Wunju– Но мы вчера сто раз пробовали! Сервиз молчал! Почему же Гарри удалось ночью заставить набор заговорить?
Рон поочередно посмотрел на Джинни, Гермиону и Гарри, пытаясь найти в их глазах ответ на свой вопрос.
Они сидели в гостиной Поттеров. Гермиона держала на коленях «Книгу рун». Гарри только что поведал им о том, что случилось после его прикосновения к первой ямке на орнаменте половника, когда он ночью произнёс название руны перто. Джинни уже слышала эту историю второй раз, но внимание на её лице было не меньше, чем у ошарашенного Рона и сосредоточенной Гермионы.
Потрясение от рассказа перемешивалось с недоумением. Судьба Меропы Мракс, безусловно, не могла не вызвать сочувствия. Несмотря на то, что ребёнок, который появился той ночью в бедном приюте, стал самым Тёмным волшебником столетия… И всё же, почему сервиз показал своё видение только Гарри?
Гермиона нарушила тишину первой после вопроса Рона.
– Вот как раз, почему Гарри удалось увидеть, а нам нет – мне понятно. Меня беспокоит другое. Если бы Меропа боролось за жизнь, если бы Том Риддл рос с матерью, возможно, магический мир не узнал бы Волан де Морта?
Рон округлил глаза:
– Гермиона, уж не хочешь ли ты сказать, что тебе жалко бедного малютку Тома?
– Я – мать! Я не осуждаю бедную женщину, но ничто так не важно в мире, ничто так не поддержит, как доброе сердце матери. Родители должны быть со своими детьми. Она должна была найти в себе силы жить дальше. Мне жаль, что её история настолько печальная.
Рон покачал головой. А Гарри вдруг вспомнил, как однажды он бросил в лицо Ремусу Люпину, что тот трус, потому что родители не должны бросать детей, если только их к этому не принуждают.
Все немного помолчали. Рон сел поближе к Гермионе и обнял её за плечи. Джинни, нахмурившись, скрестила руки на груди. Затем, словно разгоняя мрачные думы, она встряхнула головой и обратилась к Гермионе:
– Гермиона, так что там с Гарри?
Все с облегчением переключились на обсуждение этой странной детали. Размышления о Меропе, о её маленьком сыне, выросшем в детском приюте, были слишком неоднозначными. Гермиона обвела взглядом друзей и пояснила:
– Ну, я подумала, что тут всё как раз логично. Гарри – обладатель самой глубокой души. Гарри, можешь не краснеть, я опираюсь сейчас на факты – только ты один из нас заставляешь светиться половник. Все мы честно застряли на столовой ложке.
Рон и Джинни улыбнулись. Вчера, на самом деле, они все попробовали провести открытой ладонью над приборами и убедились, что помимо Рона, столовая ложка так же светится и при встрече с душевной организацией Гермионы и Джинни. Гарри не улыбался, он предпочёл бы, чтобы разговор уже переключился на что-нибудь другое.
– Так вот. Видимо, творение Густава Петреля до определённого уровня показывает свои видения всем желающим. Но проникнуть вглубь, раскрыть его истинный секрет, способен лишь человек с самым широким диапазоном души. Он подчиняется только людям-половникам.
– Человек-половник! Это звучит гордо! – Рон подмигнул Гарри.
– Я не понимаю, Гермиона. Что ты хочешь сказать?
– Я считаю, что показ просто диапазона души – лишь первый шаг, ступень, если можно так выразиться. Дальше надо познать связь магических рун, которые выбиты на каждом приборе. Ты увидел сущность руны перто – знака совершенствования магического опыта. Но я говорила уже, что знак этот, как и следующий – перевёрнутый. То есть значение обратное. Вообще, руна перто – один из самых ярких и мощных знаков. К сожалению, для Меропы этот знак стал символом морального умирания.
– Чёрт, я уже ничего не понимаю! – Рон, продолжая одной рукой обнимать Гермиону, второй почесал макушку.
