ПомощницаЗайдя с утра на кухню, я не сразу понял, что именно было не так. Я настороженно огляделся, и взгляд уперся в стул, на котором с наглым видом сидел кот Гермионы. Под его пристальным наблюдением я поставил чайник, надеясь, что этот шерстяной мешок найдет себе более интересный предмет для изучения. Но когда я обернулся, рыжее чудовище продолжало на меня пялиться. Я готовил завтрак, а оно смотрело на меня, и в его глазах я четко видел подозрение и неприязнь. Такое отношение было привычным, но все равно раздражало.
– Что тебе нужно? – тихо спросил я его. – Что ты на меня уставился?
Ответом мне послужил все тот же немигающий взгляд на сплющенной морде.
– Он, наверное, хочет есть, – сообщила Гермиона, заходя на кухню. – Доброе утро, профессор Снейп.
– Так покормите его, мисс Грейнджер, – сквозь зубы сказал я, проклиная про себя чертову Уизли, которая притащила сюда этот шерстяной мешок.
– И давайте сразу договоримся, весь уход за ним вы берете на себя, – добавил я, наблюдая, как Гермиона кормит свое животное.
– Хорошо, сэр, – ответила она и, указав рукой на стол, добавила: – Это вам.
Проследив за ее жестом, я увидел ворох какой-то вязаной одежды.
– Что это? – спросил я, потому что ничего подобного в моем доме раньше не было. – И как это сюда попало?
Гермиона, довольно улыбаясь, взяла в руки этот ворох и развернула его. Большой серый свитер с зеленой буквой «С» на груди.
– Ну, как? – спросила она, прикладывая его к себе. – Это принесла Джинни.
Я поднял брови, чтобы показать ей свое удивление, и молча ждал, когда она продолжит.
– Миссис Уизли связала свитера вам и мне. И передала их с Джинни, – терпеливо пояснила Гермиона. – Мой поменьше размером и с буквой «Г».
– Молли, видимо, слишком перетрудилась, воюя с садовыми гномами, если подумала, что я одену это, – я презрительно усмехнулся, понимая, что с ее стороны это было попыткой извиниться.
– То есть вы не будете его носить? – радостно воскликнула Гермиона и, увидев мой угрюмый взгляд, добавила: – Тогда можно я возьму его себе? Мне он нравится больше, чем тот, который она передала для меня.
И тут же стала его одевать, не дождавшись моего ответа. Из-за того, что одежда была явно не ее размера, свитер висел на ней как бесформенный мешок, доходя до середины бедра.
– Я, возможно, разбираюсь в женской одежде меньше, чем в зельях, но одно могу сказать точно, – произнес я, ставя тарелки с завтраком на стол. – На вас он смотрится отвратительно.
Гермиона рассмеялась в ответ и, лукаво посмотрев на меня, добавила:
– Я знала, что он вам понравится.
«Дрянная девчонка», – с восхищением подумал я, понимая, что она с самого начала хотела присвоить себе этот кошмарный свитер. Я понимал, что столкнулся с так называемой «женской хитростью», что попался на нее. Это одновременно и веселило, и злило. А еще этот лукавый взгляд! Гермиона даже не догадывалась, как я мог его интерпретировать.
– Уберите вашего кота со стула, – бросил я ей, садясь за стол. – Если я его еще раз увижу там, он будет жить исключительно в вашей комнате.
Я приготовился услышать возражения или пламенную речь в защиту «несчастного» животного, но Гермиона лишь столкнула его на пол и добавила, улыбнувшись мне:
– Очень вкусный завтрак.
Тишину нарушил только звук стукнувшейся о стол вилки, которая выпала у меня из рук после ее слов.
Гермиона постучалась в дверь кабинета и, не дождавшись разрешения, вошла и тихо прикрыла ее за собой.
– Профессор Снейп, – спросила она, не поднимая глаза от раскрытой книги, которую держала в руках, – можно задать вам вопрос?
– Только один, – пробурчал я, потому что зелье требовало внимания, а не отвлекающего фактора в обтягивающей футболке.
– Я хотела уточнить по поводу трансфигурации человека в неодушевленный предмет. По поводу его восприятия действительности, – она подошла совсем близко и встала перед столом, на котором возвышался котел.
– Он воспринимает все как человек или…– спросила Гермиона и замолчала на какое–то время, а потом несмело добавила: – Или как предмет, в который его трансфигурировали? А что вы варите?
«Любопытство в случае Гермионы Грейнджер – не порок, а основная потребность организма», – напомнил я себе, глядя на нее.
