26 февраля 2006 годаМалфой был хорош в самоистязании.
Он ругал и всячески укорял себя. Отчитывал строго, отклонял любые оправдания и, конечно же, не стеснялся в выражениях.
Мерзкий лицемер, бестолковый размазня и сопливый романтик. Что за профессионал будет вести откровенные разговоры с клиентками? Какой уважающий себя мужчина так легко признается в слабости? Кто, в конце концов, будет успокаивать ту, которую вроде как презирает?
Драко не знал. И главное, брань и посыпание головы пеплом не помогали разобраться. Он никак не мог понять, что влияло на него и что заставляло совершать какие-то странные, совсем не малфоевские поступки. В какой-то момент он решил, что это побочное действие проклятия, наложенного на Грейнджер, а возможно, какого-то другого — предназначенного уже самому Драко.
Иначе нельзя было объяснить, почему он переставал держать себя в руках, когда находился рядом с ней. Он не продумывал каждый шаг, а действовал как-то интуитивно. Зачем-то спорил, позволял себе говорить на повышенных тонах, испытывал какие-то — Мерлин мой! — чувства и эмоции, но хуже всего было то, что он улыбался.
И только вдалеке от Грейнджер, в тишине своей мастерской, где успокаивающе пахло лирным корнем и полынью, Драко мог собраться и сформулировать одну верную мысль: когда Гермиона Грейнджер была рядом с ним, всё переворачивалось с ног на голову.
Признание и принятие, однако, ничуть не помогали разрешить проблему.
Кроме того, начинало смущать то, как много внимания Драко уделял Грейнджер, когда её не было рядом. Конечно, так и должно было быть — настоящий профессионал просто обязан беспрестанно думать о деле, тем более таком запутанном. Но происходящее у него в голове не было просто размышлениями о проблеме — всё чаще он ловил себя на том, что думает о Гермионе как о человеке. Личности.
Пытается оценить, припоминает плохие и хорошие черты, иногда опускается до эмоциональных размышлений — жалеет Грейнджер, сочувствует ей.
Но хуже всего было то, что одёргивать себя становилось всё сложнее, и теперь даже наедине с собой Драко не мог думать о Грейнджер плохо.
* * *
В одиннадцати переводах, сделанных Гермионой за прошлую неделю, слово «магия» встретилось около трёхсот раз. После юбилейной сотни Гермиона устала не только подбирать синонимы, но и морщиться, кривиться, вздрагивать — в общем, всячески выражать свои невольные чувства. Она механически переписывала текст, при надобности заглядывала в словарь, отмечала места, которые её заинтересовали, но всё чаще замечала, что не может сконцентрироваться.
Работа не ладилась.
К шести часам Гермиона смирилась, отложила в сторону ручку и более-менее ровно сложила исписанные листы. Гермиона собиралась заварить себе чашку крепкого чая, вытащить из шкафа пачку печенья и устроиться в гостиной, предварительно совершив набег на книжный шкаф, но как только она задвинула стул, в коридоре раздался глухой хлопок.
— Грейнджер, я могу… — начал было Малфой, желая убедиться, что не потревожил её.
— Проходи, — прервала Гермиона, заинтригованная его неожиданным появлением. — Мы вроде не договаривались о встрече? — спросила она, когда Малфой оказался в гостиной.
— Я был в Академии, — заявил он, мгновенно переходя к делу и не особо заботясь об извинениях за то, что нарушил её спокойствие. — Твои результаты задерживают.
Взгляд Гермионы, который на мгновение прояснился, вновь потух, и она слегка ссутулилась, отступив назад, чтобы опереться на стол. Ведь никто не обещал, что Малфой будет приносить только хорошие новости?
— Эй, не грузись, Грейнджер, — неожиданно он сбавил обороты и обратился к ней гораздо спокойнее и мягче: — Это ничего не значит. Просто исследования занимают больше времени, чем мы могли предположить. Тем более есть и хорошая новость. — Он слегка наклонил голову. — Я говорил с портретом Подрика Бэтворфи, он посоветовал мне кое-что, а я склонен ему доверять.
— Стой, он же кавалер Ордена Мерлина? — перебила Гермиона.
— За достижения в области магических наук, — самодовольно подтвердил Малфой. — Можно и прислушаться, да?
— Что он сказал?
— Проверить твоё магическое поле собственноручно.
— И кто сделает это? — уточнила Гермиона и смутилась, наткнувшись на несколько суровый взгляд Малфоя. — То есть ты сам разве можешь?
— Последний раз я практиковался, когда сдавал экзамен. — Гермиона была готова поклясться, что на скулах Малфоя появилось несколько красных пятен, однако он быстро справился с собой. — Но попытка стоит того, потому что такая проверка действительно может помочь что-нибудь выяснить.
— Ладно. И что для этого нужно?
Голос Гермионы дрожал, и Малфой почему-то глубоко вздохнул, когда сделал шаг к ней.
— Собери волосы, — указал он и, терпеливо дождавшись, пока Гермиона завяжет на голове не совсем ровный пучок, в мгновение оказался ещё ближе и опустил руки ей на плечи.
