не предвещало. Он медленно подошел, а она так и не смогла двинуться; заглянул ей через плечо, застав ее врасплох:
- Кажется, я его где-то уже видел… - задумчиво пробормотал он, и его горячее дыхание обожгло нежную кожу на шее. Лили не дрогнула, даже не пошевелилась, но сердце забилось где-то в горле, а из головы разом выветрились все связные мысли, кроме одной.
Он не торопился отходить, делая вид, что внимательно рассматривает картинку, а сам стоял близко, слишком близко. Взлохматил волосы одной рукой, как делал всегда – но разве раньше этот простой жест вызывал столько эмоций? Постоял, задумавшись. Лили, опустив глаза, делала вид, что занята разглядыванием нарисованного аконита, будь он неладен, делала вид, что не замечает возникшего между ними напряжения, не замечает, как Джеймс украдкой бросает на нее взгляды через стекло; делала вид, что пальцы, касающиеся шероховатой страницы, не подрагивают – ровно до того момента, как его горячая сухая ладонь не накрыла ее дрожащую руку. Лили показалось, что пол уходит из-под ног.
Она медленно повернулась, чувствуя, как тревожно и томительно сердце бьется о ребра, прищурилась, снизу вверх напряженно изучая его лицо. От показной расслабленности Джеймса не осталось и следа; он сглотнул, не отрывая от нее взгляда, и Лили вдруг подумала, что никогда не замечала, какие у него глаза – гипнотизирующие, утягивающие в свою бесконечную черноту; глаза цвета жженого сахара, цвета невыплаканной горечи. Он смотрел на нее совсем как тогда, в феврале, когда они последний раз разговаривали об их отношениях: внимательно, пытливо, чуть хмурясь, боясь спугнуть, пытаясь понять, все ли правильно делает. От его внезапной близости кружилась голова и было трудно дышать.
- Они думают, что у нас роман, - зачем-то сказала Лили. Непослушные пальцы вцепились в край подоконника позади нее. Джеймс протянул руку и заправил ей за ухо выбившуюся рыжую прядь. Неуверенно коснулся ее лица. Провел костяшками пальцев по нежной коже щеки, спускаясь ниже, к шее, к ямке между ключицами. Лили опустила ресницы, коротко вздохнув, чувствуя, как от напряжения взрывается тело.
- Но ведь это не так, - хриплым шепотом отозвался Джеймс, и шагнул еще ближе, своим телом загораживая ее от мира.
- Нет.
- Ты ведь меня ненавидишь.
- Да, - Лили подняла лицо, вдруг оказавшееся слишком близко с его. – Терпеть не могу.
А потом были его напряженные плечи, его приоткрывшиеся губы, его сводящий с ума горьковатый запах. Были ее запутавшиеся волосы, подставленная жадным поцелуям шея и непроходящие сладкие мурашки между лопаток. Кровь в ушах шумела так сильно, что заглушала все остальные звуки, все мысли, голос рассудка; из всех чувств осталось лишь слепое желание чувствовать его. Этот взрыв неудержимой страсти сначала ошеломил и напугал ее, а потом зажег в ней ответный огонь, опаляющий нервы и испепеляющий последние остатки разума. Она подняла руки, запуская пальцы в его волосы, и это стало последней каплей: Джеймс легко подхватил ее за талию и посадил на низкий подоконник, шагнув навстречу. Притянул ее за бедра как можно ближе, будто сорвался, получая все то, чего так долго был лишен. В том, с какой силой он стиснул ее руки, была беззащитность и смятение отчаяния, словно эти мгновения наедине могли оказаться последними в их жизни.
Для такого хрупкого на вид сложения Джеймс был очень силен, и когда он еще сильнее прижал ее к себе, Лили почувствовала, как под ее руками на его спине заходили мускулы. Она замерла, когда вдруг пальцы Джеймса осторожно коснулись горячей полоски кожи под ее тонким свитером. Болезненным спазмом свело живот.
А потом все быстро и нелепо закончилось: в проходе раздался грохот, и Лили вскинула неестественно блестящие глаза. Алиса ошеломленно смотрела на них, а у ее ног в беспорядке лежали книги. Пробормотав извинение, она пулей вылетела вон.
Секунду спустя Лили уже смущенно одергивала свитер, ее ощутимо трясло. Зацелованные губы, растрепавшиеся волосы; Джеймс, кажется, еще не пришел в себя и не совсем понимал, что произошло, иначе ни отпустил бы ее сейчас ни за что. Он выглядел растерянным, застегивая почти сорванную рубашку, он тяжело дышал, а взгляд все еще был затуманен.
На следующее утро Алиса дождалась, пока обитательницы спальни номер восемь отправятся на завтрак, и заявила Лили, что им нужно серьезно поговорить. Лили поджала губы: она не собиралась никому ничего объяснять и оправдываться даже перед Алисой, ее бесила сама мысль о том, что ее собираются подвергнуть допросу. Это ее личная жизнь, даже если она и сама не совсем понимает, что в ней происходит.
