Наследие Пандоры. Часть 2Погоня за ночной кобылой
Хогвартс. Запретный лес. Малфой-Мэнор. Зима, 4 курс
Я стоял над лежащим на полу без сознания Роном Уизли, и мысленно клял всё, что раздражало меня в последнее время: всеобщее романтическое помешательство, слёзы подруг – либо из-за того, что объект любви пригласил на бал другую, либо из-за моей неминуемой и скорой смерти (несомненным признаком которой кое-кто счел моё неважное самочувствие), невосприимчивых к юмору гриффиндорцев, разжиревших соплохвостов, и, в особенности, то, что мне всё это приходилось терпеть.
Теперь ко всем этим прелестям добавилась ещё одна проблема. Надо же было так случиться, что Рональда Уизли неведомым ветром занесло в тот же малообжитый коридор Хогвартса, что и меня с неизменными спутниками Пэнси, Крэббом, Гойлом, и присоединившейся к нам Шанталь. Потом мне не посчастливилось припомнить одну обидную цитату из Риты Скиттер, и озвучить её. Пэнси угораздило развить тему. Уизли – побагроветь, выхватить палочку, и попытаться заколдовать Пэнси. Меня – моментально среагировать останавливающим заклятием. Шанталь – помочь чем-то ещё… Как известно, пересекшиеся заклинания могут дать непредсказуемый эффект. В итоге мы имели оглушённого Уизли, который по приходе в сознание мог подкинуть совершенно любой сюрприз, и перспективу быть пойманными или на месте преступления, если бы кто-то из учителей надумал свернуть в нехоженый коридор, или позже – когда рыжий расскажет о случившемся с ним.
- Драко, может, не стоило его так? – с сомнением произнесла Пэнси.
- Можно подумать, я специально, - фыркнул я. – Когда он очнётся, у нас будут проблемы, причем не с профессором Снейпом.
- И что делать? – Крэбб с Гойлом переглянулись и задали вопрос хором.
- Можно подправить ему память. Но я не уверен, что после этого у него не начнётся мозговое расстройство…. И не надо мне говорить, что ему давно уже нечего терять! – прервал я собравшуюся съязвить Паркинсон. – Есть ещё вариант отлевитировать его до озера и скинуть в прорубь, пока никто не увидел. А если серьёзно, то я понятия не имею! Соплохвосты бы побрали этого дурацкого Уизли…….. – от злости я пнул рыжего ногой.
- Думаю, стоит рискнуть, - голос Пэнси был довольно решителен. – Подправить память, и пусть себе валяется…
- Можно ему ещё в руки бутылку из-под вина дать, - подал идею Гойл. – У нас с Крэббом, кажется, осталась пустая.
- И очень зря она у вас осталась, - огрызнулся я. – Попадётесь, выкручиваться будете сами. Ладно, всё. Перетащим его ближе к вон тем рыцарским доспехам, и сделаем вид, что они на него и упали. А сейчас… Обливиэйт.
Серая струйка ничем не пахнущего дыма поднялась от виска рыжего и втянулась в мою палочку. Благо, стирать настолько недавние и короткие воспоминания было совсем не сложно.
- Так лучше, - меня удовлетворил результат. – Надеюсь, без последствий. Крэбб, Гойл, перетащите его, разложите доспехи, только без грохота, и уходим отсюда. Ах, да. Стукните его по голове – должна быть шишка. Только аккуратно! Появление мертвеца объяснять будет сложнее!
- Бедный Уизьли, - смеялась Шанталь, когда мы покинули злополучный коридор. – Мне его почти жаль! Он, быть может, родственник для ваш Невилль?
- Да кто же его знает, когда-то был вроде чистокровным, так что, может, и родственник, - усмехнулся я. Стараниями Пэнси, и теперь уже частично и моими, Шанталь была неплохо посвящена в хогвартскую обстановку, а местных героев знала в лицо и по именам, во многом поддерживая наше к ним отношение.
- Полукровка? – не поняла француженка.
- Да нет, к сожалению, и даже не магглорожденный, - вздохнул я. – Будь он полукровкой, я бы понял, почему у него мозги тоже половинчатые….
Шанталь вдруг вспыхнула, и ускорила шаг, ничего мне не ответив.
- Что это с ней? – недоуменно спросил я у Пэнси.
- Я тебе давно пытаюсь намекнуть, а ты никак не поймёшь, - раздражённо зашептала подруга. – Шанталь полукровка, и очень из-за этого переживает. И боится, что наш Мариус относится к происхождению так же, как ты, и на неё даже не посмотрит.
- Я нормально отношусь к полукровкам, - я пожал плечами. – Просто они во многом проигрывают нам. Ну хорошо, буду иметь ввиду..
Выбраться ночью из спальни перестало представлять для меня сколько-нибудь значимую проблему. Если раньше меня даже в анимагической форме трясло от страха быть пойманным, то теперь подобные выходки лишь бодрили, и я рисковал в один прекрасный момент потерять всякую осторожность. И судя по тому, что мы задумали с Пэнси на сей раз, до этого мгновения было уже недалеко.
Никем не замеченный, я выскользнул из замка в образе горностая. На улице скрываться было ещё проще, чем в стенах Хогвартса: белый мех сливался со снегом, делая меня почти невидимым.
Аргус Филч прохаживался по главной дорожке, сметая с неё снег. Похоже, завхоз страдал не только чрезмерной ответственностью, но и бессонницей. Я, осмелев, проскользнул практически под самым его носом - к счастью, миссис Норрис поблизости не было. Должно быть, кошка не любила снег, и предпочитала бдеть за учениками в тепле замка.
На опушке Запретного леса стояла Пэнси, держа под уздцы двух лошадей, белую и чёрную. От удивления я открыл рот, чуть было не подавившись снегом, находящимся слишком близко от моей мордочки. Но, прежде, чем перекинуться, я подобрался поближе к Пэнси, быстро вскарабкался по мантии на плечо к девушке и ткнулся ей в щёку носом.
- Ай! – вздрогнула она, а потом рассмеялась: - Драко! Щекотно!
Она скинула меня на снег, и только тогда я превратился в самого себя.
- Пэнси, как?... – только и смог сказать я, восхищённо глядя на красивых скакунов, потряхивающих ушами, когда на них падали снежинки.
- Подарок к Рождеству, - улыбнулась Паркинсон.
- С ума можно сойти…но как это возможно? Как они попали сюда? И где ты их держишь?
- Здесь, - она показала небольшую картонную коробку. – Они не настоящие. Только для недолгих прогулок. Потом исчезают. У меня их всего десять штук.
- Не верю своим глазам, - я на мгновение зажмурился. – И не жалко тебе тратить такое сокровище на нынешний случай? Ещё неизвестно, чем всё обернётся….
- Не жалко, - глаза Пэнси весело блестели. – Ты ведь сказал, что мечтаешь прокатиться верхом. Я решила ускорить это событие. Выбирай, какая тебе больше нравится – и не будем терять времени!
- Я был неправ. С ума сходить дальше уже некуда. Ночью, в Запретном лесу, верхом… Пэнси, ты абсолютно сумасшедшая. Я тоже. И я тебя люблю, - от восторга я был готов подхватить подругу на руки и закружить. – Я возьму белую.
Конские копыта взметнули вихрь белых снежинок, и волшебные лошадки стремительно полетели над сугробами. От быстрой скачки капюшоны мантий слетели с наших с Пэнси голов, и холодный ветер свободно трепал наши волосы.
Мною завладело ощущение нереальности происходящего. Искрящийся, почти голубой в лунном свете снег, морозное покалывание на щеках, мелькающие по обе стороны чёрные деревья…. И снова я совершенно не мог соотнести понимание того, насколько опасен Запретный лес с тем, что на самом деле видел вокруг.
Устав от быстрой скачки, мы придержали лошадей, и теперь они медленно ступали по нетронутому снегу, как ни странно, почти не проваливаясь в него.
Вдруг дорогу нам пересёк чёткий след конских копыт. Неподкованных.
- Кентавры, - сказала Пэнси, останавливаясь. – Я боюсь. Давай повернём назад.
- Мелковаты для кентавра, - возразил я, только чтобы её успокоить. – Скорее, единороги.
- А там что?! – воскликнула Паркинсон, указывая рукой на что-то небольшое и тёмное, лежащее у куста по другую сторону от незнакомого следа.
- Diable… - тихо ругнулся я, приглядевшись, и узнав пушистую шаль Леоны, на которой лежала ещё и школьная сумка с гербом Бобатона. – А где они сами?
- Смотри! Тут второй след, человеческий, - Пэнси соскочила с вороной, и теперь рассматривала невидимый мне с моего места след на снегу.
Я последовал примеру подруги, и спешился. Затем подошёл к сумке и открыл её, достав первую попавшуюся тетрадку, чтобы посмотреть имя владельца.
- Это Шанталь, - произнёс я вслух. – И Леона?....
- И они пошли по этому следу, - сообщила Пэнси.
- Едем за ними, - решился я, запрыгивая в седло.
- Ты что?! Зачем?!
- Если им хватает ума так рисковать, то я тебе без всякого хрустального шара Трелони скажу, что в неприятную историю они попадут с минуты на минуту. Если только уже не попали. Посмотрим, что и как, и если надо, отправимся за помощью.
Дав шпоры коню, я закусил губу. Не знаю, чья судьба волновала меня настолько, что я решил сам полезть в пасть василиску, вместо того, чтобы пройти мимо и сделать вид, что я не видел никаких сумок, следов и шалей. Почему-то у меня было чёткое ощущение, что я должен последовать за неведомой лошадью и двумя сумасбродками.
Деревья редели, зато торчащие из-под снега кусты становились гуще. Снежная тропа с чёткими отпечатками копыт лошади и женских сапожек, однако, не терялась среди них.
- По-моему, мы едем в болото… - сказала Пэнси – и оказалась права.
Вскоре мы увидели то, что искали.
Потрясающей красоты вороная кобыла легко ступала по снегу, оставляя те самые следы неподкованных копыт. Чёрная, лоснящаяся, она ярким пятном выделялась на белом снегу. Шикарная грива струилась по атласной шкуре, напоминая мне что-то…
Руки мои были заняты поводьями, иначе бы я протёр глаза, решив, что я грежу наяву: конь, много раз являвшийся мне во сне, был точной копией лошади, которую я видел перед собой сейчас.
Хуже было другое. За кобылой странной, нетвёрдой походкой, словно на негнущихся непослушных ногах, следовала Шанталь. Девушка проваливалась в снег, падала, снова поднималась, протягивая руку к невиданной лошади, и снова шла за ней. А кобыла углублялась дальше, в болото, туда, где среди снега и черных зарослей поблескивали неведомо как оттаявшие участки, покрытые водой….
- Там же трясина под снегом! – ужасная догадка потрясла меня, и я придержал коня. – Шанталь!!!
В этот момент чёрная кобыла остановилась и посмотрела на меня…..
Глаза. У неё были необыкновенные глаза. Цвета тёмного янтаря, в глубине которого мерцал язычок пламени. Глаза – не животного, нет – пугающе человечные.
- Драко! – взвизгнула Пэнси, и мне в лицо полетел снег. От ощущения ледяных брызг на коже я вздрогнул, и очнулся.
Прекрасная чёрная кобыла взвилась на дыбы, заржала, вдруг обнажив совершенно не лошадиные клыки. Глаза её полыхнули красным. Затем она сорвалась с места, галопом пронеслась мимо меня, и скрылась в лесу.
Шанталь упала в снег. Пэнси спрыгнула на землю (к счастью, магические лошадки были послушными и неподверженными никакому страху) и бросилась к француженке.
- Драко, ну помоги же мне! – в отчаянии воскликнула Паркинсон, пытаясь помочь Шанталь подняться на ноги.
Я вцепился в поводья, чувствуя, как дрожат мои руки.
- Драко, Пэнси, Шанталь, вы целы?! – раздался знакомый голос.
По снегу, держа палочку наготове, к нам бежала Леона. Лицо Пэнси мгновенно окаменело, когда испанка приблизилась.
- Что это было? – не обращая внимания на бесившуюся Паркинсон, спросила де ла Сона.
- Ночная лошать… - подала голос Шанталь, которую Пэнси приходилось поддерживать под руку. – Она появилась, когда ты ушёль, Леона… Я думаль…думала, что заблудилась чья-то лошадка, хотела ей помочь. Я не зналь…не знала, что это…
Леона в ужасе смотрела на француженку. Затем закрыла лицо руками:
- Ох, какой ужас.... это кэльпи. С вами всё в порядке? Он не причинил вреда? Как же я виновата... как же я могла тебя оставить, Шанталь... ох, если бы что-то случилось, я бы никогда себе не простила...
Она разрыдалась.
Я перевел взгляд с Шанталь на Пэнси, затем на Леону. Одна еле стоит на ногах, вторая бледна, как смерть, и того гляди упадёт в обморок, третья рыдает, да я и сам еле держусь в седле – если спешусь, обратно уже едва ли заберусь…
- Так! – сделав над собой усилие, воскликнул я нарочито бодро. – Ну чего вы? Кэльпи больше нет. Возвращаемся в замок. Я возьму Шанталь к себе, а ты, Пэнси, будь так добра, позволь Леоне сесть позади тебя.
Испанка одарила меня улыбкой сквозь слёзы, Пэнси – взглядом, мечущим Аваду, но всё же все в точности исполнили сказанное мной.
Добравшись до ворот замка, мы отпустили лошадок и расстались. Леона взяла на себя хлопоты о Шанталь, пообещав сочинить достоверное оправдание для мадам Помфри (за что я был ей безмерно благодарен), и мы с Пэнси с чистой совестью вернулись в спальни теми же способами, как и покинули их до этого.
Увиденное в лесу не давало мне покоя. Я не спал в ту ночь, но и не бодрствовал, пребывая в каком-то странном, пограничном состоянии. И всё же – всё равно видел….
…Кружево залито кровью, кровь на руках, сознание ускользает в никуда, земля уходит из-под ног...
- Мама! Папа! Пэнси! Кто-нибудь.... помогите!
Протянутая рука тонет в темноте......... вдруг - живое тепло, и чьи-то пальцы крепко обхватывают запястье. Янтарные глаза, чёрные пряди волос - но как же они желанны кажутся сейчас...
- Я здесь, Драко. Не бойся. Идём со мной.
Куда-то исчезла боль. Кружево вновь белоснежно, кровь превратилась в алые цветы. Цветы на снегу........ ветви деревьев, снег холодит босые ступни.....лес. Она идёт впереди, раздвигая свободной рукой ветви. Ближе, ближе к цели........там - спасение. Там - жизнь. Леона......и прекрасная чёрная кобыла. Точнее, только кобыла, Леоны нет. Стоит, шерсть сияет в звёздном свете, грива струится до самой земли..
"Садись...... я умчу тебя далеко-далеко отсюда. Садись.....не опоздай....."
Я открыл глаза. Вокруг была темнота. Ночь. Слышалось лишь дыхание спящих соседей по комнате. Где-то потрескивали половицы. В голове настойчиво вертелась одна мысль: «Лес... мне надо в лес».
Я выбрался из-под одеяла, коснулся пола босыми ногами, встал, пошатываясь. В голове стучала и кружилась безумная карусель. К горлу подкатывало отвратительное ощущение тошноты.
«Надо найти мантию... накинуть... согреться....» - думал я, почти на ощупь пробираясь по спальне. – «Почему же здесь так темно.........но ничего, там будет светло.....там снег, там луна... там сияние её волос.....»
Я накинул мантию, но забыл обуться. Палочка выпала из руки, но мне даже не пришло в голову её поднять. Я открыл дверь, прошёл через тихую, безлюдную гостиную, вышел в коридор. Проход закрылся за моей спиной....... и сразу навалилась темнота..
- …Значит, это всё же кэльпи, - тихий мамин голос напомнил мне о том, что мир ещё не перестал существовать, просочившись сквозь непроглядную тьму. Откуда здесь мама? И…где здесь? В Запретном лесу? В Хогвартсе? В Мэноре?...- Но как вы с этой де ла Сона оказались в Запретном лесу?
- Я… я просиль Леону помочь мне приготовить зелье, - это, кажется, говорила Шанталь. – Она хороший зельевар. Но нам не хватало одной часть для приготовления, и мы пошёль за ним в лес.
- Ночью?! В Запретный лес? – мама не имела привычки повышать голос, но в её тоне к изумлению явно примешивалось крайнее раздражение. – Неужели нельзя было купить недостающий компонент, попросить у кого-нибудь в школе, в конце концов?
- Мы не хотель….чтобы кто-то зналь, - стала оправдываться Шанталь. – И - так сказала Леона….
Я заставил себя приоткрыть глаза и чуть повернуть голову. Сквозь затянувший всё туман я постепенно разглядел силуэты Шанталь на соседней постели, и мамы, сидящей возле неё на стуле, в дорожной мантии. Кажется, это больничная комната Хогвартса. Как я здесь оказался? Ах да… я шёл куда-то…наверное, я потерял сознание, и меня отнесли к мадам Помфри. Но – я так и не достиг своей цели, а время уходит. Мне надо торопиться – но смогу ли я встать?
Меня остановило неприятное предчувствие. Мама знала, что мы были в Запретном лесу. Наверняка знал и Снейп, а, возможно, уже и Дамблдор. Подобные выходки грозили ученикам исключением. Что теперь будет с нами? Исключат меня вряд ли, но скорее всего, без присмотра уже никуда не выпустят. Значит, уходить надо тайком.
Я продолжал слушать и смотреть сквозь ресницы, не показывая, что очнулся.
- Ах, Леона, - недобро сказала мама. – Когда, вы говорите, появился кэльпи? Где была в это время Леона?
- Я почувствоваль себя дурно, - ответила Шанталь. – Едва не потеряла сознание. Леона усадиль меня под дерево на свой шаль, и велель ждать, а сама ушёль за нужным растением. Кэльпи появился почти сразу посль её уход. И я не знаю, что быль..о со мной, я хотель дотронуться до красивый лошадка, но она уходиль…уходила от меня, и мне пришлось встать и идти к нему…к ней. Мадам Малфой, ви думать, что Леона и кэльпи как-то связань между друг другом?
- Я думаю, что во всем этом следует разобраться как можно быстрее, - мама уклонилась от ответа. – Когда и как появились Пэнси и Драко?
- Я не знаю, как, - призналась француженка. – Я тольк…увидела их, когда пришёль в себя на болоте. Они быль верхом, на волшебных лошадках, которых привель Пэнси. Кэльпи убежаль от нас, а мы вернулись в замок. Потом я попаль сюда в больницу. А утром принесли Драко и пришла Пэнси.
- Где сейчас Леона? – резко спросила мама, поднимаясь со стула.
- Я не знаю… наверное, в гостиной Слизеринь..а.. Слизерина. Или в спальной комнать.
- Эльф! – мама щёлкнула пальцами, и через мгновение раздался негромкий хлопок аппарации – возле кровати Шанталь возник Дамби. – Слушайте меня внимательно, мадемуазель Шанталь. Драко и Пэнси без сознания, поэтому мне приходится рассчитывать только на вас. Если вам дорога ваша жизнь и жизнь ваших друзей, ни в коем случае не выходите из больничного крыла и не позволяйте этого сделать им. Я постараюсь найти Леону де ла Сону раньше, чем она найдёт вас, но если она появится здесь, немедленно зовите на помощь.
- Хорошо, мадам Малфой, - испуганно согласилась француженка.
- А ты, эльф, будешь сидеть тут, и охранять Драко, - велела мама. – Если он придёт в себя, ты поможешь Шанталь не дать ему отсюда выйти. Я приказываю тебе не подчиняться Драко, если он велит освободить ему дорогу, или как-либо способствовать тому, чтобы он мог покинуть больничную палату. И если что – сразу же извещай меня.
- Да, миссис Малфой, Дамби понял, Дамби сделает, - эльф затряс большеухой головой. Я сжал руку в кулак – увы, хотя Дамби и был приставлен ко мне в качестве личной прислуги, приказания старших Малфоев имели приоритет перед моими, и с этим ничего нельзя было поделать. Откуда мама узнала о моём намерении? Но теперь я был просто обязан выйти из больничного крыла – не только ради своей цели, но и ради Леоны, которую обвиняли незаслуженно. Всё, что делала испанка, до сих пор шло мне на пользу. Моя болезнь ослабевала в присутствии де ла Соны, она избавила нас от объяснений с мадам Помфри, когда согласилась сама уладить хлопоты вокруг Шанталь, и я не хотел, чтобы моя спасительница пострадала. Маме можно было объяснить – но позже. В тот момент на это просто не было времени.
Я дождался, пока мама уйдёт, после чего решительно откинул одеяло, встал, и начал одеваться.
Шанталь приподнялась на локте:
- Куда ти собрался, Драко Малфой?
Исполнительный Дамби тут же подскочил ко мне, вращая большими перепуганными глазами:
- Мистер Малфой, миссис Малфой велела Дамби никуда вас не пускать. И Дамби не пустит! – эльф наставил на меня чуть подрагивающий указательный палец.
Не удостоив домовика внимания, я накинул мантию, развернулся на каблуках к Шанталь, улыбнулся, и несколько ленивым голосом сказал:
- Мне просто надо выйти. Ненадолго.
- Ти слышаль, что сказаль твой эльф? Нам нельзя выходить отсюда, - француженка поднялась с постели, и пристально смотрела на меня. Я рассмеялся:
- Даже по естественной необходимости?
- Для естественной необходимость никто би не сталь одеваться полностью, - Шанталь не собиралась мне верить.
- Там холодно, - всё ещё изображая спокойствие, пояснил я.
Француженка достала палочку и наставила её на меня:
- Даже не думай выходить из замка. Не думай ходить в лес.
- С чего ты взяла, что я собираюсь в лес? - сощурился я, незаметно нащупывая рукоятку собственной палочки.
- Ти бредиль, когда лежаль без сознания…ти повторяль, что тебе нужно в лес. А сейчас я вижу, как блестять твой глаза. Ти не владеть собой, и ты не выйдешь отсюда, - Шанталь перегородила мне дорогу. Эльф придвинулся к ней, всем своим видом выражая готовность поддержать француженку:
- Мистер Малфой, Дамби не выпустит вас отсюда! Миссис Малфой приказала вам оставаться здесь, вы должны слушаться своей матери, если вы не хотите больше никого слушать, - из кончика пальца домовика посыпались искры.
Я смотрел то на француженку, то на исполненного решимости эльфа. Пожалуй, объединив усилия, они вполне в состоянии мне помешать. Между тем, времени оставалось всё меньше, и Леоне срочно требовалась моя помощь. Я решился на безумие. Разумеется, насколько это было безумием, я понял уже гораздо позже, очнувшись от наваждения, но тогда, в больничной палате, мои действия казались мне совершенно верными и единственно возможными. Более того – необходимыми.
- Хорошо, уговорили, - я отступил на шаг, и сделал вид, что собираюсь скинуть мантию. – Я остаюсь.
На лице Шанталь появилось озадаченное выражение:
- Драко… Ти действительно никуда не пойдёшь? – с сомнением уточнила она.
- Конечно, - улыбнулся я. – Нельзя так нельзя. Хотя не могу сказать, что мне это приятно.
Моя рука уже крепко сжимала палочку, но широкий рукав мантии скрывал это от эльфа и француженки. Я ждал нужного мгновения…
Всё произошло, как я задумал. Растерявшиеся Шанталь и Дамби недоумевающее посмотрели друг на друга, и мне хватило этих секунд.
Раз – рука с палочкой высвобождается из рукава.
Два.
- Империо! – француженка замирает. – Помешай меня остановить, Шанталь!
Три - эльф пытается колдовать, но Себир наваливается на него всем телом, подчиняясь моему приказу.
- Что происходит? – слабо спрашивает разбуженная шумом Пэнси, но она уже не успевает вмешаться. Я перекидываюсь в анимагическую форму, и, не оглядываясь на кучу мала за моей спиной, бросаюсь наутёк, в приоткрытую дверь, вон из больничной палаты.
..Я бежал так быстро, насколько позволяла ловкость легконогого хищника. Мне даже не пришло в голову искать Леону в школе: мною владела одна мысль: «В лес». Я точно знал, что найду её там. Её – и прекрасную кэльпи, хозяйку моих мечтаний. Образ вороной кобылы стоял перед моими глазами, и чем больше я думал о нём, тем меньше понимал, откуда взялось глупое поверье, что кэльпи смертельно опасны. Смертельно прекрасны – возможно, но разве может такое великолепное создание нести зло?
Найти на снегу вчерашние следы оказалось не так легко. Звери и прочие лесные обитатели уже успели перемешать лапами и ногами снег на тропе к болоту, и мне не помогало ни зрение, ни обоняние – запахов было слишком много, а горностаем я был всё-таки ненастоящим, и не очень в них разбирался.
Я принял человеческий облик, и использовал беспроигрышную возможность.
Слои времени растворялись, как если бы я перелистывал страницы. Чем глубже я уходил, тем сложнее становилось удерживать «призраков» видимыми, тем размытее и бесплотнее становились они. Но, к счастью, интересовавшие меня события были всего лишь вчерашней ночью. И, наконец, мне удалось поймать смутный силуэт вороной кобылы, уводящей за собой Шанталь.
Эта ночь была невероятно похожа на предыдущую. Та же волшебная синева снега в лучах луны. Те же черные ветви деревьев над дорогой. И так же тропа вывела к болоту, на краю которого била копытом вороная кобыла. Только теперь кэльпи никуда не уходила. Она стояла и ждала меня.
Позволив призракам прошлого раствориться, я приблизился к кобыле. Она посмотрела на меня своими удивительными янтарными глазами, и склонила голову.
Я понял. Понял, что Шанталь была недостойна того, чтобы прикасаться к этому волшебному созданию. Но меня оно ждало.
«Садись,» - прошептал мне чей-то голос. Подчинившись, я забрался на спину кобыле.
«Держись крепче».
Я вцепился в жёсткую, блестящую гриву, и захлебнулся воздухом, когда кэльпи вдруг сорвалась с места в галоп, и понеслась по болоту.
Впереди заблестела вода. Я не успел даже испугаться: кобыла в несколько секунд достигла края полыньи, и кинулась в неё.
Холодные, мутные воды болота сомкнулись над моей головой. Я начал задыхаться. Пришлось вздохнуть – и сразу же ледяная жидкость заполнила мои лёгкие.
«Я не хочу умирать!» - испугался я, но в глазах уже потемнело от удушья….
Вдруг меня обхватили чьи-то руки. И сразу же стало легко дышать. После нескольких судорожных вздохов, я рискнул открыть глаза…
- Всё… всё, не бойся. Всё хорошо, - шептала Леона. Это она обнимала меня.
Я огляделся. Я находился в очень странном месте. Вокруг колыхались стены из живых водорослей, в которых пряталась какая-то мелкая болотная живность. Пол под ногами был мягким и вязким – оказалось, что это илистое дно. И всё-таки, это место было жильем, комнатой. Широкая кровать, застеленная водорослями, несколько камней, на которых было удобно сидеть, и стеклянная чаша, светившаяся зелёным, служащая здесь источником света. Но… вокруг была вода, а я спокойно дышал.
Леона выпустила меня из объятий, и отступила. Я изумлённо смотрел на неё. Я никогда бы не подумал, что увижу испанку такой.
Совершенно зелёная кожа нисколько не портила красоты девушки. Чёрные волосы были распущены, и плавно колыхались в воде, будто водоросли… впрочем, водоросли тоже были в этих волосах, вплетённые, словно ленты.
Леона была почти неодета. Тело её лишь слегка прикрывала болотного цвета сетка, несильно отличавшаяся по цвету от кожи.
В глазах испанки… испанки ли? И человека ли вообще? – светились огненные искры. Это были те же глаза, что я видел у ночной кобылы на берегу болота…
- Леона… ты действительно кэльпи? – пораженно спросил я.
- Да, - улыбнулась она ярко-алыми губами. – Не бойся. Подобные мне действительно губят попавших в их власть людей. И любой другой на твоем месте был бы уже мёртв. Но не ты.
- Чем же я отличаюсь от остальных? – резко спросил я, борясь с непрошенными мыслями, постепенно вытеснявшими страх. Вместо ответа Леона подошла ко мне, наклонилась к самому моему лицу, и коснулась моих губ своими.
- Не хочу…. – попытался сопротивляться я, но, как и в прошлый раз, сознание и тело перестали слушать друг друга.
- Теперь никто не помешает, - шептала Леона, увлекая меня к постели из водорослей, и совершенно сводя с ума интонациями и прикосновениями. – Никто….
Даже сейчас, через много лет, зная, что всё, что происходило со мной в те далёкие дни, было смертельно опасным наваждением, я вынужден признать, что никогда больше не пережил ночи, подобной проведённой с болотным демоном. Я никакими словами и образами не смог бы описать ощущений и состояния, в которых тонул в объятиях кэльпи. До боли в груди, до темноты в глазах, до полного изнеможения довела меня Леона. И к утру, бессильно глядя на то, как кэльпи соскальзывает с постели, собирает мои вещи, одаривая меня лукавым взглядом янтарных глаз, я не мог ни шевельнуться, ни думать, ни вообще жить. Чувств не осталось. Мыслей тоже. Как и желаний, и памяти, и чего угодно.
