Глава 8Вот теперь мне совсем расхотелось учиться магии. Даже у Гэла. Не хочу я силком ни у кого ничего отнимать, и мышей в чашки превращать тоже не хочу. А разбитую чашку Берти с Алом и без меня починят.
Но Гэл все равно был хороший! Иначе у меня не получалось. Иначе мир становился серым-серым... как будто солнце за тучи пряталось. Ага, как-то так получилось, что для меня Гэл стал почти как солнышко. А я на солнце, помню, однажды, заигравшись во дворе, совсем обгорела – забыла и про тень, и про зонтик. Но солнце же не виновато! А Берти на него злился – как сейчас на Гэла. А потом сам признал, что без солнца нельзя – только надо с ним осторожнее. Ну, так и мы с Гэлом будем осторожны. Он же не будет ничего нехорошего делать! Хотя бы при мне.
Я решила к следующему разу, когда Гэл у нас появится, нарисовать его портрет. Я же умею рисовать! А что не с натуры – так даже лучше. Я же рисую так, как я вижу, а не как на фотографиях. Так даже лучше – ни одна фотография не передаст, какой он весь золотистый и светящийся.
В тот же день после обеда я и села рисовать. Берти заглянул ко мне в комнату, спросил, что я делаю, а я только отмахнулась. Он не стал ко мне приставать, сразу ушел. Вечером, когда мы уже спать ложились, я сказала, что рисую Гэла, но пока еще не готово, никому не покажу.
– Лучше бы ты Блэка нарисовала, – хмуро сказал Берти. – Или Ромашку.
– Почему лучше? – не поняла я.
– Потому что они гадостей не делают. А если делают, то от них хотя бы знаешь, чего ожидать.
Я все равно не поняла. Что мне мешает сделать и то и другое? Но «гадости» меня насторожили. Хотя я решила, что Берти ревнует, потому что я Гэла рисую, а его любимых козочек – нет. И, чтобы его успокоить, ответила мирно:
– Так я Блэка тоже могу нарисовать. Хочешь? Даже с капустой. Если ему в огород нельзя, так пусть хоть на картинке будет.
– Гриндельвальд еще хуже, чем козел в огороде, – пробормотал Берти.
Вот тут я рассердилась. Ну, ведь уже просила помириться, опять начинается?
– Да чем хуже? Что он сделал?
– Тебе сказать? – Берти заколебался. Он злился и сомневался, а это значило, что я его уговорю. Что они опять от меня скрывают? Что-нибудь страшное?
– Скажи! Ты мне так про вчерашнее и не рассказал. Гэла испугался? Или Ала?
– Я Алу обещал...
– А он и не узнает ничего. И тебе все равно ничего не сделает. Он нас любит!
Берти еще помолчал, раздумывая, а потом признался:
– Мы Блэка вчера нашли в огороде мистера Балджера. И вместо того, чтобы договориться с магглом по-хорошему, Гриндельвальд попытался козла через ограду перебросить.
– Это как?
– А как мы тебя сегодня пытались научить карандаш поднимать в воздух? Тем же самым заклинанием. «
Wingardium Leviosa!» – и готово, он в воздухе!
– Карандаш? У меня же не получилось...
– Козел! У Гриндельвальда-то еще как получилось! Только Блэк – он ведь живой, понимаешь?.. – ну, еще бы мне не понять! – ...Он такой шум поднял... а на шум мистер Балджер выскочил. Я бы тоже выскочил, если бы у меня в огороде такое творилось! Козел орет, маггл орет, Гриндельвальд орет... о, Мерлин! А этот австрийский придурок Блэка еще и не удержал. Блэк, когда об землю шмякнулся, был готов всех на рога поднять, кто ему попадется...
– Ой!
– Вот именно что «Ой!»...
– А потом?
– А потом он сдуру применил «
Аccio!». Прямо сквозь забор! Блэк из того огорода как пушечное ядро вылетел!
– А ему не больно было?
– Козлу? Неприятно как минимум.
– Когда его хворостиной из огорода выгоняешь, ему тоже неприятно, – возразила я.
Берти быстро нашелся:
– К хворостине он привык, по крайней мере. А когда тебя в воздух поднимают – это, думаешь, приятно? А потом еще рогами об забор!
– А мистер Балджер что? Он это видел?
