Глава 7Стадион ревел, как разбуженный великан. Сотни, тысячи глоток сливались в единый оглушительный гул, от которого вибрировал воздух и казалось, еще немного — и земля уйдет из-под ног. Море людей, разноцветное и бурлящее, волновалось, как океан во время шторма. Красные и синие флаги вздымались над толпой, словно языки пламени, а над ними гордо развивались баннеры с именами футбольных богов — предметом поклонения и причиной всего этого безумия.
Петунья, зажатая со всех сторон телами разгоряченных фанатов, чувствовала себя неуютно в своих простых джинсах и белой футболке. Вокруг неё все были в клубных цветах — в полосатых шарфах, с нарисованными на лицах эмблемами и дудками наперевес. Она казалась себе белой вороной, случайно забредшей на ритуальный танец африканского племени. Воздух, наэлектризованный страстями и эмоциями, был пропитан невообразимой смесью запахов: жареная колбаса и пиво, пот и азарт, радость и предвкушение победы. Всё это было настолько чуждым для Петуньи, настолько непонятным, что ей захотелось сжаться в комочек и… исчезнуть.
— Не ожидал, что здесь будет так… немного шумно! — донесся до Петуньи сквозь рев трибун голос Джеймса.
Он наклонился к ней так близко, что она почувствовала запах его парфюма — дорогого, с нотками цитруса и морского бриза, — так не сочетающегося с окружающей атмосферой. Петунья в ответ лишь скептически выгнула бровь.
— Немного? — переспросила она, стараясь перекричать толпу, — я себя чувствую так, словно попала в улей к гигантским, бешеным пчелам!
Джеймс рассмеялся — и этот звук, чистый и звонкий, словно глоток свежего воздуха, немного успокоил её. Он не ответил, лишь взял её за руку — крепко, но в то же время бережно, словно боясь сломать, — и потянул за собой сквозь бурлящий поток разгоряченных болельщиков.
Петунья покорно пошла за ним, стараясь не отставать и не наступать на чьи-нибудь ноги. Вокруг них толкались, ругались, пели песни и периодически обливали друг друга пивом фанаты обоих клубов. Петунья с ужасом думала о том, что может произойти, если начнётся драка. Но Джеймс, казалось, совершенно не обращал внимания на хаос, царивший вокруг. Он уверенно вел её за собой, лавируя в толпе, как опытный моряк в штормовом море.
После долгих и непростых маневрах среди фанатов, Джеймс и Петунья наконец-то добрались до своих мест. К сожалению Петуньи, они оказались на самом верху трибуны, откуда открывался, конечно, шикарный вид на стадион и окрестности, но вот само футбольное поле казалось маленьким зелёным пятачком, а игроки — суетливыми букашками.
Игра уже началась — судя по воплям на трибунах, довольно бурно, — но ни Петунья, ни Джеймс, казалось, этого не заметили. Они с комичным ужасом озирались по сторонам, словно пытаясь найти укрытие от этого безумия.
— Знаешь, я никогда не был на футболе, — донесся до Петуньи сквозь рев трибун голос Джеймса.
Он нахмурился, и его обычно открытое, дружелюбное лицо приобрело выражение настороженности, словно он оказался не на футбольном матче, а в логове голодного льва.
Петунья в ответ только фыркнула, поправляя съехавшую набок сумку.
— Я была однажды на таком… мероприятии, — призналась она, с сомнением глядя на бушующее море фанатов, — отец взял за компанию. Мне не понравилось.
Джеймс пристально посмотрел на нее, словно пытаясь прочитать в ее глазах подробности того памятного события. Потом медленно, понимающе кивнул.
— Хорошо, план Б, — не сдаваясь, прокричал он, снова наклоняясь к ней, — смотри, кажется, кто-то сейчас получит мячом по…
В этот момент толпа болельщиков рядом с ними взорвалась восторженными криками. Петунья вздрогнула и инстинктивно пригнулась, ожидая, что сейчас на них обрушится шквал огня или, на крайний случай, пара тонн навоза. Но это оказался всего лишь гол. Один из игроков в красной форме, словно выпрыгнув из-под земли, отправил мяч прямо в ворота противника. И тут началось нечто невероятное. Болельщики вокруг них прыгали, обнимались, пели песни и вели себя так, словно только что выиграли миллион долларов.