– Это уже два вопроса, – нетерпеливо сказал я. – На какой именно мне ответить?
– На оба, – неуверенно предположила она. Но, получив от меня только выжидающий взгляд, со вздохом сказала: – На второй.
Я прекрасно понимал, что и первый она задаст, только чуть позже.
– Это доработанный вариант зелья Восприимчивости. Я вношу некоторые коррективы, чтобы усовершенствовать его для вашего случая.
– Вы сами это делаете? – в ее голосе послышались нотки восхищения.
– А вы видите здесь кого–то еще? – ехидно спросил я. – Будучи в Хогвартсе, мисс Грейнджер, вы лишились бы не менее двадцати баллов за такие глупые вопросы.
– А как именно вы его изменили? – сделав вид, что не слышала моего сарказма, уточнила Гермиона.
В последнее время она игнорировала мои замечания и насмешки. Как будто я не говорил их. И сейчас она стояла напротив, а в глазах – любопытство, интерес, уважение. Почти как на уроках в Хогвартсе, только сейчас в них не было страха.
– Мисс Грейнджер, не отвлекайте меня от работы, – попросил я. – А на вопрос по трансфигурации я отвечу вам, когда закончу.
Гермиона и не думала уходить. Она подошла поближе и принялась рассматривать ингредиенты. И что хуже – некоторые она начала перебирать руками. Этого я стерпеть не мог.
– Мисс Грейнджер, – тихо, чтобы не показать злость, сказал я, – не суйте свой длинный нос не в свое дело!
Надеясь, что эта фраза ее обидит, я вернулся к занятию, от которого меня отвлек ее приход – измельчению листьев мелиссы. Но не услышал ни возражений, ни удаляющихся шагов, ни звука захлопнувшейся двери. Я с раздражением посмотрел на Гермиону и увидел, что она, из всех сил стараясь сдержать улыбку, рассматривает мое лицо. Вернее, мой нос.
– Куда вы смотрите? – спросил я, понимая, что ее нос, который я назвал длинным, хоть и был таковым, но по размерам явно проигрывал моему.
Гермиона перевела взгляд на стол и стала осматривать его. А уголки ее губ предательски лезли вверх.
– Это ведь листья черной бузины? – спросила она, показывая на банку, стоящую на столе. – А что еще нового вы хотите добавить в это зелье?
– Мисс Грейнджер, закройте дверь с той стороны.
– Пожалуйста, сэр, – умоляюще посмотрела она на меня. – Я так давно ничем не занималась. Я ужасно соскучилась по зельям.
– Я могу выдать вам котел, – я сложил руки на груди. Она тоже. Разговор явно начал перерастать в спор. – Сварите какое-нибудь простое зелье Немоты.
«И выпьете его потом», – хотелось добавить, но я промолчал.
– Это слишком легко, – она нетерпеливо притопнула ногой. – Я не буду вам мешать, я просто посмотрю.
Я усмехнулся, потому что сомневался и в том, и в другом. Но как от нее отвязаться, не применяя силу, я не знал, и поэтому сдался.
– Листья мандрагоры и желчь единорога.
– Желчь единорога? – переспросила Гермиона. – Тогда оно должно настаиваться не менее двух недель?
Я кивнул в ответ, а Гермиона тут же подошла поближе и заглянула в котел.
Варить зелье с помощником к моему удивлению оказалось намного быстрее и продуктивнее. Хоть я и доверил Гермионе только подготовку ингредиентов, делала она это очень хорошо. Попутно она спрашивала меня о каких-нибудь зельях и правилах их приготовления. А я объяснял ей. Все было прекрасно, пока…
– Профессор Снейп, а где у вас хранятся хвосты саламандры? – спросила она, застыв перед открытым шкафом и обводя его внимательным взглядом.
– На верхней полке, – откликнулся я и, заметив краем глаза, что Гермиона увидела нужную ей банку и теперь пыталась дотянуться до нее, снисходительно добавил: – Давайте, я сам достану.
Когда я почти подошел к шкафу, Гермиона все еще отчаянно тянула руку к верхней полке, надеясь обойтись без моей помощи. Лоб нахмурен, на лице знакомое по школе упрямое выражение, футболка задралась, обнажая тонкую полоску бледной кожи на животе.
«И все ей хочется сделать самой», – подумал я как раз в тот момент, когда банка аккуратно соскользнула с полки и влетела прямо ей в руку. А потом сразу же последовал взрыв, и вокруг нас с Гермионой возникло облако черного едкого дыма.
– Замрите, – тихо приказал я, стараясь не разжимать губ, чтобы дым не проник внутрь. Всего одно маленькое слово, а рот уже начало жечь.