– Я сама получила больше вопросов, чем ответов. Не знаю, что ещё выкинет этот набор. У меня такое ощущение, что мы чего-то не учитываем. Словно ответ на поверхности.
– И что ты предлагаешь?
– Для начала я предлагаю Гарри попробовать увидеть две оставшиеся руны. Каждое видение даёт новые вопросы. Кажется, что они не связаны между собой. Но я чувствую, что не достаёт какой-то детали. Может, узнав про вуньо и райдо, мы сможем приблизиться к разгадке?
– Да, кстати, эти вуньо и райдо – чего от них ждать?
– Вуньо, значок в середине орнамента, указывает на сложную кризисную ситуацию, которая вполне может стать хронической проблемой. В нормальном положении это очень успешная руна – символ богатства и радости. Но, так как здесь этот знак перевёрнут, следует ожидать, погодите…
Гермиона открыла книгу на нужной странице и процитировала:
– «Вам даётся возможность понять, что потеря внутренних ориентиров – это способ научиться определять свои границы самостоятельно, не полагаясь на мнение окружающих людей. Процесс выхода из кризисного состояния крайне тяжёл. Свет ещё не отделён от тьмы, мысли путаны, а дорога изилиста…» Ну, и так далее.
– Час от часу не легче, – проворчал Рон. – Какой идиот придумал эти руны?
Гермиона пропустила комментарий Рона мимо ушей и, как ни в чём не бывало, продолжила:
– А вот руна райдо здесь изображена в прямом значении. Это дорога, энергетика и действие в чистом виде. В двух словах это символ объединения усилий, но не завершение процесса в целом. Постичь её нужно для того, чтобы понять, что делать дальше.
Гарри задумался, потом произнёс:
– Ты хочешь сказать, что даже узнав сущность этих двух оставшихся значков, мы так и не придём к конечному результату?
– Гарри, давай решать проблемы по мере их поступления. Мы не можем вступить в магическую связь с «Soul» на данном этапе, поэтому ты сейчас попробуешь наладить контакт, а потом нам всё расскажешь. Осталось немного.
Все выжидательно уставились на Гарри. В глазах друзей он видел знакомый азарт. Всем непременно хотелось узнать, какую тайну скрывал таинственный набор Густава Петреля. Гарри дотронулся указательным пальцем до среднего кружочка, выбитого на ручке половника, с вензелем, похожим на букву Р, и чётко произнёс название.
Wunju
Она радостно рассмеялась и, не в силах сдержаться, громко закричала. Восторг переполнял её, она раскинула руки в стороны, поддаваясь безумному порыву, и, балансируя, приподнялась в «седле». Волосы растрепались, ветер выдувал слёзы из глаз, но даже сквозь их пелену она видела ту, с которой познакомилась несколько лет назад, когда по ночам ещё было страшно.
***
Ей было очень страшно. Папа опять не ночевал дома, и, когда тёмные сумерки опустились на их одинокий дом, снова пришлось бороться с жуткими монстрами, выползающими из всех чёрных углов. Она пробовала петь, считая, что этим отпугнёт невидимых тварей. Затем, по обыкновению последних дней, забралась на кровать прямо в одежде, укуталась в одеяло и стала ждать, когда коварная ночь начнёт сдавать свои позиции. Иногда проваливалась в тревожный сон, но ненадолго. С облегчением заснула лишь тогда, когда робкий свет стал пробивать брешь в аспидной ночи где-то там у горизонта, где начинался новый день.
Проснулась Полумна спустя несколько часов. Ослепительный свет беззаботно заливал её маленькую комнату наверху. Всё тело занемело от неудобного положения – она заснула сидя, прислонившись к окошку. Вот и хорошо! Ещё одна маленькая победа. Папа, конечно, будет виновато прятать глаза и обещать, что больше ни за что не оставит её одну. Но неизбежно наступит новый тоскливый вечер, когда отец торопливо пообещает, что он ненадолго, и снова будет тёмная ночь, монстры и зловещая тишина, которую не напугаешь робким пением.
