Глава 7Глава седьмая
12 ноября, среда - продолжение
"Но это Ад; и я не вышел из него."
Кристофер Марлоу.
Невзрачная комната мотеля словно застыла во времени. Замершие фигуры выглядели, как нарисованные гениальным художником и воистину, он не мог найти лучшего сюжета для картины.
Нож – окровавленный атамэ – валялся на полу, но с тем же успехом он мог быть в руке Колина. И так было ясно, что здесь произошло. Слишком ясно, к сожалению.
- Колин, - тихо позвал Гарри. Тот не ответил. Его сгорбленные плечи слегка тряслись, как будто бы он едва сдерживал рыдания. - Колин, встань и отойди от тела.
Наступила недолгая тишина. Криви медленно поднялся на ноги и повернулся к Поттеру лицом. Его щеку рассекала длинная кровоточащая царапина, худые руки тоже испещрены алыми цветами крови. А глаза...
Страшные. Выжженные чем-то таким, чего Гарри не смог бы понять, как бы ни старался.
Криви как будто смотрел на него и не смотрел одновременно. Затем он сделал шаг вперед.
Против собственного желания Гарри повысил голос:
- Колин, стоять!
Криви послушно остановился. Его голова моталась на тонкой шее, подобно головке игрушечного болванчика.
- Убийцы, хулиганы, безумцы... - бормотал неслышно возникший за плечом Гарри Безглазый. - И все в моем отеле... Непорядок, молодой человек, непорядок...
- Заткнись, - коротко приказал Поттер.
- Забирай своего дружка, аврор, и убирайтесь отсюда, - отрывисто потребовал старик. - Да труп не забудьте. Мне этот номер еще понадобится.
- Боюсь, номером ты еще долго не сможешь воспользоваться, - нехорошо усмехнулся Гарри. Он неожиданно обрел некоторую уверенность. Направив палочку на Колина, он коротко произнес заклинание, и руки того тут же оказались скованы тяжелыми наручниками явно не из простого металла.
- А убытки?.. - заикнулся Безглазый, но Гарри кинул на него тяжелый взгляд и старик поспешил убраться из комнаты.
- Как же ты ухитрился так вляпаться, Колин? - не надеясь на ответ, обратился аврор к Криви. Маг-вскрыватель действительно не ответил. Похоже было, что он даже его не слышит, находясь в каком-то своем непонятном мире.
- "Плащ Мерлина" вызывает центр, - вздохнув, произнес Гарри в палочку. - "Плащ Мерлина" вызывает центр, центр, прием.
- Центр слушает вас, "плащ Мерлина", - немедленно отозвался женский голос изнутри палочки, которая тут же начала светиться синим.
- Тонкс, это Гарри, - облегченно сказал Поттер. - Мне нужен отряд авроров-экспертов, первой срочности.
- Заметано, - тут же ответила Нимфадора. - Сейчас я определю твое местоположение и Уинтер со своими трансгрессируют. Что на этот раз?
- Что и всегда, - буркнул Гарри. - Что и всегда... Только еще хуже.
***
"Убей! Убей! Они недостойны жить. Пролей их теплую кровь во имя Великого и ты почувствуешь, как растут черные крылья за твоей спиной. Дай мне руку, и мы пройдем этот путь вместе. Посмотри на них. Разве это люди? Они убили Великого, когда тот пришел к ним с миром, со спасением для них. Дай мне руку! Мы вместе сожмем рукоять атамэ и перережем их вены. Убей!"
Луна Лавгуд вырвалась из сна, как из бездонного черного омута, где шарят чьи-то щупальца и раззеваны в немом вопле голодные пасти. Она села в кровати, тяжело дыша, будто запыхавшись от быстрого бега, липкими от пота пальцами провела по лицу, сгоняя вязкую паутину кошмара... По комнате гулял холодный сквозняк – неужели миссис Малкин забыла закрыть окно накануне? Странно. Луна обхватила себя руками, оперевшись подбородком в согнутые колени.
Время кончалось. Она прямо-таки чувствовала это всеми фибрами души. Настенным часам недолго осталось тикать в свое удовольствие. Что-то жизненно важное подходило к концу, обрывалось под беспорядочными ударами атамэ...
Атамэ?
Откуда в ее голове возникло это слово?
Где-то в глубине горла зародился сухой, рвущий кашель. Луна зажала рот руками, пытаясь удержать его, иначе мадам Малкин обязательно проснется и прибежит на звуки.
