Глава 7— Ты еще не спишь, — Луна тихо шагает по каменным ступеням лестницы из спален девочек. Ее волосы распущены, они чуть спутаны и невозможно белы, так что кажется, будто они светятся в темноте. Луна одета в смешную пижамку со странными животными, словно нарисованными на ней фломастером. — Это был тяжелый день.
— Я всего несколько раз уезжал из дома Дурслей надолго, и всегда со мной были мои родственники. Я не привык спать вдали от дома, — Гарри чуть склоняет голову. Он свернулся калачиком в кресле, тоже одетый в пижаму. Букля, как-то успокаивающе ухая, трется клювом о руку мальчика. Сова удобно устроилась на спинке, и ей пришлось перелететь на подлокотник, чтобы дотянуться до своего хозяина. Гарри благодарно гладит ее по перьям.
— Я тебя понимаю, — она устраивается в кресле напротив. — У меня есть мой Рабби, я могу дать его тебе, — Луна, как и Гарри, заворожено следит за игрой пламени в камине, будто ее не интересует ответ мальчика.
— Рабби… Это кролик.*
— Это игрушечный кролик.
— Я догадался, — чуть ядовито.
— Тебе не идет язвительность.
— Прости, я не хотел тебя обидеть.
— Конечно, нет.
Гарри тяжело вздыхает. Оказывается, его манера общаться может быть очень раздражающей. По крайней мере, в исполнении Луны. Так вот почему его так не любит Дадли…
— Это же твоя игрушка, ты ее любишь, я не могу забрать ее у тебя.
— Тебя я тоже люблю. Ты же мой друг.
Гарри на мгновение замирает и снова вздыхает.
— Но свою игрушку ты любишь все же больше. С ней ты знакома уже давно, а со мной только день.
— Но ты же живой, и ты мой друг. А Рабби — всего лишь игрушка. Но я действительно его люблю, — ее глаза заволокло мечтательной дымкой. — Мне кажется, когда-то Рабби был настоящим кроликом, но однажды злой волшебник поймал его в диком лесу для своих опытов. Рабби был храбрым кроликом, он сумел убежать, и когда уже прыгал к двери, маг из ярости и злости превратил его в игрушку, чтобы Рабби никогда больше не мог бегать.
Воображение Гарри тут же сотворило очень реалистичную картинку: маленький белый кролик в ужасе жался к стене, понимая всю безнадежность своего положения, забившийся в угол и несчастный. Рядом с ним зло скалился какой-то «монстрообразный» старик в длинной темной мантии и угрожающе размахивал волшебной палочкой.
Картинка получилась слишком реалистичной, так что Гарри неожиданно охрипшим голосом ответил на несколько мгновений позже, чем нужно было.
— Это… кхм… это очень грустная история.
— Да, мне тоже так кажется.
Они помолчали еще немножко.
— Малфой на тебя обиделся, — неожиданно сменила тему Луна.
— Я не сказал ему ничего плохого.
— Ты не обратил на него ни капли внимания. Он счел это оскорблением.
— Мне жаль, — произнес Гарри, явно не испытывая раскаяния.
— Ты говоришь неправду.
— Хорошо, я исправлюсь. Мне должно быть жаль, но нет.
— Вот теперь ты говоришь правду.
— Я догадываюсь, знаешь ли, — ответил он почти раздраженно.
— Знаю.
Гарри глубоко вздохнул. Это же Луна! Как на нее можно злиться?
— Прости. Я не хотел тебя обидеть.
— Ты не обидел.
Яркие искры пламени в камине придавали какую-то еле заметную нереальность происходящему — огонь был единственным источником света в гостиной Равенкло. Статуя Ровены, одной из четырех Основателей, казалась призраком в этом освещении, а два ребенка у камина — лишь тенями. Мальчик чуть сжался, будто ему холодно, и вгляделся в лицо Луны. Она казалась такой безмятежной, такой мечтательной… Умная, добрая, немного странная — он не понимал, почему ее не любили остальные ученики. Как можно сторониться чего-то столь прекрасного? Как можно испытывать к ней неприязнь? Она казалась Гарри ангелом, белокурым ангелом со странными привычками и рассказами, с ее невообразимо интересными и еще более нереальными выдумками, со всей той сказкой, что создавала она, не задумываясь, просто играя. Невозможная, сказочная, волшебная.
Она несла в себе магию. Не то подобие, что знал каждый уважающий себя волшебник — их волшебство казалось Гарри просто фокусами, по сравнению с Луной. Она несла в себе чистую магию, ту, в которую верят дети, те маленькие чудеса, о которых мечтает каждый ребенок, сказку. Она была маленьким чудом, и потому не могла оставить Гарри равнодушным. Такая мягкая, счастливая…
— Надо идти спать, Гарри. Завтра рано вставать.
— Я привык рано вставать.
— А я — нет. И я не уйду отсюда, пока ты не ляжешь спать, — на ее детском личике появилась странная для нее решимость — Гарри не видел ее такой раньше. Еще одна сторона ее характера — она упрямая. Нет, не так. Упорная, не упрямая. Упрямство — недостаток, а упорство — достоинство.
— Ладно, Луна. Я уже ложусь спать.
Луна чуть нахмурилась, будто то, что Гарри так быстро сдался, ее удивило. Но причина была несколько в другом.
— Ты знаешь, что Букля должна жить в совятне, — это не было вопросом. Луна знала ответ.
— Она мой фамилиар, и я очень люблю ее.
— Понятно. Спокойной ночи, Гарри.
— Спокойной ночи, Луна.
Тихий ветер шевелит листья за окном. В Башне не слышно шума. Тихий дождь стучит по окнам Замка, будто стараясь не разбудить его обитателей, он стучит редко и невнятно, не давая никому понять тайну, что он несет в своем негромком шорохе, не давая разгадать то, что он хочет сказать всем детям и взрослым в Хогвартсе.
— Спокойной ночи.
* * *
* — Рабби — от англ. «rabbit». Простите автору такое имя для кролика. У меня никогда не было любимых мягких игрушек-кроликов, были одни коты. Всех котов звали Гарфилдами, а единственный любимый медведь так и получил имя «любимый медведь». =)