- Спи, Драко….. – прошептала Леона, кладя руку мне на глаза. Сон навалился мгновенно.
…Приглушённых огоньков магических свечей не хватало на то, чтобы разогнать темноту, наполнившую Малфой-Мэнор. Обычно тьма утешает и лечит. Но не тогда, когда сердце рвётся на части, и промедление длиной в одну секунду кажется непоправимой ошибкой, а минуты и часы утекают сквозь пальцы, не принося ни решений, ни известий.
Кофе утратило свой вкус, как всё остальное вокруг – цвета и очертания. Чашка была раскалённой, но не могла согреть кончики леденеющих пальцев.
Нарцисса Малфой держалась из последних сил, зная, что её единственная надежда зависит от того, сумеет ли холодный разум выдержать испытание отчаянием.
Скоро истекали сутки с того момента, как пропал Драко. Оставались невыносимые два часа, отведённые Северусу Снейпу на попытку решения проблемы.
Что за безумие овладело старым другом семьи, что заставило его настолько утратить благоразумие и осторожность, чтобы выпустить на свободу монстра, заключив с ним договор, и при этом до сих пор быть уверенным в своей власти над потусторонней тварью?
«Я никогда тебе этого не прощу…. Никогда не прощу… - думала Нарцисса, сжимая чашку кофе так, что тонкий фарфор грозил лопнуть под давлением её руки. – Но сначала верни мне сына….»
Чашка затрепетала в руке, но Нарцисса заставила себя унять дрожь. Если Снейп не сумеет взять своего демона под контроль, это сделает миссис Малфой. И если Драко жив, он вернётся домой. Если нет, то от того, как и что делать сейчас, уже ничего не изменится.
Где же Люциус?
Поверить в то, что для отца существуют какие-либо более важные дела, нежели жизнь сына, Нарцисса не могла. Если бы Люциус уже получил её срочное письмо, он побросал бы всё, и уже был в Хогвартсе, или, хотя бы, в Мэноре. Но филин улетел ещё утром. Это означает, что Люциус не имеет возможности получать почту. И… судя по всему, уже неделю. На предыдущие два письма он не ответил, и совы от него не возвращались.
А что, если и муж?....
Нарцисса плотно сжала губы, не позволяя боли обратиться в слёзы.
Ещё кофе. Она не заснула бы и так, но это нужно, чтобы создать впечатление хоть какой-то деятельности.
Скрипнула входная дверь. Нарцисса в мгновение ока оказалась на ногах, уронив заготовленную для кэльпи магическую уздечку, до этого лежавшую у неё на коленях. К двери, вниз по лестнице….
- Люциус?!.... – воскликнула Нарцисса, и замерла, увидев вошедшего. – Драко… mon fils…
- Здравствуй, мама, - тихо сказал он. Огоньки свечей плясали, отражаясь язычками пламени в глазах юноши.
Не веря своему счастью, растеряв сдержанность, миссис Малфой кинулась обнимать сына, глотая всё же прорвавшиеся на свободу слёзы:
- Ты жив… ты жив, mon soleil*…. (мое солнце)
Мантия Драко была влажной – не то от растаявших снежинок, не то от слёз самой Нарциссы, и холодной после уличного мороза. В волосах младшего Малфоя запутались водоросли. Нарцисса непослушной рукой попыталась их скинуть..
- Не надо, мама, - почти прошептал Драко, и отстранился. – Позволь мне пройти в дом.
- Certainement, mon cher*, (Конечно, мой дорогой) - слёзы мгновенно высохли от удивления. Драко? Отталкивает её? После всего того, что случилось?....
- Я буду в своей комнате, - сказал сын.
Нарцисса застыла на месте, отстранённо наблюдая за тем, как Драко поднимается по лестнице на второй этаж. Что-то было не так……
…Впереди раскинулась огромная снежная равнина - и иссиня-чёрное небо над ней. Бескрайний, блестящий серебром простор. Над головой нависали ветви последних деревьев, луна плыла среди рваных облаков.
Чёрный, с блестящей шкурой и роскошной гривой конь ступал по снегу, и каждый его шаг растапливал этот снег. Копыта слегка переливались огненными язычками, но так было, пока конь шёл шагом. Если бы он сорвался с места в летящий галоп, из-под копыт вырвались бы языки пламени.
Я ехал без седла - но как же удобно было сидеть на спине у вороного красавца. Так, что не хотелось слезать никогда. Дорога, снег, ночь, ветер в лицо, восторг и счастье...
Конь сорвался с места, и неслышно понёсся над снежной равниной. Вдруг, где-то впереди на снег вышли две крохотные тёмные фигурки. Кто это?
...конь остановился. Я почувствовал, как под мантию прокрадывается ледяной воздух. Стало холодно..........мороз усиливался, сковывал, оплетал почти ощутимо руки и ноги, не давал шевельнуться, вздохнуть......
…- Ты звала меня, мама? – Драко бесшумно вошёл в гостиную, с лёгким недоумением глядя на накрытый стол.
- Да, мой родной, - Нарцисса старалась, чтобы её голос звучал как можно ровнее. Неизвестно, что кэльпи сделала с Драко, и стоит быть с ним осторожнее, чтобы он не навредил себе и другим. – Присаживайся. Надо поужинать.
- Я не голоден.
- Ну… быть может, ты не откажешься хотя бы от чая? Пожалуйста, Драко.
Наконец, он неохотно согласился.
- Расскажи, мой дорогой, где же всё-таки ты был эти сутки? – Нарцисса старалась не смотреть на струйку чая, льющуюся в чашку Драко. Нельзя, чтобы он что-то заподозрил.
- Я? – Драко несколько рассеяно помешивал сахар ложечкой. Кстати, положил всего одну, отметила Нарцисса. – Конечно, расскажу… только не сейчас. Сейчас мало времени. Скажи, ты когда-нибудь видела у отца шкатулку, примерно такого размера, - он показал руками, - коричневого дерева, очень старая, на крышке крепление для свернутого пергамента?
- Какую шкатулку, Драко? – Нарцисса удивленно распахнула глаза. – Пей чай, mon fils. Он ведь остынет…
- Мне нужна эта шкатулка. Где она могла бы быть? – настаивал Драко, но всё же поднёс, наконец, чашку к губам.
- Возможно, в его кабинете…. – ответила Нарцисса, поднимаясь из-за стола… и очень правильно. В следующее мгновение стол наклонился, и все приборы полетели вниз. Фонтаном фарфоровых осколков засыпало дорогой ковёр……..
… Сон окончательно оставил меня. Я открыл глаза, и хотел было закричать – но крик обернулся лишь стайкой пузырьков воздуха, устремившихся вверх.
Всё тело болезненно ныло, стянутое прочными водорослями, будто верёвками. Я не мог шевельнуться: при любой попытке двинуться растения врезались в кожу. Леона забрала всю мою одежду, и, что гораздо хуже, палочку….
…Великолепная чёрная кобыла взвилась на дыбы, опрокинув стол. К такому повороту событий Нарцисса не была готова, но не растерялась.
- Акцио, уздечка! – воскликнула женщина. К счастью, магическая упряжь так и валялась на полу в комнате, и через мгновение оказалась в руке миссис Малфой. – Связать!
Кэльпи не успела среагировать. Накинутая уздечка моментально заставила её присмиреть. Кобыла попятилась, и превратилась в зеленокожую девушку, единственной одеждой которой служили собственные черные волосы, перепутавшиеся с водорослями. Школьная форма Драко порвалась по швам в момент превращения демона в лошадь, и теперь валялась вокруг бесформенными лоскутьями.
Кэльпи глухо зарычала, и дёрнулась к Нарциссе, но тут же с нечеловеческим завыванием отпрянула назад – её жёг широкий металлический обруч на шее, которым стала уздечка.
- Что с моим сыном, тварь? – процедила Нарцисса, не опуская палочку. – Отвечай!
- …Он жив, - неприятным, утробным голосом ответила Леона. – Он на дне моего болота.
…Сначала я подумал, что вернулась кэльпи. Но это оказались Пэнси и Шанталь. Странно изменённые магией, с жабрами на шеях и ластами вместо ступней ног, это всё же были они.
Шанталь первая подплыла ко мне, и стала пытаться распутать водоросли. Увы, я не мог ей ничем помочь. Затем появилась Пэнси, и общими усилиями они меня освободили, подхватили под руки, так как я почти не мог двигаться после долгого висения в связанном состоянии, и потащили наверх…
Но не тут-то было. Водоросли будто ожили. Они потянулись к нам со всех сторон, норовя оплести, затянули всё над нашими головами, перекрывая путь наверх. Пэнси и Шанталь в ужасе завертели головами, но тут к нашим бедам добавилась ещё одна. Откуда-то снизу к нам приближалась огромная, обрамлённая пучком шевелящихся щупалец, среди которых виднелись мелкие острые зубы, морда какой-то рыбы.
Рыба надвигалась стремительно, явно собираясь напасть.
Страх придал мне сил. Я инстинктивно попытался встряхнуть рукой, чтобы палочка выскользнула из рукава – но, увы, ни палочки, ни мантии у меня не было.
Я показал пальцем наверх, на шевелящиеся водоросли. Девушки поняли, и мы втроем поплыли туда, в зелёную колышущуюся гущу так быстро, как могли….
Расчёт оказался верным. Рыба рванулась за нами – и тут же была опутана стеблями и обездвижена. Впрочем, как и мы сами.
Вода становилась всё холоднее. Должно быть, ослабевало действие колдовства, наложенного на меня Леоной, чтобы я мог спокойно находиться под водой. Лёгкие начинало покалывать от нехватки воздуха…
Она всё же вернулась. Водоросли расступились, выпуская нас, и пропуская хозяйку логова. Освободившаяся рыба метнулась в сторону, взбаламутив воду огромным хвостом, а кэльпи подхватила нас троих на спину, и раньше, чем мы успели понять, что происходит, вынесла всех на поверхность.
- Дай это им как можно скорее. По одному глотку. Это их согреет, и позволит дотянуть до замка, - велел Снейп, протягивая флягу моей маме.
Меня, Пэнси и Шанталь трясло от холода так, что мы могли только обхватывать себя руками, и стучать зубами, рискуя их поломать. Но у девушек на берегу оставалась сухая одежда, а мне пришлось кутаться в мамину мантию, которую та накинула мне на плечи, прежде чем заключить меня в объятия.
- Tout sera bon, mon ange. Supportes encore un peu* (Всё будет хорошо, мой ангел. Потерпи еще немного), - говорила она, пытаясь согреть меня своим теплом.
- Я в порядке, - запротестовал я. – Я сейчас встану.
Несостоятельность этого утверждения стала очевидна сразу же: замёрзшие и затёкшие ноги меня просто не держали. Я вцепился в маму, чтобы не упасть.
- Смертные, - словно выплюнула кэльпи. – Не способны вынести даже мелких испытаний.
- Зато способни накинуть уздечку на таких, как ти, - вспыхнула всё ещё дрожащая Шанталь. – Кстати, Леона, тебе уже не нужен…не нужна тетрадь с зельями. Я оставиль её себе, мне она пригодится.
Глаза Леоны полыхнули огнём, а голос стал ещё страшнее, чем раньше:
- Тебя не спасёт уздечка, затянутая на моей шее. Я подчиняюсь белокурой женщине, но это не мешает содрать с тебя кожу живьём при первом же удобном случае!
- В замок, - сказал Снейп, не спуская глаз с демоницы.
- Что будет со мной? – спросила Леона у него.
Крёстный помедлил с ответом. Губы его презрительно скривились, после чего Снейп отвернулся, и ответил, не глядя на де ла Сону:
- Ты нарушила условия договора. Твою судьбу решат Малфои.
- Дел Маро! – воскликнула кэльпи, растеряв самообладание. – Я ничего не нарушала!
- В замок, - повторил Снейп, доставая палочку, чтобы наколдовать носилки для меня и двух девушек.
Омраченное Рождество
Хогвартс. Малфой-Мэнор. Россия. Зима, 4 курс
Оставшееся до Рождества время промелькнуло, как один миг. Пока мадам Помфри лечила нас от последствий общения с кэльпи – девушкам повезло отделаться простудой, а мне - ещё и бессонницей, которую, впрочем, без вмешательства Леоны удалось прогнать обычными снадобьями, пока мы тряслись в ожидании наказания за все наши выходки – которое не последовало, так как всё сотворенное нами сочли «наваждением демона», - одним словом, я лишь за четыре дня до школьного бала понял, что праздник уже на носу, а прежняя моя жизнь никуда не делась.
Она вернулась кружащимися над головой снежинками, освещавшими серый декабрьский день, рождественскими огоньками, украсившими вестибюли и залы Хогвартса, повеселевшей Паркинсон, радостно перебившей меня согласием прежде, чем я успел закончить фразу-предложение пойти на бал вместе, да даже дурацкими подколками гриффиндорцев, снова вспомнившими про несчастного несуществующего хорька.
- Какой ты трусливый, Малфой, - Грэйнджер напыщенно задрала нос, как только я понял, что её приветствие, якобы адресованное Грюму, было озвучено лишь для того, чтобы напугать меня. В общем-то я действительно вздрогнул и резко оглянулся.
- Что случилось, Драко? – Паркинсон недобро покосилась на удаляющееся трио. Я махнул рукой:
- Да ничего особенного. Я засомневался, что бурундуки пользуются успехом в качестве партнерш на Рождественский бал. Но Грэйнджер ушла от ответа.
- Ах, вот как, - усмехнулась Пэнси. – А я слышала, что пользуются. У болгарских чемпионов. Её Крам на бал пригласил.
- Серьёзно? – удивился я. – А ты откуда знаешь?
- Он тренируется вместе с нашими сборными, а я как раз пару дней назад на стадион заглянула. Если бы не твоя болезнь, ты бы тоже многое узнавал из первых рук.
- Я был о нём лучшего мнения, - я почувствовал неприятное сожаление.
- Не расстраивайся, - в глазах Пэнси плясали черти. – Его просто замучили поклонницы, вот он и нашёл способ их распугать.
- Он так и сказал?
- Почти, - она весело подмигнула мне. – Всё, Дракоша, я убежала собираться на бал. До вечера.
В честь рождественского бала Большой зал заколдовали так, что стало казаться, будто его стены и всё, что находилось внутри, выточено изо льда. Кроме того, по этому льду бегали белые, голубые и синие искры, и весь зал был наполнен приятным, ненавязчивым и загадочным мерцанием. У стен стояли столы, ломившиеся от изысканных угощений, а для приглашенной музыкальной группы оборудовали сцену.
Первые ноты музыки долетели из зала в семь часов вечера. В это же время студенты стали собираться в своих гостиных.
Бал открывали чемпионы.
- Красивая пара – Флёр и Дэвидсон, - шептала мне на ухо Пэнси, слегка придерживая меня за локоть. – Только по-моему он ей совсем не интересен… посмотри, с какой скукой на лице она танцует…. Вот Седрик и Чжо гораздо приятнее смотрятся, хотя Чанг, конечно, далеко до Флёр….. Ой, а Поттер-то! Ты только посмотри! – она беззвучно рассмеялась, уткнувшись лицом в мое плечо.
Я и сам едва не расхохотался. Такого вальса я ещё ни разу не видел: совершенно растерявшаяся знаменитость круглыми от ужаса глазами смотрела на свою довольно привлекательную партнёршу, которая была вынуждена чуть ли не силой передвигать нерадивого кавалера с места на место, и подпрыгивать, чтобы тот не оттоптал ей ноги. По рядам зрителей пронёсся шелест – хихикали почти все.
Последним на танец вывел свою спутницу Крам. Признаться, я не сразу узнал гриффиндорскую заучку, похорошевшую по случаю бала. Впрочем, привлекательностью своей она была обязана тому, что издалека было хорошо видно не лицо, а лишь приятный цвет изящного платья, и аккуратную прическу, заменившую обычные неухоженные космы.
- А Грэйнджер-то ничего смотрится, - насмешливо произнёс у меня за спиной Забини. – Так сразу и не скажешь, что грязнокровка….
- Особенно со спины, - подхватил я.
- А синий ей совершенно не идёт, - поморщилась Пэнси, свободной рукой расправляя оборки на нежно-розовом шёлке платья. – А вот зубки, наколдованные Драко, ей бы пошли, жаль, что она от них избавилась.
Чемпионы завершили первый круг, и на втором к ним присоединились другие вальсирующие.
Я вел Пэнси, осторожно обходя танцующие пары: Дамблдора с Макгонагалл (- Надо же, а ноги его ещё держат, - злобствовала Паркинсон), Хагрида с мадам Максим (- Как же ей, бедной, не повезло с ростом, - не удержался уже я), Мариуса Розира с Шанталь….
- Она всё-таки своего добилась! – разулыбалась Пэнси, но мне было не до личной жизни француженки – появившаяся на виду не танцующая, крайне угрюмая парочка из Рона Уизли в чудесном пробабкином платье и девушки – точной копии спутницы Поттера, являла собой куда более колоритное зрелище.
Ноты вальса сменили резкие, оглушающие звуки начавшегося выступления приглашенной рок-группы «Чертовы сестры». Я, хоть в целом и не имел ничего против такой музыки, предпочел не лезть в толпу к сцене, где магически усиленные басы ощутимо били по ушам. Отпустив рвущуюся танцевать дальше Паркинсон (благо, в тех танцах партнер был без надобности), я отправился на поиски прохладительных напитков и Крэбба с Гойлом, которые, оставшись без спутниц – Грег в принципе, а Винсент из-за несчастной любви, наверняка праздновали Рождество в компании с отборным угощением.
Но вместо приятелей мне на глаза попалась Шанталь. В одиночестве, потеряв где-то Мариуса, она неприметно стояла в уголке, глядя в зал тоскливыми глазами. Строгое черное платье невероятно шло француженке, в волосах поблескивали небольшие камешки – эту прическу любила Пэнси, должно быть, она и посоветовала её подруге. Шанталь старалась задирать нос, но покрасневшие глаза и судорожные вздохи сводили на нет её попытки изобразить спокойное высокомерие.
- Чудесно выглядишь, - сказал я, подходя к француженке. – Но ты явно чем-то расстроена. Что-то случилось? Я могу помочь?
Она быстро взглянула на меня:
- N-non…. Tout est bon… - невольный всхлип выдал её с головой.
- Выкладывай, что не так, - я нахмурился. После отчаянного поступка Пэнси и Шанталь, пытавшихся вытащить меня из болота, я начал гораздо теплее относиться к Себир, и даже, пожалуй, с доверием – несмотря на то, что внешне общение с ней в основном сводилось к взаимным упражнениям в остроте наших языков. – Иначе воспользуюсь легиллименцией.
- Н-не н-надо, Драко, - дрожащим голосом произнесла она, и отчаянно замотала головой: - В-все в п-порядке…. П-просто… я ему н-не нужен…не нужна… совсем не нужна…
- Кому? – не сразу понял я.
- М-мариусу… - она закрыла рот рукой, развернулась на каблуках, и унеслась куда-то прочь из зала.
Мне на плечо сел крылатый жук. Вначале я удивился, откуда он взялся в разгар зимы, но глядя на необычную, закрученную форму его усиков, я понял, кого заинтересовала моя беседа с Шанталь.
- Добрый вечер, мисс Скиттер, - поприветствовал я. Ответа я, разумеется, не ждал – в анимагической форме человеческая речь не даётся, а превращаться в человека отлученная от Хогвартса журналистка не стала бы. – Поверьте, здесь нет для вас ничего интересного. А вы знаете, у нас ведь сенсация!
Жук заинтересованно зашевелил усиками.
- Гермиона Грэйнджер бросила Гарри Поттера, - импровизировал я, - и теперь пытается заполучить любовь Виктора Крама!
Жук раскрыл крылья, намереваясь улетать.
- Они скорее всего там, на левой стороне зала, - махнул я рукой, указывая направление уже поднявшейся в воздух Скиттер.
Бал закончился слишком быстро и неожиданно, не дав нам возможности окунуться в праздничное настроение в полной мере. Ровно в полночь оборвалась музыка, и сияющий Дамблдор пожелал собравшимся счастливого Рождества и спокойной ночи одновременно.
Но для меня рождественская ночь на этом не закончилась. Едва все успокоилось, я, по заблаговременной договоренности с деканом, воспользовался секретным камином, чтобы перенестись в Малфой-Мэнор: поздравить родителей.
В полутемном поместье вкусно пахло свежей хвоей и настоящими свечами. Иллюзия колышущихся еловых ветвей украсила все стены поместья, а потолки заколдовали наподобие хогвартского Большого зала: через них было видно морозное, звёздное небо.
Но домашняя сказка пугала тишиной. Пусто было в гостиной, словно и не собирали сегодня традиционный рождественский стол. Из-за плотно закрытой двери отцовского кабинета не доносилось ни звука.
Только добравшись до маминой комнаты, я увидел узкую полоску света, выбивавшуюся из-под двери. Осторожно поскрёбшись, я заглянул внутрь.
Мама, очевидно, задремала, сидя в кресле. Но спала она чутко, и моментально оглянулась на звук открывшейся двери.
- Draco…mon fils… Sois prudent. Je pourrais te blesser… * (Будь осторожнее. Я могла повредить тебе) - со вздохом сказала она, опуская руку, судорожно сжимавшую палочку.
- Что случилось, мама? – забеспокоился я: с каких это пор в спальнях Малфой-Мэнора входящих встречают заклятиями? – А где отец? Вы не справляли Рождество?....
- Нет, - устало отозвалась она, отворачиваясь. – Он ещё не вернулся.
- Peut être* (Быть может), задержали министерские дела? – предположил я, опускаясь перед мамой на колени, и успокаивающе ловя её руку.
- Нет… он не в Министерстве, - едва слышно сказала мама. – В начале месяца он отправился за границу. Зачем – не знаю, он не счел нужным посвящать меня на сей раз. Написал пару писем, что с ним все в порядке, и что он вернётся к концу недели. Но затем перестал писать, и отвечать на мои послания. Он не ответил даже на известие о том, что пропал ты. До сих пор не ответил…
- То есть, его нет уже почти месяц?... – переспросил я, ощущая неприятный холодок дурного предчувствия. – Почему ты не сказала мне?
- Toi-même, tu avais besoin de l'aide, mon ange. Je ne voulais pas te déranger plus tôt. * (Ты сам нуждался в помощи, мой ангел. Я не хотела беспокоить тебя раньше времени.)
Я вскочил на ноги. Эмоции моментально схлынули, уступая место мыслям, пытавшимся выстроиться в строгий порядок.
- Ты даже не знаешь, куда именно он отправился?
- В Россию, - сказала мама. – Последнюю неделю я пыталась навести справки. Но дела твоего отца всегда столь безупречны и кристально прозрачны, что никаких зацепок об их истинной сути найти нереально. Я сделала всё, что могла. Боюсь, настало время для более серьёзных мер, увы, быстро этого не сделать…. Надо известить Министерство, и….
- Мама, - тихо прервал её я. – У меня появилась мысль. Ты можешь подождать ещё пару дней?
- Какая мысль, mon cher?
- Я не могу тебе сказать. Пока. – я пристально смотрел на неё, всеми силами желая, чтобы она мне просто поверила. – Я попробую сделать кое-что. Если не получится, то через два дня ты свяжешься с Министерством, хорошо?
- Хорошо, - в усталом голосе лишь слегка проскользнуло удивление.
- Ты говоришь, он писал письма?
- Да. Но последнее пришло очень давно.
- Можно мне взглянуть на них?....
«Здравствуйте, мастер Салазар, - говорилось в письме, которое я в ту же ночь отправил вместе с Найтом к моему тайному другу. – Счастливого вам Рождества. Я знаю, что непростительно долго не давал о себе знать, но теперь мне очень нужен ваш совет. Прошу, не откажите мне во встрече. Это связано с моей семьей, и очень для меня важно. Если бы только мы могли увидеться в ближайшие двое суток!...»
К утру Найт принес мне ответ с согласием. Салазар был готов встретиться со мной на границе защитных чар, окружавших земли Малфоев, в наиболее близкой точке, из которой можно было беспрепятственно аппарировать.
…Жасминовый чай давно остывал в знакомых чашках, а Салазар слушал меня, не перебивая, лишь иногда заменяя в мундштуке выкуренную сигарету. Я начал издалека – не сообщая о цели своего визита, принялся рассказывать о Леоне де ла Сона.
- …. Мы до последнего момента не подозревали, что она не просто студентка, - говорил я, собирая воедино и собственные воспоминания, и объяснение событий, данное мне позже мамой. – Даже встретив в лесу кэльпи, мы не связали с ней Леону. А она зачаровала всех, включая профессора Снейпа. Даже ненавидящая её Пэнси не могла противостоять наваждению, и начала совершать такие глупости, на какие в здравом уме не решился бы никто из нас – вроде ночной прогулки в Запретном лесу. Шанталь Себир, моя знакомая из Бобатона, соблазнилась обещаниями Леоны научить её готовить какие-то особые приворотные зелья, и чуть было не погибла, когда кэльпи завела её в болото…
- Вы сказали, что даже Северус Снейп находился под её влиянием? – Салазар был так удивлен, что даже впервые меня перебил.
- Я полагаю, что да, - кивнул я. – Во всяком случае, появилась она из-за него – как следствие какого-то неудачного эксперимента. Но приняла его за какого-то Дел Маро, клялась в верности, не желая слушать, что крёстный на самом деле кэльпи не является и быть им не может по определению, и в итоге пообещала что-то… взамен на право остаться в Хогвартсе.
- Боюсь себе представить, что это должно было быть за обещание, чтобы Северус пошёл на такой риск, - заметил Салазар.
- Увы, я не знаю, что. Мне не рассказали, - я виновато развёл руками. – Знаю, что Снейп запретил ей трогать учеников и преподавателей на территории школы и куда-либо уводить, чтобы убить там - но она нашла лазейку. Крёстный забыл упомянуть, что делать с теми, кто поддаётся на природные чары кэльпи, и сам рвётся идти за ней хоть на край света. Кроме того, меня она, к примеру, и не собиралась убивать. Ей нужна была возможность принимать мой облик – ведь на нечеловеческих существ оборотное зелье не действует, а для этого требовалось…. Провести со мной ночь.
Я смутился, но Салазар прикрыл глаза, и спросил:
- Зачем демонице понадобилось превращаться в вас?
- Дело в том, что, как потом оказалось, она охотилась за одной вещицей, которая принадлежит моему отцу – шкатулкой, содержащей в себе древнюю черную магию. Кэльпи не смогла бы просто так проникнуть в Малфой-Мэнор. Похоже, дело было не только в том, чтобы внешне стать неотличимой от меня – ведь магическая защита тоже не сработала, и кэльпи спокойно прошла в поместье…
- Насколько мне известно, существует два способа нейтрализовать родовую магию, - Салазар плотнее закутался в плед. Краешек его губ слегка синел от холода – зимой повелителю времени, похоже, приходилось ещё хуже, чем когда мы виделись в последний раз. – Первый – полностью её снять. Но родовая защита усиливается с появлением каждого нового наследника, и с учетом, сколько веков существуют Малфои, едва ли кому-то под силу сейчас сделать это в одиночку. Я сомневаюсь, что Леона де ла Сона привела с собой полк помощников. Второй - пройти по временному следу одного из членов семьи, как мог бы сделать, к примеру, я.
- Вы хотите сказать, что Леона обладает временной магией? – я тоже поёжился, но не от холода, а от неуютной мысли.
- Не знаю, - признался Салазар. – Пока у меня слишком мало информации, чтобы утверждать такие вещи. Кстати, что в итоге сделали с кэльпи после вашего освобождения?
- Крёстный предложил её уничтожить, но мама… думаю, она ему не вполне доверяет. Кэльпи подчиняется ей, пока носит уздечку, поэтому сейчас Леона в Малфой-Мэноре. Сидит в парковом пруду, а мы ждём, пока вернётся отец, и решит, что делать дальше.
- Надеюсь, уздечка достаточно надёжна, - с сомнением произнёс Салазар, меняя сигарету. – Но вы начали рассказывать о шкатулке. Прошу прощения, что перебил.
Я выложил всё, что было мне известно, начиная с собственных странных ощущений в лавке Борджина, а затем сказал:
- Отец всерьёз занялся шкатулкой. Я думаю, именно из-за неё он уехал в Россию – он вскользь упоминал что-то о русском маге, бывшем владельце вещицы. Собственно, это и есть то, в чем я хотел попросить вашего совета. Мама не знает, что отъезд отца может быть связан со шкатулкой, и тем не менее, даже она сильно обеспокоена отсутствием известий. А я боюсь, что если вещица привлекает таких созданий, как кэльпи, то отец мог попасть в очень неприятную историю.
Салазар вновь прикрыл глаза, и отвечал, не глядя на меня, чуть медленнее, чем обычно:
- Ваш отец, Драко, очень сильный маг. Он обладает умениями, которые не снились большинству современных волшебников. В том числе, древней магией. К тому же, его происхождение… Полагаю, подобная кэльпи ничего не смогла бы сделать ему.