– В том-то и дело, что видел! Гриндельвальд потом забор починил, но это все цветочки! А потом он заставил маггла все забыть, а Блэка – идти с нами...
– Как заставил? – не поняла я. – Хворостиной?
– Нет, есть такое заклятье – Империус. Заклятье подчинение. Заставляет делать все, что хочет другой. За применение его на людях в Азкабан сажают.
– А на козлах?
– За козлов не сажают, – неохотно признался Берти. Но у него на лице было написано, что лучше бы сажали!
Я задумалась. Все равно не могла я признать, что Гэл плохой! Не могла, и все! Да и что во всем этом такого?
– Он хотел как лучше и как быстрее.
– Ты его все время оправдывать будешь? – рассердился Берти.
– Да, – честно ответила я. – Потому что я его люблю. А ты не сердись, пожалуйста.
– Я не сержусь, – соврал Берти. – Спи давай.
Но мне не хотелось ложиться, не выяснив все до конца. Да и спать не хотелось, я же днем спала уже.
– Он еще раз придет? Или он тебя испугался?
– Ага, испугается он, жди! – вздохнул Берти. – А что ты скажешь, если он ко мне Империус применит?
– Ты же сам сказал, что к людям нельзя! Значит, и не будет.
– Не понимаю, за что ты его любишь, – покачал головой Берти.
– Я его просто так люблю, – призналась я. – Ни за что.
– А меня?
– И тебя тоже просто так, – и я взяла его за руку. – А давайте на рыбалку пойдем. Ты же собирался с Алом, вот можно всем вместе и пойти.
– Вытащишь их, как же, – только и проворчал Берти.
Но следующий день обошелся без рыбалки, потому что я встала поздно и хотела сначала портрет закончить, чтобы Гэлу показать. А то вдруг он придет – а у меня ничего не готово? Ведь что я еще могу сделать, чтобы он меня тоже полюбил? Альбус с ним умными словами разговаривает. А я могу его нарисовать – так, чтобы он понял, каким я его вижу. И тогда ему точно никаких гадостей, о которых Берти говорил, делать не захочется! А захочется быть со мной. Потому что в чьих же еще глазах он – такой красавец? Берти я помогла посуду вымыть и в кухне прибрать, а потом пошла к своим краскам. Берти мне больше уже про Гэла не говорил. Ну и правильно. Если не видит в нем ничего хорошего, пусть лучше тогда совсем про него молчит. А Гэлу я все объясню, и он поймет. Он же не мама. Та ничего понять не могла, потому что твердая и тяжелая, а Гэл легкий и прозрачный, он должен понять.
Только бы он понял, что я его люблю, а остальное потом само придет. Жаль, что нельзя прямо сказать – не принято. Еще ни одна принцесса сама принцу в любви не признавалась, всегда наоборот было. Надо, чтобы он сам увидел и понял. Вот дорисую его портрет, может, тогда и поймет...
Вот интересно, что Ал обо всем этом думает? Ему ведь тоже нравится Гэл, как и мне, это видно; а значит, мы с ним заодно, значит, он мне должен помочь. Только его поймать надо было, он дома почти не появлялся. А когда появлялся, был такой рассеянный и нас с Берти как будто не замечал. И как мне с ним говорить, если он только завтракать выходит, а завтракаем мы все вместе? А я не хочу лишний раз при Берти говорить про Гэла. Но не ночью же мне в комнату к Алу идти! Хотя он по ночам все равно не спит: книжки читает и письма пишет, мне Берти сказал. Он видел, как Ал посреди ночи сову с письмом отправлял. То-то он за завтраком носом клюет! Ага... он-то не спит, зато я сплю! Я же нормальная.
Я уже закончила портрет, но потом еще два дня не могла поймать ни Ала, ни Гэла. Только на третий день вечером мне удалось увидеть Ала одного. Я сидела в гостиной с книжкой и ждала Берти, который застрял во дворе, а про Альбуса даже не думала, и тут он и вошел. Только он хотел пройти к себе наверх, как я его окликнула:
– Ал, подожди!
Он растерянно оглянулся, как будто не узнал, кто позвал его. Какой смешной! Я не выдержала и тихо рассмеялась.
– Иди сюда, садись. – Я отложила книжку и показала на место на диване рядом с собой.