Атамэ... Тьма... Кровь... Чьи-то руки в дорогих перчатках, отражение лунного света на острой стали... Смерть. Две жертвы и одна случайная гибель. Вороны над старым дворянским замком, смятая постель и на ней человек с улыбкой на лице, но внутри него ядовитый скорпион, иногда касающийся ее своим жалом...
Неумолимые подступы тошноты заставили Луну вскочить с кровати и побежать в туалет.
Как хорошо, что пять лет темноты, учат хотя бы искать в ней дорогу.
***
Это было непередаваемо. То, что невозможно описать в словах. Даже много лет спустя, когда вы спросите Гермиону Грейнджер, как это назвать, она только легко рассмеется в ответ, и даже в звуках ее беспечного смеха будут чувствоваться тяжелые и горькие ноты этого. Того, что наплывает громадными волнами, наливает неподъемным свинцом ноги и тело преломляется в талии из-за внезапно окатывающей слабости. И глаза блестят лихорадочно, и кажутся огромными-преогромными на бледнеющем лице.
Это было, как пропасть под ногами.
И в первый момент она даже этого не заметила. Когда бежала по холодным коридорам мимо равнодушных портретов – этого еще не было. Только стремительно темнеющая тень дрожала где-то под левой грудью. Но она не знала.
Гермиона искала Малфоя – чтобы рассказать ему про то, что прочитала и что поняла. Надо было немедля сообщить обо всем Гарри. Вот она и не медлила. Она понятия не имела, где сейчас находится хозяин замка, но в каком-то из залов услышала доносящуюся издалека музыку и просто пошла на звуки.
С каждым шагом этот незнакомый вальс становился все громче. Он словно бы отдавался в ней, спрашивая о чем-то и тут же отвечая сам, и каждая нота в нем была пропитана этими серыми кораблями туч на небе за стенами, и маревом ноябрьских ливней, и стуком каблуков по лестницам Ковент-Гардена, и резкостью черт осеннего Лондона, и еще чем-то неуловимым, подобным запаху пыльных листьев подорожника. И она шла, словно зачарованная, не замечая даже куда именно идет.
И тень, тень, эта странная тень внутри под левой грудью все тяжелела.
Гермиона едва успела спрятаться за какую-то статую, когда неожиданно для себя влетела в огромный зал, освещенный странными серебристыми шарами под потолком. Зал был заполнен чистокровными, часть она знала – тех, которые учились в Хогвартсе, остальных видела впервые. Они стояли или сидели группками, пили что-то золотистое из высоких фужеров, некоторые курили кальян и душистый дымок сплетался в причудливые узоры в углах залы.
И в центре за фортепиано сидел человек.
Тонкие длинные пальцы Драко Малфоя порхали над черно-белыми клавишами, извлекая из них такие звуки, от которых у нее становилось темно в глазах. Он не обращал внимания на окружавших его людей, они словно бы обтекали его, то ли не желая, то ли не в силах коснуться. А может, и то, и другое.
И вот тогда это нахлынуло. Когда она смотрела на его руки на клавиатуре, на закрытые веки глаз с длинными, по-девичьи загнутыми ресницами, когда стены замка слегка содрогались от волшебных аккордов, когда по его лицу пробегала легкая дрожь, непонятно что означавшая...
Ее вдруг охватило странное томление, сладко-сладко потянуло где-то внизу, и кровь, казалось, потяжелела, рывками продвигаясь по венам. Ей даже пришлось опереться о статую, такая вдруг слабость накатила на нее.
Это было как волшебство. Но не то, подобное легкому взмаху палочки, а какое-то другое, темное, дурное колдовство, когда протяжно звенит бубен шамана и воздух настолько сперт и наполнен дурманом, что застревает в горле.
И тут Драко Малфой открыл глаза и повернул голову. И хотя она была надежно скрыта за каменной статуей, ей показалось, что он смотрит прямо на нее. И дыхание тугим комком замерло у нее в груди.
Тогда-то все это и началось, скажет Гермиона Грэйнджер много времени спустя. И солжет. Все началось намного раньше. Наверное, еще когда она в первый раз увидела в Хогвартс-Экспреесе маленького мальчика с прилизанными светлыми волосами. Тогда, именно тогда, возникло незаметно и затаилось в самых темных глубинах ее души, подобно бледным поганкам, скрывающимся от солнечного света в переплетениях влажных корней.