- Но ведь даже Снейп не смог ей противостоять, - возразил я.
- Мистер Малфой во владении ментальной магии превосходил даже Тёмного Лорда, - чуть улыбнулся учитель.
- Но… скоро будет уже месяц, как мы ничего не знаем про отца, - в расстройстве я не знал, как ещё объяснить Салазару, насколько серьёзной мне кажется проблема.
Веки учителя чуть дрогнули, а улыбка исчезла. Но он снова сказал:
- Возможно, ему столь необходимо скрыть своё местонахождение, что он не отправляет сов – за ними ведь могут проследить. А ваши совы летят, например, к его поверенному.
- Да, у него есть поверенный в Москве… - зачем-то согласился я, уже привыкнув к тому, что Салазар знает все и про всех. – Но…. Вы могли бы взглянуть на его последнее письмо? Где оно написано, что вокруг? Я ещё не могу читать память предметов, положение которых в пространстве изменилось, но вы….
- Хорошо, - чуть слышно сказал Салазар. – Возможно, вам и миссис Малфой, действительно нужно что-то, что уменьшит ваше беспокойство.
Он, наконец, открыл глаза и взял у меня из рук протянутое письмо. Несколько томительных мгновений он смотрел на него - как ни странно, я никак не мог уловить те образы, которые он поднял для себя – хотя раньше подобные вещи мне часто удавались.
- Драко, - прозвучало необычно резко и почти скороговоркой. – Вы позволите мне посетить Мэнор?
…Пройдя защищённые магией ворота владений, я, повинуясь любопытству, выскочил обратно к Салазару.
- Салазар, можно посмотреть, что значит «пройти по следу»?
- Разумеется, - согласился он. – Только не пугайтесь, когда увидите себя.
Салазар снял перчатки, и быстрым отточенным жестом открыл временной коридор. Даже будучи предупреждённым, я вздрогнул, увидев свою точную копию – воспоминание несколько минутной давности было таким четким, что лишь едва заметной прозрачностью походило на призрак. Мой двойник коснулся ворот, и створок стало четыре – две из них остались плотно закрытыми, а две распахнулись. Салазар шагнул в струящийся коридор, и стал тенью второго меня, просто тёмным, туманным силуэтом, проскользнувшим сквозь материальную преграду, словно она, а не он, была миражом. Через мгновение всё исчезло, а затем учитель вернулся тем же способом.
- Понравилось? – с лёгкой лукавинкой в голосе поинтересовался он. Я коротко кивнул, заворожено глядя на своё растворяющееся отражение:
- А как это делается?
- На самом деле легче, чем могло бы показаться, - он улыбнулся. - Только надо наверняка знать, что след существует. Увы, сейчас не так много времени, но когда-нибудь я вас научу. Идёмте.
Он толкнул створку, и прошёл первым. Я слегка удивился, отметив, что на сей раз он не воспользовался коридором, но счёл, что должно быть после того, как он побывал внутри, защита перестала его чувствовать.
- Я всё же спрячусь, чтобы меня ненароком не увидела хозяйка дома, - предупредил Салазар, и снова ушёл в коридор. Теперь я то и дело терял из виду его колышущийся из-за временной завесы силуэт, следующий за мной.
Я уже практически привык не удивляться ничему, связанному с Салазаром, но не мог не обратить внимание на то, как легко он ориентировался в особняке. Можно было подумать, что он гостил у нас довольно часто, а вовсе не случайно заглянул однажды ненадолго, как выходило по его собственным словам. Только один раз учитель ошибся, свернув раньше, чем надо. Впрочем, ошибся ли? Просто несколько лет назад отец перенёс свой кабинет в другую, более удобную ему комнату.
Мама, к счастью, куда-то отлучилась, и предлог для посещения отцовских помещений изобретать не пришлось. Вскоре я стоял у выхода из кабинета, и невольно отводил взгляд от стремительно мерцавших воспоминаний, среди которых Салазар искал нужное нам.
- Надо посмотреть, здесь ли шкатулка, - догадался я, щурясь от рези в глазах. – Если он ею занимался, то скорее всего, держал её в кабинете.
Салазар увидел на столе ящичек, в котором отец держал сигареты, и, очевидно приняв его за цель наших поисков, осторожно приподнял крышку. И замер, почувствовав запах табака.
- Да, очень редко, если рассказывает что-то о давнем прошлом, и только эту марку, - автоматически ответил я, думая совсем о другом.
- Понятно, - сказал Салазар, быстро закрывая табакерку. – Продолжим.
Он продолжил листать воспоминания, и через некоторое время спросил, указывая на появившийся на столе призрачный ящичек со свитком на крышке, который я сразу же узнал: - Эта?
- Да.
- Теперь будет проще. - мерцание прекратилось, зато шкатулка проявилась четче. – Её нет в доме.
Я вздохнул. Значит, отец взял вещицу с собой.
- А защитные чары кабинета не могут искажать воспоминания? – спросил я, отгоняя от себя всё усиливающиеся опасения.
- Магия теряет свою силу во временных коридорах, - напомнил Салазар. – Она действует только в настоящее мгновение.
- А … - начал было я, но Салазар покачал головой:
- Нашёл. Смотрите.
Он прикрыл глаза, и развернул ладони так, словно держал большой стеклянный шар.
Мы просмотрели всё, что происходило со шкатулкой, пока она находилась в кабинете, начиная с визита профессора Снейпа к отцу, прочли содержание манускрипта, который отец, как оказалось, просматривал снова и снова…
- Значит, крёстный всё-таки знал о шкатулке, - я покачал головой. – И даже забирал её на время. Но маму он заверил, что слышит об этом впервые в связи с Леоной! А что, если Леона – один из призванных с помощью шкатулки духов?
- Вам нельзя отказать в сообразительности, юноша, - Салазар быстро взглянул на меня. – Более того, я думаю, что она и есть та «чистая Тьма», которая была заключена во второй флакон до того, как он был разбит. Я сомневаюсь, что сосуд был повреждён прежде, чем шкатулку впервые открыли. Вопрос в том, кто был так неосторожен – ваш отец или Северус Снейп.
- Быть может, отец? – предположил я. – Когда выносил шкатулку из кабинета. Если бы флакон разбил крёстный, отец бы это понял, и… в общем, он не стал бы и дальше спокойно говорить с профессором. А мне кажется, они и дальше беседовали как ни в чем ни бывало. Жаль, что воспоминания беззвучны….
- От чего же, - небрежно бросил Салазар, - можно услышать, о чём конкретно говорили Снейп и Ар…ваш отец. Нельзя только читать мысли призраков, а то, что было произнесено вслух, сохраняется так же, как и зрительные образы.
- Давайте тогда послушаем, - обрадовался я.
- Увы, боюсь, сейчас вы не сможете этого сделать, - учитель устало опёрся рукой о край стола. – Для этого нужно войти в воспоминание, как это сделал я, когда шёл сюда по вашему «следу». Но я послушаю сам, и перескажу вам. Подождите, немного приду в себя.
- Хорошо, - я кивнул головой и присел на подлокотник кресла.
После кабинета мы посетили подземелья поместья. Точнее, посетил один Салазар – я не мог пройти защитный барьер, так как не был действующим хозяином поместья, и не имел от последнего разрешения на вход в тайники.
Через пару часов у нас была почти полная картина происходившего в Мэноре в связи со шкатулкой, и вдобавок упоминание, случайно оброненное отцом вслух наедине с самим собой, о некоем Алексее Озерском, которому отец намеревался нанести визит.
- Может быть, Алексей Озерский вернулся в Россию, и это к нему поехал отец? – рассуждал я вслух. Но Салазар меня остановил:
- Я могу узнать это наверняка. Я намерен просмотреть всё, чем занимался ваш отец в течение последнего месяца. Но время не ждёт, поэтому вас я не стану брать с собой во все воспоминания. Один я справлюсь гораздо быстрее. Мне нужны сутки.
Мне пришлось согласиться. Я подумал о том, что сказал бы отец, узнав, что кого-то настолько посвятили в его дела, и несколько испугался.
- Как вы думаете, отцу действительно что-то угрожает? – спросил я на всякий случай, чтобы по крайней мере оправдать себя в собственных глазах.
- Мне бы очень хотелось успокоить вас, юноша, - вздохнул Салазар, бледный и измученный больше обычного – должно быть, шутки со временем, которые он вытворял с показной лёгкостью, на самом деле отняли много сил. – Но дело действительно серьёзно. Вы правильно сделали, что обратились ко мне. Я не рассказал, что мне удалось увидеть благодаря письму вашего отца – теперь объясню. Ваш отец начал писать письмо поздним вечером, а закончил только на рассвете. Он не засыпал, он почти не отрывался от текста, лишь однажды оглянувшись на что-то… чего я уже не могу увидеть. Но странно другое. На то, чтобы положить перо, оглянуться, повернуться обратно, взять перо и продолжить писать у него ушла почти вся ночь.
- И что это значит?
- Похоже, кто-то рядом с ним играл со временем, - пояснил Салазар. – А зная о связи демоницы Леоны де ла Сона со шкатулкой, подозревая её в обладании некоторыми аспектами временной магии, и помня, что шкатулка способна привлечь самые разнообразные сущности, выводы можно сделать неутешительные.
- Diable! – невольно вырвалось у меня. – Может ли обычный маг что-то сделать против магии времени?
- На обладающего магией времени обычные заклинания действуют только тогда, когда он не колдует и не находится во временном коридоре. Против самой временной магии не владеющий ей сделать ничего не может, - последовал неутешительный ответ.
Сутки, взятые учителем на то, чтобы собрать недостающие детали мозаики, тянулись невероятно долго. Но, наконец, истекли и они.
Салазар возник из ниоткуда, просто материализовавшись в моей комнате и заставив меня подскочить от неожиданности.
- Я отправляюсь в Россию, Драко, - сходу сообщил он незнакомым, тревожным тоном.
- Вам удалось что-то узнать? Что с отцом? Он жив? Ему можно помочь? Вы возьмете меня с собой? – я засыпал его вопросами.
- Драко, - он сделал жест рукой, приказывая мне сесть. – Не стану вам лгать. Всё очень серьёзно. Вы не поедете со мной, на это нет ни ни возможности, ни времени на поиск таковой. Оставайтесь с матерью, и поддержите её. Если всё сложится хорошо, ваш отец скоро будет дома.
- Скажите только, что с ним? – я умоляюще смотрел в огромные, гипнотизирующие взглядом глаза.
- Потом. Всё потом. Я сделаю всё, что в моих силах. Обещаю. – со вздохом ответил учитель.
…Пушистый снежный покров источал влажный свежий аромат, чем-то напоминавший запах стали. Это было бы приятно, если бы не чрезмерная резкость. Люциус глубоко вдохнул прежде, чем открыл глаза. Зрение не требовалось, чтобы понять, что лежит он лицом вниз на снегу, лбом упираясь в сложенные кисти рук. Сквозь перчатку он отчетливо чувствовал рельеф серебряного кружева на рукояти своей палочки, все еще крепко зажатой в правой руке.
Малфой помнил глухой проникающий удар в грудь, словно сквозь тело прошла мощная звуковая волна. Теряя равновесие и ощущение себя в пространстве, он испытал скорее огромное удивление, чем боль, лишь успев инстинктивно выставить перед собой руки, чтобы сдержать падение. Затем сознание растворилось в поднявшейся откуда-то изнутри вязкой клокочущей черной пустоте.
Сейчас ни боли, ни холода Люциус не ощущал. Второе свидетельствовало о том, что времени прошло совсем немного - но почему-то у Малфоя было отчетливое впечатление, что обморок был глубоким и очень долгим, и резко вскакивать или вообще совершать какие-либо спешные действия уже поздно.
Непосредственной угрозы вблизи не чувствовалось, но и надеяться на то, что противник счел его мертвым и бросил труп возле замерзшего озера, не приходилось. Так что изображать обморок смысла не было никакого, и Малфой открыл глаза, сразу бросив взгляд на палочку. Зеленые изумруды в оправе серебра сверкали в лучах солнца. И снова Люциус удивился – ещё даже не начались сумерки. Если только, конечно, он не пробыл без сознания сутки, и это не новый день. Маг поднялся и оглядел поляну, точнее ту ее часть, которую можно было осмотреть беспрепятственно.
Местность понижалась, переход берега в лед озера был скрыт снегом, но местами среди сугробов проглядывали темно-серые пятна замерзшей воды. Пни, ствол давным-давно упавшей березы, несколько старых сосен, торчащий изо льда остов камыша. Все это Малфой видел и раньше. Но теперь это пространство, где, казалось, не было и намека на живое существо, кроме него самого, было отгорожено от остального мира неким куполом. Барьер был достаточно прозрачен, чтобы разглядеть объекты, находящиеся за ним, но смотреть мешала постоянно движущаяся и переливающаяся радужная пленка, словно Люциус находился в капле воды, поверхность которой отражала и преломляла свет.
За границей на темнеющем небе догорали последние всполохи заката. Вокруг Малфоя по-прежнему был день.
Разница в освещении была очень странна, с подобным видом магического барьера Люциусу еще не приходилось сталкиваться. Чтобы проверить, что представляет собой эта стена, и чем можно её разрушить, Люциус использовал в качестве пробного камня простейшее атакующее, которое в любом случае не должно было дать рикошета. Рикошета и правда не было. Потому что не произошло вообще ничего. Никакого магического действия.
Малфой прикрыл глаза, пережидая бешеное биение крови в висках, и приказывая себе не паниковать. Новая попытка, потом еще одна. Можно было пробовать и дальше, но только от отчаяния. Колдовства не было. Люциус подобрал с земли брошенную в начале боя трость и убрал в нее палочку. Проверил наличие шкатулки – вещица исчезла.
Подхватив какую-то ветку, Малфой подошел к ближайшей от него радужной стене. С веткой не произошло ничего страшного – она просто изогнулась, как если бы ею ткнули в обычную материальную преграду.
Люциус стоял, опираясь двумя руками на трость. Итак, во-первых, удар оглушил его на какое-то время, но не ранил. Во-вторых, он был пленником, и вероятно, понимал, чьим. Третье и самое неприятное: его магия здесь не действовала. И, видимо, подействовать не могла, так как в принципе в его состоянии, как и в окружающем пространстве, не менялось ничего. Малфой не ощущал холода или жажды, а на снегу виднелась только та цепочка его следов, что вела от леса к озеру. Сколько бы он не перемещался внутри купола, новых отпечатков на снегу не оставалось. И главное, он находился под ярким дневным светом, а за пределами его тюрьмы наступала ночь.
Время остановилось. Точнее, было кем-то остановлено. Иного варианта, который бы так же удачно объяснил ситуацию, Люциус подобрать не мог. О существовании подобной магии в реальности ему слышать прежде не доводилось, однако Малфой прекрасно понимал, что если он чего-то не знает, как бы неприятно ни было это признавать, это не означает, что неизвестное ему не существует.
Эти соображения, пусть и казавшиеся верными, никакого выхода не подсказывали, а бездействие Люциус ненавидел. А настолько лишенным возможности что-либо предпринять он себя еще не ощущал… или ощущал?
…Зал для магических дуэлей в старом особняке. Заколдованный так, что совершенно теряется ощущение пребывания в человеческом доме, или вообще в каком-либо из вообразимых пространств. Вне реальности, вне времени – чтобы ничто не отвлекало присутствующих от происходящего.
Шестнадцать учеников и преподаватель – строгая молодая женщина лет тридцати. Кроме неё, здесь никого не узнать – внешность подростков тщательно изменена оборотными зельями, имена взяты случайные.
Учеников разделили на две группы. Одним предстояло стоять с закрытыми глазами, другим – выбирать из них своих временных напарников. Люциус оказался среди «незрячих», и теперь слышал только голос Найоми-сенсей, который уговаривал прислушаться к пространству, ждать, пока «зрячие» изберут их своими парами, и почувствовать заботу о себе. Сказать, что Малфою вся эта ситуация не нравилась, значило не сказать ничего. Но приходилось терпеть, так как Найоми утверждала, что прежде, чем учиться сложной ментальной магии, управлению сознанием людей, нужно уметь ладить с людьми без колдовства, чтобы впоследствии управлять и подбирать ключи к любым собеседникам и подчиненным. Нынешнее упражнение теоретически должно было учить доверять. Люциус усмехнулся и тут же получил замечание:
- Напоминаю всем, особенно вам, Рейнард, что задание крайне серьезно, и смех не уместен.
Малфой слышал шаги поблизости, произносимые шепотом просьбы «незрячих», обращённые к избиравшим их. Почему он стоит один так долго? Он знал, что на занятии ему ничто не угрожает, но неожиданное чувство беспомощности и незащищенности было отвратительно. Что ж, этот опыт полезен. В рамках игры – пусть, но в жизни он подобной ситуации будет избегать всеми способами.
- Упражнение окончено. «Незрячие», вы можете открыть глаза.
Оглядевшись, Люциус увидел, что двое «зрячих» позаботились об одном «слепом». Его не выбрал никто.
- Вы остались в одиночестве, Рейнард. Поэтому на сегодня вы отстраняетесь от занятий.
В одиночестве? В самом деле. Окруженный людьми, Люциус оказался в изоляции. Найоми-сенсей объясняла потом, почему он потерпел крах в упражнении на доверие. Малфой доверять не собирался – и это чувствовалось.
- Нужно уметь открывать себя людям, Рейнард. Не доверяете вы – не доверятся вам.
- Найоми-сенсей, при всем почтении, которому свидетельством то, что я откровенен с вами, я считаю, что дело вовсе не в доверии. Намного надежнее и прочнее веры, что человек не причинит мне вреда по доброй воле, знание, что ему не выгодно предать меня.
- Возможно. Но вы закрываете для себя возможность хотя бы попробовать испытать, что такое доверие. Пусть и в игре. Остальные ученики сумели это сделать, и в какую бы жизнь они не вернулись завтра и как себя не повели, этот опыт у них был. Доверять приятно, Рейнард. Вы лишили себя возможности это узнать. Но учтите: так в моей школе вы всегда будете оставаться в одиночестве. А если и в жизни нет никого, кому вы полностью доверяете – вы обречены на одиночество навсегда.
- Я доверяю себе, Найоми-сенсей. Этого достаточно.
…Воспоминание стало растворяться, и Люциус снова увидел перед собой снег и радужную оболочку купола. Быть может, в самом деле стоило попробовать сыграть по правилам учителя, получить этот опыт… Что это? К чему сейчас эти мысли? ...Старая память давала о себе знать совершенно не вовремя уже несколько дней. Но сейчас образ был слишком ярким. Что тем более убеждало в правильности предположения о том, кем создан барьер, и что существо это все-таки поблизости. Не имея возможности колдовать и не ощущая никакой энергии от своей палочки, Малфой, тем не менее, чувствовал, что источник магической силы, который он искал, находится рядом. Примерно там, где мелькнул его противник, в дальнем от Люциуса конце временного коридора.
Коридора? Люциус сощурился, припоминая, откуда у него мог взяться в сознании этот термин. А что это именно термин, он был уверен, потому что пространство по форме коридор вовсе не напоминало. Но тогда, получалось, что о подобной магии он всё же слышал. Слышал и забыл? Не слишком ли любопытная тема, чтобы так просто выкинуть ее из памяти? Теперь Люциус попытался намерено подчиниться потоку воспоминаний, которые здесь возникали столь услужливо и объемно, но найти сумел только образы других разрозненных загадок, которые были в его прошлом. Возможно, когда-нибудь у него будет время подумать, есть ли между ними взаимосвязь. Не похоже, что это могло бы быть полезно сейчас.
Люциус направился к источнику силы. Взгляду очень мешали переливы радуги, в глазах начало рябить, и Малфой предпочел смотреть под ноги. Он пошел напрямик по льду озера, который из-за недавней оттепели мог быть и слишком тонким, но Люциус уже убедился, что в пределах купола ничто не меняется, а значит, купание в озере ему не грозит. Присутствие магии становилось все очевиднее, но эпицентр ее находился явно за пределами барьера. Зато внутри тюрьмы маг, наконец, обнаружил своего противника.
На снегу, прислонившись спиной к березе, сидел юноша, на вид лет двадцати восьми. Впрочем, следовало сказать, на вид юноша. Ибо Люциус уже был уверен, что это светлый дух, привязанный к шкатулке, и, очевидно, получивший относительную свободу, когда та была открыта. Субстанции в белом и черном флаконах было невозможно соединить из-за повреждения черного сосуда. Очевидно, без этого духи имели возможность действовать самостоятельно.
Менял ли дух свою форму с момента их поединка и снова стал материальным, когда Люциус подошел к его убежищу, или ствол дерева и игра света на барьере до сих пор надежно его скрывали, Малфой не знал. Поймав на себе пристальный взгляд светло-зеленых глаз, мерцающих из-под длинных белых ресниц, Люциус позволил себе столь же откровенно изучать своего врага.
Бледное лицо с высоким лбом, тонким носом и вздернутым упрямым подбородком было красиво и надменно. Золотистые волосы струились мягкими волнами по ткани фиолетового камзола покроя конца восемнадцатого века. Аметистовая брошь удерживала на шее белый шелковый платок. Руки, утопающие в брабантских кружевах, были скрещены на груди, а возле ног в высоких замшевых сапогах с пряжками лежала шкатулка.
Дух избрал весьма приятную глазу форму, что не делало его по сути менее отталкивающим для Малфоя. Хотя излюбленный вкус азарта предстоящей борьбы с сильным противником Люциус уже ощутил. Тем более, что бой этот мог оказаться в его жизни последним, и Малфой рассчитывал провести его с блеском. Ни он, ни дух не нарушали молчания. Тогда Люциус решил спровоцировать врага на какие-либо действия, и, широко улыбнувшись ему, перехватил трость в левую руку, чуть наклоняясь и нарочито медленно протягивая правую к шкатулке, не переставая при этом смотреть в глаза юноши.
- Позвольте спросить вас, мистер Малфой, уверены ли вы в том, что хотите взять ее?
Люциус выпрямился.
- Может быть, вы скажете, что могло бы повлиять на мое намерение?
- И вы выслушаете меня?
Люциус улыбнулся вновь, и, расправив плащ, опустился на снег напротив духа, копируя его вальяжную позу, прислонившись к старому пню.
- Видите ли, здесь довольно скучно, и я не прочь побеседовать с вами. Тем более, что вряд ли вы предложите мне иного собеседника или возможность перебраться в другое место. Не так ли?
Чёрное и белое
Россия. Хогсмид. Хогвартс. Зима, 4 курс
Над поляной уже несколько минут висела тишина. Люциус наблюдал за духом, думая о том, насколько тот человечен в своих внешних проявлениях, и можно ли счесть приподнятые светлые брови юноши признаком удивления. Причин для возможной паники у Малфоя было более, чем достаточно. Привычная магия перестала действовать, и даже если бы кто-то из его близких знал, где находится Люциус, никто из них не смог бы ничего сделать против временной завесы, созданной духом. Оставалось лишь радоваться, что Нарцисса и Драко далеко. И как раз ради них больше всего хотелось выбраться живым, чтобы иметь шанс защитить семью в предстоящей войне, которая неминуемо последует за возрождением Лорда. Но - довольно. Малфой запретил себе думать о жене и сыне, потому что сделать для них что-либо был бессилен, а пустые переживания не несли никакой пользы. Паниковать Люциус тоже не собирался, по причине всё той же бессмысленности оного действия. Вместо этого маг счёл возможным позволить себе некоторую картинность в обращении с духом: удивление последнего приятно льстило самолюбию Малфоя.
- Могу я узнать, как мне называть вас?
- Простите, что не представился, как того требуют приличия, - последовал ответ. Люциус чуть слышно усмехнулся тому, как дух подыграл его светскому тону. - Мое имя – Аларум, - юноша сделал неопределенное движение, как бы собираясь встать, но ограничился наклоном головы. – Вернемся к главному вопросу. Мне нет нужды разъяснять вам, какие изменения в окружающем мире может произвести сильная магия и насколько они могут быть всеобъемлющи и необратимы. Вы хотите взять шкатулку. Уверены ли вы в последствиях? В том, что имеете право владеть такой силой?
- Вы знаете обо мне нечто такое, Аларум, чего не знаю я сам, и что позволяет вам предполагать, что силы этой я не достоин? – Люциус слегка иронизировал.
- Я не говорил этого, - спокойно возразил дух. - Сила, которую дает шкатулка, вообще чрезмерна для любого мага, так как все вы, прежде всего, люди. Благу вашего мира и вас самих вовсе бы способствовало уничтожение шкатулки. Или же – передача её в руки более сильные, нежели любого из смертных.
- Вот как… Мне крайне неприятно, когда меня порываются смешать с «любыми», «всеми» и прочими разновидностями толпы. Что если я не считаю эту силу чрезмерной для себя? -
Голос Люциуса позвучал резко, так как отвечал он отчасти на свои мысли об Озерском. Как раз подобными речами светлый дух, должно быть, и довел русского мага до самоуничижения, до представления себя одной из многих мелких, но при этом вредоносных песчинок, попавших в механизм мироздания и не заслуживающих жизни. С Малфоем этот номер не пройдет.
Аларум, словно подтверждая предположение Люциуса, предпочел заговорить о понятиях власти и силы как таковых. Что ж, Малфою такие рассуждения были отнюдь не чужды. Он даже с определенным удовольствием подхватывал и продолжал фразы духа собственными измышлениями. Тот, кому многое дано, предает самого себя, если ставит перед собой мелкие цели, не достойные его возможностей. В идеале масштаб силы должен соответствовать масштабу деяний. И уж, как минимум, никогда не следует избирать противника, который заведомо слабее, ибо это означает опускать себя на уровень ниже. Сила и власть налагают ответственность на того, кто ими наделен… Мысль начала путаться. Люциус понял, что погружается в воспоминание и не может этому противостоять.
…Зала коричневого мрамора. В мертвенном свете магических шаров тускло блестит позолота резных капителей стройных колонн, дальний ряд которых теряется в тени. Силуэты в черных мантиях тоже скрываются в полумраке, от чего белые маски кажутся парящими в воздухе. Тёмный Лорд поручает Малфою самому руководить разработанной им операцией и формировать отряд. Люциус называет имена лишь троих Упивающихся.
- Не мало ли людей, Люциус? Ты настолько уверен в своем плане? Что ж. Ответственность лежит на тебе.
…Багряный плющ увивает стены старого дома в предместье Оксфорда. Орден Феникса не выставил сторожей - ловушек внутри более чем достаточно. Долгий и нудный обряд, с помощью Империо выпытанный Люциусом у одного неудачливого орденца, открывает проход. Ритуал должен быть непрерывен – поэтому у входа приказано остаться Тодду Фейлингу. Последнего, пожалуй, Малфой мог бы назвать другом - если бы верил в существование подобных чувств. Двое других Упивающихся следуют за Люциусом в лабиринт. Меняющих направление коридоров намного больше, чем внешне способен вместить старый коттедж. Призраки, шаровые молнии, летающие кинжалы - все это старо и примитивно, но в таком обилии доставляет изрядные неудобства. Всё же, путь найден. Спутников приходится оставить - удерживать два основных поворота коридора в состоянии, пригодном для отступления, периодически уничтожая мелкие ловушки, которые дом генерирует по инерции.
Архив Ордена по делам Упивающихся Смертью за последние полгода, доносы с предположениями о личностях приближенных Лорда - уничтожать эти документы не трудно, но изнурительно. Благодаря наложенным орденцами чарам, листки самовоспроизводятся после сожжения еще несколько раз, а при попытке вынести архив из дома начинают стремительно и в большом количестве создавать собственные копии.
Сосредоточившись на злополучных документах, Люциус не обращал внимания на душераздирающие стоны и хрипы, которыми дом сопровождал его действия уже несколько минут. Увы, Малфой не учел, что у его подчиненных нервы могут быть не столь крепкими. Когда дом начал имитировать голоса и крики о помощи самих непрошенных гостей, Тодд Фейлинг не выдержал. Забыв о приказе, он помчался спасать друга и товарищей по оружию. И хотя ошибка стала ясна уже через несколько минут, действие ритуала прекратилось. Шестеро бойцов из Ордена Феникса аппарировали к дому незамедлительно.
…Все пространство мерцает, движется, пытается поменять лево и право, верх и низ, шум бьет по ушам, от стен узких коридоров рикошетят заклятья. Неизвестно, кто в итоге оказался в худшем положении: три фигуры в черных мантиях, или превосходившие их количеством защитники дома, стиснутые плечами и спинами друг друга.
Люциус, по-прежнему не позволяя себе отвлечься ни на мгновение, направил палочку на очередной свиток из архива. Задание должно быть выполнено. Он не проигрывает, и не проиграет на сей раз. По листку пробежали лиловые искры - больше он не воспроизведется. Резкий поворот на каблуках, дверь кабинета… Проклятье. Один из Упивающихся мёртв, второй серьёзно ранен, и лишь Тодд пока ещё удерживает атаки. Впрочем, противников тоже стало меньше. Что же, отправим ещё парочку на покой – нечестный бой не есть хорошо, сровняем шансы.