Он сел с таким видом, будто это не он вовсе, а он сам где-нибудь в другом месте – в своей комнате пишет письмо.
– Ты себя хорошо чувствуешь? – спросил он несмело.
Мне опять стало смешно. Но и обидно немного – ему что, и поговорить со мной больше не о чем?
– Я себя очень хорошо чувствую! – ответила я радостно. – Позови Гэла, пусть он к нам придет, а? Я его портрет нарисовала. А еще давайте все вместе на рыбалку пойдем.
Он ошалело на меня посмотрел, как Ромашка, когда у той из-под носа вкусную ветку выдергивают.
Потом опомнился:
– А мне портрет покажешь? – А я-то уже решила, что он и показать не попросит.
– Пойдем ко мне, покажу.
В гостиной мне показывать не хотелось, потому что вошел бы Берти и опять рассердился. А ко мне в комнату он без разрешения не входит. А в последние дни вообще не входит, если я его не позову. Так что он и не заметит, что я не одна, будь я хоть с Алом, хоть с Гэлом... Вот бы было хорошо с Гэлом вдвоем в одной комнате остаться!
Берти я портрет так и не показала, потому что он больше не спросил. Сама только любовалась. Я до этого лучше ничего не рисовала, сама удивилась. Будто моей рукой водил кто-то. Гэл у меня стоял на фоне ярко-голубого неба, в серебристой рубашке и с цветами в руках. Желтыми, как солнышки. Это вместо солнца на картинке, потому что желтого и так было достаточно: и цветы, и его волосы, развевающиеся по ветру. А на заднем плане листья деревьев колыхались и цветы росли. Несмотря на то что ничего не двигалось, для меня картинка была как живая. Это Алу просто заколдовать картинку, чтобы она двигалась, потому что он рисовать не умеет. Но это неинтересно. А вот попробуй без колдовства нарисовать так, чтобы и ветер увидеть, и улыбку живую ощутить, и даже слова услышать. Когда я одна любовалась на картинку, я не просто смотрела, я с ним разговаривала. Но при Але он не будет говорить то, что говорил мне – он же все понимает!
– Ну, как тебе? – спросила я Альбуса.
Он держал рисунок в руках, завороженно на него смотрел и молчал. Так долго, что я не выдержала и спросила еще раз:
– Как тебе? Нравится?
– Да, очень! – оторвавшись от каких-то своих мыслей ответил Альбус. – Ари, а ты мне это не подаришь?
Я удивленно посмотрела на брата:
– А тебе-то зачем? Я это для себя нарисовала. А если Гэл попросит, то ему подарю.
– Ну да, конечно, – рассеянно пробормотал Альбус. – Вообще-то, он мой друг.
И все на картинку смотрел, а меня и не замечал. Но картинка-то моя, он ведь про меня не должен забывать, когда ею любуется!
– Правда, Гэл хороший? – спросила я, чтобы напомнить о себе.
Ал кивнул, но все так же рассеянно. Я продолжила:
– Давайте вместе на рыбалку пойдем. Или приведи его к нам, посидим вместе, в карты поиграем. Или просто посидим, а то ты с ним целый день, а я тоже хочу его видеть.
– Тебе с нами неинтересно будет, – очнулся от своих мыслей Ал.
– Нет, интересно! – горячо возразила я. – Если вы будете говорить о непонятном, я буду просто на вас смотреть. Но Гэл ведь о понятном тоже может!
Альбус наконец-то посмотрел на меня и вдруг спросил:
– Ты его любишь?
– Да, – призналась я и тоже на него посмотрела.
Мы долго так сидели, смотрели друг другу в глаза и молчали. Потом он встал:
– Там Эбби вернулся, кажется. Я пойду к себе.
– А как насчет рыбалки? Завтра пойдем?
– Лучше послезавтра. Это надо с раннего утра, а сегодня я устал.
И с этими словами он вышел из комнаты и закрыл дверь.
И от чего это, интересно, он устал? Он же по дому ничего не делает! Или он много думал и от этого устал? Это ж сколько нужно думать, чтобы так уставать? Мы вот с Берти можем думать за мытьем посуды или уборкой, а Альбус почему-то нет. Какой он все-таки смешной!
