Глава 8- Заткнись… замолчи! – с отчаянием и болью кричит Блэк. – Не смей рассуждать о том, о чем ни малейшего представления не имеешь!
- Я знаю, что это сделал Петтигрю, - отвечает Мальсибер. – Мы все тогда очень уж удивись твоему аресту, и никто не поверил, естественно, а некоторые действительно знали, кто на самом-то деле во всем виноват. Так странно было тебя там видеть… но нас никто не спросил. Но ваши-то, они даже не сомневались. Это тоже предательство, Блэк. Наверное, вполне понятное – но предательство. Однако их ты простил – а Северуса, который…
- Подлый убийца и трус! – злобно рычит Сириус прямо ему в лицо. - Он выдал Волдеморту, - Мальсибер дёргается, но Блэк даже не замечает, - пророчество, и обрёк их на смерть!
- Что за пророчество? – медленно спрашивает Ойген, но кажется, что вопрос этот он задаёт, скорей, по привычке, а на самом деле ему не до этого – он, похоже, осознаёт в этот момент что-то важное.
- Это тебя уже не касается! - мгновенно осекается Сириус, раздраженно опуская ладонь на стол.
Они замолкают. Мальсибер вдруг закрывает лицо руками, скрывая исказившее его выражение сочувствия и острой боли, и сидит так, прикрыв глаза – настолько долго, что Блэк успевает остыть и спрашивает его, наконец:
- Что с тобой? Тебе плохо?
- Да мне-то что… Мерлин мой… как ужасно, - говорит он сквозь руки. Потом передёргивает плечами, с силой обтирает лицо ладонями – и, наконец, глядит на своего собеседника. Очень устало, почти измученно – и очень горько.
- Ты чего? – повторяет Сириус.
- Мы же друзья с ним, - тихо говорит Ойген. – И я его очень люблю. Ты ненавидишь его – но представь, как это ужасно… невольно убить ту, которую любишь…
Лицо Блэка искажает кривая ухмылка полная жестокой и горькой иронии.
- Никого он не любил, – произносит он глухо, скорее, чтобы заполнить паузу. В голосе не слышно уверенности, лишь скорбь.
- Я бы не сказал тебе, если бы ты сам этого не знал, - негромко и очень серьёзно говорит ему Ойген. – Ты просто не хочешь думать об этом, потому что это же неприятно – признавать за тем, кого презираешь, право на любовь и на боль, верно? – он поводит плечами, будто от холода, и наливает им обоим вина. – Ладно… я не хочу никуда лезть, извини. Мне просто очень за друга обидно… ты же должен понять.
- Я понимаю, - неохотно кивает Сириус. – Просто звучит для меня слишком дико, - признаётся он вдруг. – Снейп – и друзья… бред какой-то.
- Ну, у тебя тоже не самый простой в мире характер, - смеётся Ойген, - но у тебя-то они есть!
- У меня…
Он болезненно улыбается – и замолкает. Запускает пальцы в свою и так встрёпанную, какую-то запылённую шевелюру, тянет за них…
- У меня был Джеймс. И Ремус вот. Есть.
Он с силой и шумом втягивает воздух – и добавляет:
- А ещё был Питер. Мы ведь с ним тоже… друзьями были, как мне казалось… Мерлин! Я… был совершенно уверен, ты понимаешь?! – он с размаху бьёт ладонями по столу – один раз, второй, третий… - И идея идиотская эта – моя. Я. Я придумал сделать его хранителем! – срывается он на крик. – Я всех уговорил! Это должен был быть я! Или Дамблдор! Или даже сам Джеймс – но нет! Я же так круто придумал, что на Пита никто никогда не подумает! Он же такой незаметны! И маленький! И… всем таким простаком казался, даже нам иногда, зато прятаться умел как никто… Крыса! Ты понимаешь, что я тебе говорю?! Да Мордред забери этого предателя Снейпа, не он один виноват – это я их убил! – он снова лупит ладонями по столу.
- Предательство предсказать нельзя, - помолчав, говорит Мальсибер.
- Да можно!!! Можно было не строить из себя великого конспиратора! Ты понимаешь? Мне! Нужно! Было! Просто! Молчать!!! – он хватает стакан и швыряет его в стену – вино проливается багряной дугой – будто кровь… осколки летят по всей кухне… Ойген молчит – просто смотрит на него, печально и мягко, а Сириус снова кричит: - Гордыня и глупость мои их убили! Мне было, за что сидеть в Азкабане!!!