Смерть мамы выбила почву из-под ног. Папа стал ещё чуднее, совершенно не замечая, что его девятилетней дочери он сейчас нужен, как никогда. Но Полумна не сердилась на него, а жалела. Как-то надо жить дальше.
Полумна спустилась в кухню, неловко поставила чайник на плиту и села у окошка. Она не плакала. Страшно – да. Страшно было. Но вот плакать она, наверное, разучилась. Если разрешить себе плакать, то кто будет заботиться о папе? Он совсем пропадёт без неё. Полумна мечтательно подпёрла кулачком щёку, отбросила спутанные волосы за плечи и стала смотреть в окно, поджидая, когда чайник уютно запоёт свою песенку. Сад после смерти мамы совсем зарос, но в его буйстве было что-то успокаивающее. Полумна любила бродить среди зарослей живой изгороди, разросшейся так сильно, что оказавшись в самой гуще, сложно было найти дорогу домой. Тогда Полумна представляла, что она в сказочном лесу, что сейчас непременно повстречается неведомый волшебный зверь, и она с ним обязательно подружится.
Их дом стоял особняком от всех строений. Рядом не было соседей, к которым можно было сбегать за солью или просто поболтать о погоде. Кажется, за холмами находилось чьё-то волшебное поместье, но далеко от дома Полумна боялась уходить. Весь её круг общения сводился к диалогам с выдуманными мифическими созданиями и феями, которые, конечно же, обитали в их заросшем саду. Правда, только днём. Ночью Полумне было страшно.
Взгляд её переместился выше, на голубое беспечное небо, по которому плыли пушистые облачка. Полумна любила облака. Разве вы не замечали, что нет ни одного одинакового? Каждое облако – маленький друг. Вот то похоже на пухлого младенца с кудряшками. А то, что повыше – на прекрасную птицу. Полумна так замечталась, что не заметила, что чайник давно уже поёт не уютную песенку, а сердито свистит, выпуская тревожно пар. Сказав чайнику, чтобы не ругался, Полумна налила себе кружку крепкого чая. Жизнь не так уж и плоха! Прихлёбывала чай, грызла найденную в шкафу печеньку и продолжала разглядывать облака. Одно заинтересовало её больше других. Оно было белоснежным и пушистым. Нежным и воздушным. На фоне других, проплывающих тихо по своим делам, это выделялось своей ослепительностью. У Полумны даже дух захватило. Она восторженно наблюдала за таким чудом, подставив одну руку козырьком к глазам, прикидывая, на что оно похоже. На зверя. Определённо! Вон ушки, лапки, хвост. Да это же белоснежная кошка! Полумне даже показалось, что она видит усы. Может, всё это было лишь игрой воображения, но в какой-то момент облако-кошка стало опускаться. Оно подплыло к самому окошку, и девочка теперь уже чётко разглядела на белоснежной мордочке глазки, носик и улыбку. Кошка ей улыбалась – да,да! Полумна восторженно смотрела на неожиданную гостью, а облачная кошка подплыла совсем близко. И тут в сердце кольнуло.
– Мама?
Кошка улыбалась.
– Мамочка, это ты? Ты пришла ко мне проверить, как мы тут без тебя? У нас всё хорошо, ты не волнуйся! Папа на работе, он скоро придёт. Я научилась готовить. Мы справляемся. Ты не переживай за нас. Только… Мне плохо без тебя. Не уходи, ладно?
Полумна совсем не замечала, что разговаривает вслух с облаком. Голосок её предательски задрожал, и из уголка глаз выкатились запретные слезинки. Она быстро поставила чашку с чаем на подоконник, вытерла слёзы и улыбнулась.
Облако-кошка ещё немного повисело над странным жилищем и поплыло, догоняя своих сотоварок.
Наши близкие никогда не оставляют нас. Они всегда с нами. В сердце. В душе.
