С добрым утром, Эванс!Ей снились странные сны: цветные, сочные и такие реальные, что дух захватывало. Хоровод незнакомых и завораживающих запахов, красок, музыка, разрывающая барабанные перепонки и заставляющая кровь мелкими щекотными пузырьками бурлить в жилах, и чувство какой-то невесомости, и перебивающее все остальные эмоции ощущение чистого, неразбавленного счастья, от которого напрочь сносит голову.
Лили пошевелилась и вздохнула. В голове застучали сотни маленьких молоточков, и отчего-то зашумело то сильнее, то тише; краешком сознания она попыталась поймать ускользающий сон, в котором цветные пятна танцевали перед глазами.
Но не получилось.
Привычное ощущение теплых солнечных зайчиков на закрытых веках. Лили не торопилась открывать глаза, как и каждый день, каждый чертов день этих каникул. Даже сейчас, сквозь полудрему, она уже понимала, что ее ожидает очередной день наедине с книгами – ради чего просыпаться? Завтра будет тоже самое, что и вчера.
Торопиться некуда. Не навстречу собственному одиночеству уж точно.
Она перевернулась на спину, поуютнее подоткнув подушку и раскинув руки, ногой отбросила одеяло. Воздух приятно холодил разгоряченную кожу.
Все было как раньше, как всегда, обычное утро, но не получалось отделаться от какого-то смутного беспокойства; как будто она забыла что-то важное, и не могла понять, что. О чем она должна помнить с утра пораньше?
Интересно, сколько сейчас времени? Мама уже ушла в госпиталь? Если так, то к лучшему: сегодня Лили планировала до вечера не попадаться ей на глаза. Черт, похоже, вчера она выбрала неудачный момент для таких сюрпризов. То, что было потом, после того, как миссис Эванс услышала о курсах и планах младшей дочери, вспоминать не хотелось. То, что было потом.
Что было потом…
О господи…
Лили похолодела и окончательно проснулась, теперь уже просто боясь открывать глаза.
Осторожно вытянула руку, пошарила, пытаясь нащупать край стола, на котором всегда стояли часы. Попыталась нащупать, но… не смогла.
Все вдруг показалось слишком странным.
Странные на ощупь простыни.
Слишком тяжелое и слишком теплое одеяло.
Подушка точно не ее!
И, наконец – смех, доносящийся снизу, никак не мог принадлежать Петунье.
Выводы Лили сделала сразу же, но произнести их даже мысленно ей не хватало духу. Черт! Она не в своей постели… не в своей спальне! Очевидно, что она даже не в своем доме.
Лили медленно открыла глаза. Потолок над ней весело и немного безумно перемигивался потертыми волшебными звездами из «Зонко», а чуть ниже на шкафу, исподлобья глядя на Лили огромными желтыми глазами, сидела сова Поттера.
- Привет, подруга, - хриплым ото сна голосом пробормотала Лили.
Цветные сны вовсе не были снами.
Лили одевалась со скоростью пули.
Да, кроме отрывочных мыслей и воспоминаний вперемешку, в уголке сознания билась мысль о том, что, похоже, вчера под утро она просто намертво уснула, и что самое страшное – она не помнила ни дороги сюда, ни того, кто ее раздевал. Второе, конечно, было страшнее. Или у нее хватило сил раздеться самой? Уточнить потом у Джеймса? Или лучше все-таки не стоит?..
Вторая дверь из его спальни вела в ванную, где Лили по-чемпионски привела себя в порядок минут за пять, и только после этого остановилась, шумно выдохнула и уставилась на себя в зеркало. Волосы, которые никак не желали лежать так, как надо, рассыпались по плечам в картинном беспорядке, бледное лицо, трогательные синяки под глазами, картина маслом. Черт, вот это приключение. Проснуться после шумной вечеринки в спальне Поттера… Лили была готова спорить на что угодно, что эта новость уж как-нибудь, да просочится в Хогвартс, и что тогда с ней сделают девочки, вздыхающие по капитану квиддичной сборной Гриффиндора? Да хотя бы та же Инесса?
