Глава 8. Присутствие духа, проклятия и припадкиЗначительные интересные события происходили в мире Хогвартса, но позвольте мне по-быстрому уронить с души самый неловкий камень моей жизни.
Я пребывал в довольно хреновом настроении (и под «довольно» я имею в виду ОЧЕНЬ), причину которого открою чуть позже, а пока вернёмся к тому, что я колобродил по замку (что включало в себя скоростную озверелую походку с периодическим «рассечь-воздух-и-скакнуть» комбо плюс внушительными бровями), когда я звучно впечатался в доспехи. Они сфорцандо подняли меня над головой, раскрутили вертолётиком и зашвырнули в ближайший кабинет. И это, представьте себе, ещё не постыдная часть истории. Настоящий конфуз случился, когда я поднялся, отряхнулся и осмотрелся. И заметил в классе Макгонагалл. В розовом трико. Выполняющую стойку на голове.
— Ох! Прошу прощения… — пробормотал я, но старушка даже не подумала выйти из сиршасаны, сохраняя на лице выражение полной безмятежности.
Меня хватил удар. Клянусь. Я не знал, что делать, и это самое обидное, ведь я всегда знаю, что делать. Всегда. До этого момента. Я мог как минимум расхохотаться. Боже правый, старая кошёлка взялась за гимнастику, а я не в состоянии даже хихикнуть! Просто пялился на этот розовый мешок с костями, но она меня уже не видела — ушла в свой гимнастический транс.
— А… — заикнулся я (вообще-то при нормальных обстоятельствах на этой букве заикнуться невозможно).
Ещё больше молчания.
— Я… хм-м-м… А… гумус, — медленно произнёс я, стараясь, чтобы старушка поняла хоть что-то из моего мыслепотока. — Эм! Вот прямо там, ну… да. Там.
Она наконец соблаговолила приоткрыть свои тараньки, и посмотрела прямо на меня, но совсем не на моё лицо. На мои ступни. Да, опять эта обсессия с пяточками. И всё равно я не мог ничего поделать. Кажется, я выдавил из себя что-то вроде «Ка!» — довольно громко, надо признать, — и споткнулся о свою собственную ногу (мог бы сказать я, если бы в действительности не споткнулся о пустое место). Я даже не шёл. Как можно споткнуться, если ты не двигаешься? Чистый талант, полагаю.
В общем, я начал мысленно повторять: «Спокойно, Северус, спокойно. Спокойно, спокойно, спокойно».
И это почти сработало. Я повернулся к старушке, гордо вскинул нос и произнёс: «Спо-койст-вие». И покинул помещение.
Но ещё до того, как дверь успела многозначительно захлопнуться, Макгонагалл завопила:
— Северус!
Я просунул голову в дверь. Хотя следовало драпать. Почему я просто не сбежал?
— У тебя туалетная бумага на подошве.
После этого я всё же прорысил по коридорам со скоростью ультразвука, но лишь до ближайшего поворота, после которого остановился, дабы проинспектировать обувь. Естественно, там была не просто дурацкая бумажка, а целый, мать его, рулон, который мотался за мной целый день. Как я это понял? Просто бумага была размотана по всем коридорам, спускалась с лестниц и огибала углы. Я поспешно стряхнул чужеродный элемент с ботинка (что заняло добрых десять минут) и чёрным ураганом спустился к себе в подземелья.
Кстати. В тот же день состоялся первый матч по квиддичу, и, конечно же, было решено сшибить лбами Гриффиндор и Слизерин. Видите ли, при нормальных обстоятельствах я глубоко презираю спорт и тех, кто им занимается, но игры Слизерина никогда не пропускаю. Надо ведь поддерживать имидж, который выходит далеко за рамки квиддича, но в то же время включает его, так что мы должны были выиграть матч, иначе Дамблдору пришлось бы наблюдать меня в диком припадке до скончания веков. К чему я это? Ах, да. Я всегда посещаю игры, несмотря на отсутствие любви к ним.