И сейчас, то ли от пальцев его, танцующих на скользких клавишах, то ли от странного выражения его лица, то ли... Ну не знала она, не знала отчего, все вдруг выплеснулось наружу, заставив ее оцепенеть и выгнуться от болезненной истомы.
Всего на короткое мгновение Гермиона прикрыла глаза, но когда она вновь посмотрела внутрь зала крутящийся стул перед фортепиано уже пустовал. Но музыка продолжала звучать сама по себе.
Мерлин, это становилось просто невыносимым.
- "Valse de Grand Meche", "Вальс Больших болот". Это песнь о девушке, пропавшей на болотах, - произнес вкрадчивый голос у нее за спиной. - Она последовала за своим возлюбленным и утонула в топи, завороженная колдовскими огоньками торфяников. Это любимая композиция Драко.
Гермиона стремительно обернулась и наткнулась на прищуренный взгляд Чарльза Эйвери. Они были шапочно знакомы, но не часто сталкивались – Эйвери, как и большинство других аристократов, избегал появляться в Министерстве.
- Не понимаю к чему ты клонишь, Эйвери, - неприязненно ответила она.
Он молчал, откровенно разглядывая ее.
- Значит, Малфой прячет... маглорожденную у себя дома, - наконец процедил он сквозь сжатые зубы. - Да еще и аврора, боевую подругу самого Гарри Поттера. Весьма интересно...
- Малфой здесь абсолютно не причем, - быстро сказала она. - И он вовсе не прячет меня.
Черные глаза Чарльза слегка расширились в мгновенном удивлении, он уже с новым выражением всмотрелся в Гермиону.
- Вот оно значит как... - протянул он, как-то странно усмехнувшись. - Никогда бы не подумал, что Драко Малфой способен...
- На что?
- Сама знаешь, - ухмыльнулся Эйвери. - Или узнаешь очень скоро.
Он коснулся горячей шершавой ладонью ее щеки, повернул лицо к свету, словно чтобы рассмотреть получше. Она отшатнулась, сбросив его пальцы, но он только смеялся, хрипло и неприятно, снова и снова дотрагиваясь до нее.
- Эйвери!
Не переставая хохотать, Чарльз обернулся. Малфой казался бледнее, чем обычно, вся его худощавая фигура была напряжена, словно перед прыжком в холодную воду.
- У тебя хороший вкус, Малфой, - оборвав смех, заметил Эйвери. - Во всем, что не касается ее крови.
- Не вмешивайся в это, Эйвери. - От его тона воздух пробрало морозом. - И держись от нее подальше.
- В отличие от тебя, меня не привлекают сексуально озабоченные министерские шавки, Малфой, - издевательски произнес Чарльз. - Так что на этот счет можешь не беспокоиться. А вот что скажут остальные... Может, предложат разделить ее между нами всеми?
- Это не то, что ты думаешь! - слегка повысил голос Малфой.
- Разумеется, - согласился Чарльз, - и именно поэтому она смотрела на тебя так, когда ты играл. Делай, что хочешь, Малфой, но не забывай, что я как ястреб буду следить за тобой. В последнее время ты делаешь слишком много ошибок.
Он развернулся, чтобы уходить, но напоследок пронзительно посмотрел на Гермиону.
- Берегись, Грэйнджер, - шепнул он почти неслышно. - Он опаснее, чем огни на торфянных болотах.
Малфой неотрывно смотрел ему вслед, пока он уходил, чеканя шаг. Затем он повернулся к Гермионе и она невольно отшатнулась, уперевшись в его горящий взгляд.
- Идиотка! - прошипел он, хватая ее за руку. Прикрывая ее собой от любопытных взглядов гостей он втолкнул ее в первую попавшуюся комнату.
- Малфой! - возмущенно воскликнула она, освободившись от его стальной хватки. - Как это понимать?!
- Какого дьявола ты болтаешься в Серебрянном зале?! - потребовал он ответа. - Ты что, не понимаешь, что они разорвут тебя на куски, если узнают, что ты здесь?
На его бледных щеках расцвели красноватые пятна – видимо, так выражалась его злость. Она все понимала и знала, почему он злится, но не могла произнести ни слова, только смотрела на него и смотрела, ловя каждый его жест. Томление, слегка отступившее перед Чарльзом Эйвери, теперь возвращалось с новой силой, сковывая ее движения и вызывая нарастающий жар в теле.
