Глава 9
Мы с Джеймсом и Альбусом весь день развешивали под потолком рождественские фонарики.
Я устал. Я помню, что в детстве не мог себе представить, как можно устать от такого весёлого занятия. Тётя и дядя считали, что украшение дома к Рождеству – это рутинные обязанности, которыми я обязан заниматься, что-то вроде работы в саду или приготовления завтрака. Для меня же это были самые счастливые дни.
Тогда мне и в голову не приходило, что я волшебник. Но, украшая дом, я творил чудеса, собственными руками превращая уродливый, привычный мир в сказку. Впоследствии я часто удивлялся, что такие скучные люди, как Дурсли, вообще праздновали Рождество.
Наверное, даже человек, на всех углах кричащий о том, как он ненавидит чудеса, в глубине души ждёт, когда же и его жизнь расцветёт яркими красками сказки. Есть много прекрасной магии, которая доступна и магглам. Чудо любви и красоты, детский смех, сладости, добрые слова, солнечный свет… У каждого есть свой список прекрасного, и пока к нему не привыкаешь, оно наполняет тебя ощущением непрекращающегося волшебства.
А потом привыкаешь и перестаёшь замечать. И тогда единственная возможность восполнить образовавшуюся пустоту – это создать праздник. Праздник становится обязательной, назначенной на точную дату возможностью радоваться.
Дети делают такие дни особенными, феерическими. Если одинокий человек может позволить себе обойтись в Рождество венком с наружной стороны двери, то дети на такое, конечно, никогда не согласятся. Особенно мой Альбус, который хочёт всего и побольше, да и Джеймс, который доволен любому поводу пошалить.
Дети заставят вас наряжать ель, вешать фонарики, вырезать снежинки из цветной бумаги, развешивать над камином яркие носочки с вышитыми снеговиками, ангелочками и Санта-Клаусом, а на окнах будут покачиваться пряники и колокольчики.
Именно сегодня, в ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое декабря, мне в восьмой раз приснился профессор Снейп.
- Ну как? – тут же спросил я, не давая ему и рта раскрыть. – Давно вас не было! Обменивались впечатления с остальными «мёртвыми душами»?
- Очень смешно, Поттер, я восхищён, - сказал Снейп. – Странно, даже такой болван, как вы, мог бы заметить, что там, где я нахожусь, нет часов. Так что я понятия не имею, сколько времени проходит
здесь.
- Скоро Рождество, - сообщил я с самодовольной улыбкой, словно приход Рождества был моей личной заслугой.
- Вижу, - сказал зельевар. – Трудно не заметить эти отвратительные фонарики. Я хотел бы обратить ваше внимание на необходимость вырабатывать у детей понимание искусства и гармонии, а не потакать их кошмарному, наивному восприятию «красоты», которая на самом деле является отражением примитивной тяги детей ко всему яркому. Эта нелепая аляповатость не способствует развитию у ребёнка вкуса.
- Что вы имеете в виду? – растерялся я.
- Неужели я недостаточно ясно высказал свою мысль? – высокомерно поинтересовался Снейп, принимая позу гордого афинского оратора. – Я просто хочу напомнить, что считаю себя в некотором роде ответственным за судьбу вашего младшего сына, поэтому не могу сквозь пальцы смотреть на то, как неумелое воспитание или, точнее, его отсутствие, портит ребёнка!
Я расхохотался. Просто не смог удержаться. Если бы я в этот момент не лежал на кровати – свалился бы на спину, я уверен. Однако, в отличие от первого раза, когда Снейп с серьёзным видом заявил, что считает себя «дедушкой» Альбуса, я не проснулся. Видимо профессор учёл некоторые ошибки предыдущих сновидений, и теперь мой хохот оставался лишь частью сна.
К тому же он точно подгадывал время, когда я спал, и уже не пытался усыпить меня в самый неподходящий момент. Возможно, он наконец сообразил, что это не только может повредить нашим с ним непростым отношениям, но и подвергает меня некоторой опасности. Я не хотел бы заснуть, путешествуя по каминной сети или переходя улицу.
- Не вижу ничего смешного! – злобно прошипел зельевар. – Вы, Поттер, удивительно безответственный человек. Это было не страшно в те времена, когда от этого могли пострадать только вы сами, однако теперь вы отец двоих, а в скором времени и троих детей, так что вам стоило бы повзрослеть.
- В те времена, о которых вы говорили, от меня зависело спасение мира, всего-то.
- Не льстите себе, вы были лишь одним из…
- Да? Так почему же ВЫ, Снейп, не убили Волдеморта? Почему подставили свою шею его змеюке, если это было так легко: прикончить вашего Лорда, уничтожить крестражи и идти праздновать победу?
- Ну вы и сволочь, Поттер! – восхитился Снейп.
- Общение с вами превращает меня в беспринципного злодея.
- Вы, значит, считаете меня таковым? После всего, что я сделал?!