Нет, всё же не сровняли… раненый Пожиратель умирает на руках у Фейлинга.
Подхватив на руки безжизненные тела, оставшиеся вдвоем Люциус и Тодд под магическими щитами пробираются к выходу. Троих орденцев удается оттеснить с крыльца - теперь можно аппарировать, убрав щиты.
Но за несколько мгновений до спасения раздаются хлопки: к Ордену явилось подкрепление. «Бежим!», - выкрикивает Фейлинг и исчезает один, оставив Люциуса с двумя трупами. Не выдержал.
Что ж. И это ещё не конец. Вот только родственникам погибших останутся лишь воспоминания. Когда живые не успевают забрать тела умерших, нужно хотя бы не дать аврорам опознать покойников. Секретность организации должна быть сохранена. Как и безопасность более успешных её членов.
Люциус спешно произносит заклятие – изобретённое им самим после того, как боевые действия стали беспощаднее и число жертв войны увеличилось.
Белые маски с тихим шипением въедаются в кожу, через секунды не останется ничего, кроме них, мантий и пепла. Под ударами Орденцев рассыпаются остатки щита. Люциус исчезает.
…Гордыня… В гордыне и упрямстве обвинил Малфоя Тёмный Лорд, но гораздо резче тогда он судил себя сам. Взять еще людей, не надеяться так на свои силы и беспрекословное подчинение каждому его слову… Люциус сказал своему небольшому отряду, что задание будет простым, и после этого они не вернулись. Их лица, их боль, тела в масках… Он виноват перед ними…
Малфой вырвал себя из череды образов. Это не его мысли, нет. В ту ночь он в первый раз терял людей, первый раз погибал его отряд. Было больно. Но потом были другие потери. И были победы. Каждый, кто входил в Ближний круг, знал, на что идет.
- Те двое могли умереть намного позже, - мягкий, убеждающий голос Аларума развеивает наваждение окончательно. - Вы ищете оправдания, в то время как раскаяние и признание вины облегчило бы вашу душу. Вы утверждаете, что справитесь с силой шкатулки, но ведь тогда от вас будет зависеть жизнь гораздо большего числа людей.
Люциус молча смотрел на Аларума. Юноша говорил с нажимом, повторяя мысль, гипнотизируя. Стряхнув зрительные образы, Малфой старался отгородиться и от слов. Он понял, что дух вытаскивает забытые сцены прошлого, и, судя по тому, что снаружи радужной границы уже расцветает утро, заставляет переживать события заново в течение того же времени, какое они заняли в прошлом. Поэтому так свежи давно похороненные переживания, поэтому Аларум может давить на него.
- С той же вероятностью кто-то может выжить, благодаря мне, - парировал Люциус.
- Ужели? – в голосе духа нет насмешки, нет удивления. Скорее, усталость взрослого, битый час убеждавшего ребёнка в очевидной необходимости определённых правил поведения. - Часто ли Вы несли жизнь, а не смерть? А ваша организация? Сколько смертей - от ваших рук. В том числе – стариков, женщин, детей.
- Я никогда не участвовал в карательных операциях, - отрезал Малфой. - Только в боевых. Избиение младенцев не для меня. Я ответственен за многое, но чужие грехи на себя принимать не стану.
- Хорошо, - вдруг согласился дух. - Те, кого убивали ваши товарищи, были вам чужими для вас ничего не значили. Пусть так. Тогда скажите, сколько раз из-за ваших действий страдали ваши близкие? Вы причинили много зла. Причините еще больше, владея шкатулкой. Задумайтесь, что ваши планы и ваша власть может повредить вашей же семье.
На сей раз картина была короткой.
Серые булыжники, тонкие стрелы осеннего дождя. Отблески пожара. Люциус на коленях на мостовой. Тонкие пальцы застыли, сжимая пряди мокрых белых волос. Нарцисса… Нарцисса мертва… Отчаяние.
Резкое погружение в полную темноту. Ни мыслей, ни чувств. И сразу за этим - бледная, без сознания, но живая Нарцисса у него на руках. И он, вглядывающийся в осеннюю ночь, не успевший поблагодарить ее спасителя… Он знает, кто помог ему. Но не знает зачем…
Что это? Такого не было никогда!
- Вы подкидываете мне уже и ложные воспоминания за недостатком аргументов?!
Аларум выглядел изумленным, и, пожалуй, даже уязвленным.
- Вы вспоминаете сами, Люциус. Только то, что было. Вы не помните этого эпизода своей жизни? Видимо, вы так тщательно замуровали его стенами оправданий, что… А ведь это очень показательная ошибка. Ошибка, чуть не ставшая фатальной для вашей жены. Просчет в ваших интригах. Вы все еще убеждаете себя, что не ошибаетесь никогда, не так ли?
- Я никогда так не считал. Если вам угодно знать, каким образом я принимаю решения… - я расскажу вам, – Люциус уцепился за возможность заинтересовать духа и остаться благодаря диалогу в настоящем времени. Походы в прошлое начинали становиться мучительными. – Я анализирую ситуацию и ищу варианты развития событий, прослеживаю логические связи. Затем отсеиваю наименее удачные сценарии и выбираю среди оставшихся оптимальный. В момент совершения любого действия я уверен в своем поступке. Если после этого возникают новые обстоятельства – я пересматриваю свои планы, соотнося их с изменившимися условиями. Случается, что я нахожу уже совершенные ошибки. Но сожалеть о них – глупо и бесполезно. Я обдумываю их и ищу способы свести на нет причиненный ими ущерб. И иду дальше.
- Ни сожаления, ни раскаяния, – задумчиво проговорил Аларум.
Люциус ждал. Юноша опустил голову и о чем-то размышлял. Руки плотнее обхватили грудь. Вдруг Малфою показалось, что от духа исходит слабое оранжевое свечение. Конечно, после переходов от видений прошлого к настоящему, в котором глаза раздражала радужная оболочка временной завесы, зрение могло и обманывать Люциуса. И все же он предпочел поверить себе и сделать некоторые выводы.
- Вы называете «ошибками» жизнь и смерть людей, - продолжил Аларум. - Я видел мелькнувший образ. Что вы сделали с Тоддом Фейлингом?
- Ровным счетом ничего.
- А… Вижу. В следующем бою он просил вас о помощи, и вам было бы легко выручить его. Почему Вы не сделали этого?
- Как руководитель операции по уничтожению архива, я принял всю ответственность на себя. Но виновен в потерях был Тодд. Впоследствии я узнал, что он пытался представить Лорду дело так, будто я отдавал сумбурные приказы и плохо командовал людьми. Лорд заметил подмену воспоминаний на сеансе легиллименции.
- Вы получили приказ убить Фейлинга?
- Нет, хотя за такие проступки наказание сурово. Тодд умолял Лорда простить его. А мне он клялся в вечной преданности, говорил, что чувство вины передо мной никогда больше не позволит ему подвести меня - Люциус скривил губы. Фейлинг, по его мнению, унижался перед ним. - Я не убивал его. Просто не помешал умереть. Жизнь труса ценностью не обладает.
- Прежде всего, это жизнь человека. Который, кстати говоря, мог бы действительно быть вам преданным другом. Вы упустили перспективу узнать это, обрекая его на смерть. Очередная жертва на Вашем пути…
- Вы умираете, - произнес Люциус жестко, перебивая Аларума.
Юноша сильно вздрогнул и посмотрел на Люциуса расширившимися глазами.
- По вашей реакции на мои слова вижу, что это так. Мое заклятье попало в вас, - подытожил Малфой. Дух молчал, и Люциус развил свою догадку: - Вы остановили время, спасаясь от участи растерять себя и отдать свои частицы миру, о благополучии которого и балансе сил так заботитесь. В чем дело? Вас не привлекает возможность стать частью всего?
- Сейчас я приношу миру больше пользы, - заявил Аларум.
- Вот как. Но ведь вы погубили немало магов. Сыграйте в вашу игру с самим собой. А вдруг те жизни были бы полезны?
- Нет!
Люциус успел уловить смятение на лице юноши, прежде чем образы памяти захлестнули его сознание.
…Картины прошлого сменяли одна другую. И в каждую дух вмешивался, уговаривая, увещевая… Больше Аларум не позволял их диалогам длиться долго, и у Люциуса не осталось возможности отдохнуть, разговаривая. Постоянные мысли и образы мучили, вколачивались в мозг. Забыться сном Малфой не мог, так как тело не уставало. За сменой дня и ночи снаружи Люциус перестал следить, так как прока от этой информации не было никакого. Да и некоторые воспоминания занимали сами по себе более суток.
…Найоми прекрасно разбиралась в тонкостях психологии, владела магией мысли – но никогда не применяла ее в других областях, кроме как получение дополнительных знаний. Наука ради науки. Старый друг уговорил ее набрать группу учеников, и она верила, что те будут ее преемниками, помощниками в исследованиях. Больше всех она надеялась на Рейнарда. Он посещал ее и по окончании основного обучения, стремясь дальше развивать свои способности. Временами Найоми боялась, что Рейнард берет на себя слишком много, и силы молодого человека будут подорваны. Маг бывал на грани срыва и потери контроля над собственным разумом, но каждый раз справлялся. Потом подобные моменты исчезли совсем.
Люциус стремился к власти. Управлять столь тонкой материей, как сознание людей, вкладывать свои идеи в чужие головы, манипулировать на расстоянии ритуалами, или вблизи приказывать взглядом и заклятьем было надежнее и необратимее, чем пользоваться Империо. Магию эту знали лишь избранные, и мало кто мог понять, что человек находится под таким контролем.
Люциус нередко общался с Найоми при помощи мысленной связи. Вызов на разговор внутри сознания звучал в голове осторожным вопросом, отвечать на который Малфой вскоре научился с легкостью. Осторожность требовалась в основном при окончании «разговора»: обрывать его без договоренности с оппонентом было нельзя ни в коем случае, так как случайно нарушенная связь могла серьезно повредить сознание обоих магов.
Однажды во время такой ментальной беседы метка на предплечье Люциуса дала о себе знать. Найоми почувствовала отзвук боли и испугалась за своего лучшего ученика, несмотря на все его попытки её успокоить.
Когда Люциус завершил разговор, он вдруг понял, что связь прервалась не полностью и что за ним продолжают следить.
Предсказать наверняка, что могла чувствовать и слышать Найоми, не представлялось возможным. Тогда он снова позвал её, и задал вопрос напрямую, зная, что при таком способе общения лгать почти нереально, в особенности Люциусу, которого сенсей сама же обучила при желании распознавать ложь.
Найоми уловила не так много мыслей ученика. Поняла, что тот направляется на некое собрание, и едва ли – преследуя благие цели. Найоми сказала, что не может указывать Люциусу что делать, но намерена присматривать за ним.
- Вы не сделаете этого, сенсей. – Найоми по позвоночнику обожгло льдом и неприязнью.
- Рейнард, я понимаю, что ты не хочешь, чтобы в твои дела вмешивались. Но я лишь хочу оказать тебе поддержку. Если потребуется – я смогу аппарировать к тебе. Мне кажется, тебе грозит опасность. Сегодня вечером.
Разумеется. На вечер была запланирована боевая операция.
- Я прошу вас отказаться от ваших намерений.
- Рейнард. Я решила. Я помогу тебе.
- Нет, – Люциус убрал подальше тяжелую трость. Отодвинул кресло от письменного стола и устроился на подушках как можно комфортнее.
- Рейнард!
- Последней раз. Сенсей. Скажите, что не сделаете этого.
- Я не могу, я беспокоюсь о тебе…
- Прощайте, Найоми-сенсей.
Люциус резко и быстро разорвал нити связи, что резкой болью обожгло ему лоб и глаза, будто по лицу ударило концом лопнувшего каната. Несколько минут он приходил в себя. К счастью, инициатор разрыва в подобной ситуации был гораздо в более безопасном положении, нежели его собеседник. А Найоми… Малфой проверил каналы ментальной связи. Тишина.
Что произошло с Найоми-сенсей, Люциус восстановил на следующий день, побывав в замке. Разговаривая с ним, Найоми ухаживала за розами в оранжерее. Ее тело лежало теперь среди бархатистых лепестков. Она умирала долго и мучительно. Руки и ноги, лишенные контроля разорванного сознания, конвульсивно дергались, туловище извивалось. Похоже, она била сама себя по лицу. Кровавая пена засохла на почерневших губах. Жаль… Когда-то Найоми была очень красива.
- Напрасная смерть, Люциус, - от могущего показаться приятным в другой ситуации голоса Аларума голову сжимало, словно железным обручем. - Еще одна. Вы несете зло и разрушение. Вам нужно остановиться. Покайтесь. Найоми-сенсей много могла сделать для науки. Она была вам другом и могла быть очень полезна. Она была сильнее вас в ментальной магии и могла научить вас многому. Но вы предпочли напрасную гибель человека и упущенную перспективу для самого себя.
Перед глазами Люциуса еще стояла сцена в оранжерее. Этого он не желал. Он догадывался, что Найоми не переживет разрыва связи, но в тот момент это казалось неважным по сравнению со стремлением свободиться от слежки и не позволить никому командовать им и решать за него. Найоми была предупреждена, но не вняла.
Командовать… А Лорд? В восемнадцать лет Люциус принял клеймо, которое снова проступало на его руке. Слуга, слуга своего господина… Нет. Он встал на сторону Лорда по своей воле. Когда тот еще поступал с ними не как хозяин со слугами, но как полководец с офицерами, соратниками… Люциус не слуга… Воспоминания роились нещадно. Темный Лорд в белоснежной мантии среди сумрачно освещенного кострами леса… Точеное лицо, большие карие глаза, бархатный обволакивающий голос… Образец лидера… Лысый череп, обтянутый болезненно-белой кожей, глаза-щелки, со злобно сверкающими красными углями внутри… Параноик, воюющий с детьми…
- Отдохните, Люциус.
Тонкая холодна рука легла ему на лоб. Отдохните… Звучало, как издевка. Люциус нашел в себе силы усмехнуться. В самом деле, ситуация содержала в себе иронию: маг, стремившийся управлять сознанием людей, не мог справиться со своим собственным. И тем не менее, давление ослабло. Голос Аларума, пытавшийся подменить внутренний голос самого Люциуса, замолк. Правда, отследить, которые мысли до этого принадлежали ему целиком, а которые были созданы насильно и он вынужден был их обдумывать, делая своими, Люциус уже был почти не в состоянии.
- Почему бы вам не убить меня? – Малфой не думал, что задаст когда-нибудь этот вопрос. Он, безусловно, хотел жить. Но это не значило, что он боялся смерти. Зато было кое-что другое, что пугало его.
- Я не отбираю жизни, - мягко сказал дух. - Моя задача – наставлять, показывать путь. Вы можете измениться, Люциус…
- Позвольте мне прервать вас, - Малфой прикрыл глаза, стараясь удержать нить разговора. Высказывать свой главный страх было странно, но, с другой стороны, легко, так как он много думал о нем. – Единственно ценное, что есть в жизни у каждого человека – это он сам, его личность. По крайней мере, для самого себя я всегда так считал. Аларум, вы навязываете мне чуждые мне мысли и понятия. Пытаетесь изменить меня. Я уже понимаю, что от этого нескончаемого потока воспоминаний и вашего давления, действительно могу сойти с ума…
- Раскаяние – не сумасшествие.
- Нет. Мне не в чем каяться, - Люциус поднялся на ноги. Он и прежде принимался бродить по поляне, что, правда, ничем не меняло его состояния. Но на сей раз ему просто было удобнее говорить стоя. Рука привычным жестом покручивала рукоять трости, которая сейчас была лишь изящной вещицей. - Тот, кто произнесет слова покаяния – будет уже не мной. Другим существом. Другой личностью. Потеря самого себя – мой самый главный страх. К примеру, поэтому я никогда не боялся умереть от Авады. Но мысль о возможности погибнуть от поцелуя дементора, высасывающего душу, приводит меня в ужас. Теперь вы, Аларум, очень живо и близко явили мне еще один исход, который страшит меня. Сумасшествие.
- Но подумайте, Люциус, разве вы не могли бы быть другим, лучшим человеком? - развел руками юноша. - Я видел мелькавшие образы вашего детства. Ссоры с отцом, который придумал себе образец идеального сына, и которому заставлял вас соответствовать. Быть может то, каким вы стали, было вам навязано. Вспомните…
- Нет, Аларум. Пока я осознаю себя Люциусом Малфоем, я скажу вам, что мне нечего менять в моем прошлом. Даже если в юности были решения, которые я принимал из чувства сыновнего долга… - неважно. Эти решения все равно становились моими. И тогда, и после, каждая прожитая секунда сделала меня тем, кем я являюсь. И я дорожу собой.
- Вы так и не поняли, что все можно изменить, стать лучше. Подумайте…
Он не успел закончить. Нахлынула волна, подобная той, которую Люциусу уже пришлось испытать недавно. Она сбила мага с ног, но на сей раз не лишила сознания. Радужная завеса рухнула, словно осыпалась цветной стеклянной пылью, рассеявшейся над озером. Лицо Аларума, отброшенного на пару футов волной, исказил ужас.
Люциус одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от шкатулки, схватил зловещую вещицу, и, не теряя ни секунды, извлёк палочку из трости. Ощущения от вернувшейся магии были восхитительны. Колдовская сила вновь горела на кончиках пальцев, струилась через палочку, попутно насыщаясь ещё и мощью волшебного места. Зачерпнув этой силы, Люциус запер шкатулку, водворяя духа на положенное ему место. Погибнет ли теперь Аларум, или же излечится, осталось не самым животрепещущим вопросом дла Малфоя. Куда ценнее было понять, с чего вдруг рухнула тюрьма – ведь в остановленном времени дух не терял силы, и не мог ослабеть настолько, что перестал контролировать завесу.
Увы, найти ответ на этот вопрос Люциусу так и не удалось. Кто-то разрушил завесу извне - но сейчас на берегу озера Малфой был один. Он заметил у кромки леса радужное свечение, такое же, внутри какого он находился последние дни – но оно очень быстро исчезло.
Что ж. Одно осталось несомненным – Люциус был свободен.
.. Когда улеглась радость по поводу долгожданного возвращения домой отца, в моей жизни наступили покой и затишье. Мы с мамой почти не покидали поместья вплоть до конца каникул, а отца настолько занимали срочные дела, что ни на что другое у него почти не оставалось времени. От нечего делать я подолгу копался в мэнорской библиотеке, ища сам не зная чего. Однажды на дальней полке нашлась небольшая занятная книжица, датируемая первой половиной века, называвшаяся «Миры соседствующие» и принадлежавшая перу некоего Скорпиуса Тайянга, хогвартского преподавателя прорицания и сопутствующих наук. В ней излагалась теория устройства мироздания – сомнительной степени достоверности, но довольно занимательно расписанная. Мистер Тайянг утверждал, что наша вселенная отнюдь не ограничивается видимым миром, и по своему строению напоминает очень сложную систему зеркал, в которой все реальности есть более-менее искажённые отражения друг друга. Таким образом, любой предмет и любое живое существо имело множество воплощений, произвольно раскиданных в нездешних пространствах, но связанных между собой даже не обликом – к примеру, мужчина из одного мира мог оказаться женщиной в другом, или вообще странным, невообразимым созданием, - а какой-то «нитью сущности». Что представляет из себя эта нить, объяснялось очень сложно и туманно. Зато автор уверял, что если бы стало возможным собрать всё, через что она проходит, в одно время в одной точке мироздания, то эти частицы слились бы в единую суть, внешний вид которой напоминал бы одновременно каждое из ранее существовавших воплощений, не являясь точной копией ни одного из них. А если бы некто получил возможность произвольно переходить из одного мира в другой, он бы попросту стал путешествовать по телам своих отражений, сохраняя их опыт, но не теряя при этом собственную личность, и, таким образом, фактически обрёл бы бессмертие – ведь в случае гибели одного из воплощений оставались бы сотни и тысячи других.
В книге так же приводились какие-то исследовательские выкладки и практические советы, например о том, как можно было бы «подглядеть» за своим отражением из другого мира, но всё это выглядело сильно недоработанным, и с моей точки зрения годилось лишь в качестве развлекательного чтения. Впрочем, именно таковое я и искал, а недавние события пополам с обучением временной магии у Салазара разжигали мой интерес ко всему, что хотя бы косвенно этих тем касалось.
День отъезда в Хогвартс я встретил с радостью – спокойную жизнь хотелось оживить любыми, пусть даже незначительными переменами.
Первое утро нового семестра началось поздно – в расписании было окно. В ожидании времени второго урока я сидел в гостиной, прикрывая всё ещё слипающиеся глаза. Боковым зрением я заметил быстрое движение. Оказалось, это обнаглевший хогвартский домовик – забыв все приличия и правило не показываться на глаза тем, кому прислуживает, эльф носился и собирал по гостиной то, что с его точки зрения было мусором.
Мельтешение прислуги надоело. Прищурившись, я наблюдал за эльфом, думая над тем, что он представляет собой отличную мишень. Я стянул с ноги ботинок, и легко кинул его в домовика.
Ботинок вдруг завис в воздухе, и плавно поплыл обратно ко мне. Я удивлённо оглянулся: сзади стояла ехидно ухмыляющаяся Шанталь, и палочкой корректировала полёт обуви, постепенно его ускоряя.
- Это ещё что такое?! – вскинулся я, вынужденный увернуться от собственного разогнавшегося тапка. – Бунт на корабле? Акция защиты угнетаемых магических существ?
- Не мусори в гостиной, - хищно улыбнулась француженка.
- Это не мусор! Это мой ботинок. Между прочим, новый, - обиделся я.
- Вот и не кидай где попало твой обувь, - она погрозила мне пальцем. – В другом случае я буду подстерегать тебя тёмной ночь, и колдовать много воспитательных заклятий.
- Уже боюсь, - сообщил я, пытаясь всунуть ногу обратно в жёсткий лакированный ботинок.
Из своей спальни появилась довольная Паркинсон со свежим «Ежедневным пророком» в руке.
- Драко, гляди, какая прелесть! Твоё интервью вышло.
- Какое ещё интервью? – удивился я, забирая газету.
Там красовалась ужасающая фотография Хагрида, предваряющая статью под заголовком «Гиганская ошибка Дамблдора» за авторством Риты Скиттер. Заинтересовавшись, я пробежал глазами текст.
Изобретательная журналистка старательно прошлась не только по Хогвартскому лесничему. Изрядно досталось Дамблдору («эксцентричному директору, позволяющему себе необъяснимые вольности в подборе преподавательского состава), Аластору Грюму («помешанному аврору в отставке, который, впрочем, по сравнению с недочеловеком Хагридом выглядит добропорядочным гражданином»), и, разумеется, Гарри Поттеру (по последнему на сей раз совсем немного).
Увы, из моей долгой речи в статье осталась только пара фраз – собственно, о гиппогрифе, покалеченном Крэббе и издевательствах Хагрида над несчастными запуганными учениками, но и они в пересказе Скиттер выглядели раз в десять кошмарнее, чем были изначально.
Но самым впечатляющим было не это, а подробности биографии нашего во всех отношениях уникального учителя.
- Как тебе нравится? – улыбалась Пэнси. – Великан, подумать только.
- Наша директор мадам Максим тоже великань, - вмешалась Шанталь. – Что в этомь такое?
- Не в смысле роста, а в смысле происхождения, - пояснила Паркинсон. Кажется, француженка всё равно не очень её поняла.
- Ну что же, - сказал я, вставая с кресла. – У нас как раз сейчас Уход. Идём, посмотрим, как себя чувствуют господа подопечные соплехвосты новой звезды прессы – Хагрида.
Ни подопечных, ни самого лесничего мы, однако, не обнаружили. Вместо него у хижины собирала учеников пожилая женщина довольно грозного вида, назвавшаяся профессором Грабли-Планк, новым преподавателем Ухода за магическими животными, а темой урока стали единороги.
Ошалевшие от новости гриффиндорцы попеременно готовы были то впасть в истерику, то порвать ни в чём не повинную учительницу. Поттер словно дрессированный попугайчик спрашивал с периодичностью раз в три минуты: «Где Хагрид? Что с Хагридом?»
Сжалившись, я подсунул ему «Ежедневный пророк». Дочитав статью, гриффиндорцы дружно пооткрывали рты от изумления.
- Что за чуши вы наплели Рите Скиттер?! – набросился на меня Поттер. – Мы ненавидим Хагрида? Крэбба изуродовали флоббер-черви? Когда это было?!
- Между прочим, я старался на всеобщее благо, - лениво сообщил я. – Если вам нравится учиться у полоумного великана, это ещё не означает, что такое положение дел устраивает всех остальных. Говорят, между прочим, что эти нелюди детей едят!
Стоявшие за моей спиной слизеринцы прыснули. Но Поттер шутку не оценил, и уже оскалился, чтобы рассказать мне, кто я есть, но тут вмешалась Грабли-Планк, и всем пришлось замолчать.
Когда первый в нашей жизни нормальный урок Ухода за магическими существами закончился, ко мне подошла Шанталь, до этого терпеливо дожидавшаяся звонка неподалёку от хижины Хагрида.
- Мне сталь скучно, - объяснила она. – Где Пэнси?
- Возится с единорогом, - я махнул рукой по направлению к загону, в котором нам только что демонстрировали воплощённую тему урока.
- А… - Шанталь явно была чем-то расстроена, и к тому же дрожала от холода. – Тогда я не буду её ждать…
- Хочешь, пойдём к нам, - предложил я. – А Пэнси догонит.
- Ваш профессор Снейп хотель забрать у меня тетратку, - пожаловалась француженка, пока мы шли к замку. – Ту, которую я получиль от Леоны. Он говорит, там опасная магия.
- Ну и отдай её ему, - я пожал плечами.
- Там…зелья. Много зелий, - зашептала Шанталь, останавливаясь сама, и удерживая меня за плечо. – Много интересных зелий. Мне жаль терять такой полезное знание.
- Скопируй, - предложил я. – Просто наколдуй копию, или воспользуйся размножающим раствором – мы с его помощью значки делали на всех.
- Не получается, - вздохнула Себир. - Я пыталась, но листы защищены. Я не знаю, как снять защиту.
- Ладно, - решил я, подумав, что тетрадь и впрямь может оказаться интересной. – Приноси, я взгляну на неё. Может, что-нибудь придумаем.
- Хорошо! – она просияла.
- Драко, почему ты меня не дождался? – нас догнала обиженная Пэнси. Шанталь резко отдёрнула руку:
- Это я увёль Драко…
- Привет, Шанталь, - холодно сказала Пэнси. – А, понятно.
Она обогнала нас и быстро пошла вперёд.
- Подумаешь, - фыркнул я. – Так когда покажешь тетрадку?
В выходные нас отпустили в Хогсмид. Не заглядывая по дороге никуда, я прямиком отправился на встречу с Салазаром. Отец, разумеется, и не подумал посвящать меня в подробности случившегося с ним в России, отделавшись туманными фразами и предупреждением об опасности взаимодействия с заключенными в шкатулку силами, и я надеялся, что хотя бы учитель сдержит слово и удовлетворит моё любопытство.
- Терпение, юноша, терпение. Я расскажу вам всё по порядку, если только вы оставите мне больше времени, чем те короткие мгновения, которые вы тратите на то, чтобы перевести дыхание в промежутках между вопросами. Даже я не могу так бессовестно растягивать секунды, - Салазар смеялся, но мне бросилось в глаза, что выглядит он очень неважно. Что бы ни происходило в России, оно словно вернуло учителя в то болезненное состояние, в котором он пребывал первые месяцы нашего знакомства. Страшнее всего было смотреть на его руки. И без того тонкие и сухие, они совсем стали напоминать старческие: кожа ссохлась и посерела, обтянув кости. Лицо Салазара осунулось, как у совершенно измотанного человека, вокруг глаз залегли тёмные круги, подчеркнув, однако, яркость и необычность удивительного взгляда.
- Хорошо, - я выдохнул, сдерживая любопытство, и наконец-то опустился в кресло. Салазар сел напротив, закурил, а свободную руку спрятал под накинутый на колени плед.
- Сначала я расскажу вам, что же представляет собой шкатулка на самом деле, - начал он. – Точнее, не она сама – это вам и так известно из манускрипта, а силы, заключенные в ней. В некотором роде, флаконы действительно содержат чистый свет и чистую тьму, но создатель шкатулки пошёл по самому очевидному, хотя и непростому пути. Он не пытался разделить на составляющие нашу реальность – вместо этого он призвал и подчинил себе двух существ, природа которых такова, что каждый из них и является чистым концентратом одной из сил. Эти создания – так называемые духи, не имеющие постоянной телесной оболочки . С тёмным духом вы имели неудовольствие познакомиться лично. Собственно говоря, Леона де ла Сона не является существом из нашего мира. Наши кэльпи выглядят и существуют несколько иначе….
- Из другого мира? – оживился я. – А как она попала в этот?
- Я же сказал, её призвали, - с укором ответил Салазар. – Не знаю, чем не устроили создателя шкатулки наши исконные «тёмные» существа…. Но он предпочёл обоих духов вытащить из другой реальности, оторвав их от их привычной жизни. Поэтому, видимо, Леона так яростно пыталась получить шкатулку – только порвав связь с ней, демоница могла бы вернуться домой.