- Неужели ты не поняла, что я сказал утром? - продолжал говорить Малфой, быстро расхаживая по комнате и не замечая, что с ней творится. - Тебе нельзя показываться им на глаза! Слава Мерлину, ты ненадолго останешься в этом доме! Я считал тебя умнее, Грэйнджер! Тебе еще повезло, что ты наткнулась лишь на Эйвери. Он вообразил себе невесть что...
Драко внезапно замолк и уставился на Гермиону.
- Что он имел в виду? - спросил он словно бы у себя самого, но не отрывая от нее взгляда. - Что он имел в виду, когда сказал, что ты смотрела на меня, когда я играл? Очередная провокация, хитрость? Как ты смотрела на меня, Грэйнджер? Как?..
Она была не в силах ответить. Это вязало язык и перехватывало горло. Она была способна только глядеть на него, на это холодное аристократическое лицо, на прядь светлых волос над высоким лбом, тонкие губы...
- Не смотри на меня так, - хрипло произнес он.
- Как? - с трудом выдохнула она.
Его голос упал до шепота.
- Как будто хочешь меня поцеловать.
В дверь коротко постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла Панси Паркинсон. Гермиона почувствовала, как это снова отступило, спряталось в тени под левой грудью. До поры до времени.
- Драко! - резко позвала Панси и Малфой, наконец, отвел взгляд от Гермионы и взглянул на аристократку. Незаметно Гермиона провела рукой по лбу, вытирая выступившие маленькие капельки пота.
- В чем дело? - Голос Малфоя был чуть хрипловат. Панси посмотрела на него, потом на раскрасневшуюся Гермиону, опять на него... и засмеялась. Совсем, как Эйвери за несколько минут до этого. - Панси!
Так же внезапно, как начала, Паркинсон прекратила хохотать. Ее глаза сузились, когда она посмотрела на Малфоя.
- Я считала тебя умнее, ma cher.
- Ты неправильно оцениваешь ситуацию.
- Уверена, что ты так и считаешь. Тебе повезло, что ее никто не заметил во время той безобразной сцены с Чарльзом. Все решили, что ты опять поцапался с Эйвери.
- Я действительно слегка... "поцапался" с ним.
- Из-за нее?
- Не только.
- Как скажешь. - Ее усмешка говорила о другом.
- Малфой... - начала Гермиона и вздрогнула, когда взгляд его пасмурных глаз обратился на нее. - Мне нужно с тобой поговорить. О Криви.
Малфой какое-то время молчал, словно в нерешительности – как будто можно поверить, что этот человек когда-нибудь бывает нерешителен!
- Надеюсь, это не займет много времени? - с неожиданной колючестью спросил он. - Мне нужно вернуться к гостям.
Это ушло без следа и ей уже казалось, что ничего и не было, что ее усталый мозг вообразил себе невесть какие глупости, а она с непонятной легкостью взяла и поддалась им.
- Я позабочусь, чтобы разговор был кратким, - тем же тоном ответила она.
Панси Паркинсон молча смотрела, как Драко Малфой и Гермиона Грэйнджер выходят из комнаты, причем он открыл для нее дверь и пропустил вперед, впрочем, это не имеет никакого значения, Драко ведь обладает безупречными манерами и это распространяется и на проклятых грязнокровок, вовсе не стоит волноваться, не о чем...
В ее голубых глазах плескалась чернильная ненависть.
***
Эмилиан Рабесто, декан кафедры магического вскрывательства в Колдомедицинской Академии, был чрезвычайно недоволен тем, что его оторвали от проверки экзаменов старшекурсников. Его кроваво алое перо как раз хищно трепетало, занесенное над вкривь и вкось исчерканной контрольной одного из тех несчастных студентов, которые мечтают, во что бы то ни стало сдать сессию, но их, увы, излишне примитивные умишки не позволяют им этого достичь, когда в его пылающем камине без приглашения возникла косматая голова Аластора Грюма и в крайне брутальных оборотах потребовала "собрать все нужные манатки и мотать на первой скорости в Министерство". Эмилиан Рабесто, истинный француз по духу и происхождению, был шокирован. Свой обычный черный саквояж он собирал, подчеркнуто медленно, демонстративно игнорируя неумолкающее ворчание упомянутой головы. В то, что та бормотала, он особо не вслушивался, да его это и не интересовало. Единственным его желанием было быстрее покончить с этим делом и вернуться к экзаменам нерадивых студиозов.