От этой мысли Лили почему-то стало очень весело, и она, довольная собой как никогда, решила поискать Джеймса.
Ступеньки под ногами не скрипели, как у нее дома, когда Лили тихонько спускалась вниз. Светлая ковровая дорожка скрадывала звук шагов, но даже, если бы Лили топала, как слон, нет, как сотня слонов - на нее не обратили бы внимания: в кухне творилось черт знает что. Сириус и Джеймс отчаянно переругивались, смеялись, кричали что-то прямо друг другу в уши, кажется, даже толкались, потому что периодически что-то ронялось, разбивалось и снова репарировалось, а еще мелькали вспышки заклятий, подкрепленные воинственными возгласами, и Лили, которая стояла в тени на лестнице, прислушиваясь, и которую душил смех, со странным приливом нежности понимала, что эти двое готовят завтрак. Пахло очень вкусно.
- Тише ты, - голос Сириуса, - разбудишь ее.
- У нас толстые стены, - буркнул Джеймс, что-то звонко помешивая.
- Хотя она наверняка уже не спит, - продолжал Сириус как не в чем ни бывало. – Под твоими чудо-звездами с непривычки заснуть невозможно… Одна из них каждую ночь таращится мне прямо в глаза, клянусь!..
- Ты же сам их мне подарил!
- …Хотя Эванс, думаю, сейчас все параллельно.
- Почему это? – не выдержав, спросила Лили с лестницы, и Поттер и Блек повернулись к ней, сверкая, как новенькие галеоны.
- А мы тут… завтрак готовим, - Джеймс с широкой улыбкой развел руками, в одной из которых была лопатка, а в другой – полотенце. Капли чего-то оранжевого звонко шлепали с лопатки на чистый пол.
Кухня была похожа на поле битвы, и в ней было столько настоящего домашнего уюта, сколько Лили не видела уже очень давно: очистки, скорлупа, шипящее масло во второй сковородке на плите и закипающий чайник, рассыпанная по столу мука, моющаяся посуда в раковине, тихо бубнящее волшебное радио в углу на холодильнике, открытая форточка, колыхающиеся от сквозняка занавески, утреннее весеннее солнце яркими пятнами повсюду, и умопомрачительные аппетитные ароматы, и непонятное импровизированное блюдо в сковороде в руках Джеймса, кажется, «специально для Лили»…
И какая-то нереальность происходящего, и вспорхнувшая бабочкой мысль: как я здесь оказалась, Мерлин, как?
- Кошмар, - озадаченно сказала Лили, опускаясь на ближайшую табуретку.
- С добрым утром, Эванс! – радостно провозгласил Сириус, беспардонно падая напротив.
- Я был уверен, что тебе понравится, - с плохо скрываемым ликованием добавил Джеймс.
- Если ты не любишь омлет, так и скажи. Захочешь стейк – убьем корову, - закончил Блек.
Во время завтрака парни не замолкали ни на минуту. Хотя, нужно признать, болтал в основном Сириус, Джеймс же больше отмалчивался, делая вид, что увлечен омлетом (если это блюдо, конечно, можно было так назвать). Лили наблюдала за ним краем глаза, подмечая все: смущенную улыбку, ямочки на щеках, морщинки в уголках глаз, и то, что он прячет взгляд. Казалось, Джеймсу отчего-то неловко, и Лили терялась в догадках. Про себя она уже твердо решила не задавать ему щекотливых вопросов, которые мучали ее с самого утра. Хотя, может быть, все дело было в том, что в его постели никогда еще не спали девушки?..
Сириус говорил о чем-то ужасно важном, махая руками и едва ли не подпрыгивая на стуле. Лили не могла понять, почему от его бодрого вида ей становится только хуже.
- Не кричи, - попросила она, неосознанно потирая лоб.
- Голова болит? – жуя, поинтересовался Джеймс.
Пытается сделать вид, что все в порядке? Лили кинула на него взгляд, и Поттер снова уткнулся взглядом в свою тарелку.
- Вовсе нет, - соврала Лили.