- Параллельные миры – это отражения нашего? – вспомнил я.
- Вам известна эта трактовка? – учитель пристально посмотрел на меня.
- Да,- я кивнул, и достал из школьной сумке книгу Тайянга, которую таскал с собой и периодически почитывал.
Салазар попросил дать сочинение ему. Но внутрь заглядывать не стал, задумчиво водя пальцем по переплёту, словно поглаживая.
- Много лет уже не видел этой книги и не держал её в руках, - наконец сказал он. – Как она попала к вам?
- Из отцовской библиотеки, - быстро ответил я. Брови Салазара взметнулись вверх, но тон остался ровным:
- Иногда забывчивость может сослужить плохую службу, - непонятно к чему произнёс он. – Что ж, читайте её. Это неплохое сочинение, хотя в нём есть несколько ошибок, и автор на момент написания книги не все свои исследования довёл до конца.
- Вы знаете её автора? – поинтересовался я.
- Да, одно время мы неплохо общались, - не сразу ответил Салазар.
- Надо же, - сказал я, - а я было подумал, что это просто развлекательное чтение. Интересно, он напишет продолжение?
- Полагаю, он не напишет уже ничего, - Салазар вернул мне книгу. – И вовсе не потому, что с некоторых пор в любом случае раздумал делиться своими знаниями с остальным миром. Когда началась война, он был обвинён в пособничестве Пожирателям Смерти, заключён в Азкабан, где и умер, не дождавшись пересмотра дела. Но вам повезло, Драко.
- Почему же?
- То, о чём не написано в книге, - улыбнулся Салазар, - могу поведать вам я. И непременно сделаю это – ведь следующая ступень вашего обучения – магия параллельных миров.
Мои глаза непроизвольно открылись, став, наверняка, немногим меньше салазаровых.
- А что вы удивляетесь? – Салазар потянул дым сигареты, будто ничего особенного не сказал. – Магия времени и магия параллельных миров неразлучны, как две сестры-двойняшки. Они мало кому даны, но обладающий одной непременно способен и на вторую – во всяком случае, это правило верно для урожденных магов. Ну что же, пока не будем уходить от темы, и вернёмся к случившемуся с вашим отцом.
Мне ничего не оставалось, как кивнуть.
- Его след привёл меня в дом Алексея Озерского. Это тот самый маг, которому было адресовано послание в манускрипте. Он дожил в Англии до наших дней, до визита Люциуса Малфоя.
- Отец говорил с ним о шкатулке?
- Да, - кивнул Салазар. – И даже узнал кое-что для себя полезное. Увы, старик выжил из ума – и в немалой степени в этом была виновата шкатулка, но Люциус отнёсся к этому факту довольно легкомысленно. А зря. Вскоре после его ухода Озерского навестило нечто… светлый дух, как и кэльпи, охотящийся за шкатулкой….
- Но… как он вырвался на свободу? – удивился я. – Если оба духа были заключены во флаконы, то я понимаю, что Леону выпустили. Но второй сосуд был не тронут.
- Я не очень хорошо представляю себе механизм взаимодействия духов и шкатулки, - признался Салазар. – Могу предположить, например, что во флаконах заключены не сами духи, а их частички, те, без которых они могут существовать только в нашем мире, и обязаны подчиняться хозяину. Скорее всего, пока шкатулка закрыта, духи погружены в сон, а пробуждает их первое поднятие крышки. Но закрыть её обратно мало, чтобы заставить демонов замолчать. То, что флакон Леоны оказался поврежденным, вероятно означает, что ей пытались помочь освободиться от связи. Результата не добились – решать судьбу духов может только владелец шкатулки. Но вот что Леона оказалась настолько сильна, что смогла обрести физическое тело – это, пожалуй, сомнительная заслуга её неудачливого освободителя. Но вернёмся к Озерскому. В своё время он пытался выполнить инструкции из манускрипта. В результате попал под влияние светлого духа, и, как я уже сказал, сошёл с ума, не выдержав этого.
- Что это было за влияние? – я едва удерживался от того, чтобы не давать выход своему любопытству и в очередной раз не засыпать учителя вопросами.
- Опять же, не могу ответить точно, - Салазар стряхнул пепел с сигареты. –Вы помните, что по сути есть «свет», и что есть «тьма»?
- Да, из курса черной магии, - я прищурился, вспоминая. – «Светлая» магия направлена на созидание существующего, «тёмная» - на изменение его сути вплоть до разрушения.
- Да, примерно так, - подтвердил учитель. – Судя по тому, что происходило с Озерским после визита Люциуса – духи из шкатулки играют с сознанием человека, усиливая в нём «тёмные» или «светлые» стороны. Но в мире не зря всё существует в равновесии. Крайности плохи всегда. В них не идёт речь о справедливости и логической оценке явлений. Под влиянием кэльпи вы начали выполнять все свои желания без оглядки на последствия для вас и для других людей, видя врага в каждом, кто пытался вас удержать, светлый дух возвёл совестливость, честность и стремление к всеобщему благу Озерского в степень маниакальности. И если в молодости русского мага ещё хватило на то, чтобы снова погрузить духов в сон, и уйти в подполье, то в старости встреча с духом привела его к самоубийству. Из путаной и в основном бредовой предсмертной записки Алексея можно понять только одно – он счёл себя конченым человеком, несущим в мир исключительно вред, и не смог с этим жить.
- Он покончил с собой? – переспросил я.
- Да. На следующий день после визита вашего отца.
- А дух?
- Отправился к следующему владельцу шкатулки – Люциусу Малфою, - сообщил Салазар таким тоном, словно это было очевидным фактом.
- Зачем духу-то надо было убивать Озерского? – мне было всё равно, сочтёт ли учитель меня непонятливым или нет.
- Он его не убивал, - со вздохом ответил тот. – Леона де ла Сона охотится на людей – это её природа, от которой ей никуда не уйти. Светлый дух пытается перекроить их по своему образу и подобию – но обитатели нашего мира не готовы стать абсолютным «светом».
- А на отца он тоже пытался влиять?
- Разумеется. Но, как вы понимаете, силы вашего отца и старика Озерского просто несопоставимы, как и уверенность в себе и своих действиях. Люциус был настолько поглощен своими делами и целями, что времени на какие-то этические переживания у него просто не оставалось. Дух ходил вокруг да около, а ваш отец и не думал поддаваться странным мыслям, если вообще их улавливал. Возможно, охотнику так и пришлось бы остаться ни с чем, если бы судьба не привела Люциуса к месту силы.
- Природному источнику магии? – уточнил я.
- Да. Я говорил, что кэльпи вошла в полную силу потому, что её флакон оказался открыт. Светлому духу сделать то же самое помогла энергия места. Он напал на вашего отца во время лесной прогулки. Но жертва оказалась не по зубам: Люциус стал защищаться, и сильно ранил противника. Настолько, что тот моментально остановил время (помните, где магия параллельных миров – там ищите и временную) – для себя, и для всё ещё находящегося поблизости Люциуса. Таким образом, ваш отец оказался в ловушке – внутри временного коридора, лишённый магии и возможности выйти. И – во власти светлого духа…
- Ему помогли вы? – догадался я.
- Да. Я пришёл позже, чем возможно стоило, но всё-таки не опоздал. Я разрушил коридор, а у раненого духа не хватило сил противостоять мне. Как только ловушка была уничтожена, к вашему отцу вернулась магия, и он без труда заключил духа обратно в шкатулку. Я дождался, пока Люциус доберётся до человеческого жилья… и вернулся в Англию. Вот и всё.
Повисла пауза.
- Но… что дальше намерен делать отец? Он не избавился от шкатулки? – наконец спросил я.
- Полагаю, он намерен выкупить архив и всё-таки обрести власть над вещицей, - развел руками Салазар. – Это опасно, но вы или я не вправе ему мешать.
- А если дух снова вырвется?!
- Значит, вы снова попросите меня о помощи, - просто ответил учитель.
Приговор
Малфой-Мэнор. Хогвартс. Зима - весна, 4 курс
Крышка шкатулки тускло бликовала в неярком освещении кабинета. После проведённого над вещицей обряда Люциус почему-то ощущал в первую очередь физическую вымотанность, впрочем, скрашенную облегчением от осознания завершённости дела. Точнее, одного из его этапов.
Действительно – только одна из ступеней…. На деле всё оказалось сложнее, чем предполагалось изначально. С одной стороны, Аларум и Леона де ла Сона уже не осмелятся открыто причинять вред своему хозяину или кому-то иному без специального приказа - они подчиняются Люциусу в настолько полной мере, насколько предполагает назначение шкатулки. Но с другой - это вовсе не означает, что подчинение это безоговорочно. Право хозяина и уверенность в своих действиях придётся доказывать снова и снова, иначе за духами не задержится сотворить нечто подобное тому, что Малфою пришлось пережить на российских болотах в обществе Аларума.
Тонкостям обращения со шкатулкой и её силой ещё предстояло учиться. Кое-что из механизмов действий духов Люциус уже знал. Но информации на то, чтобы объективно оценить размах их возможностей, ему не хватало. Выкупленный архив Озерского положения не спасал – все выкладки старого мага о том, что будет после проведения ритуала, сводились к теориям.
Тёмный дух был камнем преткновения. Хотя после обряда Леона с Аларумом и уравновешивали друг друга, связь демоницы со шкатулкой уже нарушилась из-за разбитого флакона, и де ла Сона значительно уступала в нынешней силе своему светлому коллеге. Люциус не знал, возможно ли восстановить способности кэльпи, или же найти замену тёмному духу – с этим предстояло разбираться.
Кроме того, мысли хозяина Мэнора снова и снова возвращались к ещё двум вопросом, связанным со шкатулкой лишь косвенно. Пребывание в плену у Аларума неожиданно открыло Люциусу кое-что новое относительно него самого. Он прекрасно помнил все моменты своей жизни, которые его заставил пересмотреть светлый дух. И так же хорошо помнил картины, которых, кажется, никогда в действительности не бывало. Мнимая гибель Нарциссы, якобы по его, Люциуса, вине была лишь одним из череды странных, будто чужих воспоминаний, по реалистичности ничуть не уступавших «настоящим». Возможно ли, что дух насылал ложные видения? Сам Аларум, во всяком случае, утверждал обратное. И Люциус почему-то ему почти верил. Но не мог же он забыть такие значимые моменты собственной жизни!
Малфой пытался «вернуться» в эти воспоминания. Понять, что было до, что было после. Но их словно бы окутывал непроглядный, неприятный туман. И даже призвав на помощь логику, Люциус не мог проникнуть сквозь него. Зато выяснилось, что туман окружает не только эти сомнительные воспоминания, но и некоторые вполне настоящие…. Казалось, будто в полотне памяти есть дыры, взявшиеся неведомо откуда. Раньше Малфой не замечал за собой такого, хотя…
Он слегка коснулся рукой правого плеча. Тайна, появившаяся в его двадцать два года. Татуировка, словно сама собой проступившая на плече за одну самую обычную ночь, состоявшая из пяти японских иероглифов. Разумеется, Люциус узнавал, что они означают. Узор на плече Малфоя складывался в слово «Арион», а самый большой иероглиф, включающий в себя четыре остальных, символизировал стихию огня.
Судя по виду татуировки, её происхождение было сродни пожирательской метке, но, в отличие от последней, загадочный узор боли не причинял. И за всё это время Люциусу так и не удалось найти ни единой зацепки, что бы это могло значить, и откуда появиться. В конце концов он привык к существованию этой загадки и её нерешаемости настолько, что почти забыл о самой татуировке. А она ведь была ещё одним белым пятном в его жизни…..
Но, при всей своей неприятности, загадки с памятью могли подождать. Второй вопрос был гораздо более насущным и касался старинного и якобы преданного друга Северуса. Давний соратник, удостоившийся даже чести практически стать членом семьи Малфоев, чуть было не погубил своего крестника, а за компанию, правда уже косвенно – самого Люциуса. И, разумеется, этого нельзя было оставлять в нынешнем виде.
Малфой думал о разговоре, состоявшемся вскоре после его возвращения из России. Тогда, стоило только улечься буре чувств по поводу счастливого воссоединения семьи, они с Нарциссой немедля занялись выяснением обстоятельств происходившего с обитателями Мэнора в последнее время.
Рассказ об истории с Драко привёл Малфоя-отца в холодное бешенство. Что Снейп принялся водить старого друга за нос, было понятно ещё пару месяцев назад. Но то, что он поставил под угрозу жизнь сына Люциуса, переходило все грани дозволенного и терпимого.
Нарциссе, явившейся к декану Слизерина сразу же, как только пропал Драко, и резонно потребовавшей объяснений, Снейп выдал весьма продуманную и убедительную версию событий, по которой выходило, что крёстный, конечно, безмерно виноват – ведь кэльпи появилась в качестве побочного эффекта одного из его экспериментов, но подобное развитие событий предусмотреть не мог никоим образом (далее объяснялось, почему). Разумеется, ни о какой шкатулке Северус даже не заикнулся – к чему, вдобавок, нельзя было придраться: Люциус лично говорил другу, что историю предпочитает сохранить втайне.
Решить, что делать со Снейпом, оказалось не самой лёгкой задачей. Если бы виновником подобной истории стал бы кто угодно другой – скорее всего, он был бы уже мертв, или находился бы в положении худшем, нежели смерть. Но ни сам Люциус, ни Нарцисса не жаждали крови крёстного Драко. И не только потому, что он всё же был не совсем чужим человеком. В связи с возвращением Тёмного Лорда в ближайшем будущем стоило ожидать всего чего угодно, а Снейп ещё мог оказаться полезным. Даже при том, что Северус всегда был себе на уме, из всех нынешних соратников из Ближнего Круга он оставался самым адекватным и лояльным к Малфоям.
Когда Люциус озвучил это рассуждение, Нарцисса сразу же возразила, что Снейп знает о своем предательстве, и в любом случае станет ждать ответного шага и мести.
- Значит, нужно сделать так, чтобы он о нём не знал, - мечтательно сощурился Малфой.
- Это было бы идеально, - согласилась Нарцисса. – Но как ты намерен этого добиться? Защита от ментального воздействия у него на очень высоком уровне, и кто из вас останется в выигрыше при попытке стереть Снейпу память…
- Зависит от того, кто и с чьей помощью предпримет эту попытку, - Люциус удовлетворённо расправил манжеты. – Полагаю, настало время побеседовать с нашей демонической гостьей.
Несмотря на зимнее время, парковый пруд расцвел под воздействием магии кэльпи. В воздухе ощутимо пахло болотом, и запах этот странно сочетался с естественным снежным холодом января. Сама Леона сидела на каменных ступенях, застыв, будто изваяние, задумчиво глядя куда-то вдаль. Похоже, холод её нисколько не смущал.
В тот раз Люциус впервые видел причинившего столько проблем тёмного духа. И вдруг понял, что, несмотря на то, что имеет все основания для крайне негативного отношения к мнимой испанке, не испытывает к ней отвращения. Даже зеленоватая кожа ничуть не портила красоту демоницы. Поймав тень возникающего к Леоне сочувствия, Люциус усмехнулся едва заметно дрогнувшими губами. Притяжение кэльпи и правда сильно – если вовремя этого не понять и не начать контролировать свои ощущения. Вот только совершенно отделаться от симпатии всё равно не получалось – особенно видя полный чувства собственного достоинства взгляд демона.
- Я приказываю тебе быть откровенной с моим мужем, - сухо велела Нарцисса, - и честно ответить на всё, что он сочтёт нужным тебя спросить.
Демоница отозвалась глухим горловым клёкотом. Видно было, что ей претит необходимость подчиняться, но сияющий обруч на шее не оставлял Леоне шансов на неповиновение.
Люциус показал кэльпи специально принесённую шкатулку. В глазах демоницы вспыхнул плохо скрываемый огонь, но она не двинулась с места.
- Вижу, вам знакома эта вещица, - подытожил Малфой. – Кто освободил вас из шкатулки?
- Я проснулась, когда была открыта крышка, - медленно и глухо ответила кэльпи, словно сопротивляясь каждому собственному слову. – Дел Маро дал мне волю – настолько, насколько было в его власти.
- Она так называет Северуса, - пояснила Нарцисса. Люциус слегка кивнул в знак согласия:
- Этот человек известен мне под именем Северуса Снейпа. Почему вы называете его иначе?
- Я зову его тем именем, под которым знала его дома. Нынешнее же имя имеет к нему столь же мало отношения, сколь и его теперешний облик, - оскалилась Леона.
- Расскажите об этом подробнее. Кто он на самом деле и что связывает вас с ним, - велел Люциус.
- На самом деле, - Леона усмехнулась сквозь зубы, - он то, чем является сейчас. Профессор в вашей магической школе. Человек. Смертный, не чувствующий свою истинную суть. Маг, не обладающий и половиной силы, положенной ему по праву… Что же касается нашей связи, то, коль скоро он решил расторгнуть наш договор, нас связывает только моя память.
- Что именно хранят ваши воспоминания? – Люциус вскинул голову, отметив про себя, что к договору между кэльпи и Снейпом непременно стоит вернуться позже. Видимо, эта часть лжи старого друга ложью не была.
Леона начала рассказывать о странном призрачном мире, в котором жила до того, как оказалась пленницей шкатулки. Не всё в её словах было понятно, не для всех явлений другой реальности находила кэльпи названия в земном языке, но главная суть была проста. Тот мир был домом преимущественно демонов или тёмных духов, которые принадлежали разным стихиям и находились в постоянном противостоянии друг с другом. Леона де ла Сона и Дел Маро, один из немногих кэльпи-мужчин, были сильнейшими среди себе подобных, до тех пор, пока жизнь одного из демонов не унесло столкновение с духами огня.
Потеряв пару, Леона ослабла. Настолько, что стала лёгкой добычей для любого, кто вознамерился бы избавить мир от её присутствия. Это вынудило демоницу скрываться в других реальностях, проход в которые никогда не закрывался для нематериальных созданий.
Впрочем, Леона не только пряталась от своих естественных врагов. В отражениях собственного мира она искала отражения своего погибшего кэльпи, Дел Маро, с которым её связывали узы более крепкие, нежели любовь, но не имеющие подобий в большинстве других реальностей.
Демоница не помнила, кто заключил её в шкатулку. В какой-то момент своих странствий она будто попала в капкан, и с тех пор, в те периоды, когда не была погружена в сон, безоговорочно подчинялась каждому, кто становился хозяином проклятой вещицы, да вдобавок, оказалась прикована к чужому миру. Леона страстно желала освободиться, но почти потеряла надежду найти Дел Маро во время своего пленения.
Бессилие доводило и без того агрессивного духа до бешенства. В основном эта ярость обрушивалась на хозяев шкатулки – в особенности, когда тем не хватало сил сдерживать обоих духов.
Леона хотела убить и Снейпа. Подчинить, измучить, свести с ума. Но вдруг узнала в нём того, кого искала. Не помня себя от счастья, демоница открылась ему. Но….
- Разумеется, он не помнил меня, - зло говорила Леона, уже полностью поглощённая своими мыслями и переживаниями. – Я и забыла, сколь ограничены смертные. Я забыла, что вы не способны чувствовать суть и видеть связи. И даже ваши собственные отражения непостижимы для вас….
Теоретическое учение о других реальностях и отражениях предметов и живых существ в них Люциусу было известно. Однако к рассказу Леоны он отнёсся скептично, решив, что демоница вполне могла и обознаться. Впрочем, Малфою это в любом случае было на руку. Рассказ кэльпи подкинул Люциусу несколько свежих идей к его плану.
- Каковы были условия заключенного между вами договора? – спросил хозяин Мэнора у тёмного духа.
- Свобода в обмен на свободу, - бросила Леона. И вдруг оскалилась: - И запрет мне отнимать жизнь у членов вашей семьи.
Брови Люциуса поползли вверх.
- Подробнее.
- Он должен был освободить меня, а я – открыть ему проход в иные реальности по первому его слову, - пояснила Леона. – Он не смог в полной мере выполнить свою часть договора, так как не являлся законным владельцем шкатулки. Поэтому он просто позволил мне находиться в школе, и делать всё, что нужно, чтобы получить свободу от законных владельцев – семьи Малфоев.
- А как же запрет отнимать жизни членов этой фамилии? – вмешалась Нарцисса. – Или ты решила забрать нашего сына в качестве компенсации за не в полной мере выполненное обязательство Северуса?!
- Я не пыталась убить вашего сына, - прорычала кэльпи. – Я лишь хотела принять его облик и упросить хозяина шкатулки передать вещицу мне. Дел Маро не стал меня слушать. А я не нарушила ни единого слова нашего договора.
Люциус обернулся к Нарциссе.
- Чтож, полагаю, перспектива путешествий по реальностям весьма притягательна для Северуса. Хотя он и был вынужден забыть о ней, решив, что кэльпи его обманула. Признаться, я даже ему сочувствую. Настолько, что в принципе мог бы помочь, - он усмехнулся, - обеспечив переход в мир иной в самое ближайшее время. За вред, причинённый нам.
Кэльпи взревела и попыталась кинуться на Люциуса. Но тут же огнём полыхнул металлический обруч на горле демоницы, и откинул её обратно. Тяжело дыша, глядя ненавидящими глазами из-под упавших на лицо влажных чёрных волос, кэльпи шептала проклятия на вполне понятном людям языке:
- Вы все поплатитесь… вы ещё поплатитесь… - бессильно повторяла она.
Только этого и ожидавший Люциус ответил сразу же, холодным, не терпящим возражений голосом:
- Своими обещаниями, прекрасная леди, вы старательно готовите своему возлюбленному гибель в этом мире. А между тем, я вовсе не желаю его смерти. Если только не буду вынужден счесть её единственной разумной мерой в нынешней ситуации. Итак, способны ли вы вести деловой разговор?
Кэльпи шумно выдохнула.
- Что вы хотите?
..- Ты действительно намерен освободить её? – обеспокоено спросила Нарцисса позже, когда они с Люциусом окончили беседу с демоницей и вернулись в поместье.
- В случае безупречного выполнения моих условий – возможно, - склонил голову Люциус.
Возможно. Возможно, Леона получит свободу. И возможно, желаемое получит даже Снейп-Дел Маро.
Духи, вертящие сознанием людей так, как им угодно. Будящие и оживляющие воспоминания. Способные заставить личность сменить ценности и уверовать даже в очевидный абсурд.
Что же, кэльпи поможет справиться со Снейпом и заменить его воспоминания на те, что угодны Люциусу. И она же ответит за то, чтобы никогда истинная память не вернулась к старинному соратнику. Власть шкатулки, договор с Дел Маро и Нерушимая клятва, которую Малфой намеревался взять с демоницы, отрежет последней любые пути к отступлению и противодействию.
Предоставить ей свободу… это единственное после жизни Дел Маро, что вообще интересует Леону де ла Сону. Демоница жаждала свободы. И Люциус собирался удовлетворить это её желание. Но, разумеется, предельно безопасно для себя и семьи, и абсолютно не бесплатно. Кстати, неплохо бы к возмездию привлечь и Аларума, но для этого необходим завершенный ритуал.
Вскоре после того, как решение было принято, Люциус вернулся в Россию, выкупил архив Озёрского и провёл обряд.
…Крышка шкатулки тускло бликовала в неярком освещении кабинета. Самое страшное на свете – потерять себя. Если изменить хотя бы одно мгновение в прошлом, именно это и произойдёт – ведь ты уже никогда не будешь в точности тем человеком, каким стал, пока мгновение оставалось неизменным. Чьи это слова? Чьи мысли? Люциус не помнил. Да, он слышал их когда-то от кого-то. Но уже давно они в полной мере были его собственными.
Прошлое Снейпа не изменится. Но стёртая память – то же, что переписанное прошлое.
Точнее, память исправленная. Люциус не собирался лишать Снейпа воспоминаний вообще. Он намеревался лишь поменять их местами. Пусть история выглядит несколько иначе: сначала появилась кэльпи, а договор её с Северусом случился позже, уже после спасения Драко из болота демоницы. Леона ничего не нарушала, нет. Напротив, она то самое доверенное существо, которое единственное способно дать декану Слизерина воплощение его желания.
Да, пожалуй, стоит сделать так, чтобы Снейп был предельно заинтересован в возможности перехода. Разумеется, после того, как закончит дела в этом мире. Но желать этого он должен сильно, чтобы это накрепко привязало его к Леоне.
Чтобы мечтать об иных мирах, надо, чтобы в родной реальности было что-то, что делало бы её абсолютно непривлекательной. Например, чтобы в ней потерялся один из очень важных смыслов существования.
Люциус задумался, вспоминая, что могло бы оказаться столь важным для Снейпа – и потерянным. На ум приходила лишь одна старая история. Конечно, значение событий, некогда заставивших Упивающегося Смертью пойти на поклон к Дамблдору, значительно притупили годы. Но если опять же, немного подкорректировать воспоминания, эта история сослужит неплохую службу в осуществлении нынешней задумки.
Итак, Северус даже не будет знать, что что-то произошло. Просто он перестанет существовать таким, каким является сию секунду, зато станет примерно подобием себя некоторое количество лет назад. Похоже на приговор? Пожалуй, он в полной мере его заслужил.
Люциус потянулся к табакерке, достал яблочную сигарету, и закурил.
…Зима подходила к концу, но, чувствуя свою скорую гибель, отчаянно боролась с наступающей весной. Стоило людям обрадоваться первому теплу и растаявшему снегу, как в конце февраля вдруг сильно похолодало, и тонкий слой снежинок покрыл землю, словно искренне надеясь вновь захватить над ней власть. Поднялись ветра, невольно заставляя всплывать в человеческой памяти старинное название марта «месяц ветров».
Однажды ночью я сидел на подоконнике, вскинув голову и глядя на кружащиеся в вальсе маленькие снежинки за стеклом. Их завораживающий изящный танец вместе со знанием об их скором исчезновении наполняли сердце скрытым восторгом и ожиданием чего-то замечательного, желанного, счастливого… Неважно, чего именно.
Зная, что никто не увидит меня в этот поздний час, а если вдруг проснётся кто-то из соседей по комнате, то всегда можно будет в мгновение ока спрятаться за привычную высокомерно-презрительную усмешку и ядовито поинтересоваться, чего нового обнаружил смотрящий в моём безусловно великолепном облике, я позволил себе рассеяно улыбаться приятному тёплому чувству скорого чуда и снежинкам за окном.
Наличие в себе склонности к романтике я стал бы отрицать всеми доступными способами. Но для самого себя мог признаться в её наличии. Как и в том, что бывает просто всё хорошо. Просто красиво и волшебно: ночь, зима, снежинки, скорая весна, моя собственная рука, касающаяся холодного стекла, в ночном освещении такая же белая, как кружащийся снег… Мгновения, о которых не знает никто, кроме меня.
Говорят, что любовь к себе – это начало романа, который длится всю жизнь. С самим собой я существовал в блаженной гармонии, которую ощущал каждой частичкой своего тела, как если бы мягкий тёплый пух окутывал меня с ног до головы.
Я снова улыбнулся. Конечно же, ничего не возникает на пустом месте. И не случайно я поддался такому приступу самолюбования. Салазар, мой учитель, совершенно очаровал меня рассказами об иных реальностях, по которым ему доводилось путешествовать. А главное о том, что подобное рано или поздно станет доступно и мне, моментально возвысив меня над всеми окружающими. Фантазия рисовала мне красочные, заманчивые картины, собственные перспективы и мысли о том, кем я стану, сводили с ума и кружили голову не хуже влюблённости в разгар весны.
Какой мелочной мне казалась в тот момент обычная школьная жизнь. Сущим пустяком – занятия, баллы, стычки с гриффиндорцами, и даже знаменитый Турнир Трёх Волшебников, второй этап которого был назначен на утро. Пусть популярность чемпионов растёт с каждым днём – по сравнению с тем, что я мечтал обрести в не самом отдалённом будущем, она не значила вообще ничего.
Сидеть на подоконнике в одной рубашке стало холодно. Я отправился за мантией, и, проходя мимо постели Крэбба, заметил, что тот заснул в обнимку с бутылкой вина. Фыркнув про себя на глупость приятеля, рискующего попасться Снейпу самым бездарным образом, я осторожно высвободил бутылку из лап Винса, и посмотрел на этикетку. Вино оказалось французским, полусладким и довольно дорогим. Удивившись про себя тому, что начинающий пьяница ещё и разбирается в том, что именно он пьёт, я вернулся на подоконник и к своим мыслям.
Отпил вина из бокала. Вновь удивился, поняв, что даже не заметил, когда успел его наколдовать. Подумал о том, что хочется вдохнуть сигаретного дыма с ароматом яблок. Я ни разу не пробовал курить, но общение с Салазаром сделало своё дело. Увы, сигарет у меня не было.
Я смотрел в окно, и у меня было странное ощущение, словно я нахожусь здесь и не здесь одновременно. В Хогвартсе было тихо, и лишь от окна чуть ощущался слабый сквозняк. Но одновременно где-то ещё, далеко-далеко отсюда, ветерок взъерошил мне волосы, а глоток ледяного воздуха с успехом заменил вино.