И вдруг его слух совершенно случайно выхватил из бесконечных объяснений Грюма имя, которое всколыхнуло что-то в старом профессоре.
Колин Криви. Эмилиан Рабесто даже остановился на мгновение, сжимая саквояж в руках, захваченный воспоминаниями.
Бойкий паренек, вечно носившийся с магловскими фотоаппаратом и стетоскопом (причем, зачем ему был нужен последний, так и осталось покрытым мраком тайны), взъерошенные волосы, стопка потрепанных учебников, прыгающий мелкий почерк, пергамент дешевый, крошащийся... Эмилиан Рабесто помнил каждого своего ученика (разумеется, исключая тех, кто не дожил до подкидывания шляп с кисточками в воздух). Каждый из них отличался чем-то особенным от других, каждый был в своем роде уникален... И Колин Криви иногда казался ему самым уникальным из всех.
Рабесто выпустил из рук черный саквояж и быстрыми шагами подошел к камину. Наклонившись к огню, он требовательно спросил:
- Что с Колином Криви?
- Да я уже час о том и толкую! - возмутился было Аластор, но наткнувшись на напряженный взгляд Эмилиана, чертыхнулся и старательно отвел взгляд. - В камере он, профессор. В камере предварительного заключения.
- Ах, что он на этот раз наделал? - пренебрежительно махнул рукой Рабесто. - Был слегка навеселе и побуянил в магловском баре? Какая ерунда. Стоило ли меня беспокоить из-за таких мелочей...
- Профессор, - прервал его Грюм. - вы не поняли. Все указывает на то, что Колин Криви убил человека.
Слова протеста застряли у Рабесто в горле. Крякнув, старый аврор добавил:
- Собственного брата.
- Езус Кристос! - прошептал Эмилиан в ужасе.
- И от вас нам нужна экспертиза жертвы. Потому что наш единственный маг-вскрыватель... Ну... Вообщем, вы поняли.
- Колин не мог убить Денниса! - воскликнул декан. - Я не верю в это. Он любил его больше жизни.
- Ну, значит, карты вам в руки, профессор, - произнес Грюм. - Докажите это. И поторопитесь.
Внезапно взмывшие вверх языки пламени сокрыли лохматую голову Аластора. Эмилиан Рабесто автоматически принялся кидать нужные ему принадлежности в саквояж, но мысли его блуждали весьма далеко. Колин Криви, которого он знал, не способен на убийство. В этом он был уверен. Что же все-таки произошло на самом деле?
Это ему и предстояло выяснить.
***
Хмурое небо заглядывало в высокие стрельчатые окна, пропуская в комнату тусклые лучи, в свете которых медленно кружились в своем непонятном танце пылинки. Здесь было холодно, почти промозгло, и судя по серой золе, камин не разжигали уже много месяцев. Да и цвета, в которых была выдержана комната, светло-зеленый и серебристый, не вызывали тепла. В металлическом изголовье кровати, полном сложных переплетений, можно было углядеть, хоть и с трудом, дракона, кусающего свой хвост, и парящую над ним птицу. Что именно это была за птица, Гермиона так и не смогла понять, потрясенная тем, что Драко Малфой привел ее в его собственную спальню.
С тем странным томлением, которое периодически просыпалось в ней в последнее время, она решительно не желала находиться с ним в таком закрытом пространстве, в котором имеется кровать.
Судя по его недовольному взгляду, брошенному в ту же сторону, он придерживался такого же мнения. Наверное, вспоминал их разговор и опасался, что она набросится на него с домогательствами.
- Ну? - довольно-таки грубо потребовал Малфой, прерывая ее размышления.
Коротко вздохнув, Гермиона отбросила лишние мысли и быстро рассказала ему о найденной книге и своих выводах. Какое-то время Малфой напряженно обдумывал услышанное, от чего на его лбу обозначилась резкая морщина.
- Ну что скажешь? - наконец не выдержала тяжелой тишины Гермиона, никогда не отличавшаяся особым терпением.
- Бред, - лаконично ответил аристократ, отличавшийся, кстати, просто завидным терпением. Прежде чем ошарашенная Гермиона успела разразиться потоком аргументов в защиту своей точки зрения, он быстро продолжил. - Слишком много "если" и "возможно". Твои выводы – одна теория чистой воды. А где доказательства? Где хоть что-то, кроме косвенных улик? Какая-то книга, написанная безумцем... Обрывки ритуалов... Твоя фантазия, ma cheer, и ничего более. Сожалею, но это так.
