Глава 7Последующие несколько дней мы с Китнисс фактически не виделись. Она занималась охотой, я пек. Это здорово меня отвлекало от лишних, абсолютно не нужных мыслей.
На кухне я проводил целые дни, меся тесто, выпекая, украшая изделия кремом. Что-то отдавал Китнисс, что-то - людям на улице, знакомым, которые не стеснялась и не боялись брать выпечку. У меня-то денег навалом, а вот у остальных жителей совсем ничего нет.
Тем временем жизнь в Дистрикте налаживалась. Полным ходом шла "реконструкция" города. В первую очередь строились дома для жилья. Мы с Китнисс решили помочь материально, поэтому внесли свой вклад в возведение жилых домов. Пускай, не так много, как нам бы хотелось, но все же эта выручка существенно ускорила процесс.
Я был на месте, где некогда стояла пекарня моей семьи. Сейчас кроме разрушенного фундамента там ничего не осталось. Жалкое зрелище.
Но были и положительные моменты в разрушении. Например, с лица Центральной площади было стерты виселица и подиум для децимаций. Ничего, что бы напоминало о страшных, смертельных наказаниях миротворцами. Мэром года назначили человека по имени Теодор Джонс, который немало сделал для Благого дела, принимал активное участие в революции, за что был награжден медалью «За боевые заслуги». Хотя и молод. Ему лет сорок, не больше. Но мне нравится, как он управляет делами Дистрикта. Двенадцатый преображается на глазах.
Те, кто не мог строить, занимались земледелием. Кроме того регулярные поставки из Одиннадцатого не давали жителям голодать.
Людям было разрешено отныне свободно передвигаться между Дистриктами. Хотя с транспортом тоже существовали проблемы. В основном, на вокзал приходили грузовые поезда. Пассажирские еще не передвигались. Это вопрос времени. Просто данная проблема не была основной и главенствующей, поэтому ее откинули на второй план.
Под верховным руководством Бити по всему Панему восстанавливались поврежденные линии электропередач, теле- и радиовещания. Не у каждого человека был телевизор, но новый телеэкран установили на Центральной площади. Транслировались новости из других Дистриктов, развлекательные телепередачи и, что уж казалось абсурдным в сложившейся ситуации, прогноз погоды.
Но у меня еще была задача, хоть и не столь глобального масштаба, однако, не менее важная.
С алкоголем было туго, как в Дистрикте, так и во всей стране. Где я бы мог найти бутылку, я не представлял. Если закажу из Капитолия, то мне просто его не вышлют, сославшись на нестабильное душевное состояние. Китнисс – тоже не вариант. Причем, по той же причине. Поэтому к Хеймитчу мне пришлось идти «с пустыми руками», в том смысле, что с собой у меня не было и капли спиртного.
Как только я переступил порог его дома, в нос ударил резкий отвратительный запах. Этот дикий «аромат» был вызван алкоголем, человеческим потом, пылью, вездесущей грязью, нестираным бельем и чем-то еще, сущность чего я не смог определить. Не выдержав, я открыл ближайшее окно, потому как чувство рвоты подпирало внутри меня.
Глядя на окружающую обстановку, я даже боюсь предположить, что вытворял здесь мой ментор. Повсюду разбросаны вещи, мебель валяется перевернутая и в хаотичном порядке, на полу стоят грязные тарелки и кое-где завалялись огрызки и кости. Этот дом определенно нуждается в генеральной уборке.
Хеймитча я нахожу за круглым столом в гостиной. Его голова и руки покоятся на поверхности стола. Сам Хеймитч издает протяжный и звучный храп. Раньше бы я осудил его за такое поросячье состояние. А теперь уже не был уверен, что имею на это право.