Мы стояли, как истуканы, стараясь не смотреть друг на друга, и ждали, когда дым полностью рассеется. На щеках Гермионы появился румянец: судя по тому, с какой поспешностью, она отвела глаза, моя одежда значительно пострадала. Впрочем, как и ее. Как только мы могли двигаться и говорить, она тут же обхватила себя руками за плечи.
– Простите меня, – выдавила она. – Я не хотела.
– Надеюсь, что не хотели, – зло проворчал я, рассматривая свои обожженные пальцы. – Вы хоть понимаете, что именно вы уронили?
– Жгучий отвлекающий порошок, – констатировала она, поставив банку с хвостами саламандры на стол, все еще отводя от меня взгляд. – Вызывает густой черный дым, обжигающий всё, что в нем движется.
Я осмотрел себя и понял причину ее смущения. В мантии зияла огромная прожженная дыра, через которую виднелся живот, да и рукава полностью обуглились. Наверное, я должен был пойти переодеться, но, посмотрев на Гермиону, решил заняться этим позже.
– Я вижу, вы хорошо усвоили четвертый курс обучения защиты от темных искусств, – сказал я, беря в руки палочку и призывая одну из склянок, стоящих в шкафу. – Давайте я нанесу мазь.
Гермиона пострадала больше: от футболки спереди почти ничего не осталось, а на груди и руках было много мелких ожогов. Она аккуратно приблизилась, все еще прикрываясь руками.
– Мисс Грейнджер, мне нужно намазать вас мазью, – повторил я, зачерпывая пальцем густую голубую массу из банки. – Если сделать это прямо сейчас, то через пару дней даже следов не останется.
Но Гермиона и не думала опускать руки. Она так и стояла рядом, потупив взгляд.
– Прекратите стесняться, – сказал я и нервно сглотнул, вспомнив, как выглядело то, что она сейчас пыталась скрыть.
– Я уже видел вас без одежды в Больничном крыле Хогвартса, – продолжил я, стараясь придать голосу жесткость. – Ничего нового для себя я там сейчас не увижу. Может быть, не стоит тратить мое время на ненужную скромность?
Гермиона вспыхнула до корней волос и тихо сказала:
– Можно было об этом не напоминать, профессор.
А затем, наконец, убрала руки за спину и с вызовом посмотрела на меня. Подбородок был задран выше, чем нужно, а губы сжались в тонкую полоску. Видимо, Гермиона хотела показать, что ей не страшно. Я аккуратно прикоснулся к ожогу, нанося на него мазь и стараясь не думать об обычном белом бюстгальтере, который из-за подпалин стал почти черным. И тут же отдернул пальцы, когда она вздохнула с облегчением.
«Старый дурак!», – мысленно отругал я себя. – «Это всего лишь реакция на охлаждающий эффект, а не на твои прикосновения».
– Вы видели? – спросила Гермиона, пока я безрезультатно старался не разглядывать ее. – У меня получилось призвать банку.
– Непроизвольный выброс магии, такие и у детей бывают, – ответил я. – Банка прыгнула к вам в руки, задела коробку со жгучим порошком, та упала и разбилась.
– Как вы знаете, такие выбросы бывают под воздействием определенных эмоций, – продолжал я, не давая вставить ей ни слова. – В вашем случае из-за упрямого желания сделать все самой.
Я осознавал, что опять пытался напасть, чтобы защититься. Видимо, это выражалось не только словами, но и действиями, так как Гермиона вскрикнула и отпрянула.
– Больно? – испугавшись, спросил я. – Я слишком сильно надавил?
– Все… все нормально, – неуверенно сказала она, поморщившись от болезненных ощущений.
Я подул ей на ожог, до которого слишком сильно дотронулся. Сначала тихо, потом сильнее. Лицо Гермионы постепенно расслабилось, и на нем стало появляться подобие довольной улыбки.
– Как хорошо, – прошептала она. – Мне мама так в детстве дула на ушибы и ранки.
– Поток воздуха, направленный на рану, обработанную этой мазью, лишь усиливает ее обезболивающий эффект, – сухо ответил я, обрабатывая ожоги на руках. А потом, поддавшись какому-то внутреннему порыву, продолжил: – Очень давно, когда магическое сообщество еще полностью не отделилось от магглов, волшебники продавали им некоторые лекарственные зелья. Они и рассказали про эту уловку с усилением действия мази, когда на нее дуют. Позже отношения с магглами прекратились, но они до сих пор дуют своим детям на мелкие ушибы, как делали им их бабушки, а тем их прабабушки.