Она несколько раз с шумом втянула в себя воздух, чтобы успокоиться. В конце концов, как бы ей не хотелось, чтобы это было не так, в чем-то он был прав. Она действительно слишком увлеклась абсолютно беспочвенной гипотезой. Никогда такого с ней не бывало! Так пойти на поводу собственного разгулявшегося воображения...
- Если хочешь, я все же могу сообщить об этом Поттеру, - снисходительно добавил Драко, но она только протестующе замотала головой. От стыда она боялась поднять на него глаза. Дура! Где твое благоразумие, Гермиона Грэйнджер! Где?!
- Не буду больше отнимать у тебя времени, Малфой, - собравшись с силами, спокойно произнесла Гермиона. - Возвращайся к гостям.
- Иди-ка лучше спать, Грэйнджер, - скучающим тоном сказал Драко. - Утро вечера... намного мудренее.
Рассмеявшись, он склонился перед ней в шутовском поклоне (жаль, шляпы с перьями не хватало) и покинул комнату.
Ей еще долго чудились перекаты его холодного смеха.
Когда спустя полчаса ноги, казалось, сами привели ее обратно в библиотеку, книги безумного Альбрехта там не оказалось. Лишь сиротливо пустовало пыльное место между "Гетерограммами" Гридора Албанского и "Языческим сном" Лорелии фон Гульденберг.
У Гермионы сжалось сердце в тревожном и очень неприятном предчуствии.
***
Колин Криви молчал. Молчал с тех пор, как его обнаружили и привезли. Он сидел в комнате для допросов, бессмысленным взглядом уставившись в некую гипотетическую точку перед собой, не отвечал на вопросы, не реагировал на крики и тумаки. Был бледен и весь в каких-то темных пятнах.
Гарри начинало казаться, что за допросным столом сидит труп. И прямо сейчас он гниет и разлагается у них на глазах.
Его передернуло от омерзения.
- Может, вызвать гробовщиков? - спросил он у пустоты. - Взяли бы мерки, посоветовали бы насчет дерева... Лаком, может, покрыть... Или сейчас в моде кремирование?..
Потом до Поттера дошло, о чем он думает, и он нервно рванул узел галстука, скидывая эту душащую его часть туалета на пол. Но легче не стало. Гарри без сил повалился на стул.
Так или иначе, Колин был обречен. Будет он молчать или орать о своей невиновности, его уже осудили и казнили. Визенгамот – лишь пустая формальность. Улик вполне достаточно. И никакого, даже самого плохонького алиби.
- Твою мать, - неожиданно сказал Гарри в пространство. Пространство захихикало издевательской тишиной, сделало кокетливые глазки и утанцевало туда, где кончается рассудок.
Как бы дико это не звучало, но Гарри не верил, что Колин Криви убил своего брата. Ну не верил, и все. Ничего тут не попишешь.
Поцелуй дементора маячил на границе поттеровского зрения, подмигивая и ухмыляясь. Ухмылка до тошноты походила на малфоевскую.
Малфой!
Гарри даже привстал от внезапно возникшей мысли. Однако полностью осознать ее ему помешал вошедший Грюм.
- Ну, парень, ты молодец! - с размаху хлопнул он Гарри по плечу так, что тот слегка пошатнулся от неожиданности. - Все-таки поймал! Да еще и прямо в Третьем! Двух зайцев разом...
Грюм еще что-то гудел над ухом, но Гарри его уже не слушал. Сказать или нет? У главы Отдела Авроров много власти, возможно, он что-то сумеет сделать...
Нет.
Грозный Глаз уже не тот, что был. Он слишком долго служил в Министерстве. Слишком хочется ему, чтобы снова запылали костры, чтобы ненависть вновь зажигала свирепостью толпу... Слишком хочется ему раскрыть преступление века.
- Аластор... - Гарри резко поднялся со стула, едва взглянув на опешившего Грюма. - Мне нужно идти. Немедленно. Разберитесь сами с формальностями.
Он уже выходил из комнаты, когда Грюм окликнул его:
- Эй, парень! Ты случайно не знаешь, где пропадает Гермиона?
- Какой-то ее родственник заболел, и она поехала к нему, - холодно объяснил Гарри.
- Не поставив меня в известность?