* * *
За последние дни я твердо усвоил две вещи: во-первых, все вокруг идиоты, включая меня самого, во-вторых, нельзя этого говорить вслух. Особенно этим самым иди... В общем, я не сказал, а вы не слышали!
Ариана только и делала, что по вздыхала по Гриндельвальду, и даже взялась рисовать его портрет. Даже несмотря на то, что я ей рассказал про козла и маггла. Вот этого никак не могу понять. Она ж сама признает, что животных нельзя мучить и что заборы ломать тоже нельзя... никому нельзя – а Гэлу можно! Так получается. Что ни возьми – все равно она этого козла оправдает!
Больше я с ней о Гриндельвальде не заговаривал – бесполезно. Одна надежда была на то, что август когда-нибудь кончится и этот тип свалит в свою Австрию. А я могу и не возвращаться в школу, и плевал я на Альбусовы разрешения. Возьму и не поеду, и пусть он идет далеко и надолго.
Ариана очень хотела, чтобы я вытащил красавчиков на рыбалку. Но после Арианиного приступа Гриндельвальд опять перестал у нас появляться. Испугался небось. Я же с самого начала говорил, что нутро у него гнилое!
Мне только одно странно было: почему Альбус в нем все еще не разочаровался. Ладно, Ариана – у нее свое представление о мире, да и по сути маленькая она. Выглядит на все шестнадцать, а думает порою как десятилетняя. Жизненного опыта нет!
Но Альбус... Я от него такого не ожидал. Несмотря на все обилие гениальных идей, несмотря на полную хозяйственную беспомощность, добро от зла он все-таки отличить мог. Когда к нему подкатывались всякие ненавистники магглов, он вежливо посылал их подальше. И то, что изо всех слизеринцев для своей компании он выбрал самого приличного – Финеаса Блэка, – тоже о чем-то говорит. И тут вляпался по самые уши! Ну да, они не во всем согласны, сам слышал, как они тогда спорили, но я бы выставил Гриндельвальда взашей еще за Блэка и Балджера. Не говоря уже о предложении применить «Империус» к Ариане. За это он бы у меня сам под «Империусом» козлиное дерьмо жрал! А наш юный гений всего лишь мягко его отговорил, причем главным аргументом выдвинул не то, что это вообще-то нехорошо, и даже не то, что это преступление, а то, что Ариана его, видите ли, случайно убить может. Я не дал им обоим по морде только потому, что сам поступил не совсем честно: подслушивать-то нехорошо! Теперь я мучался, а эти двое чистенькими остались.
После того как Альбус обещал Ариане, что «послезавтра» пойдем на рыбалку, прошло еще дня четыре, если не вся неделя. У меня в каникулы дни обычно путаются, я их только в школе различаю.
Пока мы все никак не могли собраться, пришло письмо от Лайонеля, который звал меня еще на один матч по квиддичу. Я поймал себя на том, что мне хочется смотаться отсюда хоть на квиддич, хоть куда, и Лайонеля тоже увидеть хочется. По сравнению с моим братцем он казался образцом здравомыслия. Но оставить дом я не мог: тут и так уже почти палата в святом Мунго, а что без меня будет?
Лайонелю я ответил, что у нас Мерлин знает что творится и пусть он идет на квиддич без меня. А вот когда получим письмо из Хогвартса, за учебниками можно будет отправиться вместе. Хотя я не был уверен, что мне это нужно... но не пугать же раньше времени Лайонеля, того и гляди, заявится ко мне семья Уизли в полном составе.
В конце концов, наши красавчики все-таки соизволили обратить на нас с Арианой свое драгоценное внимание и условиться о дне похода на рыбалку. Хотя я неоднократно объяснял Альбусу, что одеваться надо, как магглы, а не как наследные принцы, Гриндельвальд опять явился все в той же нарядной рубашке. Я мысленно пожелал ему свалиться в реку и мысленно же пообещал в этом ему посодействовать. Ариане я предложил накинуть плащ с капюшоном, чтобы ее никто не узнал. Мало ли кто мог приехать к нам в гости. Но Альбус заявил, что лучше наложить на Ариану заклинание невидимости. Для гарантии. Хотя бы до речки. А там мы найдем уединенное место, я таких десяток знаю. И никто к нам не сунется, потому что у нас в деревне не принято мешать рыбу удить.