Ночью Лили долго не могла уснуть, вспоминая его руки, губы, и пытаясь найти причину такому внезапному срыву. Лили думала, что свою роль сыграло и пресловутое «нельзя». Им с Джеймсом нельзя было этого делать, нельзя было подтверждать дурацкие слухи о том, что они встречаются, но тогда Лили казалось, что нет ничего более естественного, чем целоваться с Джеймсом Поттером за пыльными стеллажами библиотеки.
- Поверить не могу, что говорю тебе это, но, кажется, у тебя отказали тормоза, Лили, - начала Алиса, стоя напротив нее с выпрямленной спиной и скрещенными на груди руками – совсем как вчера, само воплощение богини возмездия.
- Думаешь, я не психую по этому поводу? – горячо сказала Лили. – Думаешь, я не считаю это проблемой?
- Проблемы появляются, когда начинаешь относится к этому серьезно, когда появляются эмоции, понимаешь?
Лили опустила глаза, на это ей нечего было ответить. Когда-то Алиса сказала ей, что нужно целоваться только с тем, кто не выходит у тебя из головы; Лили могла себя поздравить: это было единственное правило, которое она не нарушила вчера. Она слушала в пол уха; Алиса говорила что-то о Брайане, об Инессе, она жестикулировала, махала руками и пыталась ей что-то втолковать, но Лили ловила только обрывки фраз: ей действительно не было интересно.
- Не собираюсь читать тебе мораль, Лил, но…
- Но ты считаешь, что я поступаю, как свинья, целуясь с Поттером и отбирая его у ни в чем неповинной Инессы? – Лили повысила голос, чувствуя, как закипает. - Какая еще Инесса, о чем ты? Ведь он тоже этого хотел!
- Дело не в том, как поступил он и ты, дело в том, что ты собираешься теперь делать. Ты ведь сама не знаешь, чего хочешь, верно, Лили? Ты же еще вчера вечером убивалась по Брайану. А Инесса без ума от Джеймса, это правда, и если он на самом деле не нужен тебе, не пора ли повести себя по-взрослому и не тешить самолюбие, а, Лил? Ты же никогда не играла с чувствами других людей. Что изменилось? Что с тобой произошло?
Лили смотрела на нее во все глаза, не в силах поверить в услышанное. Так вот значит, что, вот как это выглядит со стороны. Алиса считает, что это просто игра. Что Лили просто спятила, мороча голову двум парням одновременно.
- Я не хочу, чтобы ты лезла в это дело, - отчеканила она.
В спальне повисла гробовая тишина. Алиса молча смотрела на нее, и в потемневших синих глазах отражалось столько эмоций, что Лили испугалась, но на лице подруги не дрогнул ни один мускул. Она с нарочным спокойствием взяла свою сумку, и повернулась, чтобы уйти.
- Ради Мерлина Лили, но потом пеняй на себя, - тихо и зло сказала Алиса, и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Лили услышала, как, ударившись, жалобно звякнула цифра восемь.
За завтраком Лили появилась позже всех, усевшись между Сарой Митч и Греем Гарнером в самом конце стола, подальше от людей, которых сейчас хотелось видеть меньше всего. Из огромных окон лился яркий утренний свет, зачарованный потолок радовал глаз глубоким синим цветом, отовсюду слушался смех, звяканье приборов и негромкие голоса. Лили старательно не поднимала глаз, молча поглощая яичницу, и пытаясь выбросить из головы назойливые мысли. Она рассчитывала быстрее сбежать, но не тут-то было: когда все доели, со своего места поднялся Дамблдор, и разговоры в Большом Зале разом стихли.
Лили скользнула взглядом по преподавательскому столу, отвлекаясь от мрачных размышлений. МакГонаггал, сидящая по правую руку от Дамблдора, нахмурилась и сжала губы в тонкую ниточку. Профессор Синистра встревоженно оглядывала студентов, взгляды которых были обращены на директора; профессор Флитвик маленькими пальчиками взволнованно барабанил по столу, подрыгивая от нетерпения, и даже на лице всегда жизнерадостного Слизнорта отражалось крайнее смятение. Лили переглянулась с Сарой, та ответила ей выразительным взглядом.
- В свете последних событий, - говорил Дамблдор, оглядывая Зал серьезными синими глазами за стеклами очков-половинок, - администрация Школы приняла решение, что все студенты, у которых есть такая возможность, на пасхальных каникулах должны покинуть Хогвартс.
Его властный голос прозвучал, как гром среди ясного неба. Большой Зал взорвался гулом удивленных и возмущенных голосов, Дамблдор терпеливо ждал, пока все успокоятся. Лили неосознанно повернулась и отыскала среди однокурсников Джеймса, встретив взгляд изумленных и встревоженных черных глаз, и поняла, что думают они об одном и том же.