Гермиона дёрнулась.
— М… Малфой, — высоким голосом произнесла она, — что ты делаешь?
— Я сказал «собственноручно», да? — несколько нервно откликнулся тот, и Гермиона подумала, что это была самая неудачная попытка пошутить, которую она наблюдала за всю жизнь. — Я имел в виду в прямом смысле. Вручную.
Он скользнул ладонью по её руке вниз, до локтя; Гермиону пробила дрожь. Она ощутила древко палочки в его рукаве и почувствовала желание закрыть глаза, которое накатывало волнами и боролось с остатками гордости и воли.
— Существует древняя магическая теория об особых местах на теле, — вкрадчиво сообщил Малфой. Его голос гулко прозвучал у Гермионы в голове. — В которых скопление магии сильнее, чем в других. Ты правша, Грейнджер?
— Д-да.
— Значит, можно смело сказать, что твоя правая рука магически более одарена, чем левая.
— Что?
— Я потом объясню, ладно? — неожиданно мягко сказал Малфой и снова провёл пальцами по её рукам, спустя мгновение вернувшись к плечам и шее.
Гермиона постаралась заглянуть ему в лицо и осознала, что до этого её взгляд словно был затуманен, но пелена спала, и она смогла увидеть, как Малфой сосредоточенно смотрел перед собой и будто бы прислушивался. Гермиона снова вздрогнула, когда его ладонь легла сзади на её затылок, а вторая скользнула по подбородку и линии челюсти, ощупывая, сжимая, поглаживая кожу.
Гермиона рвано вздохнула, не понимая, издевается ли Драко или действительно проводит своё дурацкое исследование. Мерлин, с него станется! Она представила, как он делает шаг назад, отводит руки, будто ничего и не было, и смотрит на неё насмешливо и немного презрительно. Так… мерзко. Она почувствовала, как обида тугим комом подступила к горлу, и едва сдержала всхлип, когда пальцы Малфоя крепко сжали её ладонь.
Затем он коснулся ключицы, снова с нажимом провёл по руке, и, кажется, заправил прядь волос ей за ухо. Гермиона не была уверена, потому что в это же мгновение почувствовала жар, который зарождался под руками Малфоя и постепенно распространялся по её телу, медленно, но верно захватывая каждый кусочек кожи.
Стало невыносимо, крик уже готов был разорвать тишину, но голос куда-то пропал…
Тогда Малфой отступил. И всё закончилось.
Гермиона с силой втянула воздух и заставила себя поднять глаза. Взгляд был. Но не такой, как она представляла.
Малфой смотрел на неё несколько отрешённо и тяжело, жадно дышал. Презрения не было — только что-то, отдалённо напоминающее изумление. Но он быстро закрылся, тряхнув головой, и Гермиона глянула на его руки. Ладони слегка покраснели, пальцы подрагивали, и палочка выскользнула из рукава — а может, он специально достал её.
Время шло, они оба постепенно восстанавливали дыхание, дрожь отпускала, и Гермиона уже намеревалась спросить, что это была за чертовщина и что Малфой с ней сделал. Но он опередил её.
— Твоё поле все ещё достаточно сильное, — отчуждённо поведал он и наконец шевельнулся — выпрямился и спрятал палочку.
Гермиона опустилась на диван, всё ещё ощущая головокружение. Краем глаза она увидела, как приоткрылась форточка — Малфой незаметно наложил пустяковое заклинание, и в комнату проникла прохлада зимнего вечера. Гермиона была благодарна ему — и за возможность остыть, и за то, что до сих пор не выставлял своё волшебство напоказ.
Лёгкий ветер принёс облегчение. Уже через несколько секунд Гермиона почувствовала себя намного лучше и осмелилась спросить:
— Что это было?
— Я говорил, что, если приложить некоторое усилие, можно увидеть и почувствовать магическое поле.
— Ты учился этому? — Он молча кивнул, и Гермиона прикусила губу, раздумывая, как такое могло пройти мимо неё. Конечно, после войны она несколько ограничила круг своих интересов, но, Мерлин, она вообще не встречала упоминаний о подобных опытах с магией и не была уверена, что в её окружении набралось хотя бы несколько человек, кто умел то же, что и Малфой. Эта мысль почему-то задела её, и Гермиона почувствовала знакомый зуд, вызывающий желание задать вопрос и получить новую информацию. Она посмотрела на Малфоя и, не вытерпев, поспешно спросила: — Как ты это делаешь?
Она сама не знала, что конкретно имела в виду, потому что никак не могла определить произошедшее, но Малфой понял. Мгновение поразмыслив, он ответил:
— Я могу показать тебе, — и тут же осёкся. — Конечно, не факт, что получится, но…
— Я хочу попробовать, — прежде чем успела всё обдумать, воскликнула Гермиона и посмотрела на Малфоя.
Он снова слегка склонил голову к плечу, и этот жест отозвался внутри необъяснимой дрожью. Гермиона сглотнула и вскинула подбородок, стараясь казаться уверенной, но руки сами вцепились в колени, и, Мерлин, конечно, Малфой заметил это. Но, видимо, предпочёл никак не комментировать и только бесшумно подошёл к ней и опустился рядом, слегка задев Гермиону локтем. Она искоса посмотрела на него, не до конца понимая, что он намеревается сделать.