- Так ты отсидел, - говорит Ойген.
- Что? – Сириус словно бы спотыкается об эти слова и поднимает на него тяжёлый и мрачный взгляд.
- Ты и отсидел за это. Не помню, когда ты сбежал – но сидел ты достаточно долго.
- Двенадцать лет, - говорит Блэк.
- Ну вот видишь. Это много… разве Джеймс хотел бы тебе такого? Или Лили?
- Нет, - шепчет Сириус. – Нет, конечно.
- Ну и вот, - улыбается очень светло Ойген. – Просто подумай об этом. Ты уже за всё заплатил, если вообще нужно было платить… и завари, наконец, чай, пожалуйста, пока чайник совсем не выкипел – у меня руки замёрзли, - он тут же и демонстрирует это, сжимая его кисть с тыльной стороны своею ладонью – та и вправду холодная. Блэк усмехается вдруг, кивает, спрашивает вполне мирно:
- Что ты всё время мёрзнешь-то? Ты здоров вообще? – он поднимается и идёт заваривать чай.
- Во-первых, у тебя действительно холодно, - говорит Ойген, пряча руки себе подмышки. – Во-вторых, я здоров… теоретически – а практически меня эти вызовы постоянные совершенно вымотали, хотя новокаин и помогает. А в-третьих, я никак не могу согреться после Азкабана – я же вернулся совсем недавно.
- И правда, - кивает Блэк, ставя на стол чайник в только что заваренным чаем, и чашки. – Тут где-то шоколад был, по-моему – хочешь?
- Хочу, - Ойген кивает. – Я вообще люблю сладкое.
- Сейчас найду, - Сириус принимается рыскать в ящиках, и почти сразу натыкается на искомое – кладёт на стол шоколад, а потом и остатки пирога с патокой.
- Здорово, - Мальсибер тут же берёт кусок. – Я со школы его не ел… а это же было очень вкусно, - он неприлично облизывает пальцы. – Изумительно. Не знаю, кто его сделал, но передай ему моё восхищение.
- Это Молли. И я не думаю, что твоё восхищение её обрадует, - усмехается Блэк. – Вообще-то предполагается, что никто не знает, что ты всё ещё здесь.
- И правильно, - кивает Мальсибер. – Конечно, меня здесь давно нет. Меня вообще нет. Кто бы это ещё л… Риддлу внушил! – шутливо вздыхает он.
- А что за... ново-как-то-там? – вспоминает Блэк. – Который тебе помогает?
- Но-во-ка-ин, - почти по слогам произносит Мальсибер. – Ты удивишься, но, я так понял, это что-то маггловское. И они его, это зелье - он передёргивается, - не пьют, а колют.
- Хочешь сказать, ты умеешь? – Сириус смотрит на него с большим сомнением.
- Пришлось научиться, - печально говорит Ойген, глядя на Блэка смеющимися глазами. – И по-моему, у меня очень неплохо уже выходит… видишь? – он задирает рукав и показывает – на левом предплечье вокруг метки и вправду неровно расположенные следы крохотных ранок – будто от уколов иглой или булавкой. – Показать тебе, как это делается?
- Покажи, - заинтригованно говорит Блэк. – Никогда не видел, как подобное практикуют на живом человеке.
- Ну вот будет очередной вызов – я тебя позову… приходи – покажу. Ощущение довольно странное… я никак не привыкну.
- Это больно?
- Больно, конечно… но зато какой эффект! – он снова смеётся. – Рука немеет и вообще ничего не чувствует… правда, не мгновенно, но очень быстро. Жаль, заранее это сделать нельзя. Правда, синяки всё равно остаются, и потом неприятно… но всё равно так уже вполне можно жить. Жаль, с головой так не получается, - шутит он.
- Ты говоришь, синяки остаются… я их больше не видел.
- Так Северус каждый раз убирает… они же тоже болят. И отёк снимает… у меня-то палочки нет – хотя я всё равно лечить не умею. Хотя, наверное, уже научился бы.
- Я не отдам тебе палочку, - тут же говорит Сириус. – И не мечтай.