Я оставил опустевший бокал на подоконнике. Скинул мантию, лёг в постель. Завернулся в тёплое одеяло. И не заметил, как провалился в сон, которому невозможно было сопротивляться..
Утреннее солнце начисто уничтожило остатки ночных трудов зимы. Увы, кажущееся тепло ничуть не облегчало участи несчастных чемпионов, которым предстояло целый час провести в ледяной воде озера. И хотя магия, позволяющая человеку дышать под водой, заодно защищала и от холода, смотреть на полураздетую четверку участников было грустно.
Лучше всего себя чувствовали Дамблдор и Людо Бэгман, громогласно вещавший на все трибуны об условиях второго испытания. Чемпионам предлагалось за предоставленный им час найти на дне озера нечто им дорогое, и вернуться с найденным раньше, чем это сделают соперники.
По свистку соревнование началось. Диггори, ёжась от холода, первым произнёс заклинание и нырнул. Крам бросился в воду решительно, Флёр чуть помедлила, но последовала за ним. Последним в озеро вошёл Поттер.
- Привет, Драко! – раздался голос Шанталь, и запыхавшаяся француженка попыталась устроиться на край сидения возле меня.
- Гойл, уступи девушке место, - прикрикнул я на приятеля, и тот с недовольным видом отодвинулся, позволяя Себир усесться поудобнее. Пэнси, сидевшая с другой стороны от меня, сразу же надулась, но промолчала.
- Что у вас происходиль? – радостно поинтересовалась француженка.
- Да ничего особенного, - отозвался я. – Поттер топчется на одном месте, ожидая, видимо, пока наступит лето и вода потеплеет. А ты чего не со своими?
- С вами мне интереснее смотреть, - подмигнула Шанталь, и потёрла рукавом памятный значок на мантии «Победы мы Флёр будем желать».
Поттера тем временем доконал холод. Гриффиндорец, зачем-то обхватив голову руками, неловко нырнул под дружный хохот с трибун.
- Зрелищ нам сегодня не предоставят, - посетовал я, глядя на ровную гладь озера. Затихшие поначалу трибуны понемногу начинали гудеть множеством голосов.
- Им надо быль заколдовать озеро, - поддержала меня Шанталь, - чтобы ми видель, что творится на дно.
- Значит, этого нельзя было сделать, - ворчливо отозвалась Пэнси. – Нам и так всё будут рассказывать.
Словно в подтверждение её слов раздался голос Бэгмена:
- .. Виктору Краму не удалось осуществить полноценное превращение в акулу, но он продолжает участвовать в соревновании! Гарри Поттер… о, он воспользовался жаброслями – водорослями, дающими возможность дышать под водой. Какая оригинальная находка!...
- А ми пили жаброслевое зелье, когда спасаль… спасали тебя, Драко, - улыбнулась Шанталь.
Меня разобрало на хихиканье:
- Молодцы. А Крам-то хорош – вот что бывает с недоученными анимагами! Интересно, это общение с Грэйнджер так ему повредило?
- А мне интересно, откуда онь знаеть, что происходить на дне озера, - сказала француженка.
- Ему докладывают, разве не видишь? – Пэнси указала куда-то вниз, но я так и не увидел, кто же сообщает комментатору о происходящем.
Время тянулось медленно. Солнце спряталось за тучи, день посерел и стало совсем скучно, несмотря на то, что Бэгман болтал без умолку.
- Шанталь, а что ты не несёшь мне тетрадку? – вспомнил я. – Ты же хотела, чтобы я разобрался, что с ней можно сделать.
- Ох! – воскликнула она. – Я совсемь забыль! Приходи вечером к нашему экипажу, я тебя впущу и покажу.
- Я вам не мешаю? – моментально встряла Пэнси. Я усмехнулся – похоже, подруге крайне не нравилось моё общение с француженкой. Конечно, после истории с Леоной Паркинсон была готова ревновать меня к каждому столбу женского пола, но это было уже слишком. Абсурд ситуации заключался в том, что уж кого-кого, а Себир я воспринимал исключительно как подругу. Тем не менее, я нарочно придвинулся к Шанталь, и с преувеличенной заинтересованностью начал выяснять, удастся ли нам поговорить о наших делах тет-а-тет. Но француженка испортила мне игру:
- Пэнси, ти приходи тоже.
- Подумаю, - буркнула Паркинсон и отвернулась.
- Участница Флёр де Лакур выбывает из состязания! – возвестил Бэгман.
- Что?! Как вибивает?! – подскочила Шанталь. – Почему?!
Две русалки дотащили бесчувственную чемпионку до берега, где ту сразу же подхватили на руки бобатонцы во главе с мадам Максим.
- Увы, мисс де Лакур не справилась с заданием, - продолжал комментатор. – Не волнуйтесь! С ней всё в порядке!
Пока Флёр приводили в чувство, зрители снова успели заскучать. Больше не происходило ничего интересного, и мы еле дождались, пока истёк отведённый чемпионам час.
Наконец, из озера вынырнул Седрик Диггори – вместе с непонятно как оказавшейся там Чжо Чанг. Видимо, под «самым дорогим», которое должны были найти чемпионы, подразумевались живые люди.
Трибуны встретили первого появившегося чемпиона бурными аплодисментами. Вторым появился Крам – вместе с мокрой Грэйнджер.
- Где же последний чемпион? Гарри Поттер опаздывает! – расстроено гаркнул Людо Бэгман.
- Бред, - я прикрыл глаза ладонями. – На первом соревновании хотя бы было, на что смотреть. Зачем им понадобились зрители сегодня, я не понимаю. Полдня соплехвосту в глотку…
- Молчи, Драко, и так всё плёхо.. – всхлипнула Шанталь. Я с опаской посмотрел на неё – но кажется, глаза француженки были сухи.
Поттер появился последним. Герой, разумеется, и в этой ситуации не мог не показать себя: оказалось, его задержка была вызвана стремлением спасти сразу двух заложников – Рона Уизли и девочку из Бобатона, оказавшуюся младшей сестрой Флёр.
Среди зрителей и судей поднялась возня. Все суетились вокруг чемпионов, Дамблдор что-то выяснял у выглянувших из воды русалок…
- Как мне это надоело, - я со вздохом откинулся на спинку сиденья.
- Очкастый наконец-то сел в лужу, - позлорадствовал Гойл. Я лишь отмахнулся, не веря в то, что Дамблдор не найдёт способ протащить своего любимчика.
И, в общем-то, очевидное случилось.
- Дамы и господа, мы приняли решение! – гаркнул явно воспрянувший духом комментатор. – Русалки подробно рассказали нам обо всём, что произошло на дне озера. Максимальное количество очков за это соревнование – пятьдесят. Чемпионы получают следующие оценки: Флёр де Лакур – двадцать пять баллов, Виктор Крам – сорок баллов, Седрик Диггори – сорок семь баллов. И, наконец, Гарри Поттер, который, хоть и вернулся последним, продемонстрировал непоколебимый моральный дух, рискнув пожертвовать своей победой ради спасения двоих заложников – получает сорок пять баллов!
- Ну что я говорил, - я пожал плечами. – Поттеру мало его известности, теперь он намерен захватить мировое господство. Я пошёл в замок, смотреть на всё это противно.
Обиженная Пэнси даже не оглянулась.
«Ну подожди у меня,» - зло подумал я.
Бобатонский экипаж тускло освещали слабенькие магические фонари. Раньше он ярким пятном выделялся на фоне белого снега, теперь же, черная влажная земля и ночной сумрак притушили все краски, и место обитания французов стало унылым. Кроме того, жители экипажа притихли после неудачи Флёр, и отсутствие каких-либо звуков дополняло общую картину.
Шанталь ещё днём объяснила мне, как её найти. В экипаж меня пропустили спокойно, но внутри я решил сделать француженке сюрприз, и, пользуясь тем, что бобатонцы тихо сидели по своим комнатам, обернулся горностаем и проскользнул в спальню француженки через щель приоткрытой двери.
Себир была не одна: Пэнси пришла раньше меня. Она ойкнула от неожиданности, когда я, цепляясь коготками за мантию, вскарабкался ей на плечо. Шанталь быстро подняла глаза от книги, которую читала. Увидев меня, француженка заулыбалась, протянула руку, и слегка дёрнула меня за хвост:
- Привет, зверёк!
Я скатился с плеча Пэнси на кровать, и, не торопясь перекидываться в человеческий облик, схватил зубами край рукава Шанталь и слегка потрепал его из стороны в сторону.
- Развлекаешься? – Себир попыталась меня отпихнуть, но Паркинсон перехватила меня на руки, начала гладить по шерсти, а потом вдруг щёлкнула меня по носу. Возмущённо фыркнув, я спрыгнул на пол и превратился в самого себя:
- Предательница!
- А ты не приставай к девушкам! – сверкнула глазами Пэнси.
- Ревнуешь, что ли? – заулыбался я, вогнав Паркинсон в краску.
- Вот ещё! – обиженно отвернулась подруга.
- Ну, что у вас тут происходит? – я обратился к Шанталь, сделав вид, что ничего не заметил. – А где все остальные?
- У нас у каждого свой комната - пожала плечами француженка.
- Хорошо вам, - позавидовал я. – Ладно, покажи мне, наконец, тетрадь.
Травник Леоны с первого взгляда казался детским альбомом. В нём были рецепты, написанные красивыми витиеватыми значками разных цветов, рисунки растений (собственно, поэтому я и сделал вывод, что это именно травник), засушенные листья и стебли, приклеенные к страницам, видимо, в качестве образцов.
- Ууу, - протянул я. – Предлагаю привлечь к расшифровке Министерство Магии. Без них можем не справиться.
- И что, ты хочешь, чтобы мы это переписывали вручную? – скривилась Паркинсон.
- Но это того стоить, - воскликнула Шанталь. – Это же записки кэльпи, наверное, редкие зелья!
- Ладно, - решительно сказал я. – Делим на три части, и начинаем списывать.
Перерисовывать заковыристые значки было довольно утомительно. У меня довольно быстро зарябило в глазах от пестроты строк. Я отложил перо и зажмурился.
- Шанталь, а как у тебя с Мариусом? – вдруг не к месту спросила Пэнси, не прекращая писать. Француженка сразу погрустнела, но промолчала. Паркинсон же не собиралась униматься: - Я же вижу, что с тобой что-то не так. Ты стала раздражительна.. нет, это я не в укор тебе, просто я тебе очень сочувствую. Но ты знаешь, он же такой высокомерный… наверняка это всё только из-за того, что ты полукровка. У нас в Англии происхождению все придают огромное значение….
Шанталь смотрела на неё круглыми от изумления глазами, не находя, что ответить на такое.
- Но ты правильно делаешь, что стараешься отвлечься хотя бы на знания, - с притворным одобрением продолжала ревнивица. – Пока тебе это поможет, а когда-нибудь тебя ещё полюбит равный… - последнее слово Паркинсон произнесла с особым удовольствием.
- С чего ти взяль, что я ещё переживаю? – сдавленно произнесла Шанталь.
- Ну я же вижу, что ты себе места не находишь, - торжествующе сообщила Пэнси. – Мечешься то к Драко, то ещё к кому-нибудь…
- Я с ними просто дружу! – наконец вспыхнула француженка. – При чём здесь Мариус?!
- Хватит, - прикрикнул я на обеих. – Надоело слушать эту чушь. Пэнси, переписывай лучше!
- Знаешь что, - раздражённо отозвалась та, - Я тебе не домовик, чтобы на меня кричать и мне приказывать. Переписывай сам.
Пару минут мы смотрели друг на друга ненавидящими взглядами. Шанталь, кажется, забилась в угол, предпочитая не попадаться под горячую руку ни одному из нас. Наконец, Пэнси поджала губы, и взялась за перо.
- Жарко тут что-то, - притворно пожаловался я через некоторое время, стягивая галстук и расстёгивая воротничок рубашки.
- У меня есть немного имбирного эля, - предложила Шанталь, вдруг почему-то начавшая растягивать слова. Я перехватил её взгляд, усмехнулся, и чуть заметно подмигнул.
Паркинсон придвинулась ближе ко мне, но по-прежнему молчала, усилено строча на листе пергамента.
- Ти что творишь? – зло зашептала мне француженка чуть позже, когда Пэнси ненадолго вышла из комнаты. – Ти видель, она и так на меня нападаеть…
- У меня есть к тебе предложение, - сощурился я.
- Какое?
- Давай её проучим. Мне надоела эта ревность на пустом месте.
- Мне тоже, - призналась Шанталь. – А как?
- Сделаем вид, что мы встречаемся.
- Что?! – француженка только что не подскочила.
- Да не волнуйся, - успокоил её я. – Мы сделаем так, чтобы казалось, что у нас действительно что-то есть, и пусть Паркинсон попытается поймать нас на месте преступления. А мы подстроим так, чтобы она поняла, что напридумывала себе глупостей.
- Ладно, - не сразу согласилась Шанталь. – Я не очень поняль, что ти имеешь ввиду, но пусть будеть по твоему. Что я должна делать?....
…Март, солнечный, ветреный, кружащий голову всё усиливающимися ожиданиями чего-то, наконец наступил. Казалось, всё вокруг, пробудившись после долгого сна, наполнилось жизнью, плещущей через край. Я и в себе ощущал небывалый прилив сил и хорошего настроения, которых оказалось даже слишком для того, чтобы просто с этим существовать. Увы, никаких дел, в которые можно было выплеснуть всё, что меня переполняло, не подворачивалось – пришлось довольствоваться мелочами.
Однажды я притащил огромный букет роз, и торжественно вручил его Шанталь, сделав вид, что не замечаю Забини, скромно топчущегося поблизости.
- О, какая прелесть, Драко! – воскликнула француженка, вдыхая вкусный аромат цветов. А затем лукаво добавила: - А Пэнси не будеть ревновать?
Отметив, что Забини, как и ожидалось, притих, я нарочито громко заявил:
- А мы ей не скажем. В конце концов, могу я себе позволить подарить приятной девушке цветы?
Дело было сделано. Забини, стараясь не привлекать моего внимания (а, на самом деле, неведомо для самого себя оказавшись в его центре), быстро и тихо удалился.
- Ну всё, дело сделано, - сообщил я Шанталь.
- Что ти имеешь ввиду? – насторожилась француженка.
- Если нам повезёт, то Паркинсон узнает о букете минут через десять, - радостно пояснил я.
- Так…ти хотель её злить? – Шанталь сразу погрустнела.
- Ну, и сделать тебе приятное, разумеется, - подмигнул ей я.
Однако донести подруге о моём неподобающем поведении до ближайшего урока Забини не успел. Это я понял по весёлому хохоту Паркинсон, вслух зачитывающей для ожидающих зельеварения Слизеринцев очередной шедевр Риты Скиттер.
- Долго же она её писала, - заметил я, пробежав глазами статью, в которой говорилось, что несчастный, обиженный судьбой Гарри Поттер вновь получил жестокий удар от жизни, когда его давняя возлюбленная Гермиона Грэйнджер отдала своё сердце другому чемпиону – Виктору Краму. – Я ей эту идею подкинул ещё на Рождество.
- Но согласись, - заметила Паркинсон, - Произведение про Хагрида было не менее великолепно.
- И своевременно, - поддакнула Милисента, многозначительно подняв палец.
- Кстати, Пэнси, а ты я смотрю, тоже поучаствовала в написании, - сказал я, прочтя очередной абзац.
- Да, - гордо подтвердила подруга. – Как тебе идея?
- Грэйнджер, опаивающая приворотными зельями лучших учеников двух магических школ, - почти процитировал я. – По-моему, отлично.
- О, а вот и наши дорогие гриффиндорцы, - Пэнси расплылась в ядовитой улыбке. К нам приближалась знаменитая троица. Паркинсон сразу же скатала журнал в трубочку, и кинула его грязнокровке: - Грэйнджер, почитай, тебя это непременно заинтересует.
Появился Снейп. Мы испугались, что веселье откладывается – но гриффиндорская заучка всё же принялась читать статью прямо за партой.
- Какая фееричная чушь! – как и следовало ожидать, на то, чтобы пережить подобное, самообладания Грэйнджер не хватило. – Да что она знает о моей личной жизни!
- Я верю, что ваша личная жизнь весьма увлекательна, мисс Грэйнджер, но она не относится к темам, изучаемым на моих уроках. Минус десять баллов с Гриффиндора, - профессор Снейп оторвался от написания на доске рецепта, и прошествовал к столу распрекрасной троицы. Я повернулся вслед за ним, ухитрившись задеть значок на мантии – тот сразу же замигал надписью про Поттера. Разумеется, обладатель самого разбитого на свете сердца тут же уставился на меня ненавидящим взглядом. Пришлось пожалеть несчастного и искренне ему улыбнуться. Увы, кажется, ему стало лишь хуже.
- Ещё десять балов с Гриффиндора, за чтение газет во время урока, - Снейп отобрал журнал у Грэйнджер, и быстро проглядел статью. – Ах вот как…. «Сердце юного Гарри Поттера, и без того обделённого лаской, было совершенно разбито, когда….»
Пока декан зачитывал вслух последний абзац, слизеринская часть класса уже только что не стонала от смеха. Сквозь выступившие на глаза слёзы я даже не мог разглядеть выражения лиц героев дня. Должно быть, они были весьма красноречивы, потому что, закончив чтение, Снейп разогнал троицу по разным партам, причём Грэйнджер выпало счастье оказаться за столом вместе с Пэнси. Вид у той был настолько торжествующим, что я чуть было не посочувствовал грязнокровке, которой предстояло выдерживать риторические упражнения слизеринки в течение двух часов. Впрочем, Поттеру пришлось ещё хуже – Снейп половину урока простоял рядом с ним, контролируя каждое действие незадачливой знаменитости.
Страдания гриффиндорцев прервала случайность. Незадолго до конца занятия в класс вошёл Каркаров. Все, как один, с изумлением обернулись к директору Дурмстранга, но тот, не обращая на нас внимания, стремительно подошёл к Снейпу, и нервно бросил, что его привело дело, не терпящее отлагательств.
Что это было за дело, узнать нам так и не удалось. Каркаров нетерпеливо дожидался конца урока, и, стоило прозвенеть звонку, Снейп сразу погнал нас всех из класса.
Впрочем, Паркинсон волновала меня гораздо больше, чем тайны преподавателей. Заметив, что Забини наконец-то оказался рядом с ней, я поспешно ретировался. Первая часть моей маленькой задумки шла как по маслу. Вторую следовало продумать несколько более тщательно.
Растаявшая снежинка
Хогвартс. Малфой-Мэнор. Весна, 4 курс
«О лучезарная Шанталь!
О встрече в тайнике,
Что за змеёй сокрыт, как встарь,
Прошу согласья мне…»
- Diable. Так, по-моему, не говорят, - я с досадой отшвырнул перо.
- А что не так? – удивилась француженка, пребывавшая в диком восторге от нашей затеи и моего творчества.
- «Согласья мне», - пояснил я. – Как-то неправильно звучит.
- А я не заметиль, - она пожала плечами. – Зато всё вместе звучить красиво.
- А, ладно, пусть остаётся, - решил я. – Это же всё равно Гойл пишет. Так, продолжаем… «Коль не придёшь ко мне ты в час, пока все не уснут, то жизнь моя прервётся в раз»… эээ…..
Шанталь прыснула:
- Драко, тебе би писать любовный романи в стихах!
- Да куда уж мне, - я отмахнулся. – Видишь, рифма не идёт! А я ещё хотел целое четверостишье посвятить твоим глазам цвета лягушачьего торта…
- Что?! – возмутилась она. – Чем ти не устроень моими глазами?!
Я лукаво усмехнулся:
- Да это просто цитата. У нас на втором курсе одна девушка так в любви Поттеру признавалась….Ай!
Мне пришлось увернуться от летящего в меня учебника.
- Ти хочешь сказать, что у меня глаза как у Поттера?! – бесилась француженка.
- Нет!!! Прекрати! – следующий учебник я успел остановить в воздухе заклинанием. – Шуток не понимаешь?!
- А ти не шути такь, - она погрозила мне пальцем.
Я поморщился, усаживаясь обратно за стол.
- Пользуешься тем, что я не могу дать сдачи девушке….
- Да, - она расплылась в ядовитой улыбке. – А как же мне ещё быть, если я слабее тебя?
- Ну хорошо, не хочешь про глаза как у Поттера, подскажи другую рифму, - насмешливо фыркнул я.
- Воть ещё. Это ти мне в любви объясняешься, - она показала мне язык.
- Не я, а Гойл, - парировал я.
- Кстати, - Шанталь решила сменить тему, - А Пэнси не заподозрить подвохь раньше время? Что ти такь писать не можешь? Темь более и почеркь будеть не твой…
- Не должна. Имя-то будет стоять моё. Я думаю, она так взбесится, что я пишу тебе стихи, что на это не обратит внимания.
- Вообще, мне её немного жаль, - призналась Шанталь. – Разве можно такь ревновать.
- Нельзя, - согласился я. – Потому что так мы с тобой дружили и ни о чём подобном не помышляли, а теперь меня так и тянет предложить тебе встречаться.
Шанталь посмотрела на меня круглыми глазами, а я, усмехнувшись, продолжил сочинять шедевр стихосложения.
Днём позже я крался в облике горностая за Паркинсон так тихо, насколько мог, прячась в тени и прижимаясь к полу, и ломал голову над тем, как бы ускорить момент, когда подруга сядет читать полученную от Себир книгу. Француженка, конечно, на славу постаралась, расписывая достоинства сочинения, но мне всё равно хотелось лично присутствовать в тот момент, когда Пэнси найдёт спрятанную между страниц записку.
Паркинсон же, зайдя в спальню, оставила книгу на прикроватном столике, и отправилась копаться в шкафу с одеждой.
Я пожалел, что моя анимагическая форма не тигр, и зарычать я не могу. Подобравшись к столу, я встал на задние лапки, но увы, роста всё равно не хватало, чтобы достать книгу. Можно было конечно забраться на крышку, но тогда я рисковал попасться на глаза Паркинсон.
Я подпрыгнул, чтобы сбить книгу на пол. Она грохнулась, а я в срочном порядке забился под кровать.
Разумеется, привлечённая шумом Пэнси тут же прискакала смотреть, что случилось. Не увидев никого, она в растерянности подняла книгу с пола… и заметила вылетевшую из неё записку.
Далее в течение получаса я имел удовольствие наблюдать увлекательнейшее представление в исполнении своей взбесившейся дамы сердца, включавшее в себя разрисовывание моей колдографии, торжественное её сожжение в блюдце, и витиеватые рассказы о том, что именно будет с этой французской….
Удостоверившись, что всё идёт по плану, я, соблюдая утроенную осторожность, выбрался из девичьей спальни.
К свиданию с француженкой я готовился весьма тщательно. Во-первых, чтобы произвести впечатление на Пэнси, которая, как я надеялся, постарается нас подловить. Во-вторых, чтобы произвести впечатление на Шанталь. Нет, безусловно, основная цель нашей задумки сводилась к тому, чтобы раз и навсегда пресечь ревность Паркинсон. Но то ли из-за подозрений всё той же Пэнси, то ли само по себе, мне упорно казалось, что француженка и в самом деле ко мне неровно дышит. И очень хотелось получить от неё прямое признание. Разумеется, предварительно доведя её до него.
- Ти что, Драко, на бал собрался?.... – выдохнула Шанталь, оглядывая меня с головы до ног. Видно было, что девушка смущена – сама она была всего лишь в невразумительном байковом халате и с влажными всклокоченными волосами.
- На бал? В школьной мантии? Ты меня удивляешь, - я пожал плечами. – Всего лишь на нашу небольшую прогулку. Это ведь свидание, не так ли?
- Но.. я… - Шанталь зачем-то спрятала руки за спину.
- Пэнси шла за мной от самого замка, - сообщил я. – Лёгкие чары невидимости… если бы я благодаря анимагии не научился настолько обострять обоняние и слух, что улавливаю присутствие живого существа даже в полной темноте, мы с тобой рисковали бы попасться раньше, чем планируем. Гойл уже ждёт в тайнике, и стоит поторопиться к нему.
- Ми всё таки будемь возвращаться в Хогвартс?! – страдальчески воскликнула Шанталь.
- Не переживай, - ласково улыбнулся я. – Я подожду, пока ты оденешься, за дверью. Паркинсон всё равно не стала заходить внутрь экипажа.
- Хорошо… - француженка опустила голову.
- Я готова! – запыхавшаяся Шанталь выскочила в коридор сравнительно быстро. Теперь она выглядела гораздо лучше, и даже подушилась приятным ландышевым ароматом.
- Идём, - я подал ей руку.
Пока мы шли до Хогвартса, я не следил, наблюдает ли за нами Паркинсон, но был почти уверен, что это так. Я приобнял Шанталь за талию, от чего та сразу же напряглась:
- Зачем это?...
- Тебе неприятно? – я чуть приподнял бровь.
- Неть… просто… непривычно… - она слегка покраснела.
- У тебя потрясающие духи, - довольно громким, но мурлыкающим голосом восхитился я.
- Спасибо, Дра… - начала Шанталь, но я вовремя дёрнул её за рукав. Потом я наколдовал лилию, и вручил её девушке.
- Нравится?
- Да…это мои любимый цвети, - сказала она. Я быстро наклонился к ней, и легко поцеловал её в губы.
- А… - разочаровано вздохнула Шанталь, когда я отстранился, несмотря на то, что она довольно цепко ухватила меня за мантию.
Француженка стояла, хлопая ставшими огромными глазами, и всё ещё держась за меня. Потом, взглянув на собственную руку, она резко отдёрнула её.
- Идём скорее в замок, моё солнце, - пропел я. – Я боюсь, что здесь нас увидит твой брат…
- Да.. конечно… - она быстро закивала головой. Я довольно сощурил глаза. Шанталь заметно дрожала, и, судя по тому, что на улице было довольно тепло, а на француженке была одета тёплая мантия, вовсе не от холода.
Мы неспешно шли по тёмному перелеску, взявшись за руки, и болтая о каких-то незначительных вещах. Впрочем, я не забывал нет-нет да и переводить разговор на прекрасную удивительную ночь, собственную радость от общества Шанталь, несомненные достоинства француженки, и прочую романтичную ерунду. Вот только, похоже, я настолько перестарался, что Себир немножко забыла, что всё это лишь «фальшивое свидание»….
- Драко… - выдохнула она, останавливая мою руку, когда я достал палочку у входа в тайник.
- Что такое?
- А Грегори… он ведь уже тамь? – тихо спросила Шанталь.
- Да. А что? – как ни в чем ни бывало, поинтересовался я.
- Нет, ничего… - она погрустнела. – Идёмь.
Когда мы вошли в водный зал, Гойл чуть только не расцеловал нас обоих. Оказывается, змей-страж изрядно его напугал, хотя я и предупредил приятеля заранее, что зверушку из тайника следует подкармливать сладким. Увы, удержаться перед искушением уплести клубнику в одиночку Гойл не сумел, в итоге змей караулил непрошенного гостя чуть ли не до самого нашего появления.
Видимо обрадованный своим счастливым избавлением, Грег безропотно и даже не поморщившись проглотил оборотное зелье.
- Ну что же, - я достал из кармана часы. – Теперь главное точно рассчитать время, чтобы успеть проводить Шанталь до экипажа, и позволить Пэнси получить заготовленный ей сюрприз уже на улице. Гойл…. Не размахивай так руками! Ты изображаешь меня ещё хуже, чем Нотт.
Мы просидели в тайнике минут сорок. Увлекшись разговором, мы с Гойлом не заметили, насколько притихла и погрустнела Шанталь. Я обратил на это внимание лишь перед самым выходом.
- Ты чего? – спросил я девушку. – Выглядишь так, словно тебя выбрали почётным гриффиндорцем. Выше нос – ты ведь возвращаешься после романтического свидания!
- А как же мы выйдем? – вдруг испугался Гойл. – Пэнси увидит двух Драко….
- Ты полагаешь, что я прям так пойду? – усмехнулся я.
- А как?
Я перекинулся в горностая, и быстро залез в рукав к Шанталь.
- А почему ко мне?! – она попыталась выскрести меня из-под мантии, но я вцепился довольно крепко, и ещё и куснул её за палец.
- Идём, - поторопил Гойл. – Время кончается.
Терпения Паркинсон хватило ровно на половину пути. Я не думал, что обида сведёт её с ума настолько, что она решится обнаружить своё присутствие, и я смогу отсидеться в Бобатонском экипаже. Однако Пэнси перегородила нам дорогу даже раньше, чем тусклые огоньки кареты замерцали сквозь ветви деревьев.
- Так-так. Значит, теперь это называется «мы только друзья»? – с неестественным в этой ситуации спокойствием спросила она. Я забился в рукав Шанталь ещё глубже, и даже затаил дыхание, опасаясь, что Пэнси что-то такое заметит.