Я знал, что матч окажется особенно мерзким, ведь в нём участвовал Поттер — в качестве ловца. Я понятия не имел, насколько ужасным окажется опыт пребывания на трибуне, поэтому на всякий случай пришлось приготовить кое-что занимательное. Я зачаровал коробочку так, чтобы она обстреливала Поттера арахисом, и установил её со своей стороны трибуны накануне матча (Филч впустил меня на поле, когда я пригрозил прекратить поставки зелья для очистки лица).
Развлечение прекрасно работало весь первый тайм (хотя не уверен, что толстокожий Поттер вообще что-то заметил). В следующий раз попробую кидаться в него жирафами — может, хоть это его взбодрит!
Я наблюдал за игрой через бинокль (разумеется, чтобы видеть, достигает ли арахис цели — вы же не подумали, что я всерьёз стану следить за игрой) и заметил, что все катапультированные орешки болтались, словно у них случился внезапный апоплексический удар. Они мотались, пошатывались и выписывали петли. Равно как и всё остальное в той воздушной зоне, включая Поттера.
Я огляделся, но, кажется, больше никто не обращал на припадок мальчишки никакого внимания. Я сразу узнал Проклятие Мобили — это было очевидно из хаотичного движения арахиса в воздухе. Поэтому я, стыдно признаться, начал плести контрзаклинание. Не представляю, что подтолкнуло меня к такому геройскому поступку, но предпочитаю думать, что он был вызван исключительно желанием спасти ни в чём неповинные орешки.
Я заметил Квиррелла, который сидел чуть выше, также пытаясь отменить действие проклятия и с треском проваливая это дело. С каждым его словом Поттер как будто только сильнее начинал крутиться в воздухе. Ох, уж эта неумелая зачалмованная кучка. Никогда не понимал, как ему досталась должность преподавателя ЗОТИ, но в тот момент отчётливо увидел, как это ничтожество её лишится. Одним прекрасным утром он будет слишком напуган и дрожащ, чтобы подняться с постели, и тогда Дамблдору придётся уволить его и назначить МЕНЯ преподавателем Защиты, и сделать МЕНЯ заместителем директора, и провозгласить МЕНЯ Королём мира!..
Я невзначай намекнул об этому Дамблдору ещё до того, как опозорился перед Макгонагалл. Между прочим, старикашка и был причиной моих сердитых прохаживаний по замку.
— Дамблдор! — возопил я, врываясь в его кабинет. Ну, по правде говоря, я прятался у него в шкафу верхом на Омуте памяти, искренне надеясь, что это не превратит все его воспоминания в одно большое изображение моей задницы, и выскочил оттуда в тот самый момент, когда старикашка должен был расслабляться в кресле, попивая чаёк (который, как всем известно, на самом деле и не чаёк вовсе, а самый натуральный спирт, прикрывающийся чайной чашкой). Дамблдор поперхнулся спиртягой и расплескал благородный напиток по столу, что привело его в крайне негативное расположение духа. Оказывается, он весьма одарён в спонтанном придумывании занятных ругательств. К сожалению, у него также весьма неплохие рефлексы, поэтому плескался и ругался старикашка, прочно удерживая меня петрификусом.
— Что тебе НАДО, Северус? — выплюнул он (вполне буквально).
— Мхммммм. Ммммхмммммхммммм мухуммммм. Фрррмммухуммм… — Он наконец догадался снять заклинание, так что я продолжил: — Я спас Поттера, а Квиррелл абсолютно бездарен, и вообще, почему его ещё не уволили?
— А-а-ахх, Се-е-еверу-ус… — начал он в своей идиотской манере растягивать слова. — Почему-у-у-у же ты-ы спа-ас Га-а-арри?
— Я спасал арахис! — взвизгнул я. — И даже не пытайтесь приписать моим намерениям лишнего благородства!
— А-а-а-хх, разуме-е-ется…
— Может, хватит уже?
— Прости.