- Да я понимаю, - кивает тот. – Я просто очень соскучился… но я понимаю. И слушай… я понимаю – я пленник и всё такое… но, может, ты хотя бы почитать мне что-нибудь дашь? И хотя бы какой-то источник света, а то я себя чувствую то ли вампиром, то ли каким-то привидением-неудачником: в темноте, холоде и духоте. Хотя это всё равно в сто раз лучше, чем в подвале, так что я, в общем, не жалуюсь, - быстро добавляет он.
Блэк откровенно смущается. Описание очень уж напоминает ему Азкабан – хотя даже там они видели дневной свет, пусть и рассеянный, а не прямой, но всё же. А так вышло как-то совсем паршиво – и ведь сам он вовсе не имел в виду ничего такого, попросту не подумал…
- Да не буду я больше тебя запирать, - говорит он вдруг. – Сбежишь – тебе же хуже… дверь, камины и окна я от тебя закрою, а аппарация здесь только для избранных. А по дому ходи.
- Спасибо, - очень солнечно улыбается Ойген – настолько, что это действует даже на Блэка, губы которого тоже трогает слабая, но отчётливая улыбка.
- Как ты обрадовался-то, - усмехается он. – Ты, главное, на чердак не пытайся забраться и комнат запертых не открывай … ну и вообще осторожнее.
- А что у тебя на чердаке? – немедленно спрашивает Мальсибер.
- А ты загляни – и увидишь. Если успеешь. А потом тебе просто откусят голову, - смеётся неожиданно Блэк. – Сказал – не лезь, значит, не лезь.
- Не буду, - мирно говорит Ойген. Берёт фарфоровый чайник, разливает по чашкам чай, придвигает одну к Сириусу, берёт вторую себе, натягивает на руки рукава свитера, обхватывает ладонями горячую чашку и, вытянув губы, делает осторожный глоток. – Мерлин, как же я об этом мечтал!
- Долго мечтал? – насмешливо спрашивает совсем протрезвевший, кажется, Блэк.
- Да вот пока в холодной темноте там сидел – всё и мечтал. Ты же не присылал мне чай – только воду.
- Да я как-то… ну, извини. Не вдавался в детали – Критчер сам еду собирал. Он тебя хоть нормально кормил?
- Да, вполне… я просто по чаю соскучился, - он отпивает ещё – и только потом кладёт туда сахар. Размешивает бесшумно, снова берёт в руки и пьёт – с наслаждением. Сириуса это снова смущает, напоминая о собственной то ли глупости, то ли даже жестокости – он молчит поначалу, но потом не выдерживает:
- Да понял я, понял, что обидел тебя и вообще достоин позора и порицания. Ты ждёшь извинений?
Ойген от удивления широко открывает глаза, отставляет чашку, откладывает ещё один кусок пирога и спрашивает:
- Ты это про что сейчас и почему вдруг?
- Ты пьешь этот чай с таким видом, что мне впору пеплом голову посыпать за то, что безвинно обидел несчастного пленника, - фыркает Блэк.
- Мне просто вкусно! Бастет, ну нельзя же примерять любое моё действие на себя! – восклицает Мальсибер. – Я тебе, на самом-то деле, благодарен просто безмерно! Блэк, правда, - горячо говорит он, - ты меня спрятал от этой рептилии – ты не представляешь, какое же это счастье! Ты думаешь, мне нравилось там? Я похож, по-твоему, на маньяка-убийцу? Ну, если серьёзно, а не чтобы гадость сказать? Ты же знаешь меня, Блэк – мы столько крови друг другу в школе попортили… ну, скажи?
- Да не похож, - вздыхает, будто сдаваясь, Сириус. – Я уже ни в чем не уверен… Да и с меня на сегодня хватит, - он устало прикрывает глаза. – Идём, я ставни у тебя открою – проветришь… и камин растопим. А потом пойду спать. Устал я.
- Пойдём, - соглашается Ойген. Блэк, однако сидит, вертит вокруг оси чайную чашку…
- Знаешь… ты одну вещь сказал – мне многие говорили, но в твоих устах она прозвучала так странно, - говорит он, глядя на эту чашку так, словно бы говорит с ней.
- Что я сказал? – мягко спрашивает его Мальсибер.
- Про Азкабан. Да не важно, - он встряхивается и встаёт. – Идём.