- Что ти имеешь ввиду? – к чести Шанталь стоит признать, что, несмотря на расстройство, изумление она разыграла великолепно. – Уже стемнело, Драко был так любезен, что взялся меня проводить…
- Вот как? – саркастически заметила Паркинсон. – От кареты до Хогвартса и обратно? И в тайнике сорок минут водил тебя по кругу, провожая?
- Откуда ти знаешь про тайникь?! Ти что, следила за нами?! – притворно возмутилась Шанталь.
- Да! И я всё видела! – спокойствие Пэнси улетучилось без следа. – И как вы целовались по дороге в тайник, тоже!
- Я всё могу объяснить! – вмешался Гойл.
«Ууу, зря ты это,» - подумал я. – «Сейчас получишь от обеих…»
- А ты… ты мне врал всё это время! – горячилась Паркинсон.
- Может, ти всё таки вислушаешь Драко?! – Шанталь дёрнулась, наверное, пытаясь удержать Пэнси, и я чуть не выскользнул из её рукава. Пришлось снова пустить в ход зубы, благо, разошедшейся Паркинсон было абсолютно наплевать, почему француженка вдруг взвизгнула и схватилась за руку.
- Не желаю я ничего слушать! Я и так всё вижу!
Не знаю, сколько продолжались вопли и визги – я уже начал опасаться, что дойдёт до рукоприкладства – как вдруг всё сменилось резко наступившей тишиной.
- Г…Грегори?.... – еле слышно промямлила Пэнси.
«Ну конечно! Дотянули до конца действия оборотного зелья,» - злобно подумал я.
- Да! Именно онь! – торжествующе объявила Шанталь.
- Но…. – ох, как я пожалел, что не вижу лица Паркинсон. – Так это с ним ты была в тайнике?....
- Разумеется, - подтвердила Шанталь.
- Видишь ли, у Шанталь есть брат Марсель, ты знаешь, он очень не хочет, чтобы она встречалась со мной, а Драко его устраивает, поэтому нам пришлось устроить маскарад, чтобы Марсель не догадался, что на самом деле она гуляет со мной, - на одном дыхании выпалил заученный текст Гойл.
- А… я… ой… ну…. – очень членораздельно произнесла Паркинсон. – А… цветы?....
- Какие цвети? – невинно поинтересовалась Шанталь.
- Мне сказали… что Драко всё время приносит тебе цветы, - как Пэнси ещё не умерла от стыда, было загадкой.
- Это я их ношу! – судя по гулкому звуку, Гойл торжественно хлопнул себя кулаком по груди.
- Шанталь… тогда… прости меня, - выдавила Паркинсон.
- Да ничего, - смилостивилась француженка. - Я тебя понимай.. понимаю….
Кажется, Пэнси бросилась её обнимать. Во всяком случае, меня вдруг сдавило с двух сторон так, что в глазах потемнело, и я чуть было не лишился сознания….
- Чем ты расстроена? – спросил я Шанталь позже, когда, наконец, Пэнси с Гойлом вернулись в Хогвартс, а мы добрались до Бобатонского экипажа без новых приключений.
- Я? Нет, тебе кажется, - чуть только не всхлипнула француженка. – Ну что же… теперь у вас с Пэнси всё будеть хорошо… а я…
- А что ты? – моментально подхватил я.
- Нет, нет, я просто вамь помогла, - испугалась Шанталь. – Чудесно поиграль…. Только играль….это била только игра.
- Шанталь? – я ласково приподнял её лицо за подбородок, заставив смотреть мне в глаза. – Придёшь завтра вечером в тайник? Я не буду звать к нам в компанию Гойла, обещаю.
Она смотрела на меня, не веря. Наконец, судорожно вздохнув, нашла в себе силы отшутиться:
- А Пэнси с Крэббомь?
- Нет, их тоже не будет, - улыбнулся я, убирая руку. – Мне пора, а то придётся снова изобретать отговорки для Паркинсон, почему меня нет в такое время в гостиной.
…Бал по случаю дня рождения Нарциссы Малфой, состоявшийся в начале апреля, был великолепен. Впрочем, едва ли можно было ожидать меньшего от торжества, устроенного моим отцом в честь моей матери.
Я как никогда был рад, наконец, впервые за довольно долгий промежуток времени окунуться в атмосферу великосветского праздника, туда, где глаза слепит блеск бриллиантов, где шелестят шелка и веера, где всё столь утончённо и иллюзорно. Туда, где за отрепетированными тысячу раз перед зеркалом улыбками и столь же заранее продуманными словами, могло скрываться всё, что угодно. В школе всё было куда проще и незатейливей. Меня порой коробило, когда окружающие демонстрировали незнание каких-то элементарных правил поведения, я и сам иногда позволял себе то, что не пришло бы в голову в том же Малфой-мэноре. Что поделаешь, в школьной обстановке, к сожалению, привычные вещи не всегда смотрелись уместно. На балу же надо было держаться безупречно, избегая малейшей тени, способной упасть на имя, поступки, репутацию – мои собственные и моей семьи. Это было весьма нелёгкой, но тонкой и увлекательной игрой, вкус которой я уже успел оценить к своим почти пятнадцати годам.
Торжество по случаю маминого дня рождения неожиданно приоткрыло для меня сторону жизни, с которой мне прежде сталкиваться или не доводилось, или же я в силу возраста не обращал на неё внимания.
Стоило мне появиться в зале, как все взгляды гостей обратились на меня, и сопровождали весь оставшийся вечер. С одной стороны, я уже привык, что за нашей семьей следят неотступно, и что в принципе чем успешнее, богаче, знатнее человек, тем больше перешёптываний будет за его спиной. Тем не менее, характер нынешних взглядов стал мне в новинку. И если встречаться с восторженными глазами знакомых и не очень девушек было весьма приятно, то жадность, читавшаяся на лицах разодетых амбициозных мамаш этих девиц, производила очень противное впечатление. В особенности, когда я более-менее догадался о причинах такой ситуации. Привилегии и богатство Малфоев многим не давали спать спокойно. И конечно, даже малая вероятность того, что в скором времени хотя бы часть этой блестящей жизни можно будет прибрать к рукам, кружила головы упомянутым дамам.
Одна из девушек буквально прилипла ко мне под одобряющим взглядом своей родительницы. Девушку звали Джоаной Роу, и училась она на Равенкло, курсом или двумя выше меня. В школе мы с ней почти не пересекались, а здесь она, видимо, решила наверстать упущенное.
От бесконечного щебетания и тяжёлых, неудачно подобранных духов Джоаны у меня моментально разболелась голова. К счастью, в тот момент, когда я собирался уже сдаться и немного растерять воспитанность и учтивость в ответ на очередной восторженный трёп о каком-то романе из жизни Хогвартса, который Джоана непременно намеревалась написать в по окончании школы, меня спасла вовремя появившаяся Пэнси. Она не только оттеснила мисс Роу, но и незаметно наложила на неё мелкую чесоточную порчу, после чего девица была нейтрализована на весь вечер. Хотя наверняка затаила на нас обоих нешуточную обиду. Пожалуй, впервые в жизни я был благодарен Паркинсон за её ревность и подозрительность.
На другом конце зала Северус Снейп смотрел на что угодно, только не на присутствовавших людей. Известно, что человек чувствует устремлённый на него взгляд, а слизеринскому декану меньше всего хотелось, чтобы с ним пытались заводить светские беседы.
- Сегодня ты мрачнее обычного, мой друг, - Люциус Малфой неспешно приблизился к Снейпу. Пожалуй, хозяин бала был сегодня единственным, с кем профессор был готов говорить без раздражения. Вот только… Малфои. Для них жизнь измеряется совершенно иными категориями. Деньги, роскошь, подобострастное окружение – они могут позволить себе считать успех, исходя из наличия этих трёх состовляющих.
- Слишком много дел, Люциус, - сказал Снейп. – Мне приходится думать о них, а не о праздниках.. Ко мне снова приходил Каркаров. Этот трус на грани истерики.
- Не удивительно, - усмехнулся Люциус. – И не он один.
- Поскольку ты успешно удерживаешь остальных, хотя бы об этом можно не думать, - вздохнул Снейп. – К дьяволу Каркарова. Я полагаю, он намерен бежать раньше, чем вернётся Лорд.
- Безусловно, - Малфой слегка склонил голову в знак согласия. – И всё же, не слишком ли много значения ты придаёшь персоне этого старого петуха?
Снейп скривился.
- Не в нём дело. Я предпочел бы доживать свои дни в дурном порядке, нежели в грядущем хаосе.
- Откуда такая обречённость, Северус? – удивился Люциус. – Полно тебе. Расслабься. Выпей вина. Уж не постарел ли ты, мой друг? Или разочаровался в идеях Тёмного Лорда?
- Ты сам желаешь войны? – парировал Снейп. – Тебе, пожалуй, есть, что терять гораздо в большей степени, нежели мне.
- Есть только один способ избежать потерь в жизни. Не жить вовсе, - пожал плечами Малфой. – Но раз уж мы существуем, сидеть и ждать худшего – не самый разумный вариант поведения.
На сей раз Снейп криво усмехнулся:
- В особенности, если худшее уже случилось. Ты знаешь, я иногда мечтаю взяться за хроноворот и внести пару коррективов в былое. Возможно, это позволило бы избежать некоторых ошибок…
Люциуса на мгновение охватило ощущение дежавю. Нечто подобное он уже слышал от друга раньше. Только это было лет двадцать назад.
- Так значит, будь у тебя возможность пройти всё заново, ты отказался бы от своего прошлого?
- Лишь от той его части, которая заставляет возвращаться назад, - Снейп послушался-таки совета Люциуса и потянулся за бокалом вина. – Иногда плата за ошибки слишком высока. Ты спрашивал, разочаровался ли я в наших идеях. Пожалуй, это уже не имеет значения. Они, эти идеи, затронули совершенно не связанные с ними сферы. До этого доводить не стоило. Точнее, не стоило даже начинать.
Люциус с непритворным удивлением смотрел на крёстного своего сына. Безусловно, после успешного претворения в жизнь задумки с подменой воспоминаний (осуществлённой, кстати говоря, не без труда) он ждал, что Снейп изменится. Но такой разницы между тем, что было, и тем, что стало, предположить было невозможно. И Северус ещё говорит что-то о хроновороте и перемене прошлого….. Кстати, ещё одна дичайшая идея. Этого закладывать в голову Снейпа не предполагалось. И едва ли такие рассуждения были плодом творчества Аларума или Леоны, насколько Люциус успел узнать последних. Значит, это собственные измышления господина профессора?
- Если бы я знал тебя чуть хуже, - Люциус решил получить последнее подтверждение успешности своего плана, - Я бы сказал, что тебя подкосило что-то вроде любовной неудачи. Иных поводов для впадения человека в подобные настроения я, признаться, не могу придумать. Но последний подобный случай я припоминаю за тобой лишь в связи с…
- Я полагаю, стоит закончить этот разговор, - Снейп довольно резко отставил бокал. – Не стоит ворошить давно умершую память. Сейчас есть куда более существенные заботы. К примеру, Тирон Нотт. Ты знаешь, что он снова подбивал всех устроить беспорядки?...
Люциус на мгновение отвернулся, пряча удовлетворённую улыбку. Такой Северус его абсолютно устраивал.
После маминого дня рождения время полетело ещё быстрее. Весна расцвела в мгновение ока, и хотелось уже считать дни до наступления летних каникул. Увы, от последних нас ещё отделяло столь неприятное событие, как экзамены, поэтому приходилось пока наслаждаться хотя бы относительно спокойными перерывами между учебными часами.
Я не терял времени даром. Небольшая интрижка с Шанталь стала приятным ежедневным развлечением. Меня, честно говоря, кажется не столько интересовали отношения, сколько игра под названием «Не попадись Паркинсон».
Впрочем, и сама француженка оказалась довольно любопытным существом. Когда она, наконец, перестала терять дар речи и способность стоять на ногах, оставаясь наедине со мной, а я вдоволь наигрался в кошки-мышки, и позволил Шанталь наверняка решить, что я всё же неравнодушен к ней, у нас завязалось увлекательное общение.
Шанталь была похожа и непохожа на меня одновременно. Она ухитрялась соглашаться со мной в важных вещах, при этом имея совершенно отличное от моего мнение в ситуациях менее принципиальных. Оказалось, что француженка бывает весьма остроумна, и обожает словесные дуэли. Последние часто затягивались у нас довольно надолго, доставляя удовольствие обеим сторонам.
Одним словом, общение мне нравилось, а ситуация с Паркинсон придавала отношениям с Шанталь остроты. В конце концов, я убедился в том, что хочу выйти с Себир далеко за рамки как дружбы, так и лёгкого флирта.
Поначалу Шанталь противилась такому повороту событий. Даже фактически признавшись мне в любви, она продолжала повторять, что не желает быть второй после Пэнси, не желает быть заменой Пэнси, потому что никто не должен забывать, что он для кого-то может стать единственным и неповторимым…..
- Но ты и есть неповторимая, - улыбнулся я однажды в ответ на эти слова, и больше уже не обращал внимания на вялые попытки меня оттолкнуть со стороны Шанталь.
Возможно, та история заставила бы меня в конце концов пересмотреть своё отношение к полукровкам. На поверку, из почти одинаково безразличных мне на тот момент Пэнси и Шанталь, я всё чаще предпочитал француженку чистокровной Паркинсон, и Лорд знает, чем бы всё закончилось, но….
- Оно и правда исчезло! – возмущался Крэбб, выворачивая карманы брюк.
- А ты чего хотел? – фыркнул я. – Тебе говорили, что это золото лепреконов.
- Думаешь, я слушаю этого великанского выродка? – огрызнулся раздосадованный Винс.
- На твоем месте, - с усмешкой ответил я, - я бы лучше обратил внимание на самих нюхлеров. Если тебе так уж хотелось прихватить с собой что-то полезное с этого урока, взял бы себе одного из них, в качестве домашнего питомца.
- А какой от него смысл? – округлил глаза недалёкий приятель.
- Тебе нужно золото? Нюхлер приносит золото, - у меня было настолько хорошее настроение, что я даже был готов втолковывать Крэббу полезные сведения. Впрочем, хватило меня ненадолго: - Ладно. Я отлучусь по делам. Возвращайтесь в замок без меня.
Оставшись в одиночестве, я перекинулся в анимагическую форму, и побежал по направлению к бобатонскому экипажу.
Проскользнув внутрь, я не застал Шанталь в её комнате. Превратившись снова в себя, я присел на кровать, ожидая, пока вернётся француженка.
Она задерживалась. Сидеть стало скучно, и я принялся оглядываться в поисках чего-нибудь, чем можно было бы себя занять. И тут взгляд мой упал на розовую тетрадку с колдографией на обложке, с которой улыбались Шанталь с какой-то подругой. Решив, что это альбом с колдографиями, я принялся листать находку.
Картинки там и правда были. Но были и записи. Дневник Шанталь, который, не удержавшись, я, разумеется, принялся читать.
Француженка писала нечасто, и, видимо, лишь о самых интересных для неё событиях. Я с удовольствием прочёл описание нашего первого настоящего свидания – оказалось, я довольно точно угадал её состояние и мысли. Мне понравилось, как она говорила обо мне – в её словах были и сомнения, и восхищение, и осуждение, и снова восхищение… в целом всё это я воспринял как несомненный комплимент собственной персоне.
Увы, последняя запись испортила всё впечатление.
«Сегодня я видела Мариуса, - писала Шанталь по французски. – Он прошёл мимо меня, неожиданно тепло улыбнувшись, и я на мгновение взглянула в его глаза. Какой же у него необыкновенный взгляд! Он словно обжигает, в нём хочется утонуть и раствориться. Но дело даже не в этом. В глубине его удивительных карих глаз плескалась настоящая боль. Я слышала, что он несчастен в любви уже несколько лет. Он и сам говорил, что отказывает мне не потому, что у него есть другая, что он вечный одиночка, которого нельзя любить. Ах, Мариус… я так злилась на тебя, даже не догадываясь, что на самом деле ты просто боишься. Боишься однажды причинённой тебе боли. А я… я не поняла этого. Я злилась, я почти ненавидела тебя – а может, мне просто стоило дать тебе чуть больше тепла? Впрочем, теперь уже в любом случае поздно. Теперь у меня есть Драко… Странно. Они настолько непохожи – и всё-таки я восхищаюсь ими обоими. Драко успешен, непредсказуем, опасен – разве можно устоять перед ним? А от Мариуса я чувствую затаённое тепло, словно от домашнего огня. Как я могла забыть о нём? Как я могла предать его? Особенно зная, что ему так больно. Наверное, я слишком эгоистична и слаба. Нет, я не стану добиваться его снова. Только самая неумная девушка могла бы отказаться от Малфоя, когда он сам обратил на неё внимание. А Мариуса я буду любить тайно, как любят недосягаемую мечту, которой не суждено исполниться…..»
Я отложил дневник, не дочитав. Обиды я не чувствовал – наверное, потому, что сам Шанталь не любил. Но запись меня разозлила.
Поднявшись, я не стал расправлять примятое покрывало. Дневник в раскрытом виде я положил рядом. Достал носовой платок – на нём были вышиты мои инициалы - и бросил рядом с кроватью, стараясь создать впечатление, что тот был выронен случайно. Вышел из комнаты, из экипажа, и, не оглядываясь, направился к замку.
Апрель выпал на редкость сырым. Когда весна наконец-то милостиво соизволила прекратить бесконечные дожди, и с утра на идеально чистое небо поднялось слепящее солнце, уставшие сидеть в четырёх стенах ученики Хогвартса при первой же возможности хлынули на улицу. Было ещё довольно-таки прохладно, но это никого не смущало. Кутались в мантии, но распологались с уроками или бездельем на начинавших покрываться зеленью берегах озера.
Я щурился от удовольствия, глядя на утренние солнечные лучи, блестящую воду, свежую зелень под ногами, почти прозрачные молодые листики на деревьях...
- Драко, здравствуй, , - это подошёл Блейз. Я поморщился – Забини редко когда начинал разговор без того, чтобы за этим стояла какая-нибудь пакостная причина.
- И тебе доброго утра.
- Похоже, квиддичу в школе пришёл конец, - сообщил Забини. - На месте стадиона строят лабиринт.
- Какой ещё лабиринт? – я удивлённо поднял бровь.
- Для третьего испытания турнира..
- Аа., - понял я. - Крытый?
- Да. Опять ничего не увидим, - посетовал Блейз. - Можно не ходить.
Забини увязался за мной, продолжая говорить о турнире и прочей ерунде. Мы спустились к самому краю воды, и тут заметили, что за нами наблюдают.
Чуть выше того места, где мы стояли, собралась довольно разнопёрая стайка девчонок. Я заметил пару галстучков Равенкло и Хаффлпаффа, и даже – о ужас, один гриффиндорский. Девушки хихикали, делая нам какие-то знаки руками, и подмигивая.
- Это всё твои поклонницы, Драко? – насмешливо поинтересовался Забини, оценив обстановку.
- Нет, это твои, - в тон ему сообщил я. – Они на тебя смотрят.
- Все мои?! - Забини схватился за голову, изображая ужас. - Меня на всех не хватит! Их много! Забирай половину.
- Чисто из моего всегдашнего расположения к вам, - я подмигнул ему, и повернулся на каблуках так, чтобы солнце светило мне в лицо. Затем я лёгким движением головы откинул чёлку со лба, расстегнул мантию, и позволил ей соскользнуть с моих плеч на землю. А затем резко оглянулся, и послал воздушный поцелуй кокетничающей стайке. Кто-то взвизгнул, девчонки шарахнулись назад, прячась друг за друга.
Забини расхохотался.
- Кстати, - не к месту припомнил он через несколько минут. – Тут профессор Снейп очень интересовался вашей с Пэнси бобатонской знакомой. Знаешь, это не очень хорошо, что на территорию Слизерина ходят посторонние….
- А ничего, что она уже год к нам ходит, и профессор Снейп об этом прекрасно знает? – сдерживая раздражение, возразил я. С тех пор, как я прочёл дневник француженки, Себир ухитрилась ни разу не попасться мне на глаза. Мне было абсолютно всё равно, что и как будет с ней, но Забини всегда интересовала исключительно моя персона, значит, в разговоре со Снейпом мой бесценный доброжелатель не преминул свалить всю пусть даже сомнительную вину на меня.
- Ну…ладно ещё, что она ходит в гостиную… но говорят, ей кто-то из наших открыл секрет одного из слизеринских тайников, и она теперь частенько там бывает.
Я отвернулся, ничего не ответив. Да, во время нашего недолгого романа с Шанталь я разрешил ей пользоваться тайником со змеёй – француженка ухитрилась что-то понять из тетрадки кэльпи, и теперь экспериментировала с расшифрованными зельями. Но я едва ли предполагал, что у неё хватит наглости пользоваться моим секретом после расставания. (А тайник я считал чуть ли не своей собственностью). Забини, конечно, мог и солгать. Но… проверить было проще простого.
Когда-то мама объяснила мне, что под полом коридора змеиного тайника живёт хищное растение, которое надо зачаровать определённым образом, чтобы оно признало тебя хозяином и не причиняло вреда. Вот только в дополнение к собственной безопасности, колдовство давало право в определённой степени управлять лианой.
Я приготовил всё заранее, вытащив побеги растения из щелей между камнями, заменявшими пол в коридоре. После этого мне оставалось примерно раз в сутки проверять ловушку.
Птичка попала в клетку дня через три. Я сразу понял, что обстановка в тайнике изменилась. Воздух был необычно спёрт, и факелы горели словно бы тускнее обычного. Вырвавшаяся лиана заполнила собой полкоридора, а в глубине переплетения стеблей я увидел нечто, похожее на огромную куколку бабочки.
Когда я освободил Шанталь из объятий растения, девушка уже почти потеряла способность двигаться после суток неподвижного висения в неудобной позе.
- Eau… Donnez-moi l'eau*… (Воды…Дайте мне воды...)- хрипло попросила она.
Я наколдовал стакан воды, опустился на одно колено рядом с Шанталь, и, поддерживая её голову, помог девушке напиться.
- Разве я не предупреждал тебя, что тайник опасен для всех, кроме меня? – равнодушно спросил я её, убирая стакан. – Особенно для тех, кто пользуется им, не имея на это право. Скажи спасибо, что я успел вовремя. Иначе бы растение тобой просто пообедало.
- Драко… - из глаз Шанталь полились слёзы. – Спасибо…. Прости меня…
- Простить? За что? – пожал плечами я, поднимаясь на ноги и глядя на француженку сверху вниз.
- Мне надо было… закончить с зельями, - всхлипывала она. – Я думаль, не будеть страшно, если я снова воспользуюсь тайникомь…
- Будет, - возразил я. – Другу я мог бы это разрешить.
- Драко…почему? – она смотрела на меня покрасневшими от слёз глазами, вызывая ещё большую неприязнь – я терпеть не мог женских рыданий.
- Что почему? – я почти огрызнулся.
- Почему ты так восприняль записи в моём дневнике?... – тихо спросила Шанталь. – Я ведь… я ведь сказала, что не стану пытаться снова завоевать Мариуса… Просто я к нему хорошо отношусь… на расстоянии. Это что-то вроде несбыточной мечты…. У нас же с тобой было всё хорошо! Почему?!
Я снова присел возле неё, и достал палочку. Произнёс заклинание, и в коридоре похолодало. Тогда я наколдовал снежинку, и поймал её на рукав мантии.
- Смотри, - я показал снежинку Шанталь. – Видишь, это застывшая капелька воды. Она изящна, тонка. Узор её радует глаз, и вызывает восхищение перед совершенным творением природы. Неправда ли, она удивительна? Ты смотришь на неё снова и снова, любуясь каждой чёрточкой этого чуда…. Увы, у неё есть один недостаток. Она существует лишь до тех пор, пока вокруг холодно. Тебе же постепенно становится неуютно. Ты замерзаешь. Кутаешься в одежду – но это не спасает тебя. И тогда у тебя появляется выбор…. Ты можешь смотреть на снежинку, и ради её красоты и волшебства терпеть небольшое физическое неудобство. А можешь… - я взмахнул палочкой, и температура в тайнике вернулась к своему обычному состоянию, - поддаться собственной слабости, и вернуться в тепло. Только снежинку ты потеряешь навсегда.
Капля воды скатилась по ткани рукава, и упала на каменный пол.
Я поднялся, и, не оглядываясь на вновь зашедшуюся в рыданиях Шанталь, вышел из тайника.
Встреча на кладбище
Хогвартс. Хогсмид. Хогвартс-экспресс. Малфой-Мэнор. Лето, 4 курс
Наступило лето, а вместе с ним – экзамены. Время летело быстро, а подготовки оказалось много, как никогда. На занятия приходилось тратить все свободные часы, и всё равно их катастрофически не хватало. Я чуть было не признал, что нашёл-таки один повод позавидовать освобожденному от экзаменов Поттеру – но меня быстро успокоила мысль, что третье испытание Трёхмагового турнира, пожалуй, намного хуже.
Как назло, голова отказывалась сосредотачиваться на учёбе. Да и вообще, заниматься чем-то серьёзным совершенно не тянуло – хотелось не думать ни о чём, греться на солнышке, и постоянно спать.
Однажды, сидя в гостиной и пытаясь продраться сквозь невыносимо скучные параграфы учебника по истории магии, повествующих о появлении и развитии банковской структуры гоблинов в волшебном мире, я сам не заметил, как отключился, погрузившись в странное состояние между сном и явью, которое теперь возникало у меня, стоило мне закрыть глаза и расслабиться.
Сознание моё словно блуждало где-то в заоблачной выси, где были только темнота, яркие звёзды и шум ветра в ушах.
Нечто подобное я видел и переживал, когда общался с Салазаром через куклу. Учитель говорил, что в такие моменты я на самом деле нахожусь в необычном пространстве, и что через это же пространство можно переходить в иные реальности. Должно быть, происходящее с моими снами было вызвано упражнениями, которые давал мне Салазар, чтобы подготовить меня к следующему этапу обучения.
Какие-то неясные образы проносились мимо, не давая успеть понять, что они из себя представляют, и не оставляя о себе ни единого четкого воспоминания. То, что происходило вокруг меня , я тоже воспринимал – но в причудливом искажении. Каждый звук или ощущение, доходившие до меня из реальности, преломлялись, становились началом какой-либо мысли, которая почему-то затем начинала существовать отдельно, и могла получить любое развитие.
Так, шорох страниц учебника, вызванный лёгким сквозняком, превратился вдруг в шелест осенних листьев, ковром укрывших сад вокруг Малфой-Мэнора. Золотые, красивые листья облетали с деревьев, и в воздухе приятно, но мучительно пахло увядающим летом. Отблески солнца на ресницах вдруг превратились в пряди пепельно-белых волос отца. Он оглянулся, и что-то произнёс одними губами. Холодные серые глаза на мгновение согрела мелькнувшая улыбка.
Где-то далеко, не умолкая, заливалась лаем собака. Голос её доносился далеко из-за границ поместья, от самого замка Хогвартс. Тонкий свежий воздух, должно быть, настолько усилил звуки, что казалось, будто расстояния перестали существовать.
Странно, но лай не вызывал неприятных ощущений.
Только потом я понял, что лай заглушает ещё один звук. Тихий голос, повторяющий на распев слова какого-то ритуального заклятья. Слов разобрать я не мог, что это именно заклинание, понял по ритму, и… просто почему-то это знал. Я не пытался понять, чей это голос. Но мне казалось, что я знаю его обладателя очень хорошо и очень давно. Словно из самого детства… может, это был мой старый друг, или родственник… кто-то, кто был очень мне близок – но я почему-то его забыл.
Вот тогда я стал искать имя. Я точно знал его, оставалось только вспомнить. Сейчас вспомню. Сейчас…ещё чуть-чуть…
- Драко, Драко, Драко, ты проспал всё самое интересное! – слова, неожиданно ворвавшиеся в сон, резанули слух и моментально разрушили чудесное ощущение тёплой золотой осени.
- Паркинсон… - простонал я, разлепляя глаза. – Перестань меня трясти, неприятно…
- Ладно, не буду, - радостно согласилась она, отпрыгивая назад. Я, наконец, изволил взглянуть на неё, оказалось, что Пэнси пришла не одна – Крэбб и Гойл ухмылялись, стоя у неё за спиной.
- Ну что там ещё случилось? – недовольно спросил я.
- Поттер сошёл с ума, - выдал Крэбб.
- А… - я лениво откинулся на спинку кресла. – Я-то думал, что-нибудь новенькое.
- Он на Прорицании закатил истерику, - сказала Паркинсон, цыкнув на Винса. – Точнее, с ним случился припадок, во время которого он что-то там кричал о Том-кого-нельзя-называть, катался по полу, держась за голову….
- Как всё плохо-то, - усмехнулся я.
- А кое-кто очень хочет взять у нас интервью, - заговорщически пропела Пэнси.
- Рита?
- Ага. Она нас ждёт во дворе.
- Ладно, - я поднялся. – Пойдём, развлечёмся.
На сей раз результат наших стараний появился довольно быстро. И – надо же было так случиться – вышел аккурат сюрпризом для Поттера в день последнего испытания Турнира Трёх Волшебников.