Ари, может, и воспротивилась бы, но Гриндельвальд, разумеется, оказался заодно с Альбусом, а уж с ним-то Ариана согласилась без колебаний. Только спросила:
– А это не больно?
– Да ты что? – замахали руками оба красавчика. – Нисколько!
– А меня что – совсем никто не увидит?
– Совсем, – сказал Гриндельвальд таким тоном, каким обычно обращаются к детям или слабоумным.
– И ты?
– И я.
Ариана беспомощно посмотрела сначала на Гриндельвальда, потом на меня. Потом просияла:
– Я тебя за руку буду держать, чтобы не потеряться!
– Я тебя сам за руку возьму! – не выдержал я.
Ариана лукаво улыбнулась:
– А у тебя в руке удочки будут, ты же сам сказал, что никому их не доверишь!
Тьфу ты. И сказать ничего не могу, потому что боюсь, что мы опять поссоримся.
– Мерлин с вами, – вздохнул я, – колдуйте. Только если что случится...
– А Мерлин нам не помешает, – рассмеялся Гриндельвальд, – я бы задал ему пару вопросов...
– Только пару? – поинтересовался Альбус.
– Ну а что, до всего остального сам не дойду?
Мне надоело их слушать, и я пошел за удочками. А когда вернулся – Арианы уже не было видно. Знал же, что бояться нечего, что ничего не случилось, а все равно испугался. Чуть не бросился на юных гениев с криком «Где Ариана?». Но не успел, кто-то меня сзади дернул за волосы. Я переложил все удочки в одну руку и второй поймал Ариану за рукав.
– Ага, попалась!
Она рассмеялась, и эта парочка тоже. Ну, для них-то чего здесь смешного?
Но вести ее за руку всю дорогу я не мог. Удочки и корзину со всякой снедью я бы никому не доверил, даже Альбусу. И Ариане тоже – я же ее не видел! И жутко волновался, что не видел, только слышал, да и то не всегда – лишь когда останавливался. Я и зол был на то, что этот красавчик Ари за руку держит, и боялся: а ну как он ее отпустит – а она – под заклятьем-то! – потеряется?! А они еще и отстали, а оборачиваться не хотелось: потом он же еще и смеяться будет!
А они и так смеялись, только я не слышал, над чем. Ничего, дойдем до места – посмотрим, кто над кем посмеется. Сомневаюсь я, что заграничный красавчик способен в руках удочку держать.
Разумеется, как мы только пришли на место и Альбус снял заклятие невидимости с Арианы, Гриндельвальд начал качать права:
– Какой смысл сидеть полдня с удочкой, если есть Манящие чары?
– Прелесть рыбалки заключается не только в рыбе, – выдал Альбус, стратегическим взором оглядывая местность и полностью игнорируя удочки.
– Ага, на глазах у магглов, – проворчал я, насаживая червяка на крючок. – Альбус, не стой, как гриффиндорец на уроке зельеварения, бери червяка.
– Ты видишь здесь хоть одного маггла? – с усмешкой спросил Гриндельвальд.
– Они могут появиться в любую минуту! – не сдавался я.
– А кто-то уверял Альбуса, что знает уединенное место, куда никто не сунется.
– Все равно у нас в деревне ловить рыбу Манящими чарами не принято! – я начинал уже терять терпение. – Это вообще будет не рыбалка, а Мерлин знает что! Тогда можно было бы вообще на речку не ходить!
Альбус вел себя как-то странно: подмигивал Гриндельвальду то правым глазом, то левым, то сразу обоими и мотал головой в сторону кустов. Если он так пытался его отвлечь, то ничего у него не вышло. Гриндельвальд развел руками:
– Ради гипотетических магглов и странных обычаев терять полдня... Я преклоняюсь перед твоей логикой, Эбби.
И тут вмешалась Ариана:
– А я не хочу никакими чарами рыбу ловить! Это же так хорошо: вместе у реки сидеть, мы ведь ни разу и не гуляли!
Молодец Ариана, она сказала именно то, что я и думал. Ей же эта рыбалка не ради рыбы нужна, рыбу и на рынке купить можно. А речку и солнце нигде не купишь.
Гриндельвальд опять развел руками:
– Желание прекрасной дамы – закон!
Ну вот что за тип – все в свою пользу выворачивает!