- А я чем сейчас занимаюсь? - грубовато поинтересовался Поттер и не дожидаясь ответа вышел. Грюм только покачал головой и хмыкнул какой-то своей мысли.
Потерев руки он подошел к стеклу и уставился на безучастного ко всему Колина. Щелкнул пальцем по поверхности, пытаясь привлечь его внимание, но тот даже не повернул головы.
- А все же жаль, что это оказался ты... - пробормотал Аластор. - Всего лишь ты... Птица слишком мелкого полета.
Разочарованно цокнув языком, Грюм трансгрессировал. Колин Криви остался наедине с пустотой и своими демонами.
У демонов были глаза Шейлы Лейстрандж и руки Денниса Криви.
Колин закричал.
***
В зале было душно и накурено, и Малфой едва подавил желание потянуть вниз узел шелкового шейного платка. Десятки глаз смотрели на него в ожидании его слов, и он не мог выказать ни малейшей слабости.
Здесь этого не прощали.
- Дамы и господа... - начал он неторопливо, смакуя каждое слово на кончике языка. - Дамы и господа, сегодня мы проводили в последний путь одну из нас. Она была прекрасна и горда, настоящая дочь своих родителей, преданная нашему делу сердцем и душой. И она могла бы жить еще очень долго, поддерживая нас во всем, рожая нам сыновей и наследников, но злой рок забрал ее преждевременно. Я скорблю о Шейле Креадоре Лейстрандж.
Присутствующие все, как один, склонили головы в траурном жесте. Кто-то из дам изящно промокнули глаза кружевными платочками.
- Она покинула нас рано, - продолжал Малфой слегка певучим голосом, - подобно комете Кассиопеи сверкнув на горизонте и исчезнув столь же быстро и ярко, как и появилась. Мы не смогли защитить ее, хотя должны были. Это наша вина. И мы будем нести ответственность за ее смерть до конца своих дней. Ее имя уже вписано в Черную книгу погибших во имя нашей цели. Я скорблю о Шейле Креадоре Лейстрандж.
Гости прижали правую руку к сердцу и закрыли глаза. Малфой повысил голос, и траурные слова зазвенели тысячей медных колоколов в тишине зала:
- Небеса не в ответе за ее смерть! Человеческая рука оборвала трепыхающийся огонек ее жизни, человеческая рука пролила ее чистую кровь и эта человеческая рука должна быть отрублена, ибо завещает древний наш закон: око за око, зуб за зуб и кровь за кровь! Я скорблю о Шейле Лейстрандж и сила скорби моей столь велика, что не встанет преград на пути моей карающей длани!..
Аристократы молча поднялись и застыли неподвижными каменными изваяниями.
Какой пафос. Какой надрыв. Малфой еле удержал серьезную мину на лице. "Должна быть отрублена"! Ха. Церемониальная речь давно утратила все свое смертельное значение. Осталось и останется навсегда только то, что скрывалось за покрытыми вековой пылью словами.
Месть.
Месть, которую он обязан теперь свершить в самый короткий срок, тем самым, разрушая все то, что он достиг за последние пять лет. Малфою захотелось сплюнуть.
Он поднял голову и посмотрел на безликие ряды чистокровных. Эдакая сплоченная и преданная ему братия снаружи! А внутри... внутри его неприкосновенное положение висит на волоске.
А свергнутым королям слишко часто подают шелковый шнурок на золотом блюде, как любит говорить Панси Паркинсон, и о чем свидетельствует горящий ненавистью взгляд Чарльза Эйвери, который, казалось, прожигал Малфоя насквозь.
Вырос мальчик.
***
Задумавшись, Гермиона забрела во второе крыло замка, где она еще не бывала. Здесь царило явное запущение, везде лежали слои пыли, в углах скопилась паутина, по которой иногда пробегал жирный паук. Она толкнула первую попавшуюся дверь и, сделав первый же шаг застыла на месте, пораженная увиденным.
Она чувствовала себя Алисой, шагнувшей в Страну Чудес.