В первую очередь извлекаю зажатый в руке ментора нож – выпады Хеймитча с холодным оружием мы уже проходили. Так будет безопасно, в первую очередь для него. Трясу за плечо – нет реакции. Но храпит, значит, жив. Ни зов по имени, ни шум, ни тряска за плечи не помогает. В таком запущенном состоянии я еще никогда не видел ментора. Придется прибегнуть к старому проверенному средству. Проверенному Китнисс. Набираю в чайник холодной воды, а затем, не спеша, выливаю ее на Хеймитча. Спустя минуту он, наконец, пробуждается. Из его рта вылетают какие-то нечленораздельные звуки, скорее напоминающие недовольство. Оно и понятно. Я жду, когда он приходит к способности ориентироваться в окружающем пространстве, воспринимая зрительную и звуковую информацию, после чего произношу:
- Очнулся?
- Ааа… Пит Мелларк собственной персоной. Какая честь! – речь дается ему нелегко. – Зачем пожаловал, парень?
Он собирается подняться и пожать мне руку, но, не совладав с собой, падает. Я успеваю его подхватить прежде, чем он окажется на полу.
- Пришел тебя навестить, - отвечаю я. - Как же ты до такого докатился, Хеймитч?
- Вот только не надо мамочку из себя разыгрывать! Дело немудреное. И не тебе меня судить, парень!
- Куда уж мне!
Я все же протягиваю ему руку, и он ее пожимает.
- Пойдем, Хеймитч.
- Куда это?
- Будем приводить тебя в порядок. Постараемся вернуть человеческое обличье.
Я закидываю его руку себе на плечи, чтобы он смог опереться на меня и веду его в ванную комнату. После того как совместными усилиями нам удалось избавиться от одежды, укладываю его в ванную, наполненную водой приятной температуры. Пускай «отмокнет». Спустя некоторое время ему становится гораздо лучше, и мы переходим прямиком к мытью. Хеймитчу явно приятно чувствовать себя чистым и свежим. Он даже способен самостоятельно вытереться сидя на скамейке. Поэтому я отправляюсь за чистой одеждой для него. Вернувшись, брею ментора.
Теперь, вымытый, побритый и переодетый, он похож на того человека, которого я знал, если не просто на человека. Мы идем на кухню. Я выкладываю на стол содержимое пакета, который принес с собой – свежий хлеб, выпечка, обед.
- А ничего спиртного нет? Опохмелиться…
- Нет, Хеймитч, с этим сейчас туго.
- Ну, а рассола?
- Ха! Где я тебе возьму рассол? Я что-то не припомню, чтобы кто-то из нас занимался консервированием.
Он обреченно трясет головой. Однако притягивает пищу к себе поближе. Видимо, он давно не ел, потому как слишком быстро поедает содержимое тарелок.
- Помедленнее! – предупреждаю его. – Так голод не утолишь, только себе навредишь.
- А ты меня не учи, сынок!
- И кто из нас ментор?
- Пит, а я уже не твой ментор.
- Ну, знаешь ли, ты навсегда останешься для меня и Китнисс таковым, уж извини.
- О, кстати, а где наша птичка? Все поет? Все летает? – он засмеялся. Совсем не уместно, как мне кажется.
- Не знаю. Либо охотится, либо дома. Между прочим, спасибо.
Он недоуменно смотрит на меня, после чего реагирует:
- Не понял. За что?
- Ну, ты же выполнил свою часть уговора – сохранить ей жизнь.
- Это не только моя заслуга.
- Все равно.
Он что-то замечает в моей интонации и взгляде.
- А ну-ка, - вглядывается в мое лицо. – Так-так–так. Я смотрю, приоритеты резко поменялись за последнее время. Что, девчонка опять стала для тебя важна, да?
Я смутился. Мне сейчас не хотелось это обсуждать с человеком, который только что был вызволен из состояния запущенного алкогольного опьянения.
- Знаешь что, Пит. Я тебе скажу то, что однажды уже сказал. Ты любишь эту девочку, и даже не пытайся отрицать этот факт.
Я задумался.
- Да, Хеймитч. Наверное. Но я не уверен.
- Зато я уверен.
Я недоверчиво пялюсь на него. Наставника это раздражает.