Я вручил Альбусу с Гриндельвальдом по удочке, рассадил их по берегу, а сам устроился на нависающей над водой коряге. Ариана присела рядом со мной, но смотрела на своего Гэла. А я красавцев не видел, зато слышал, потому что они опять завели разговор о чем-то высоконаучном.
Разумеется, первую рыбину поймал я, и вторую тоже. Ариана сидела и смотрела на воду, попутно подсмеиваясь над красавчиками, которые так увлеклись разговором, что у них сожрали всю наживку. Гриндельвальд все порывался использовать Манящие чары, но на этот раз ему запретил Альбус, заявив, что «не стоит травмировать Ариану». Ну, хоть одна здравая мысль от юного гения!
– Я купаться хочу! – заявила Ариана часа через полтора.
Солнце уже успело подняться довольно высоко, и заметно потеплело. Так что желанию Арианы я нисколько не удивился.
– Купайся, – согласился я. – Вон там, чуть выше по течению, только чтобы я тебя видел. И от берега далеко не отходи!
Плавать Ариана толком не умела – а когда бы я ее научил? Мы на речку выбирались считанное число раз. Мама одних нас не отпускала, а любая прогулка с ней превращалась в сплошное мучение.
– Хорошо, – ответила Ариана и стянула с себя платье, оставшись в одной рубашке. Я закусил губу и хотел уже отвернуться, но тут сестренка собралась снимать еще и рубашку. Этого бы я точно не выдержал. Даже если бы мы были одни.
– Ты что? – выкрикнул я. – Купайся в рубашке!
Ариана непонимающе посмотрела на меня:
– Ну здесь же все свои!
Ага, как же, свои. Особенно Гриндельвальд. Своее некуда.
Меня неожиданно поддержал Альбус:
– Не надо совсем раздеваться. Мало ли кто чужой забредет? Не дома все-таки.
Гриндельвальд, к счастью, промолчал.
Я следил одним глазом за Арианой, а другим – за рыбой. Но течение у нас плавное, речка мелкая, водоворотов нет – так что утонуть было весьма проблематично. Рыба требовала куда большей сосредоточенности. Уж не знаю, что повлияло: Ариана в речке или разговоры юных гениев на берегу, но рыба клевала одна за другой, я еле успевал подсекать. И на мгновение потерял Ариану из виду. Потом краем глаза заметил, что она теперь стоит в воде не справа от меня, а слева, выше по течению. Там еще у берега кувшинки растут. А потом поплавок снова дернулся, и я занялся очередной рыбиной. Вытащил ее из воды, снял с крючка, отправил в ведро, огляделся... и чуть не рехнулся. Арианы не было. Посмотрел на реку – в воде Арианы нет. Ни направо нет, ни налево. Я подумал, что вот сейчас меня Альбус и убьет (хотя – что Альбус? Я сам себя бы пришиб, Альбус и руку бы протянуть не успел) – и оглянулся на брата.
Ффууух! Ари была с ними. Но в каком виде! Стояла перед Гриндельвальдом в мокрой, облепившей тело, тонкой рубашке до колен и протягивала ему три белые кувшинки... У меня сердце екнуло и рухнуло в подкосившиеся коленки, а Гриндельвальду хоть бы что! Как будто так и надо, принял цветы, шутовски раскланялся и сказал:
– Благодарю вас, прекрасная леди!
Альбус смотрел на свой поплавок. А после слов пижона резче, чем обычно, заметил:
– У тебя клюет! – хотя ничего похожего на поклевку там и близко не было. От этого Гриндельвальда рыба – и та шарахалась!
Ариана спиной, должно быть, почувствовала мой взгляд и подбежала ко мне.
– Берти, хочешь, я и для тебя за кувшинками сплаваю?
Я переменился в лице. Да за кого она меня принимает? За такого же хлыща?! И, наверное, взорвался бы, если бы до меня не дошло куда более важное.
– Спла... Ты что – не касалась ногами дна? Ты ПЛЫЛА?
– Ага! – торжествующая улыбка Ари отвлекла меня от ее рубашки, а парочка гениев давно уже любовалась друг на друга, забыв о поплавках. – Когда дно из-под ног ушло, меня что-то на воде поддержало – я и испугаться не успела. И кувшинки внезапно совсем рядом оказались. Берти, пойдем еще купаться. Ты меня плавать поучишь. Это так здорово!