Это была спальня, но какая! Вся словно бы озаренная светом, отражавшимся от бирюзовых стен, заполненная всякими милыми безделушками, вроде ручной работы гребня и зеркальца в замысловатой оправе, просторная, с огромными окнами, ставни которых были сейчас плотно закрыты, но Гермиона была уверена, что это единственное изменение, сделанное в этой комнате с тех пор, как ее покинула владелица. А о том, что здесь жила женщина говорило абсолютно все: и мебель из розового дерева, украшенная искусной резьбой, и небрежно приоткрытый ларец на трюмо со свисающими из него нитками жемчуга, и прихотливой формы флакончики духов, и кружевное покрывало на кровати... Гермиона заметила, что здесь пыли не было вообще. То ли в комнате все-таки жили, то ли ее регулярно убирали, в отличие от остальных нежилых помещений Малфой-мэнор. Но ей почему-то казалось, что на этой постели давным-давно никто не спал...
Гермиона осторожно прошлась по комнате, бережно провела пальцами по фарфоровому абажуру настольной лампы, рассмотрела поближе фигурки семерых маленьких гномов на тумбочке... Тут ее внимание привлекла мрачная черная шкатулка, немного не вписывавшаяся в обстановку. Черный мрамор слегка переливался на свету, и на блестящей поверхности мерцали зловещие блики.
Но когда она приоткрыла крышку, то была очарована. Это оказалась волшебная музыкальная шкатулка. Гермиона никогда ничего подобного не видела. Внутри открывалась настоящее волшебство, такое, каким вы представляли его в детстве, слушая сказки: порхали крошечные феи, разбрасывая цветы, вспыхивали огоньки светлячков, кто-то непонятный, то ли сатир, то ли эльф, развалившись на дне шкатулки, играл на скрипке. Гермиона всмотрелась повнимательнее и теперь различила, что феи сгоняют светлячков в определенные фигуры, чтобы те образовали слова...
"С днем рождения, мама".
Гермиона ахнула и нервно захлопнула шкатулку. Музыка немедленно стихла. Так вот оно что, ошеломленно подумала Гермиона. Вот оно как...
Что за мама и чей сын, было понятно. Так же как и кому принадлежала эта комната. Малфой-мэнор, как оказалось, хранил в себе интересные тайны...
И если Драко Малфой узнает, куда она в своей беспечности забрела, то ей явно несдобровать.
Окинув последним ласкающим взглядом чудесную спальню, Гермиона поспешила выйти, торопясь вернуться в главные залы, но удача в этот день была решительно не на ее стороне.
Они столкнулись в промозглом коридоре, освещенным лишь чадящими факелами. Его лицо, бывшее несколько озабоченным, при виде ее приняло обычное непроницаемое выражение, приправленное ледяным взглядом серо-голубых глаз.
- Что ты здесь делаешь?
Его тоном можно было воздух резать. Гермиону пробрало от него холодом, она даже поежилась и запахнула потуже мантию.
- Прогуливаюсь, - независимо ответила она.
- Ну-ну, - саркастически произнес он, постукивая указательным пальцем по стене. - Именно здесь, Грэйнджер? Зря. Очень зря.
- Не понимаю, о чем ты, - буркнула Гермиона, не на шутку расстроенная встречей. Тут же вспомнился и неприятный инцидент с книгой. Вот об этом надо его спросить... Или лучше не стоит?..
- Хватит строить из себя идиотку, Грэйнджер. Куда ты уже успела сунуть свой нос? И не надо отпираться, по твоему честному гриффиндорскому лицу все видно.
- Иди к дьяволу, Малфой, - устало послала его она. - Я вовсе не обязана перед тобой отчитываться.
- Если у тебя с памятью плохо, это мой дом, - ядовито напомнил он. - И я еще как имею право знать, почему ты вечно бродишь не там, где надо!
О Мерлин.
Опять это начиналось. Эта тяжесть, томление, кровь приливает к низу живота и дыхание становится прерывистым и режущим, руки леденеют, дрожь сотрясает тело и кожа в мурашках...
Мерлин, спаси и сохрани.
- Я не знала, что это замок Синей Бороды, - прошептала она, с трудом проталкивая слова сквозь иссохшееся от непонятной жажды горло. - Ты должен был предупредить меня заранее, Малфой, где находится комната с трупами.
Она увидела, как его глаза слегка расширились в удивлении, а уголки тонких губ поползли вверх.
- А ты полна сюрпризов, Грэйнджер, - со странным удовольствием заявил он. - И никак не можешь успокоиться. Пожалуй, ты все-таки получишь то, что желаешь.
- И что же это?
- Несколько волнующих дней в моей компании, которые пойдут тебе только на пользу, ma chere. - Он наконец-то улыбнулся, и в глазах его плясали черти.
Во что же она ввязалась...