Сириус подавился, и, кажется, проглотил огромную порцию ехидных комментариев вместе с куском омлета. Парни переглянулись с понимающими усмешками.
Лили налила кофе и от терпкого запаха в голове немного прояснилось.
- Теперь ты понимаешь, почему паб называется «Дырявый котел»? – спросил Сириус, принимая из ее рук свою чашку. – Я имею в виду не котел, а именно – дырявый.
- Всегда думала, что из-за выхода в Косой переулок. Вы разбили мои детские убеждения, - пробормотала Лили.
- Пора взрослеть, - философски изрек Блек.
Взрослеть… Чертов Джеймс и эти его коктейли. Впервые за утро Лили подумала о маме. Что, если дома хватились ее? Что, если мама подняла на уши местную полицию? Лили уходила из дома не так часто, чтобы это осталось незамеченным. И это называется – взрослеть? Она просто заставляет близких людей переживать за себя, какое к черту взросление, разве взрослые люди себя так ведут?
- Слушай, надо будет устроить что-то подобное в Хогвартсе, как думаешь? – обратился Сириус к Джеймсу.
Как она могла?.. Лили сделала большой глоток кофе, словно надеясь этим заставить замолчать свою не к месту разыгравшуюся совесть.
- Скажем, на твой день рождения. Ты какого родился?
- Какого числа?
- Какого хрена?
Дружный гогот спугнул ее мысли. Лили исподлобья взглянула на них, покрепче обхватив руками чашку.
- Придется только следить, чтобы в руки малышей не попадало ничего крепче сливочного пива… Спорим, Эванс сейчас ничего не помнит?
- Самое ужасное, Сириус, как раз то, что я все помню.
- Да? Даже то, как танцевала на столе?..
Лили надеялась уехать сразу после завтрака, но Джеймс неожиданно уперся, словно баран. Конечно, он придумал славное оправдание про неисправный камин, который должны включить только к обеду, потому что «я не вовремя оплатил коммунальные услуги», про то, что в Годриковой Лощине офигеть какие проблемы с транспортом – по-другому, кроме как через камин, отсюда не выбраться, даже Ночной Рыцарь не доезжает. Про то, что мотоцикл Сириуса, на котором, оказывается, они прилетели сюда, сейчас внизу и нуждается в небольшом ремонте, потому что вчера отлетела какая-то маленькая, но жутко важная деталь… В общем, Лили сделала вид, что поверила этим басням, отчасти из-за того, что с Джеймсом Поттером иногда спорить себе дороже, а отчасти из-за здорового любопытства: она никогда не была в доме волшебников, кроме, разве что, Алисы – но дом подруги Лили знала уже вдоль и поперек, и он был совсем не похож на этот.
Особняк Поттеров был огромен, по крайней мере, так казалось Лили, когда она вслед за Джеймсом переходила из комнаты в комнату. Красивая старинная мебель, портреты на стенах, свисающие с потолка витые люстры, тяжелые светлые портьеры на окнах – все говорило о богатстве, величии, но, черт, как же здесь было уютно! Дом словно дышал, большие окна впускали солнечный свет, пятнами ложившийся на мягкие ковры; скрипучие лестницы и двери, моющаяся сама собой посуда внизу в кухне, бормотание волшебного радио в гостиной – все эти звуки делали дом живым, приветливым и настоящим. Джеймс что-то увлеченно рассказывал, заглядывая в комнаты, показывал ей изящные вазы и безделушки, но Лили почти не слушала, она впитывала атмосферу, стараясь взглядом охватить все и сразу: едва распустившуюся розу в обычном стакане в спальне его родителей, колыхающуюся от ветра форточку в гостиной, остатки печенья на столике и свежие газеты на кухне, которые кто-то не дочитал, семейные колдографии на каминной полке, где крошечный Джеймс носился пулей, так, что его почти невозможно было рассмотреть. Спальня Джеймса по стилю почти не отличалась от остального дома, кроме разве что нарочитой неряшливости и завешанных плакатами и волшебными фото стен. Он вел себя как-то совсем не так, как в Школе, он здесь был немножко другим. Казался как-то младше, спокойнее, правильнее даже – не было больше этой раздражающей Лили показной заносчивости. Чувствовалось, что он любимый сын своих родителей, этакий шоколадный ребенок. Сириус, например, не производил такого впечатления.