Конечно, здорово. Стихийная магия. А еще лучше – что Ари не испугалась. И сделала то, что хотела. Надо же... любовь-то и впрямь чудеса творит. Жаль, что не ко мне...
– Пойдем, – буркнул я, отставив ведро с уловом в сторону, между веток поваленной коряги – так, чтобы случайно не опрокинули. – Только подальше. Чтобы рыбу не распугать.
Мне самому хотелось искупаться, не говоря уже о том, чтобы увести Ариану от заграничного франта. Сразу за тем местом, где мы сидели, росли высокие кусты у самой воды, так что надо было их обходить. Красавчиков за кустами уже не было видно – значит, и они нас не видели.
В воде все было намного проще, чем на берегу. Как будто мы снова маленькие, и нам нечего друг друга стесняться. Ариана начала с того, что обрызгала меня с ног до головы, я тоже в долгу не остался и, когда она хотела обрызгать меня еще раз, отплыл почти на середину и крикнул:
– Догоняй!
Она побарахталась немного, почти доплыла, потом испугалась, и вода перестала ее держать, но тут я быстро к ней подплыл и отбуксировал туда, где она могла встать. Странно... куда же магия делась?
– Давай еще! – тут же заявила Ариана.
Мы плескались долго, до тех пор пока Ари самостоятельно не проплыла целых три метра, после чего заявила, что устала и хочет есть. Я тоже проголодался. И надо было посмотреть, как там наша рыба – не уснула ли раньше времени. Есть я все же предпочитаю свежепойманную, если уж имеется такая возможность.
Когда мы вернулись обратно, все стояло на прежних местах – и рыба, еще живая, и корзинка со снедью, и удочки... а вот красавчиков не было. Хорошо хоть, догадались удочки из воды вытащить.
– Ну, и куда их понесло? – вопросил я, стоя на опустевшем берегу.
– Может, они в кусты пошли? – предположила Ариана.
– Вдвоем?
Ариана не поняла насмешки. Она поднесла ладони ко рту и громко прокричала:
– Гэээл!
– АЛЬБУС!! – гаркнул я. – Куда вы опять к Мерлину провалились?!
Ответом была полная тишина. Плеск воды и шелест листьев не в счет. Хотя что-то кроме этих звуков еще угадывалось... только я никак не мог понять что. Стоны, что ли? Может, им плохо стало? Надеюсь, не Альбусу... Звуки раздавались в отдалении, за кустами – не за ближними, что у реки, а теми, что за тропинкой.
Что там происходит? Пойти их поискать, что ли? А Ари – одна останется?
– Куда они денутся, есть захотят – придут, – сказал я, стараясь казаться беспечным. – Иди переоденься, а потом давай есть.
Я подумал, что если они через пять минут не появятся, пойду искать. Вместе с Арианой пойдем.
Но они появились. Как раз когда я гадал, как не встревожить Ари поисками. Мы с Арианой, уже одетые, сидели на траве и угощались хлебом и сыром. Ариана – наслаждалась едой и свежим воздухом, а мне кусок в горло не лез. Рубашка на Альбусе была изрядно помята, а Гриндельвальд был вообще без рубашки. Перед кем красуется? Перед Альбусом? Или перед Арианой? Да что же они делали?
Мне вспомнились поиски Блэка. И перемазанная рубашка Альбуса. И странные шорохи, которые я слышал только что. И подслушанный разговор. Все определенно складывалось в единую картинку... только картинка это была такой неприглядной, что меня чуть не стошнило. Я вскочил и бросился к речке. Одну пригоршню воды в рот, вторую на лицо... вроде стало полегче.
– Берти! – тревожно вскрикнула Ариана.
– Да нет, все в порядке, – ответил я, стараясь не смотреть на красавчиков.
– Что, припекло? – с нарочитой заботливостью спросил Гриндельвальд.
– Не твое дело, – огрызнулся я. – Ничего не поймали, да? Давайте, ешьте, а потом пойдем домой, а то рыба уснет.
Рыба-то ладно, а вот меня точно еще раз стошнит, если я буду на них смотреть. Так что лучше пойду домой и займусь готовкой, а Ариана будет мне помогать. А эти двое пусть делают что хотят, только подальше от нас.