Из рукава вновь показался кончик палочки, и Малфой что-то пробормотал.
Драко знал, что Грейнджер расстроится, если у неё не получится, но он приблизительно представлял себе, как может помочь ей, и почему-то показалось очень важным сделать это. Он всё ещё чувствовал в себе отголоски её магии — вполне живой, хоть и очень слабой. И это было удивительное ощущение. Драко понял, что уже тысячу лет не испытывал подобного, да и когда испытывал — на втором и третьем курсе — совсем не получал такого же удовольствия. Тогда отвлекали внимательные взгляды преподавателей и насмешливые — однокурсников, их комментарии, какие-то советы или шуточки. Потеющие ладони и постоянный страх забыть очерёдность действий тоже не улучшали положение.
Теперь всё было по-другому.
И ему определённо хотелось продолжить.
— Дай руку.
Грейнджер поспешно протянула ему ближайшую ладонь, но Драко отстранил её.
— Правую, Грейнджер.
Она вспыхнула, слегка развернулась, оказавшись к нему лицом, и подала руку.
Он крепко обхватил её запястье и слегка потянул на себя; Гермионе пришлось придвинуться. Она никак не могла сфокусировать взгляд на чем-то конкретном, но, как только посмотрела Малфою в лицо, увидела, что он-то мгновенно сумел собраться. В тот же момент он коснулся кончиком палочки ямки в сгибе локтя. Кожу кольнуло, и Гермиона вздрогнула, но древко вновь исчезло в рукаве, а Малфой снова дотронулся до неё — теперь пальцами.
Гермиона зачарованно следила, как он ведёт ладонью по её руке. Неспешно, но достаточно уверенно, даже напряжённо, и кожа под его пальцами снова начала зудеть и пылать жаром, который будто шёл изнутри.
Словно Малфой гнал волшебство по венам.
Чистую магию.
Эта мысль поразила Гермиону, и она вновь искоса глянула на Малфоя, который продолжал сосредоточенно следить за собственными движениями. Гермиона воспользовалась этим, чтобы впервые рассмотреть его настолько близко. Забывшись, она не отводила глаз от его лица и пропустила момент, когда пальцы Малфоя очертили невидимый контур в центре её ладони и, скользнув выше, крепко сжали небольшой гермионин кулачок.
Встрепенувшись, она перевела взгляд на их сцепленные руки и смотрела, пока не почувствовала лёгкое жжение ровно там, где так быстро и почти незаметно пробежали пальцы.
Гермиона попыталась прислушаться к себе и понять, на что это похоже, но с каждой секундой ощущения менялись, становились более интенсивными, будто всё, что не так давно она испытывала, теперь сосредоточилось в одной точке, на маленьком участке кожи.
На мгновение Гермиона словно оторвалась от своего тела, посмотрела со стороны, и отстраненно подумала, что на руке останется ожог.
Тогда-то она и почувствовала едва заметный толчок.
И тут Малфой расцепил пальцы и раскрыл их ладони.
Крошечный сине-фиолетовый огонёк слегка приподнялся, зависнув в воздухе, и отчаянно запульсировал, как будто радуясь неожиданной свободе.
Гермиона ахнула.
Сгусток чистой магии. Прямо как в магловских сказках. Заклинание без формулы, без палочки и даже без единой мысли. Нечто, что, кажется, было частью её самой — или Малфоя, или их обоих — и при этом казалось настолько удивительным, изумляющим, таким… красивым!
Таким живым!
Она боялась отвести взгляд, закрыть глаза или моргнуть и смотрела до тех пор, пока глаза не начали слезиться, и даже дольше.
Наконец Малфой, напряжённо удерживающий Гермиону всё это время, двинул пальцами, поймал своеобразного светлячка её рукой и некрепко сжал.
Ладонь всё-таки обожгло — мгновенная, острая, но приятная боль пронзила и тотчас утихла.
Огонёк исчез.
Исчезла магия.
Малфой выпустил её ладонь и резко отодвинулся.
Драко не был уверен, кто из них сделал это. Конечно, он руководил, тщательно контролировал процесс и с лёгкостью мог присудить все заслуги себе, но смысла врать не было — Грейнджер, если бы задумалась, наверняка поняла, что их магия — остатки гермиониной и его — словно стала единым целым, невероятным образом совпала, слилась и сотворила чудо. Настоящее чудо, не такое, как в учебниках по Трансфигурации или Заклинаниям. Драко не знал, с чем это могло быть связано. Он вообще понятия не имел, что маленькая шалость, которую постоянно практиковали второкурсники Академии, могла обернуться подобным.
И даже когда он, спустя десять минут, попрощался и аппарировал в мастерскую в надежде успокоиться и подумать, голубое свечение всё ещё стояло перед глазами и руку жгло от тепла, света и магии, которую волнами испускал крошечный шарик, а щёку — от мягкого, но невероятно горячего дыхания Грейнджер.