- Пит, тот юноша, которого я видел последний раз, и тот, что сидит сейчас передо мной – это два совершенно разных человека. На сегодняшний день ты очень похож на того парнишку, что некогда пришел ко мне и уверял спасти жизнь Китнисс. И ты все еще готов защищать ее. Ой, парень, да что я распинаюсь. У тебя на лбу все написано!
Я даже не знаю. Как реагировать на эти слова. Наверное, это хорошо, что я возвращаюсь к прежнему состоянию. Что становлюсь собой. Таким, каким был всегда. Настоящим Питом Мелларком.
- Ну, а она знает об этих переменах? Она знает, что ты все еще любишь ее?
- Думаю, нет. Несколько дней назад я вообще ляпнул, что вся моя любовь к ней в прошлом, - я натыкаюсь на его взгляд. – Ну, случайно.
Он некоторое время буравит меня взглядом, после чего разрывается от приступа смеха.
- Случайно?! – никак не может успокоиться. – Парнишка, да вас и оставить одних нельзя. Два взрослых человека, а все как малолетки ведете себя! Двое ребят, которые прошли огонь, воду и медные трубы, а все никак не можете разобраться в своих чувствах.
Я сплетаю руки на груди и недовольно щурюсь на него.
- Ладно, ладно! - он стал отступать. - Все! Но ты не прав.
- В чем именно, Хеймитч?
- Ну, ты ведь наверняка думаешь, что безразличен ей.
- Я не думаю, я знаю. У нее как раз по отношению ко мне ничего не изменилось.
- Вот и дурень, раз так уверен в этом. Во-первых, она не была к тебе и раньше безразлична. Ну, а во-вторых, Пит, - его интонация, наконец, становится серьезной, - она любит тебя.
- С чего ты взял? – его слова кажутся бредом пьяного человека.
- А с того, солнышко, что человек, который не любит, не стал бы так отчаянно бороться за твою жизнь, не стал бы рисковать своей жизнью, не сбегал бы из Тринадцатого при любом представившимся случае на задания в другие Дистрикты и не мучился бы так от боли, когда его отвергал и ненавидел ты.
У меня исчезла способность к речи.
- Ей… было больно?
- О! - он наклонился ко мне. - Больно - это мягко сказано. Когда она узнала, что тебя вытащила из плена и привезли к ней в Тринадцатый, она на глазах преобразилась. Как будто и не было прежде никаких неприятностей в ее жизни. Глаза загорелись, щеки порозовели. Да она еле себя сдерживала, чтобы не побежать к тебе. И что она получила? Ты чуть не задушил ее в тот день. Поэтому не удивительно, что она потеряла надежду вернуть прежнего Пита. Отчаяние и боль – это мягко сказано. Конечно, она старалась этого не выдавать, но от меня-то вы ничего не скроете. Я вас двоих насквозь вижу.
Вот так. Когда-то я поклялся себе защищать Китнисс от любых невзгод. А сам… Я бы и рад во всем винить Капитолий, только знаю, не он душил ее в день моего возвращения.
Хеймитч как будто прочитал мои мысли.
- Эй, не надо винить себя, Пит. Твое сознание подверглось жесточайшему форматированию. Ты не виноват в том, что видел в Китнисс врага и старался обороняться. Но она тоже хороша…
- Хеймитч! Хватит. Я ни в чем ее не виню. Это я виноват перед ней.
- Мелларк, да нельзя же быть таким самоотверженным, в конце концов. Прекрати это сейчас же! Хочешь убиваться? Убивайся, только не на моих глазах.
Вот он - проблеск его привязанности к нам с Китнисс.
- Ааа... Вот в чем проблема? Ты слишком сильно привязался к нам, да, Хеймитч?
- Да, плевать я на вас хотел, - буркнул он. – Нужны вы мне! Одна головная боль.
Ага, узнаю своего ментора.
- Мы тебя тоже любим, Хеймитч, - я не удержался, чтобы не поглумиться над ним. Но про истинные причины головной боли все же решил умолчать.