Это все было очень странно, и Лили хотелось об этом подумать потом: только сейчас она почему-то по-настоящему поняла, как мало знает этих парней. Оказалось, что Сириус болеет мотоциклами – «магловские штучки», для Лили это была та еще новость, если учесть, что она кое-что слышала о его семье. Она немного знала Регулуса Блека. Да, Лили прекрасно понимала, что Сириус всегда плевать хотел на все, что о нем могли подумать, его волновало исключительно собственное мнение, и еще, может быть, мнение Джеймса; но о том, что он теперь живет у Поттеров, она узнала только сегодня. О том, что он пошел против своей семьи, о том, что его это нисколько не парит. Хотя насчет последнего Лили очень сомневалась, хоть и промолчала. Просто все дело было в том, что он хорошо держится, и еще, может быть, в том, что Лили не входит в круг людей, перед которыми Сириус показывает свои чувства.
Еще одной новостью стало то, что Люпин увлекается фотографией: все их снимки делал он.
- Он просто опускает их в колдографическое зелье, держит сколько-то там, а потом сушит – похоже на то, что делают магглы, только состав этого зелья очень уж сложный, Ремус его никому не доверяет, - сказал Джеймс, когда они сидели в его комнате после того, как обошли весь дом – даже чердак, где в потайных уголках хранились разные волшебные штуки из «Зонко», надежно спрятанные от родителей еще в детстве. Где-то внизу Сириус, врубив колонки, чинил свой мотоцикл.
- Получается здорово, - Лили повертела головой. Здесь были фотографии шестилетней давности, четверка маленьких первокурсников с пляшущими чертиками в глазах; фотки каждого по отдельности: серьезного Люпина, улыбающегося только глазами, Питера, Сириуса, и очень мало фотографий самого Джеймса. На ее вопрос – почему? – он отвертелся, заявив, что мама утягивает все его фотографии к себе.
Лили внимательно посмотрела не него, но промолчала.
В открытое окно врывался теплый ветер, солнце и музыка снизу; казалось, что все прекрасно, и пока Лили была здесь, ей очень хотелось в это верить. Она вдруг поняла, что именно до этого было не так, все эти дни каникул. Очень трудно было сидеть дома одной, ежедневно читать Пророк, оптимизма в котором становилось меньше день ото дня, слушать новости, понимая все, что скрывается за маггловскими катастрофами, переваривать это и внутри еще больше нагнетать ситуацию. И эти постоянные мысли о будущем. Взгляд остановился на Джеймсе. Он выглядит напряженным, может быть, вовсе не из-за нее, как она думала с утра: его родители работают в Министерстве. Лили потерла лоб, удивляясь, как она сразу об этом не подумала? Не все в этом мире связано с ней… У него куда больше поводов переживать, да и у Сириуса тоже, но они продолжают жить. Они живут в полную силу: ругаются, смеются, сбегают по ночам на подпольные вечеринки; им не все равно, но они относятся к этой войне правильно. Они просто повзрослели. В отличие от нее самой. Они прикрываются своей безбашенностью и шутками, как щитом, от тех, кому необязательно знать об их планах, мечтах и взглядах. Лили смотрела на Джеймса и думала о том, почему он не сказал ей, что защита вокруг Годриковой Лощины настолько сильна, что не пропускает даже автобусы типа Ночного Рыцаря, и что с транспортом плохо именно из-за этого? И еще о том, почему ей теперь так хочется оказаться по эту сторону его щита.
Джеймс поднял голову, и, кажется, даже немного смутился от ее задумчивого взгляда.
- Я хотел тебе кое-что показать. Только не пугайся.
Лили приподняла брови.
- Я предупреждаю не потому, что это страшно, - уточнил он, роясь в груде листов на столе. – Просто это может тебя немного шокировать. Вот, смотри.
