Выбор всегда за мной!

Звуки, слова, крики

Последнее, что он слышал, был нечеловеческий вопль Беллы в ответ на известие о том, что произошло в доме Поттеров:

— Нееееееет!!!

А потом он оглох. Люди вокруг него беззвучно открывали рты. Бесшумно распахивались и захлопывались двери. На разбившуюся рядом с ним вазу с цветами он обратил внимание только после того, как увидел царапину от осколка на тыльной стороне ладони.

Барти сидел на полу и чуть заметно кивал головой, соглашаясь с одной единственной мыслью, царившей в его голове: слух ему больше не нужен — ему больше некого слышать.

Белла теребила мужа и деверя, в чем-то пыталась их убедить. Судя по жестам и движению головы, Рудольф сначала не соглашался, потом пожал плечами и кивнул. Рабастан лишь поднял вверх руки в жесте "все, сдаюсь". В мозг Барти Крауча-младшего не проникало ни звука, ни слова из того, что говорила или кричала Беллатриса Лестрейндж.

Наконец она остановилась рядом с Барти и, судя по движению ее губ, стала что-то говорить лично ему. Ее лицо было искажено гримасой боли и ярости, по щекам текли слезы. Она говорила много, но Барти не мог разобрать ни слова — он ее не слышал. Что-то поняв по выражению его лица, Белла упала рядом с ним на колени и стала трясти за плечи, повторяя одно и то же слово. Барти напрягся и смог прочитать по ее губам: "Лонгботтомы!" Он сделал неудачную попытку вдохнуть хотя бы немного воздуха и кивнул.

*****

Они кричали. Барти не слышал, но отчетливо видел — и мужчина, и женщина кричали от боли. Он не знал этих людей лично — только по рассказам других Пожирателей, которые специально собирали информацию об аврорах. И сейчас Белла пыталась что-то узнать у этих несчастных, какие-то очень важные сведения. Барти посмотрел на искаженное истерикой лицо Беллатрисы и понял, что ей уже не нужна информация — ей нужна их боль. Их крики.

Черт возьми! Они могут кричать! Они живы — и поэтому могут кричать! Эти люди живы, и сейчас они кричат, чтобы я их услышал. Чтобы я услышал хотя бы один звук! Но это неважно, потому что я не хочу их слышать! Я не могу их слышать! Мне больше некого слышать! Мне! Больше! Некого!..

Его глаза встретились с глазами обезумевшей от боли жертвы. По напряжению своих голосовых связок он понял, что тоже что-то кричит. Его собственный крик столкнулся с криком потерявшей рассудок женщины. От этого столкновения его глухота взорвалась, разлетаясь клочьями звенящей тишины, уступая место лавине звуков. Он услышал свой собственный голос:

— Круцио!!!

Где-то в стороне дико хохотала удерживаемая мужем Белла.

Барти выронил палочку, зажал уши руками и продолжал бормотать как молитву единственное заклинание, какое мог вспомнить в этот момент: "Круцио... круцио... круцио..." А в голове звенело другое слово: "Некого!.. Некого!.. Некого!!!"

Постскриптум

Любить ты не умеешь. Тебя не научили. Не рассказали. Не дали попробовать на вкус. И теперь ты не можешь различить, где любовь, а где смерть. И всякий раз вместо вина подаешь яд. Без злого умысла. Только потому, что для тебя вино и яд имеют одинаковый запах. А для того, кто берет из твоих рук бокал, вино и яд имеют одинаковый вкус. Он принимает бокал, потому что любит тебя. Боготворит. Он пьет с наслаждением. И умирает. Медленно, болезненно, с улыбкой на губах. Счастливый. Отравленный твоей нелюбовью. И ты удовлетворен, потому что знаешь: теперь он навсегда твой.

Потому что любить ты не умеешь...