«Гарри Поттер неуравновешен и может быть опасен для окружающих, - писала Рита, которая, благодаря миниатюрности своей анимагической формы и журналистскому чутью, как оказалось, лично присутствовала на том уроке, где с нашей знаменитостью случился припадок. – Как стало известно корреспондентам «Ежедневного пророка», молодой человек страдает психическими отклонениями, которые проявляются довольно часто в виде припадков и обмороков. Независимые источники нашей газеты подтвердили информацию о том, что недавно произошедший на одном из уроков случай, когда Гарри Поттер не смог продолжать занятие из-за сильнейших головных болей и галлюцинаций, далеко не единственный……»
- Прелесть какая, - захохотал я. – Это мы значит «независимые источники».
- Ты дальше читай, - посоветовала Пэнси. – И постарайся узнать свои фразы.
Впрочем, остальная статья не была так уж ужасна в плане достоверности того, что мы рассказали Рите. Журналистка, которой явно понравились наши идеи, лишь немного подкорректировала высказывания, так, чтобы они позволили ей сделать два главных вывода: что Поттер или тяжело болен, или страдает психологическими проблемами (и симулирует припадки, чтобы привлечь к себе внимание), и что в любом случае такой юноша непредсказуем, неадекватен, и потому опасен.
«Альбусу Дамблдору следует пристальнейшим образом пересмотреть вопрос о дальнейшем участии Гарри Поттера в Турнире Трёх Волшебников, - говорилось в последнем абзаце. – Существуют все опасения, что мальчик может зайти слишком далеко в своем стремлении к славе, и, к примеру, прибегнуть к чёрной магии для победы в грядущем состязании».
- Рита очаровательна, - подвёл итог я. – Развлекает нас целый год.
- Интересно, Поттер не умрёт от осознания собственной неполноценности, прочтя эту статью? – улыбнулась Пэнси.
- Жди, - поморщился я.
- Жаль, - вздохнула подруга. – У меня уже было созрел план следующего интервью для мисс Скиттер… Представляешь – тонкое ранимое сердце Гарри Поттера было окончательно разбито известиями о том, что Хагрид великан, Грэйнджер целуется с Крамом, Тёмному Лорду нет дела до сопляка в очках, а сам он (я имею ввиду сопляка) психически нестабилен…. Бедный Гарри так расстроился, что умер от огорчения за час до своей победы в Турнире Трёх Волшебников. Приз достался Седрику Диггори, а безутешный Дамблдор лично принёс букетик чертополоха на могилку своего любимчика. В общем, жизнь горька и несправедлива….
- …сейчас расплачусь, - закончил я за неё.
- Ну, может его настолько расстроит статья, что испытание он завалит? – понадеялась Пэнси.
- Да мне, честно говоря, всё равно, - пожал плечами я, уже решив, что даже не приду смотреть на наглухо закрытый лабиринт.
- Вон Поттер, - вдруг указала Пэнси. И правда – неразлучная гриффиндорская троица неспешно пробиралась к своему столу. – Подкинем им газетку?
- У них есть, смотри, - возразил я, потому что Грэйнджер уже разворачивала принесённый совой свежий «Ежедневный пророк», а потом громко обратился к по жизни не удовлетворённой знаменитости: - Поттер, как себя чувствуешь? Голова не болит?
Вместо ответа очкарик вцепился в газету, и полностью отгородился ею от нас.
Крэбб и Гойл принялись улюлюкать, и дразнить гриффиндорцев. Махнув на всё рукой, я сосредоточился на завтраке.
К вечеру в школе собралось множество гостей. Приехали родители чемпионов, министерские работники, и просто какие-то гости. В коридорах стоял гул голосов, необычный даже для Хогвартса.
Я ждал момента, когда все отправятся на бывший квиддичный стадион, где ныне раскинулся магический лабиринт. Мои сегодняшние планы были весьма далеки от Турнира. Я собирался улизнуть тайком из школы, чтобы встретиться с Салазаром: мне не терпелось рассказать учителю о своих снах, и в конце концов хотя бы послушать о том, как же искать свои отражения в других мирах.
Незаметно отстав от приятелей, как только те вышли на улицу, я перекинулся в горностая, и в этом облике выбрался из замка.
Вечер понемногу угасал, пока я бежал по дороге в Хогсмид. В зверином облике я, с одной стороны, передвигался гораздо быстрее, чем в человеческом, но с другой гораздо больше уставал с непривычки ходить на четырёх ногах.
Знакомая фигура в мантии с остроконечным капюшоном показалась впереди, когда уже почти стемнело.
- Добрый вечер, Драко, - раздался голос Салазара из-под надвинутого капюшона.
Я вскарабкался ему на плечо. – Боитесь, что вас увидят, юноша? Что же, пожалуй, разумно. Приготовьтесь - я аппарирую.
В доме Салазара приятно пахло свечами, но к этому примешивался едва ощутимый лекарственный запах. Впрочем, в человеческом облике я почти сразу же перестал его чувствовать.
Учитель, закутавшись в хорошо знакомый мне синий плед, колдовал над чаем, пока я пытался выполнить его задание – ненадолго остановить время, ориентируясь на минутную стрелку больших напольных часов. Стрелка каждый раз дёргалась, и действительно прекращала своё движение на какой-то миг - после чего непременно спускалась на несколько делений назад.
- Нет, Драко, - покачал головой Салазар, которому уже в Лорд знает какой раз не удавалось насыпать сахар в чашку – последний возвращался в ложку каждый раз, как стрелка начинала своё обратное движение . – Вы не должны обращать ход времени вспять. Просто остановите, и постарайтесь хоть немного удержать его в таком положении. И всё-таки сосредоточьтесь на стрелке – чаще всего имеет смысл работать со временем только для одного предмета, а не для всего окружающего пространства.
- Как же это нелегко, - пожаловался я, когда мне, наконец, удалось сделать то, о чем меня просили. Правда, сахар у Салазара на сей раз на несколько мгновений завис в воздухе, вызвав ироничную улыбку учителя.
- Ничего страшного, постепенно будет становиться всё легче и легче, - утешил меня маг, наконец-то помешивая чай ложкой. – К тому же, вам снова не удалось затронуть только стрелку – а ведь чем меньше область, с которой вы работаете, тем проще регулировать для неё время.
- Хорошо, - я тяжело вздохнул. – Буду тренироваться дальше….
- Только не сейчас, - Салазар предупредительно поднял палец. – Давайте всё же сделаем перерыв и выпьем чая. Я хочу немного согреться…
Я удивлённо взглянул на него.
- Разве здесь холодно?
Салазар грустно усмехнулся:
- Вероятно, что нет. Я не вполне здоров, и мне постоянно кажется, что воздух холоднее, чем есть на самом деле.
- Простите меня, возможно, я утомляю вас… я не знал, что вы больны… - испугался я.
- Всё в порядке, Драко, - он затушил сигарету, и поспешно спрятал руки под плед. – Вы не утомляете меня. Со мной это происходит уже довольно длительное время, и будет, видимо, продолжаться ещё сколько-то. Во всяком случае, до тех пор, пока я не пойму причину, и не смогу её устранить. Поговорим лучше о делах. Вы, кажется, хотели меня о чём-то спросить.
Я начал рассказывать ему о происходящем со мной. Он выслушал меня внимательно, одобрительно кивая головой.
- Всё верно. Так и должно быть. Однажды вы научитесь приближаться к тем «звёздам» которые видите – по сути дела, это и есть окна в иные миры.
- Салазар…
- Я слушаю вас.
- Как, всё-таки, искать свои отражения?
- Ну, для начала, вам придётся научиться находить сами миры, - улыбнулся Салазар.
- А сложно ли это?
- Сложно, когда не знаете, с чего начать, - ответил он. – Я, к примеру, потратил несколько лет на то, чтобы понять, как останавливаться возле «окон» и заглядывать в них, и ещё больше ушло на то, чтобы научиться входить в них через тела своих отражений. Вам будет проще – по крайней мере, многое подскажу вам я.
- Что значит через тела отражений? – не понял я.
- Дело в том, что физически перемещаться по мирам занятие не из лёгких. К тому же, не всегда есть возможность это сделать. Гораздо проще, чтобы путешествовало только сознание…. Но если вы хотите не только смотреть, но и физически взаимодействовать с иным миром, вам нужно тело. И проще воспользоваться тем, которое так и так с вами связано.
- А как же быть с той личностью, которая занимает тело отражения? – засомневался я.
- Представьте себе, что вы заварили чай в чашке, и равномерно размешали в нём сахар, - объяснял учитель, начав делать ровно то, что произносил вслух. – Теперь у вас есть раствор, состоящий из воды, чая и сахара. Затем вы разливаете его, допустим, в блюдце, в другую чашку, и немного оставляете у себя. Та жидкость, что оказалась в блюдце, смыла крошки печенья, та, что в другой чашке, смешалась с остатками варенья, а ваша осталась неизменна. Если вы снова сольёте всю жидкость в одну ёмкость, то всё равно получите те же самые воду, чай и сахар. Только к ним добавятся ещё варенье и крошки. Так же и тут: соединяясь с вашим отражением, вы остаётесь самим собой. Только в довесок к своим получаете его опыт и знания.
- И его проблемы? – усмехнулся я.
- Зависит от вашей личной силы, - улыбнулся в ответ Салазар. – Если сильнее вы – его личность станет дополнением к вашей. Если сильнее ваше отражение – соответственно. А может, вы вообще будете существовать параллельно. Впрочем, тонкостей во всём этом довольно много, и вам ещё предстоит с ними разбираться.
- Как, всё-таки, это всё интересно, - размечтался я. – Путешествовать по мирам… проживать множество жизней… сколько же видели вы, учитель?
Салазар не ответил. Он вдруг выронил мундштук, потому что его левую руку скрутила неожиданная судорога, вынуждая учителя сжать пальцы и чуть только не сложиться пополам самому.
- Что с вами?! - я вскочил на ноги, испугавшись внезапно изменившегося выражения его побледневшего лица, и решив было, что виной всему неведомая болезнь Салазара. – Вам плохо? Я могу помочь?
- Нет….Сядьте, Драко, - глухо ответил он, переводя дыхание, и кивком головы веля мне оставаться на месте.
- Что произошло?... – не понимая, я смотрел на него, всё ещё сжимавшего здоровой рукой левое предплечье.
- Драко… - Салазар поднял на меня глаза, и я невольно вздрогнул от непривычно жёсткого, потемневшего взгляда. – Вам стоит как можно скорее вернуться в школу. Но прежде чем вы уйдёте, я должен вам кое-что рассказать. Полагаю, в нынешней ситуации вам будет полезнее не остаться в неведении. Увы, времени не так много, поэтому – только самое основное. Не перебивайте. Мы должны успеть.
Не чувствуя собственного тела, я опустился обратно в кресло и приготовился слушать.
… Сон мёртвых потревожили живые. Глухая тишина подкрадывалась от границ старого кладбища, сужая круг настолько, насколько это было возможно. От чёрной земли на могилах поднимался ощутимый жар, обжигавший ноги даже сквозь плотные подошвы сапог. Чувствовали ли это люди? Едва ли. Им не было дела до призраков, во всяком случае до тех, что не обрели материального тела, и не стояли в центре вдруг воскресшего Круга Огня во плоти и крови, в одночасье перенеся минувшее в день сегодняшний.
- Приветствую вас, Упивающиеся Смертью, - спокойно, но с затаённой угрозой произнёс хорошо знакомый голос, и кладбищенская тишина окончательно оставила попытки захватить принадлежащее ей в безраздельное пользование. - Тринадцать лет… Тринадцать лет прошло со дня нашей последней встречи. А вы откликнулись на мой зов, будто это было только вчера. Стало быть, Смертный Знак ещё объединяет нас, не так ли?
От былой красоты Тома Риддла не осталось и следа – впрочем, для властителя, быть может, она не столь и важна, как могущество и сила, в которых не посмел бы усомниться никто из присутствующих. Но годы чёрной магии и посмертье убили не только её. Тринадцать лет назад в Тёмном Лорде оставалось ещё немного человеческого. Кем теперь являлось высокое, закутанное в мантию существо со змеиными чертами пугающего лица, сказать было сложно.
- Здесь дурно пахнет, - сказал Риддл, с шумом вдохнув сырой кладбищенский воздух. – Чувством вины. Вы, собравшиеся здесь, так быстро явились на зов. Вы жили много лет в достатке и благоденствии, не утратив своей колдовской силы – что помешало вам прийти на помощь своему господину, тому, кому вы не раз клялись в вечной преданности?
По кругу, который образовали Упивающиеся, пробежал шелест, словно все они вздрогнули в одночасье.
Том был совершенно прав. Иллюзия, будто не было этих тринадцати лет, была почти полной. Её нарушали лишь разрывы круга – места части сторонников пустовали, и присутствие привязанного мальчишки, гневно сверкавшего зелёными глазами, будто не осознающего своё бессилие.
Так значит, это и есть причина падения могущественной организации и помешательства её главы… маленькое, щуплое, всклокоченное и чумазое существо, мечущее взглядом молнии, которые никогда в жизни не достигнут цели. Гриффиндор славен смелостью своих учеников…. Которую легко перепутать с предельным отчаянием в моменты, подобные нынешнему.
Тёмный Лорд, тем временем, шёл вдоль ряда своих сподвижников, ненадолго останавливаясь перед каждым из них. Один, не дождавшись своей очереди, выскочил вперёд, бросился на колени перед Лордом с воплями о прощении, и тут же получил Непростительное, скорчившись от боли. Сколько ещё человек из круга готовы были последовать его примеру, если бы не Круцио? Увы, Том всё больше и больше ценил подобострастие и слепой фанатизм, нежели стоящие качества новых Упивающихся…
- Займи своё место, Эйвери, - холодно бросил Лорд сжавшемуся на земле Пожирателю. А затем приблизился к следующему стоящему в Круге.
- Люциус. Мой скользкий друг. Я слышал, ты не отрёкся от былого, хотя убедил многих в своих безвинности и добропорядочности. Мне говорили о том, что произошло на мировом матче, ты ведь руководил этим? Почему же тебе не пришло в голову направить силы в иное русло, нежели милые, но бесполезные развлечения - к примеру, разыскать своего господина и помочь ему?
Завеса времени дрогнула, поплыв перед глазами и мешая разглядывать происходящее. Злобу Тома можно понять. Его желание заставить их всех отвечать, расплачиваться за молчание и бездействие… вот только вспомнит ли он, что опираться в дальнейшем придётся лишь на них? По крайней мере, первое время?
- Милорд, я был начеку, - голос Люциуса звучит разве что несколько поспешнее, чем обычно. – Я был готов вмешаться, едва стало бы понятно, где и какое от меня требуется участие. До тех же пор, пока я не получал ни малейшего намёка на то, чем я могу способствовать вашему возвращению, я предпочёл заняться иными вещами, которые стали бы полезны вам уже после….
Лорд не дал ему договорить.
- Тебя, как и остальных, испугал мой Знак в небе, созданный самым верным моим слугой. Ты разочаровал меня, Люциус. Но я дам тебе шанс доказать свою преданность в будущем.
Том мгновение помедлил, после чего продолжил путь. За палочку на сей раз он, тем не менее, не взялся.
- Благодарю вас, мой Лорд, - произнёс Люциус, и чуть склонил голову, соблюдая традицию.
Риддл продолжил своё шествие.
Итак, здесь собрались все те, кто оставался эти годы на свободе. Не хватало тех, кто по прежнему оставался в Азкабане, не хватало погибших – но их место вскоре займут вновь принятые в Ближний круг, не хватало Северуса Снейпа и Игоря Каркарова – которых Лорд мгновенно объявил предателями, заслужившими смерть.
- И ещё один… самый верный мой сторонник, - тихо сказал Риддл, - не прибыл сюда, но по прежнему служит мне. Он находится в Хогвартсе, и это благодаря его усилиям нас сегодня посетил наш юный друг…
И снова мальчишка Поттер. Том так и не понял, что единственной причиной крушения всего стал вовсе не младенец-полукровка, а лишь собственный, неправильный выбор самого Тёмного Лорда. Поставить на карту всё, и проиграть на вершине своего могущества, предварительно отдалив от себя тех, кто мог бы удержать от шага в бездну – такие ошибки надо уметь совершать. Впрочем, Риддл всегда обладал разносторонними талантами. Вот только в былые времена среди них не числилось неумение делать выводы из собственных просчётов…
Пусть сегодня мальчишка был нужен Тому для обретения нового тела. Однако Тёмному Лорду этого оказалось мало. Он вытащил Поттера на середину круга, велел отдать тому палочку…. Магический поединок?! С этим младенцем?! Во имя всех нынешних и будущих реальностей, зачем?!
Безумие длилось недолго. Вдоволь наигравшись пыточным заклятием, Риддл, наконец, поднял палочку для последнего удара.
А дальше произошло то, чего никто не ожидал. Убийственная, смертельная, не знающая преград Авада столкнулась с простеньким заклятием Экспелиармус, в отчаянии выкрикнутом мальчишкой.
- Не подходите! Он мой! – выкрикнул Лорд, теряя самообладание….
Оставалось лишь стоять и наблюдать. За тем, как лучи столкнувшихся заклятий обратились в золотую нить, как сила, удерживавшая её, подняла в воздух обоих противников, пронесла над могилами и опустила неподалёку от первоначального места дуэли. Сияние нити распространилось арками, и вскоре вовсе скрыло от взглядов сражающихся.
Что-то случилось со временем. С той стороны, где оказались Тёмный Лорд с малолетним Поттером, реальность будто сошла с ума, перепутав, где прошлое, настоящее и будущее… к счастью дуэлянтов и бросившихся к ним Упивающихся, никто из них не мог почувствовать безумного смятения минут, перепутавшихся местами, и норовящих свести с ума своим кружением.
Затем была слепящая вспышка и крик Тома:
- Остановите его! Не убивать! Он мой!
Люциус Малфой выхватил палочку, но так и не произнёс заклятие, услышав приказ.
Затем всё стихло. Свет погас, и кладбище моментально погрузилось в полумрак, казавшийся темнее для почти ослеплённых до этого глаз.
Тёмный Лорд обвёл багровым взглядом растерянно толпившихся вокруг него сторонников.
- Вы свободны, - коротко бросил он.
Повторять дважды не пришлось. Поспешно откланиваясь, один за другим Пожиратели аппарировали с кладбища, пока, наконец, Тёмный Лорд не остался в одиночестве.
Слева от него зашелестело, и огромная змея обвила ноги своего господина, словно успокаивая его.
Завеса времени, изрядно потрёпанная недавним безумием, наконец спала.
- Добрый вечер, Том.
Он резко оглянулся. Алые глаза широко распахнулись при виде произнёсшего приветствие, но Лорд быстро справился с собой:
- Скорпиус.
- Ты удивлён? – пепел от сигареты упал на землю. Серо-голубой взгляд, в отличие от алого, не выдавал никаких чувств, кроме спокойствия.
- Ты на свободе? Что же, я рад тебя видеть, - медленно произнёс Лорд, подходя ближе. Взгляд его скользил по собеседнику, избегая только его глаз.
- Я непременно ответил бы тебе тем же, - гость приопустил веки, продолжая смотреть сквозь ресницы, - Если бы не был свидетелем тому, что здесь произошло несколько минут назад. Смерть и воскрешение не избавили тебя от навязчивой идеи, не так ли, ученик?
- Мы не раз обсуждали это с тобой, Скорпиус, - Лорд прищурился, обходя собеседника по кругу. – В Азкабане ты соскучился по старому, не так ли? Впрочем…. Давно ли ты освободился?
- Два года назад, - последовал спокойный ответ. – Ты хочешь спросить, почему я ничем не способствовал твоему возвращению, полагаю. Но ответь себе сам. Разве ты действительно нуждался в моей помощи?
.. Обратную дорогу до Хогвартса я преодолел раза в три быстрее, чем проделывал это обычно. Я нёсся, почти не чувствуя ног, забыв об усталости и еле успевая переводить дыхание. Влетев в слизеринскую гостиную, благо, пустовавшую из-за состязания, я перекинулся в человеческий облик, и упал в кресло, чувствуя, что ещё немного, и я умру от бессилия.
Услышанное не укладывалось у меня в голове. Тёмный Лорд вернулся. Салазар оказался Упивающимся Смертью, тринадцать лет провёдшим в Азкабане, и до сих пор скрывающимся от закона. Ближайшим сторонником Лорда, помнившим ещё первый состав Ближнего круга…. Сколько же лет было моему учителю? Когда-то он обмолвился, что магия времени даёт возможность бесконечно долго растягивать собственную жизнь, старея в десятки раз медленнее, чем обычные люди….
Почему никто никогда не упоминал при мне имя Салазар? Почему отец ни разу не сказал, что был такой Пожиратель? В особенности, если правда то, что мой учитель – один из ближайших сторонников Лорда…
Теперь поздно было задавать эти вопросы отцу. Оставалось ждать следующей встречи с Салазаром – но когда она теперь состоится? И что вообще будет?
Тёмный Лорд вернулся. Значит, начинается война. Что будет с нами? Со мной, с отцом, с матерью?... Наверное, мы встанем на сторону Упивающихся. Когда вернётся былое могущество… но доживём ли мы до этого?...
За дверью раздались голоса. Это возвращались мои однокурсники. Но прежде, чем появились первые из них, дверной проём открылся, и в гостиную стремительно влетел Снейп.
- Драко! Почему вас не было на испытании? Вы знаете, что творится в школе?
- Нет, - растеряно ответил я, глядя на него расширившимися глазами. За спиной профессора мелькнуло взволнованное лицо Пэнси. Я не знал, что именно случилось в школе, но почувствовал, что это затронуло всех.
В последующие несколько дней, остававшихся до отъезда из Хогвартса, обстановка ничуть не прояснилась, а лишь больше запуталась. Какие только версии не бродили по школе! И всё же, преобладающее большинство мнений склонялись к тому, что случилось то, что случилось – вернулся Тёмный Лорд, каким-то образом похитил Гарри Поттера и Седрика Диггори с турнира, причём мальчик-который-выжил спасся снова, а вот хаффлпаффец, увы, был убит Пожирателями Смерти. Поговаривали так же, что в школе пойман шпион, скрывавшийся под оборотным зельем и выдававший себя за Аластора Грюма. Впрочем, шпиона в глаза никто не видел, в отличие от Грозного Глаза, по прежнему бродившего по коридорам, и подозрительного более обычного, а учителя упорно отмалчивались. Зато пропал Игорь Каркаров – а он-то точно был в своё время сторонником Лорда.
«Ежедневный пророк» писал о чём угодно, только не о Лорде и Хогвартсе. Ритины статьи вообще пропали, что породило новую волну слухов.
Наконец, на последнем ужине, в этом году превращённом из торжественного в траурный, Дамблдор соизволил выдать нам официальную версию событий.
- Министерство Магии, - говорил директор после того, как завершил длинные скорбные излияния на тему гибели Седрика Диггори, который тут же стал чуть ли не героем уровня Гарри Поттера и наилучшим из людей, - категорически против того, чтобы вы знали правду о случившемся. Но я счёл, что вы имеете право знать. Седрик Диггори погиб не из-за несчастного случая, и не по собственной оплошности. Его убил Лорд Волдеморт, который возродился, и снова встал во главе Пожирателей Смерти.
- Драко, ты знаешь, что случилось с Ритой Скиттер? – вдруг зашептал Крэбб, всем видом выражая, что ему не интересно слушать директора.
- Это обязательно спрашивать сейчас? – раздражённо огрызнулся я.
- Говорят, её поймала Грэйнджер…
- Потом, - прервал я приятеля и снова стал слушать Дамблдора. Но тот уже сел на любимого конька и расписывал героизм Гарри Поттера, который, рискуя собственной жизнью, отнял бездыханное тело Диггори у слуг Волдеморта и вернул его в школу. Свою пафосную речь он завершил поднятием кубка, и кое-кто в зале даже повскакивал с мест, чтобы засвидетельствовать уважение к бесстрашному до дрожи в коленках очкарику.
- Ладно, рассказывай, что там с Ритой, - смилостивился я над Крэббом,
- Грязнокровка узнала, что Скиттер – незарегестрированный анимаг, - ответил тот. – И кажется, поймала с поличным.
- Ах вот оно что, - сощурился я. – Маггловское отродье. Вечно суёт свой нос в то, что её не касается. Ну да ладно. Недолго ей осталось…
- Так… это правда?
- Что?
- Насчёт Лорда, - еле слышно пролепетал Крэбб. Я лишь улыбнулся.
Отъезд из Хогвартса проходил всё в той же подавленной атмосфере, которая воцарилась в школе со дня третьего испытания. Поспешно собрались и отбыли делегации Дурмстранга и Бобатона. Шанталь Себир ухитрилась не попасться мне на глаза, но я и не жаждал её видеть, поставив в этом знакомстве окончательную жирную точку.
В купе Хогвартс-экспресса было непривычно тихо. Пэнси копалась в сумочке, Крэбб с Гойлом вопреки обыкновению не прихватили с собой еды, и теперь грустно таращились в проход на мелькающих в коридоре школьников.
- Чего вы все такие убитые? – я решил нарушить молчание, так как сам едва сдерживал волнение перед скорым возвращением домой, где мне предстояло, наконец, узнать, чем обернулось для Мэнора появление Тёмного Лорда. – У нас-то всё будет хорошо. Это пусть гриффиндорцы боятся. Кстати, как насчёт нанести им визит?
Предложение было встречено с радостью – приятелям самим, видимо, хотелось делать что угодно, только не сидеть наедине с собственными мыслями.
Подойдя к купе гриффиндорской троицы, мы услышали громкие разглагольствования Грэйджер:
- Рита Скиттер – незарегистрированный анимаг! Она может превращаться в жука. Видите банку?
- Ты же не хочешь сказать… - изумлённо проговорил голос Рона Уизли, но заучка перебила его:
- Именно это я и хочу сказать! Это она. Я заколдовала банку, чтобы Рита не могла обернуться, и обещала выпустить её в Лондоне взамен на то, что в течение года она не будет писать ничего скандального. Посмотрим, научит ли это её чему-нибудь….
- Гениально, Грэйнджер, - насмешливо сказал я, входя в купе. – Постарайся только не лопнуть от гордости за свои таланты юного охотника на насекомых. Значит, теперь вы считаете, что у вас всё в порядке. Главный враг сидит в банке, Дамблдор по-прежнему обожает Поттера, и жизнь великолепна, не так ли?
- Выйди вон, - прорычал Поттер, но я лишь презрительно фыркнул.
- Значит, радуетесь, - раздражение постепенно завладевало мной – выходка со Скиттер откровенно бесила. – И не помните о том, что конец близок? Поттер, а ты ведь мог спастись. Если бы послушал доброго совета. Помнишь? Теперь-то поздно. Думаешь, с кем Тёмный Лорд разберётся в первую очередь?
Гриффиндорцы дружно засопели носами. Обведя их взглядом, я ядовито добавил внезапно пришедшую на ум фразу:
- То есть, конечно, во вторую. Первым был Диггори.
Что-то ударило мне в спину. Ноги подкосились, в глазах потемнело, и я провалился в неприятный, скользкий сумрак. Последнее, что я успел подумать – это то, что золотая троица точно не двигалась с места и не доставала палочек.
- Draco, mon fils… - прохладная мамина рука легла мне на лоб. Я медленно открыл глаза, и не сразу понял, где нахожусь. Тело неприятно ныло и зудело.
- Что случилось?.. – тихо спросил я, пытаясь вспомнить, что было после удара в спину.
- Тебя заколдовали в экспрессе, - ответила мама, присаживаясь рядом со мной на постель. – Не переживай, мой мальчик. Мы с отцом выясним, кто это сделал, и разберёмся с ними. А ты отдыхай. В тебя попало несколько заклятий, тебе придётся провести пару дней в постели…
Она говорила ласково, но что-то в её голосе заставило меня разволноваться.
- Мама, а где отец? Он у Тёмного…
- Тише, - она приложила палец к губам. – Об этом рано говорить.
- Пожалуйста, расскажи мне, - я выбрался из-под одеяла и сел. – Что происходит? Началась война? Или что?
Она покачала головой:
- Отец сам расскажет тебе то, что сочтёт нужным. Я прошу тебя только пока не обсуждать эту тему ни с кем.
- Где он? – не унимался я.
- Внизу. Беседует с Долорес Амбридж.
- Кто это такая?
- Первый заместитель Министра Магии, - пояснила мама. – Со следующего года она будет заниматься делами Хогвартса – Министерство сочло, что Дамблдор позволяет себе слишком много. В частности, распространяет слухи о возвращении Тёмного Лорда…
- Но он же правда вернулся, - с подозрением сказал я.
- Plus tard, mon cher. Se repose, je te demande. Tu dois guérir. Tout sera bon, je promets*, (Слишком поздно, мой дорогой. Прошу тебя, отдохни. Ты должен выздороветь. Всё будет хорошо, я обещаю) - она улыбнулась, и приблизилась, чтобы поцеловать меня в лоб. Я едва успел заметить блеснувшие в уголках её глаз слезинки.
КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ
