Глава 8Глава 8
…Ага, как же, добрее вечера и вообразить себе трудно. Гермиона сглотнула - во рту было сухо и горько.
– Добрый вечер, профессор, – она почувствовала, как колючие звуки приветствия оцарапали ей гортань.
Некоторое время он молчал – возможно, ждал, что она обернется.
– Судя по тому, что я имею счастье лицезреть вас здесь, вы в погоне за очередным актуальным материалом… – это было сказано то ли вопросительно, то ли утвердительно.
– Я всего лишь выполняю свою работу. Ничего личного, – что ж, еще немного, и, пожалуй, ей удастся убедить в этом даже себя.
– Разумеется, ничего личного, – Гермионе показалось, что ее собеседник невесело усмехнулся. – Однако позволю себе заметить, что раз вы сейчас стоите здесь, а не там, среди героев дня, вы чертовски плохо выполняете свою работу…
Гермиона резко обернулась. Северус Снейп стоял в двух шагах от нее. Теперь их взгляды скрестились. В неровном свете, льющемся из окон особняка, его черные глаза казались абсолютно бездонными.
– На сегодня с меня более чем достаточно общения с "героями дня", – она сама удивилась тому, как спокойно звучал ее голос. – Я больше не в состоянии слушать про амуры, разводы, служебные интриги и прочую мишуру. И, судя по тому, что вы здесь, а не там, вы вполне разделяете мои чувства.
– Разделяю? Не уверен. Моя проблема скорее в том, что я не желаю играть роль "гордости магической Британии", как уже успели окрестить меня ваши коллеги из "Мэджик метрополиан". После прочтения первых страниц утренних газет у меня начался нервный тик…
Гермиона улыбнулась уголком рта. Еще пять минут назад она жутко боялась этой встречи, боялась, что Снейп будет раздосадован и разочарован, увидев ее снова, и теперь, когда он говорил с ней так спокойно и привычно-насмешливо, утраченное чувство реальности понемногу возвращалось к ней. Ей вдруг невыносимо захотелось дотронуться до него – просто, чтобы убедиться, что это не галлюцинация.
– Охотно верю. Мирская слава – тяжкое бремя. Заявляю вам это со всей ответственностью как профессиональный журналист.
– Благодарю за заботу, – шутливо поклонился профессор, – впрочем, нам с вами, героям Войны и победителям Темного Лорда, не привыкать, не так ли?
– Не привыкать прятаться в саду? – уточнила Гермиона.
– Отчего же именно прятаться? Я всего лишь предпочел один способ времяпрепровождения другому. Беседа с вами на лоне природы доставляет мне куда больше удовольствия, нежели печальная необходимость выслушивать все подобающие случаю похвалы и напутствия в душном многолюдном помещении. Я уже говорил вам, мисс Грейнджер, больше всего на свете я ненавижу толпу… Тем более в такой чудесный майский вечер.
Вечер, и вправду, был на редкость хорош. По бесконечной черноте неба пригоршнями были рассыпаны звезды. Из темноты как на проявленной фотобумаге выступали сказочные силуэты вековых деревьев. В воздухе все сильнее ощущалась близость моря.
Если бы мы были героями романа, – вдруг подумала Гермиона, – нам непременно следовало бы поцеловаться.
Подумала – и тут же рассердилась на себя за фривольные и неуместные мысли. Оттого ее слова прозвучали совсем уж холодно.
– Думаю, вам все же стоит предстать сегодня перед публикой… хотя бы из уважения к вашим коллегам.
– На самом деле вы так не думаете, либо в вас нет ни капли сочувствия к моей несчастной доле, – перебил ее Снейп. – А почтеннейшей публике вполне достанет лицезреть меня во всей красе на завтрашней церемонии…
– Лучше поздно, чем никогда, – без улыбки произнесла очередную спасительную банальность журналистка.
– Действительно… чем никогда, – тихо повторил он.
Она не нашла что ответить. В воздухе вопросительным знаком повисло молчание. Из широко распахнутых окон особняка лился торопливый радостный вальс. Их по-прежнему разделяло расстояние в несколько шагов. Всего несколько шагов.
– Вы… вам понравился… вы видели сегодняшний номер «Пророка»? – попробовала справиться с ситуацией Гермиона.
Снейп явно поморщился и, казалось, чуть отстранился назад.
– С моей гигантской физиономией на передовице? Отвратительно…
Вдох.. нет, три глубоких вдоха. Спокойно, Гермиона…
– …Что же до нашего интервью, – продолжил профессор, прежде чем журналистка успела задать по-настоящему интересовавший ее вопрос, – то не могу не признать, что вы все-таки оказались на высоте…
Девушка в изумлении приоткрыла рот. Она даже не знало, что больше потрясло ее: неожиданная похвала, подчеркнуто холодный тон, которым она была произнесена или это невесть как затесавшееся в предложение местоимение «наше». «Наше» интервью…
Северус Снейп как будто хотел сказать, что-то еще, но вместо этого оборвал фразу и отвернулся. Снова молчание.
Гермиона в очередной раз за этот долгий день погрузилась в невеселые раздумья. Что означала эта перемена тона? Выходит, он действительно раздосадован ее появлением здесь? И ему неприятно само упоминание о том злосчастном интервью? Тогда, вероятно, ей следовало бы объяснить, что…
– Вы танцуете вальс, мисс Грейнджер?
– Вальс? – Гермиона решила, что ослышалась.
– Ну да, вальс, – он говорил, не глядя на нее, – я даже не могу вспомнить, когда мне приходилось танцевать в последний раз... Как будто в другой жизни...
Едва ли что-либо могло эффективнее окончательно выбить Гермиону из колеи, чем подобный поворот темы. Она торопливо попыталась найти нужный ответ.
– Нет, сэр... Я не танцую... То есть, не то, чтобы совсем не танцую... по правде, мне приходилось что-то... но это совсем не то...
Сначала она даже не поняла, дошел ли смысл ее сбивчивой речи до сознания Снейпа. Он просто стоял, глядя в сторону от нее и вслушиваясь в звонкую капель рассыпавшихся в воздухе аккордов.
– Вы уверены, что не хотите попробовать... еще раз?
– Но... – сейчас Гермиона была уверена только в одном своем желании: немедленно оказаться где-нибудь в районе траектории международной космической станции. И не милей ближе.
– Я запомню этот прекрасный момент… Лучшая ученица Хогвартса, мисс Всезнайка-Грейнджер, не может найти ответа на элементарный вопрос…
Снейп медленно повернул голову и посмотрел на нее в упор. Девушка поежилась: глаза собеседника горели нехорошим огнем.
– Это же просто, мисс Грейнджер, вам достаточно только ответить «да» или «нет». А вы маетесь, как третьекурсница-хаффлпаффовка на экзамене!
Гермиона не могла понять, в действительности ли Снейп был раздосадован, или же он снова издевался над ней. Но знакомые злые нотки в его голосе немедленно придали ей уверенности.
– Есть только одно «но» профессор. Если я соглашусь на.. танец, то вам придется учить меня – в этом деле я – полный ноль. А вы, кажется, завязали с преподавательской деятельностью…
Казалось, настоящая ли, мнимая ли, вспышка гнева профессора Снейпа исчерпала себя в одно мгновение. Морщины на лбу разгладились, напряженное выражение лица смягчилось, губы дрогнули в усмешке.
– Мерлин, сколько лишних слов из-за одного тура вальса… Дайте это сюда…
Он аккуратно вынул из крепко сжатых пальцев Гермионы чужой бокал. Помедлив, резким движением отшвырнул его прочь. Прошелестела трава.
Вальс стал другим: звенящая солнечная мелодия сменилась плавной, чуть тоскливой скрипичной песней. Легкие трехдольные аккорды аккомпанемента зазвучали тише, но все же достаточно звонко для двоих, только что надевших привычные маски пристрастного учителя и старательной ученицы.
– Руки в стороны, – скомандовал Снейп. Он стоял вплотную к Гермионе, распрямив сутулую спину и чуть наклонив голову, так что длинные пряди его черных волос касались поднятого к нему лица девушки.
Девушка послушно развела руки в стороны, отметив про себя, что подобная поза придает ей явное сходство с огородным пугалом.
– Да не так старательно, – фыркнул профессор, – распинать вас никто не собирается. Расслабьтесь.
– А вы-то пробовали расслабляться в такой позе? – огрызнулась Гермиона и тут же покраснела.
Снейп выразительно кашлянул. Мелодия вальса вновь обратилась в стремительный мажор.
– Погложите одну руку мне на шею, – чуть более хриплым, чем обычно, голосом произнес учитель.
Ученица послушалась. Когда ее холодные пальцы коснулись кожи мужчины, тот чуть вздрогнул. Она почувствовала, как бьется пульс на его шее: частые неровные толчки.
Одну руку Снейп положил ей на спину: точно на застежку лифчика (Гермиона даже обрадовалась, что одела сегодня самый дорогой из имевшихся комплектов белья, хотя, разумеется, ее партнер едва ли мог заметить и уж, тем более, оценить подобную предусмотрительность). Другой рукой он взял гермионину руку, аккуратно, легко, как берут хрупкую бабочку или сосуд тонкого стекла, и отвел ее в сторону.
– Теперь запоминайте, – тихо заговорил он, так что пришлось ей приложить усилие, чтобы услышать его голос в звуках вальса, казалось, заполнивших все вокруг, – я делаю шаг вперед левой ногой, затем правой, затем ставлю ступни вместе. Вы делаете то же самое в противоположном направлении. Этот шаг называется коробочка. Давайте попробуем…
Они сделали «коробочку», медленно, старательно и совершенно не в лад со звучащей музыкой.
– Теперь слушайте музыку, – теперь Снейп шептал так тихо, что Гермионе пришлось читать слова по его губам, – раз, два, три…
Вальс отозвался в такт.
Они считали снова и снова, считали каждый шаг и танцевали.
Мягкая бархатная трава шуршала и сминалась под их ногами. Яркий свет волшебных свечей преломлялся в витражах распахнутых окон. Старинные деревья тянули к ним из темноты кряжистые руки-ветви. Унылая статуя некогда прекрасной богини наблюдала за ними из-под мраморных век.
Они нерешительно танцевали на месте, затем, освоившись, начали кружиться.
Первые минуты Гермиона думала лишь о том, как бы не перепутать последовательность движений и не наступить на ногу Великому и Ужасному Профессору Зельеварения. Внутренне сжавшись, зажмурившись и закусив губу, она отсчитывала шаги и ругала себя, на чем только свет стоит:
– Раз, два, три, шаг, коробочка… Гермиона Грейнджер, даже африканский белый носорог на твоем фоне – сама грациозность… Раз, два, три… О, черт, опять не в ту сторону… Если уж так хотелось научиться вальсировать, надо было записаться на курсы, раза два в неделю… Раз, два… Мерлин, сейчас я точно наступлю ему на ногу… Подъем пятки, раз, два, три… Кажется, у меня руки вспотели… О, черт!.. Поворот… Раз, два, три… Гермиона Грейнджер, ты неуклюжая дура!
Однако вскоре девушка обнаружила, что природная ловкость и очевидный опыт ее партнера с лихвой компенсировали всю ее танцевальную бездарность. Движения Снейпа были точны, легки и очень уверены, так что понемногу эта уверенность передалась и ей: напряжение исчезло, и Гермиона позволила себе чуть расслабиться.
Теперь она танцевала легко, чуть откинувшись назад в объятиях человека, который всего неделю назад был для нее неприятным школьным воспоминанием, нелюбимым учителем, навязанным редакцией героем нежеланной статьи, отвратительнейшим собеседником.
Гермиона лениво подумала, как странно они выглядят со стороны: танцующие вальс вдали от людей, спрятавшись, словно два преступника. Пожалуй, Рита Скиннер дорого дала бы, чтобы увидеть подобное зрелище…
Они кружились, кружились, кружились… Северус Снейп крепко прижимал ее к себе, она чувствовала жар его тела сквозь мантию, слышала стук его сердца. Его пульс бился под ее пальцами. Ее рука лежала в его руке.
Вальс опьянил Гермиону больше, чем все выпитое за вечер шампанское. Она чувствовала, как будто какая-то пружинка, всю жизнь сжатая внутри нее, наконец, распрямилась. Как будто ей впервые за жизнь было по-настоящему легко…
Девушка заглянула в лицо своему партнеру, как будто ища подтверждение своим ощущениям.
Выражение лица Северуса Снейпа было абсолютно непроницаемым. Он даже не смотрел на нее – его взгляд был устремлен вдаль, чуть выше ее плеча. Тонкие губы были крепко сжаты.
Больше всего на свете Гермионе сейчас захотелось поцеловать эти сомкнутые губы.
И в ту секунду, когда ей на ум пришла эта соблазнительная и пугающая мысль, Северус Снейп посмотрел ей в глаза. В его взгляде уже не было отрешенности – напротив, глаза горели незнакомым ей лихорадочным огнем.
Гермиона не знала, сколько времени они провели, танцуя. Усталость не приходила, а вальс все также сменялся вальсом. Мир продолжал кружиться.
Раз, два, три…