Он расстелил перед ней большой пергамент, конец которого упорно скручивался в трубочку, пока Джеймс не придавил его ладонью. Лили узнала мгновенно: это был один из их первых чертежей, почти полный план третьего, кажется, этажа.
- Что?.. – начала было она, но запнулась. Посмотрела на Джеймса, который улыбался во весь рот, и снова опустила взгляд. – Как?..
Это было что-то невероятное. Лили моргнула пару раз. Лестницы, ведущие на четвертый этаж, двигались, а минуту спустя по коридору проплыла точка с надписью над ней «Миссис Норрис» - Лили помнила, как сама лично написала это от нечего делать, это был ее почерк. Она снова ошеломлено посмотрела на Джеймса, пытаясь осмыслить ситуацию.
- Люпин разлил колдографическое зелье*. Всего-то. Он залил наши чертежи еще в первый день каникул, ох как я был зол! А потом мы увидели это. Они оживают точно так же, как люди на фотографиях.
Лили только покачала головой, рассматривая лестницы. Джеймс склонился рядом. Какое-то время в комнате царило молчание.
- Ты сказал – все чертежи?
Джеймс кивнул.
- Я взял их домой, не знаю, почему – думал, ты будешь на каникулах заниматься курсовой, а мы ведь еще не до конца привели их в порядок, и я решил кое-что доделать, но дело не в этом… Прости, что я рассказал парням про чертежи. Это все, что они знают, больше ничего. Зато теперь у нас есть еще кое-что…
Он снова запустил руку в кипу на столе, и на этот раз перед Лили появился небольшой лист пергамента с ровным, нанесенным начисто чертежом всего замка и даже окрестностей: здесь было озеро, кусочек запретного леса, лодочный сарай, теплицы, домик Хагрида, стадион… На первом этаже медленно двигалась точка с надписью «Аргус Филч», миссис Норрис по-прежнему разгуливала по третьему, МакГонаггал находилась у себя в кабинете. Лили молча смотрела, не в силах поверить своим глазам. Она могла бы нарисовать сотню правильных карт, она могла сказать, что это была ее идея, но черт, только эта троица могла разлить колдографическое зелье на обычную карту и превратить ее во что-то совершенно нереальное.
- У меня нет слов.
Джеймс ухмыльнулся.
- Ремус говорит, нужно защитить ее как-то… Ну там, пару заклинаний на случай, если карта попадет не в те руки. Но это еще в стадии разработки.
- Вы просто гениальны, - искренне сказала Лили. Джеймс отвесил ей шутливый поклон, - Я конечно всегда знала, что вы круты, но чтобы настолько…
В общем, если бы Джеймса Поттера не было, его стоило бы придумать.
Лили собиралась успеть домой до обеда, но через несколько минут после того, как Джеймс показал ей карту, в спальню поднялся Сириус, и выяснилось, что кое о чем Поттер промолчал. Они задумывали подписаться. Поставить защиту на пергамент и оставить свои подписи, потому что серьезно считали, что карта войдет в историю. Возможно, так и было, но, во-первых, Лили не понимала, зачем так себя компрометировать, и какой смысл подписываться, если защиту кроме них никто не осилит?
- Ты не понимаешь, - горячился Сириус, - защиту пройдут только избранные люди. Те, кто в теме!
А во-вторых, она не понимала, почему ее настойчиво просили подписаться первой.
- Ты же автор идеи! Без тебя мы бы никогда не сели ничего рисовать, видишь, за все семь лет нам в головы ни разу не приходила такая мысль, - убежденно говорил Сириус. Джеймс молчал.
- Я же староста, - сказала Лили.
- И что?
- Что будет, если карта все-таки попадет не в те руки?
- Чего ты боишься? Что о тебе, наконец, заговорят, как о человеке с нестандартными идеями, или того, что ты окажешься в компании с нами? Какое компрометирующее общество, не так ли?
- Сириус, прекрати.
- Как же скучно ты живешь, Эванс. Как узко мыслишь.
Джеймс молчал. Даже когда она посмотрела на него, он все равно промолчал.
Лили сделала один простой, все перевернувший вывод: он тоже так считает. Он согласен с Сириусом.
Она добралась до Лондона камином, и только сидя в автобусе и глядя через грязное стекло на проносящийся мимо пейзаж, позволила себе всерьез задуматься над этим.
В общем-то, ей должно быть все равно, что о ней думает Джеймс Поттер, но было почему-то чертовски обидно. Он считает ее жизнь скучной, считает скучной ее саму. Узость мышления? Она что, недостаточно правил нарушала в последнее время? Они недостаточно веселились, рисуя карту и бегая по замку глубокой ночью? Возможно, для Джеймса все это было привычно, но Лили всерьез считала, что приключений в ее жизни заметно прибавилось. Или это все не то? Она мрачно думала, что Сириус, конечно же, сказал это в шутку, просто у него такая манера разговаривать, словно издеваясь. Что он вовсе не хотел ее обидеть, конечно. Лили не подала виду, что это ее задело, больше из-за того, что не хотелось портить настроение Джеймсу глупыми выяснениями, но ничего не могла с собой поделать: думала и думала о его словах. А еще больше о молчании Джеймса.
Она добралась домой, когда уже было время обеда. Дом был пуст, ее комната по-прежнему заперта, и, побродив через кухню в гостиную и обратно, Лили убедилась, что ее не хватились, и что ее не ждали. На холодильнике магнитом была прикреплена записка, написанная аккуратным почерком Петуньи: когда проснешься, завтрак на столе, я ушла, и все в таком духе. Лили присела на стул, читая и барабаня пальцами по столу. Так, куда выветрился утренний оптимизм?
Черт, ей хотелось бы, чтобы ее ждали, чтобы на нее наорали за ночной побег, за то, что она вернулась так поздно, за то, что она безответственная и заставляет сходить с ума свою семью. Ей хотелось бы, чтобы кто-нибудь обратил внимание на то, что она есть. Чтобы было, как у Джеймса. Глубоко дыша, Лили поднялась к себе, схватила сумку, наспех собрала все необходимое и ушла. Рядом с запиской Петуньи теперь висела еще одна: «Я у Алисы».
Три громких стука.
Алиса распахнула дверь так быстро, словно стояла прямо за ней все это время.
Когда Лили ехала сюда, она думала о чем угодно, только не о том, как начать разговор; она привыкла, что в этом доме ее всегда ждут, что это ее запасной аэродром на случай всяких катастроф; не то, чтобы она забыла об их ссоре, просто она всерьез считала, что пройдет пара недель и они перебесятся, как обычно. Но сейчас, стоя напротив Алисы и не видя на ее лице обычной радости, Лили вдруг испугалась.
Что она здесь делает? Зачем приехала? Чего она ожидала, теплой встречи?
Они ведь действительно страшно поссорились тогда. Что, если сейчас на все жалкие оправдания Алиса скажет что-то вроде: «Я стараюсь не вмешиваться в твою жизнь, как ты мне и советовала» или там: «Хорошо, будем общаться как ни в чем не бывало. Как знакомые, но мы не будем друзьями». Звучало жутко даже в воображении, Лили похолодела. Черт, о чем она думает? Чего Алиса сейчас ждет от нее? Извинений? Нужны ли ей извинения? Если так подумать, они обе виноваты.
Алиса выглядела так по-домашнему, что у Лили дрогнуло сердце: кажется, как будто только вчера подруга вот так же распахивала перед ней дверь в своем желтом домашнем костюме и с немыслимым пучком светлых волос на затылке – как будто вчера, а не сотни лет назад, в какой-то другой жизни. Ветер ворвался в открытую дверь, и Алиса поежилась, внимательными синими глазами оглядывая переминающуюся на пороге девушку.
- Ты постригла челку? – вырвалось у Лили.
Алиса наклонила голову набок, прищурилась и еле заметно усмехнулась.
- Нужно же что-то менять.