— Так-то лучше. Я пришёл сюда не за тем, чтобы выслушивать какой-то бред. Я пришёл, чтобы доказать свою правоту.
Хотите верьте, хотите нет, но он даже меня выслушал. Возможно, он ещё никогда не улавливал в моих размышлениях столько логики и здравого смысла.
— Сегодня во время матча мы с Квирреллом пытались спасти Поттера, но после моего заклинания его метла замедлялась, а после жалких попыток этого ничтожества она опсихевала. Внимание, вопрос: если занюханный профессоришка не может защитить даже одного студента, с какой стати он получает должность, которую мне, более чем квалифицированному человеку, даже не предложили?
— А-а-а-а-аххх…
— Прекратите! — взвизгнул я.
— Ох, да, прошу прощения, — смутился старикашка и прокашлялся. — Ах, Северус, возможно, только один из вас пытался спасти мальчика…
— Что за грязные намёки? Я
пытался спасти его, профессор! Да, он мне не нравится, но иногда приходится забывать про грешки, чтоб летали орешки… Эй! Рифма получилась!
Кажется, я хихикнул, но сейчас предпочитаю не думать об этом. Видите ли, я могу противостоять многим вещам, но алкоголь в этот список не входит, а перед походом к директору я заглянул-таки в «суперсекретный» тайник Трелони.
Как бы там ни было, Дамблдор продолжил:
— Да, ты действительно спас Гарри, но мог ли это сделать Квиррелл?
— Нет! Я об этом и толкую вам уже полчаса! Он совершенно бесполезен!
— Бесполезен для кого?
— Что?
— Быть может, он полезен для кого-то другого.
— Каким образом?
— Оставаясь некомпетентным.
— Где?
— Здесь!
— Когда?
— Во время матча!
— ЗАЧЕМ?
— Я не знаю!
— КТО?
— КВИРРЕЛЛ!
И тишина. Мне надо было переварить услышанное.
— Директор? — сказал я минуту спустя.
— Да?
— Я всё равно не понимаю.
— А-а-а-аххх, что ж. Вероятно, мне придётся дать тебе время поразмышлять об этом самостоятельно, — сказал он. Ненавижу, когда он это делает. Человек-загадка, блин, и кому это помогает? Ни-ко-му. И эта лабуда «дойди-до-всего-самостоятельно» сильно переоценена. Почему бы не выложить все карты на стол до того, как случится что-то ужасное? Тогда я смогу подготовиться и избежать мокрых подштанников.
— Но почему вы не можете… — начал было я, но открывшийся в полу люк меня прервал, отправив моё бренное тело на одиннадцать этажей вниз, прямиком в подземелья. С тех пор, как Дамблдор обнаружил, что его кабинет находится ровнёхонько над моим, он ещё ни разу не отказывал себе в удовольствии послушать мои вопли. Наверное, это заставляло его почувствовать наличие хоть какой-то цели в жизни (которой там и не пахло).
В общем, именно после этого инцидента я переоделся и пошёл подметать штанами коридоры школы. А переодеться пришлось потому, что какой-то недоделыш поджёг меня прямо во время матча! И даже при этом я всё равно умудрился спасти Поттера. Я уже заканчивал выплетать магическую формулу, когда вдруг почувствовал запах дыма, так что быстренько довёл заклинание до конца и начал затаптывать место возгорания — правда, недостаточно быстро, чтобы спасти мантию.
Ох, это был действительно богатый на впечатления день.
Я отказываюсь обсуждать окончание игры, в противном случае приходится обязательно винить себя за её окончание. Если бы кто-нибудь каким-то образом разнюхал, что я помог долдону, который выиграл матч, пришлось бы выслушивать упрёки всю жизнь! Да студенты линчевали бы меня за такое! Я был бы изгоем до конца своих дней! Я бы никогда не смог вновь переступить порог школы…
Знаете что? Я вдруг поймал себя на мысли, что это вовсе не так ужасно.