Петунья с высоты своего «орлиного гнезда» с удивлением наблюдала за тем, как на поле, да и на всех трибунах разворачивается настоящая буря эмоций. Игроки толкались, падали, вскакивали и снова бросались в кучу малу, словно пытаясь отобрать друг у друга не мяч, а последний кусок хлеба. Болельщики кричали, свистели, размахивали флагами.
Петунья ничего не понимала в футболе и, честно говоря, не очень-то хотела понимать. Но было в этом всеобщем безумии что-то притягательное, зажигательное. Что-то, что заставляло и её сердце биться чуть быстрее.
— Наверное, это заразно, — задумчиво проговорила она, наблюдая за тем, как болельщики, продолжают радоваться победе своей команды, — надо бы и нам за кого-нибудь поболеть, а то как-то неловко получается.
Джеймс рассмеялся, глядя на её растерянное лицо.
— За кого предлагаешь? — спросил он, с интересом наблюдая за сменой эмоций на лице девушки.
Петунья заинтересованно оглядела поле. Её взгляд скользил по фигурам футболистов, потом переместился на бурлящие ряды фанатов, и она растерянно пожала плечами.
— Не знаю, — призналась она, — все такие… одинаковые.
Джеймс хитро прищурился.
— А как тебе синий цвет? — спросил он, кивая на одну из команд, форма которой была выдержана в ярких синих тонах.
Петунья задумчиво прикусила губу.
— Синий… — протянула она, словно пробуя это слово на вкус, — синий — ничего. Нравится.
— Тогда болеем за синих! — решительно объявил Джеймс и, схватив её за руку, потянул вверх по трибуне, — пошли найдём, где тут продают шарфы болельщиков. Должно же у нас быть хоть что-то!
Петунья удивлённо посмотрела на него, но спорить не стала. В конце концов, почему бы и не поболеть за синих? Тем более, что Джеймс уже увлёк её в гущу болельщиков, и возвращаться на прежнее место, среди грохочущих трибун, совсем не хотелось.
— Поддержите любимую команду! — раздавался вокруг пронзительный голос какого-то предприимчивого торговца.
Джеймс остановился возле развеселого пухлого мужчины, на шее которого красовались сразу несколько шарфов, а в руках он держал целую охапку таких же.
— Два, пожалуйста, — обратился к нему Джеймс, доставая из кармана кошелек.
— Отлично! — торговец протянул им два ярко-синих шарфа с эмблемой команды, — победа будет за нами! Чувствую!
Джеймс рассчитался и повязал один шарф на шею Петунье, а второй — на свою. Девушка неуверенно потрогала мягкую ткань и посмотрела на поле. Игра уже шла к концу, счет был ничейным, и атмосфера на трибунах накалилась до предела.
— Ну что, готова болеть по-настоящему? — улыбнулся Джеймс, глядя на нее с задором.
Петунья, вдохнув полной грудью наэлектризованный воздух стадиона, уверенно кивнула. Почему бы и нет? В конце концов, в этой атмосфере всеобщего безумия было что-то заразительное.
— Давай попробуем! — крикнула Петунья, стараясь перекричать рев трибун.
Джеймс рассмеялся и громко, с чувством, закричал вместе с толпой болельщиков:
— Впе-рёд!
Петунья сначала немного замялась, но потом, глядя на его азарт, тоже начала выкрикивать слова поддержки, размахивая синим шарфом и чувствуя, как внутри у нее что-то меняется. Словно какая-то неведомая сила подхватывала её и увлекала за собой, заставляя забыть обо всем на свете, кроме игры, азарта и этого мощного, единого дыхания толпы.