В повисшем вслед за этими словами молчании было слышно, как на кухне звякает посуда и шумит вода, а во дворе скрипят под порывами ветра старые качели.
- Ты как раз вовремя, блинчики еще не успели остыть, - вдруг сказала Алиса, улыбнувшись как ни в чем не бывало и делая шаг назад, чтобы пропустить Лили внутрь. Иногда все самое сложное вдруг оказывается очень простым, подумала Лили, с облегчением улыбаясь в ответ.
- Я злилась больше потому, что ты не рассказала мне сразу, - сказала Алиса, когда получасом позже они вдвоем сидели в ее комнате.
На низком столике стоял кофейник, из которого все еще вилась струйка ароматного пара, две пустые чашки, и Лили, наконец, чувствовала себя умиротворенно и расслабленно: она лежала на диване, уплетая шоколадную пасту прямо из банки, а в изголовье сидела Алиса, обняв колени руками. Вот и все, так просто: мир снова стал нормальным.
- Ты рассказов ожидала?
- Нет, но это ведь Джеймс! Это должно было стать исключением.
- Это и так стало исключением, - задумчиво ответила Лили.
Она только что рассказала Алисе о вчерашней ночи. Положа руку на сердце, она была готова к новой порции комментариев, желчи, упреков, но Алиса просто выслушала и задала дежурные вопросы – может быть, просто не хотела снова ссориться. Лили чувствовала, что это опасная тема, что Алиса относится ко всему происходящему как-то по-своему и как-то странно, и у нее это не укладывалось в голове, она просто не могла понять, о чем на самом деле думает подруга, и это просто разрывало на части.
- Ты меня осуждаешь, - сказала Лили полупустой банке с пастой.
- Послушай, я тебя не осуждаю, я просто пытаюсь это переварить.
- И что тебе кажется самым странным?
- Хочешь знать, о чем я думаю? – Лили услышала, как Алиса позади нее откинулась на спинку дивана и вытянула ноги.
- Не уверена.
- О Брайане. О тебе и Брайане.
Лили могла бы задаться вопросом, почему сама она не думает о себе и Брайане – был самый подходящий момент, - но она предпочла сохранить это внезапно воцарившееся душевное равновесие.
- А о чем думаешь ты? – спросила Алиса после непродолжительного молчания.
- Я устала.
- Послушай, нам всем сейчас очень тяжело: у кого-то несчастье, у кого-то катастрофа, у кого-то депрессия, черт побери, а у меня жизнь. Я еще не знаю, чем это лечится, может магией, может смертью, может выпивкой. Может совсем ничем.
- У тебя есть Фрэнк, который таскает тебе тюльпаны с хогвартских клумб. Естественно, у тебя жизнь.
- А у тебя есть Брайан.
Лили тяжело вздохнула:
- Я же говорю. Очень много проблем. И еще я постоянно думаю о маме. О Поттере. О своей курсовой, о поступлении, об экзаменах… И мне снится один и тот же сон…
- Панические атаки, - сказала Алиса.
- Одна атака.
- Болезненное чувство оставленности, - сказала Алиса.
Лили озадаченно приподняла брови.
- Я чувствую себя оставленной.
- Да.
- И никому не нужной.
- Я знаю, что нас спасет.
Алиса встала с дивана, потягиваясь до хруста в суставах.
- Нам нужны платья на бал.
Лили насупилась.
- Ты сейчас думаешь о себе, а не обо мне.
- Ты что, правда не понимаешь? Покупка платьев спасает всех. И от всего. Собирайся. Правда, я обещала Фрэнку ни ногой в Косой переулок, но он же не узнает, правда? Мы ненадолго, всего лишь сделаем заказ у мадам Малкин и рванем назад. Поднимайся, Лили! Прекрати, ты же не хочешь вернуться в Школу потерянной и опустошенной?
У Алисы всегда были собственные методы. Наверное, за это Лили ее и любила.
___________________________________________________________________
*Кто-нибудь помнит, карта, нарисованная волшебными карандашами из Зонко - это канон, или это в моей голове?..
Как всегда очень жду ваших отзывов и замечаний. )