– Это рассказывают на лекциях по колдомедицине, поэтому вы этого не знали, – опередил я ее вопрос. Стоило поведать Гермионе о каком-то неизвестном ей прежде факте, как смущение от того, что она стояла полуголая перед своим бывшим преподавателем, было забыто. Гермиона с такой жадностью ловила каждое мое слово, что я не удержался и улыбнулся. И тут же пожалел об этом, испугавшись, когда она ответила мне тем же.
– Постарайтесь впредь контролировать свои эмоции, чтобы таких выбросов больше не было, – строго сказал я, тут же сменив тон разговора.
– Но… – с жаром возразила Гермиона, – со мной ведь ничего не случилось.
– Любое проявление магии может ухудшить ваше состояние! – я старался сохранить спокойствие, но это получалось с трудом. – И прекратите со мной спорить! Если я сказал, что нельзя, для вас этого должно быть достаточно!
Гермиона даже открыла рот от возмущения. Это было поистине смешное зрелище: чумазая, в тряпке, которая раньше была футболкой, а теперь даже не могла скрыть бюстгальтер, вся в ожогах, которые уже начали заживать, с взлохмаченными волосами, глаза сверкают от гнева. В этот раз у меня хватило ума скрыть улыбку язвительной усмешкой. Заметив, что я осматриваю ее и усмехаюсь, она начала спорить с удвоенной силой.
– Может быть, эта та ситуация, когда вам не нужно решать за меня? – кричала она. – Я и сама могу принимать решения.
– Конечно, – съязвил я, – например, сегодня я позволил вам действовать самостоятельно. И к чему привело ваше желание засунуть свой нос в мои дела? – я обвел рукой, в которой держал склянку с мазью, кабинет.
Гермиона огляделась, но вид кабинета, который был весь в грязи из-за Жгучего порошка и опрокинутых ингредиентов, не вызвал у нее сожаления.
– И вообще, нельзя хранить такие вещи дома! – привела она, видимо, последний аргумент.
– Не ваше дело, что я храню в своем доме!
– Мое, раз я живу с вами под одной крышей!
Эта ссора напоминала мне тот же Жгучий порошок, который она рассыпала. Стоило сказать хотя бы одно слово, как оно распаляло еще больше. Кому-то из нас надо было замереть и заткнуться, только мы оба уже не могли себя контролировать.
– Тогда принимайте мои условия проживания! Пока что я делал все только для вашей пользы! – не в силах остановиться выговаривал я.
– Я и так все делаю, как вы говорите! – Гермиона начала размахивать руками от избытка эмоций, уже не заботясь о своей наготе. – А вы стараетесь оградить меня от всех и от всего. И все время ругаете. Нельзя быть таким ужасным человеком, который думает только о себе!
– То есть последние четыре месяца я думаю только о себе? – переспросил я, задыхаясь от злости. И уже не контролируя себя, добавил: – Если вас не устраиваю лично я, то можете найти себе другое место, где вам будет обеспечен полноценный уход.
Гермиона замерла на миг, не зная, что сказать. Глаза прищурены от злости, грудь вздымалась оттого, что она часто дышала, пытаясь успокоиться. Я готов был поспорить, что выглядел также.
– Просто, – выдавила она из себя, – я сама могу делать некоторые вещи.
– Тогда пойдите в свою комнату и закончите наносить мазь, раз вы такая самостоятельная, – крикнул я в ответ, хваля Мерлина, что она не приняла мой совет всерьез. – Как видите, меня еще ожидает много работы, которую вы мне подкинули.
На миг у нее на лице промелькнуло виноватое выражение, которое тут же исчезло после моей фразы:
– Побыстрее, – нетерпеливо сказал я, – я не могу потратить весь день на то, чтобы успокаивать неуравновешенную и неблагодарную девчонку.
Она выхватила у меня банку с мазью и, хлопнув дверью, выбежала из кабинета.
Из своей комнаты Гермиона вышла только на следующее утро. Пока она кормила кота, я ловил на себе ее взгляды. То ли изучающие, то ли извиняющиеся, то ли недоверчивые.
– Мисс Грейнджер, мне хватает одного наблюдателя в этом доме, – сказал я, поглядев на рыжее чудовище, которое уже поело и довольно вылизывалось на полу.
– Извините, – пробормотала она.
Поставив тарелки на стол, я сообщил ей, что зелье Восприимчивости будет готово через три недели, а она только кивнула в ответ и приступила к завтраку.
«Первая ссора произошла», – с усмешкой подумал я про себя.