Она уже не стеснялась своего невежества в футболе, не обращала внимания на яркое солнце и жару, кричала вместе со всеми, когда синие забивали гол или опасно атаковали ворота противника.
— Ты только посмотри! Это чем-то напоминает квиддич! — кричал Джеймс, хватая её за руку.
Петунья, затаив дыхание, следила за тем, как футболист в синей форме устанавливает мяч на отметку, как разбегается, бьет…
И в тот момент, когда мяч встречается с сеткой ворот, а стадион взрывается оглушительным рёвом победы, Петунья понимает, что влюбилась. Влюбилась в эту игру, в эту атмосферу, в эту невероятную энергетику, которая царит на футбольном поле. И еще… еще она понимает, что смотрит на Джеймса совсем другими глазами. В этом шуме, в этом хаосе, в этом море разгоряченных лиц он казался ей единственным островком спокойствия и надежности. В его глазах, блестящих от азарта и радости, она видела отражение своих собственных чувств, и это открытие одновременно пугало и радовало её.
Неожиданно небо заволокло тучами, и на стадион обрушился проливной дождь. Петунья с досадой посмотрела на пасмурное небо. Она поёжилась, чувствуя, как холодные капли дождя стекают за воротник, и обернулась к Джеймсу, чтобы предложить укрыться от ненастья, но тот, казалось, ничего не замечал.
Джеймс, не обращая внимания ни на её взгляд, ни на проливной дождь, продолжал что-то кричать, подпрыгивать на месте и размахивать синим шарфом. Вода струилась по его лицу, превращая волосы в мокрую копну, а белую футболку — в что-то полупрозрачное, но он, казалось, ничего не замечал, кроме игры, которая разворачивалась перед его глазами.
И вдруг Петунья поняла, что она видит его таким впервые. Не просто волшебником, который когда-то встречался с её сестрой, а настоящим, живым человеком, со своими эмоциями, переживаниями и… чувствами?
Сердце Петуньи сжалось от неожиданной догадки. Неужели это то, о чем так много говорят в книгах и фильмах? Неужели это и есть… любовь? Та самая, от которой кружится голова, а внутри порхают бабочки?
Она всегда немного скептически относилась к этим романтическим бредням. Ей казалось, что любовь — это не более чем выдумка поэтов и сценаристов, чтобы добавить жизни красок и сделать её более… кинематографичной. Но то, что она чувствовала сейчас, наблюдая за Джеймсом, было чем-то другим. Чем-то настоящим, искренним, почти осязаемым.
Дождь все лил и лил, словно небеса решили устроить на стадионе настоящий потоп. Вокруг все кричали, пели песни, обнимались, отмечая победу своей команды. Петунья уже не пыталась скрыться от ливня, она просто стояла рядом с Джеймсом, не в силах оторвать взгляда от его лица.
Вдруг он повернулся к ней, и на его губах появилась такая странная, немного нежная улыбка, от которой у неё немного закружилась голова. Не говоря ни слова, Джеймс обнял её, оторвав от пола, крепко прижимая к себе, словно хотел защитить от всего мира, от всех невзгод, от самого времени. Петунья обхватила его за шею, уткнувшись лицом в его мокрые волосы, и в тот же миг её охватило необыкновенное, ни с чем не сравнимое чувство тепла.
Он все еще держал её на весу, не торопясь отпускать, и смотрел в глаза своим пронзительным взглядом. Петунья забыла, как дышать. У неё пересохло во рту, а в животе словно порхали тысячи бабочек. В его глазах было что-то такое… нежное, трепетное, страстное.
Она наклонила голову и прижалась своими губами к его. Поцелуй получился робким, нежным, словно прикосновение крыльев бабочки. На миг Джеймс замер, будто не веря в реальность происходящего, а потом ответил на поцелуй с неожиданной страстью.
Он прижал ее к себе крепче, зарываясь пальцами в мокрые волосы, и мир вокруг перестал существовать. Остались только шум дождя, бешеный стук их сердец и головокружительное ощущение полёта.