***
Полумна знала, что в Запретный лес ученикам ходить строго запрещено. Но только здесь она находила успокоение. Её не трогали насмешки школьников. Она давно привыкла к тому, что её считают странной. Но она не обижалась, а даже жалела всех тех, кто находил смешной её внешность, не видел очевидного и прятал порой её вещи. У озера можно было поговорить по душам с кальмаром, а на опушке у хижины Хагрида, как и в детстве, помечтать. Вот и в этот раз она стащила за обедом несколько лакомых кусочков, чтобы сбегать к фестралам. Особенно ей нравился один жеребёнок. Он тыкался своей тёплой мордочкой в её ладонь, подрагивая на нетвердых ещё ногах, а его сородичи стояли поодаль и мирно наблюдали. Она не заметила Хагрида – так увлеклась. Хагрид, казалось, не знал, что ему делать – то ли отчитать ученицу за самовольство, то ли сделать вид, что ничего нет страшного в том, что Полумна вновь нарушила правила.
– Э, Полумна, привет!
– Ой, здравствуй, Хагрид.
– Давай-ка, я тебя провожу. Не след ученикам шататься по лесу. Увидит Снейп, не приведи Мерлин, простой чисткой котлов не отделаешься.
Полумна обезоруживающе улыбнулась.
Они шли к выходу из леса, болтая о фестралах и других животных. Хагрид нашёл благодарного слушателя и с удовольствием пересказывал Полумне повадки некоторых существ, которые совсем не опасны, если знать, как с ними обращаться. Вскоре подошли к самой опушке, где в просвете деревьев виднелась хижина Хагрида. Полумна увидела загон, скрытый от глаз. Раньше она его тут не замечала.
– Хагрид, кто здесь у тебя?
– Э… Ну эта, я припас одних чудных зверушек для своего первого урока. Ты же знаешь, у меня завтра первый урок у третьего курса, – Хагрид гордо выпятил грудь.
– Можно посмотреть поближе?
Было чистым безрассудством показывать гиппогрифов второкурснице. Но Хагриду так хотелось разделить восторг от этих великолепных гордых животных. А Полумна понимала толк в таких вещах. Хагрид подвёл девочку к загону, где паслись около дюжины странных существ. Ближе всех лежал сизый полуконь-орёл. Хагрид вполголоса поведал изумлённой Полумне о гиппогрифах, их повадках и характере. Полумна совсем не испытывала страха. Наоборот, лицо её светилось восхищением.
– Хагрид, а можно я его поглажу? – она указала рукой на Клювокрыла – так звали сизого красавца.
Хагрид почесал свою бороду:
– Не думаю, что ты ему не понравишься. Только запомни – нужно поклониться.
Полумна пролезла между жердей изгороди, смело подошла к гиппогрифу и поклонилась. Тот несколько секунд надменно раздумывал, затем, несомненно, отвесил ответный поклон. Полумна рассмеялась и погладила Клювокрыла. Тот даже зажмурился от удовольствия.
– Ты ему понравилась! – Хагрид радостно хлопнул в ладоши. – Хочешь прокатиться?
Может, Хагрид ещё не успел привыкнуть к тому, что он – учитель и не следует подвергать жизнь учеников опасности, а, может, он просто искренне недоумевал, что эти прекрасные создания могут вызывать иные чувства, кроме восторга. Как бы там не было, он помог Полумне усесться поудобнее и хлопнул Клювика по крупу.
Клювокрыл внезапно вскочил, расправил свои огромные крылья и взмыл вверх. Полумна еле успела схватиться за его шею, чтобы не свалиться. Клювокрыл сделал пробный круг над опушкой и, набрав высоту, устремился к озеру, минуя купы деревьев. Вода так стремительно мелькала внизу, что закружилась голова. И тогда Полумна стала смотреть вверх, на облака. Они неслись прямо к облаку-кошке.
Она радостно рассмеялась и, не в силах сдержаться, громко закричала. Восторг переполнял её, она раскинула руки в стороны, поддаваясь безумному порыву, и, балансируя, приподнялась в седле.
Полумна была счастлива.
Страха в её душе не было.
