Глава 7Глава 7.
Первый снег выпал только в середине октября. Женевьев равнодушно наблюдала за возней студентов на школьном дворе, играющих в снежки и строящих кособоких снеговиков. На Астрономической Башне было холодно, и она дрожала так, что даже прикурить сигарету удалось только с пятого раза. Приметив чуть в стороне от остальных студентов группу слизеринцев, девушка облокотилась на парапет и вгляделась в лица студентов. Надменная физиономия Рабастана заставила Джеки брезгливо поморщиться. Она стояла, курила и наблюдала за своей будущей жертвой, лениво прикидывая план его скорейшего убийства.
За прошедшее время Женевьев успела смириться с тем, что ей предстояло сделать. Конечно, никто не заставлял ее идти на это, но девушка сама для себя решила, что будет убивать. Ночами ей снились отрывки из жизней Энн или Гермионы. И чаще это были воспоминания о послевоенном времени… об издевательствах, насилии и унижении. Память Гермионы оказалась ценным кладезем различных знаний – от рецепта фирменного пирога миссис Уизли до пыточных заклятий экстра-класса. Да, война заставила эту хрупкую девушку заняться изучением Темных Искусств, о чем она даже не помышляла, будучи ученицей Хогвартса.
И Женевьев хотела отомстить за Гермиону Грейнджер. За юность, омраченную страхом и потерями, за любовь, уничтоженную войной, за жизнь, которую разрушили ублюдки, возомнившие себя повелителями мира.
- И начну с тебя, Рабастан, - вслух прошептала Джеки, докуривая сигарету и внимательно глядя на темноволосую макушку слизеринца-шестикурсника.
Сириус нашел ее в пустом коридоре на восьмом этаже. Женевьев даже удивилась – этим коридором пользовались настолько редко, что даже Филч пренебрегал своими обязанностями и не следил за чистотой здесь. Девушка считала, что это идеальное место для того, чтобы побыть в одиночестве, расслабиться и подумать. Увы, ее расчеты оказались неверными.
- Твоя Флоренс рыдает пятью этажами ниже, - глядя на падающий за стеклом снег, сказала Женевьев подошедшему гриффиндорцу, - ей ты нужнее.
- Не думаю, - Сириус присел на подоконник рядом и внимательно всмотрелся в лицо девушки, - она плачет из-за того, что мы расстались.
- Опять? – с иронией спросила Женевьев.
- Опять, - Блэк положил ноги Джеки себе на колени и немного развернулся, устраиваясь поудобнее, - на этот раз окончательно.
- А она об этом знает?
- Не дура, догадается.
- Зачем пришел? И как умудрился меня найти?
- Мимо проходил, - криво усмехнувшись, Сириус провел ладонью по ноге Женевьев, затянутой в темные джинсы, - слышала, директор предложил конкурс красоты среди старших курсов устроить.
- Да? – рассеяно отозвалась девушка, - и что?
- Тебе совсем не интересно? – удивленно поинтересовался парень, - не хочешь блеснуть красотой и все такое…
- Нет, - Женевьев пожала плечами и, наконец, взглянула на парня, - мне это не надо.
Блэк внимательно смотрел в лицо девушке, а потом согласно кивнул.
- Ну да, ты права. Все и так знают, что ты самая красивая девчонка в школе. Нарцисса – бледная моль, хотя ее выдвигают от шестого курса Слизерина. От нас идет Эванс… С Равенкло – Флоренс, с Хаффлпаффа… такая смешная девчонка с зелеными глазами. Но все ждут, что ты подашь заявку на участие.
- Пусть и дальше ждут, - Женевьев снова подала плечами, - я знаю, что я красива, но это мне жизнь только усложняет.
Она вспомнила навязчивые приглашения Розье в Хогсмид и не сдержала гримасы отвращения.
- Странно, остальные тебе завидуют.
- Пойми, Сириус, я… - она не договорила и лишь покачала головой, неожиданно горько усмехнувшись.
Вся ее жизнь была построена на двух правилах – не лезть в чужую жизнь и не позволять другим лезть в свою. Ее родители и старшие братья и сестры только удивлялись тому, что за ребенок растет в их дружной, большой семье. Женевьев отличалась замкнутостью, презрением к общественным ценностям и моралям, непробиваемым цинизмом и равнодушием к окружающим. Она признавала наличие таких вещей, как любовь и дружба, но неизменно считала, что прекрасно обойдется без этого. В ее мире все было просто: она по одну сторону баррикад, другие – по другую. А те, кто был не согласен с таким положением вещей, могли валить на все четыре стороны. И совершенно неожиданно случилось это – чужая память и чужие жизни, так скоро ставшие для Женевьев чем-то большем, чем набор отрывочных воспоминаний. Она думала о том, что эта Гермиона могла бы стать отличной подругой и каждый раз, вспоминая о том, что ей пришлось пережить, приходила в ярость… Никогда раньше Женевьев Регинлейф не думала о другом человеке так – переживая и страдая от невыносимой боли… Так, словно Гермиона Грейнджер – маглокровная волшебница из будущего, была ближе всех ей в этом мире.
И Джеки было больно думать о том, что кроме не существующей в этом времени девушки, она ни к кому не испытывает каких-либо чувств.
- Что я должен понять?
Она вздрогнула, сообразив, что Блэк все это время ждал продолжения ее слов. Покачав головой, Женевьев отвернулась к окну.
- Неважно, Бродяга. Все равно, это махровая ерунда, и я не собираюсь тратить свое красноречие на объяснение элементарных истин.
- Например, таких как сообщение о том, что тебе на все глубоко плевать, - Блэк хмыкнул, - спешу заверить, мне это хорошо известно.
- Молодец.
- А я?
- Что ты, - непонимающе посмотрела на гриффиндорца девушка.
- На меня тебе тоже наплевать?
Она долго всматривалась в серые глаза Сириуса, стараясь решить для себя этот сложный вопрос. Здесь и сейчас у Женевьев не было никого, ближе Блэка. Но и это было не навсегда… Вздохнув, она откинулась назад и неопределенно ответила:
- Не знаю.