- А вам ведь больно это слышать, да? Вы надеялись, что хоть после смерти вами будут восхищаться? Вы своего добились, и ваш Орден Мерлина, правда, посмертный, пылится в Зале наград Хогвартса. Я тоже вами восхищаюсь, видите, назвал сына в вашу честь и надеялся когда-нибудь попросить у вас прощение, но как только вы появляетесь передо мной, я тут же забываю о ваших заслугах. Потому что вижу всё того же отвратительного, желчного учителя, который ненавидел меня долгие годы, и эта ненависть не была невзаимной!
- А я вижу самодовольного болвана, ради которого было отдано много жизней, в том числе и жизнь женщины, которую я любил. Не говоря уже о моей собственной жизни!
- Мы так никогда не договоримся, - вздохнул я. – Но зато разговоры с вами позволяют вспомнить юность, например, уроки окклюменции. – Снейп побагровел. – Впрочем, мне намекали, что вы не так уж и плохи, как хотите казаться. Я ведь, знаете, разговаривал с НЕЙ о вас.
Краска тут же сошла с лица профессора. Он судорожно вдохнул, глаза испуганно заблестели.
- Я же предупреждал, чтобы вы не… Ох, Мерлин, Поттер, какой же вы…
- Всё нормально, успокойтесь, пожалуйста!
Я видел, что Снейп всерьёз испугался. Как это ни странно, но он боялся за меня. Желание язвить и огрызаться тут же пропало, и мне вновь стало стыдно.
- Простите, я не должен был так говорить о вас, я действительно… Мне жаль, но я…
- Оставьте. Это неважно. Мне действительно не следовало втравливать вас во всё это… Что
она вам сказала? Про вас, не про меня.
- Что моё время ещё не пришло.
Глаза Снейпа округлились.
- Неужели вы думали о том, чтобы остаться?
Я только кивнул.
- Идиот, - рявкнул Снейп. – Только молитвами вашей матери, наверное, вы и вернулись.
Мне стало неуютно. Было видно, что профессор всерьёз встревожен, впрочем, он теперь был скорее раздраженным, чем взволнованным, да и я помнил, что мне было сказано. Я должен быть здесь, воспитывать детей и хранить семью, моё место здесь, там, где те, кого я люблю, те, кому я нужен.
- Как вы вообще сумели добиться такого положения в обществе? Вы же не способны даже придерживаться простейших инструкций! Авроратом вы тоже так руководите? Подписываете бумаги не глядя, а преступников назначаете, с закрытыми глазами тыкая пером в список неблагонадёжных граждан?
Это было серьёзное оскорбление, аврором я был отменным.
- А откуда вы столько всего обо мне знаете? – поинтересовался я.
- Я в вашей голове, - усмехнулся Снейп. – И не перестаю восхищаться вашей глупостью.
- Тогда перестаньте мне сниться.
- И не надейтесь! Я не оставлю Альбуса такому отцу, как вы!
Он сдержал своё обещание.
После восьмого раза я просто сбился со счёта и перестал считать.
Все сны были похожи на этот, восьмой, память смешивала их, тасовала, как колоду карт, и я уже не понимал, было это во сне, наяву, существует ли Снейп, или это только игра моего воображения.
Я не жаловался. Я всегда мечтал, чтобы рядом со мной был кто-то взрослый, не безразличный к моим проблемам, и я получил такого человека. Я как мог искренне привязался к Снейпу. О его ко мне отношении судить было трудно: он оставался таким же холодным, как и раньше, только чуть более весёлым, он до сих пор обожал командовать, но всё же относился ко мне почти как к равному.
Зельевар приходил в мои сны, иронично ухмыляясь, давал мне разумные советы, постоянно наставлял меня на путь истинный, пытался навязать свой способ воспитания детей. Также Снейп регулярно требовал, чтобы я как можно подробнее рассказал о нём Альбусу, чтобы он мог попробовать ему присниться, однако каждый раз получал решительный отказ.
Между нами шла война, конца которой видно не было.
Я прекрасно спал, бессонница давно оставила меня, ровно как и все признаки нервного истощения. Я чувствовал себя прекрасным, гармоничным кирпичиком в фасаде здания. Я точно знал, что занимаю своё место – этого достаточно, чтобы человеку было уютно и спокойно.
Но всё же я понимал, что долго эта идиллия не сможет продолжаться. В лучшем случае Снейп попросит ещё один отпуск, в худшем же его изобретательный ум найдёт обходной путь, и профессор придумает, как выселить меня из моего тела. Я, как неоднократно было сказано, так и не научился ему доверять, и правильно делал, кстати.
Итак, со Снейпом нужно было что-то решать.
~***~
- Знаете что, вам следовало бы воскреснуть, - однажды не выдержал я. – Сколько можно общаться с этим бесспорно замечательным миром через мою голову?
Этот сон я запомнил хорошо, потому что он выделялся из череды остальных снов, в которых чаще всего звучали воспитательные монологи Снейпа, неизвестно какого Мерлина вспомнившего на старости лет, что он, оказывается, учитель. Я пытался ему объяснять, что преподавать он не умеет, и не было во всей школе уроков худших, чем те, что проходили под его руководством, однако он продолжал настаивать на своём.
Однако сегодня я нарушил регламент.
- Вот теперь я верю, что вы сошли с ума, Поттер, - довольно равнодушно заметил Снейп.
Мне начинало казаться, что с каждым новым разом он выглядит всё моложе. Не то, чтобы он становился симпатичнее или беззаботнее, но он действительно менялся, в этом не было сомнений. И Снейп всё больше напоминал мне молодого человека из его воспоминаний.
Снейп в молодости. Наверное, это была самая сокровенная тема, которую никто из нас не пытался обсудить. Все эти странные вещи, которые я видел в его воспоминаниях, особенно любовь к моей матери – стало табу. Я боялся услышать правду или то, что Снейп мог бы выдать за правду, а он боялся, по-видимому, того же. Обнажить передо мной сердце, показать себя человеком.
Мы никогда не были друзьями, такое и невозможно. Хоть школьные обиды и забылись (иначе и быть не могло после того, как мы временно жили жизнью один другого), но близости между нами не возникло. Это и естественно, живое не может дружить с мёртвым – и наоборот. Сейчас мы принадлежим разным мирам и сотканы из разной материи.
Однако мне вдруг показалось, что всё можно исправить. Я не знаю, чего я хотел больше, помочь профессору или освободиться от его навязчивого присутствия, но всё это время, с возвращения домой, я неустанно думал о том, как бы ему помочь.
Во-первых, разговор со Смертью. Во-вторых, искреннее желание Снейпа приложить руку к воспитанию Альбуса. Не знаю, что по этому поводе могла бы сказать Джинни, но лично я был не сильно против. Это неизбежность: называя ребёнка именем известного тебе человека, будь готов, что малыш вырастет и станет похожим на него. Что касается черт Дамблдора, я мог заметить в Альбусе некоторую властность.
Я знаю, что многие дети к этому возрасту становятся избалованными, требовательными и капризными. Однако властность Албуса была иного рода – гордой и неподкупной. Он не был готов променять торт на леденец, пони на игрушечную машинку, он не собирался довольствоваться малым.
Ему невозможно было отказать. Он не хотел сказок, он хотел учебники, в которых мало пока смыслил, но слушал с удовольствием. Он не был готов делать наполовину, только до конца. Он жил по программе - максимум, и в три года стало понятно, что то же самое будет и в семь, и в пятнадцать, и в двадцать три.
Кстати, сладкоежкой Альбус был отменным.
Итак, Снейп напряженно ожидал ответа, и мне было, что сказать.
- Я давно думаю об этом. Так же, как вы в своё время заняли моё тело, вы можете занять тело кого-либо другого. Вам, полагаю, не нужно будет ждать особого приглашения, чтобы явиться в сны этих людей…
- О ком вы говорите? – напряженно спросил Снейп.
Он хоть и старался не высказать волнения, но я отчетливо видел, как розовеют его бледные щёки. В его руках как по волшебству (именно по нему, и никак иначе) возникла уже знакомая мне грязная тряпка, и теперь я безошибочно угадал в ней окровавленный и пожелтевший от времени носовой платок. Зельевар мял его, скорее всего по привычке, даже не замечая этого.
- Вот например, - не столь уже уверенно продолжил я, - люди, впавшие в кому. Их души витают в тех же сферах, что и ваша…
- Невозможно, - решительно сказал Снейп. – Вы не подумали о том, что их души витают там именно потому, что тела не способны к жизни, они почти мертвы? Что за смысл обладать неподвижным телом, не могущим жить без помощи медицинских приборов?
- Отлично, - ответил я. – Тогда безумцы. Их-то тела в порядке, не так ли?
Снейп вздрогнул.
- Это должны быть те люди, которых я знаю… Если они согласятся… Да, это, пожалуй, могло бы сработать, но… Поттер! Мерлин и Моргана, как много безумцев вы знаете?
- Лонгботтомы, - тут же заявил я.
- Вы готовы отдать мне тело одного из родителей вашего друга Невилла? – скептически поинтересовался профессор. – Не кажется ли вам это несколько неэтичным, мистер глава Аврората? По отношению, в первую очередь, к самому Невиллу? Пусть он и показал себя на уроках зельеварения как полный болван, но он неплох сам по себе и, насколько мне известно, делает успешную карьеру в травологии.
- А вы не такая и сволочь, как я считал, - сказал я, не успев вовремя прикусить язык.
Но Снейп не обиделся.
- Спасибо, Поттер, не могу сказать о вас того же.
- К сожалению.
- Впрочем, вас легко понять, что только не сделаешь во имя любимого школьного преподавателя и родной головы, в которую тот повадился гулять…
Наглости этому типу было не занимать, конечно. Он тут же подтвердил это утверждение:
- Ещё есть идеи?
- Локхарт?
- Браво, Поттер! – сказал Снейп таким тоном, словно и сам уже лет десять обдумывает эту идею.
Я готов был, не скрещивая пальцы, поклясться, что ничего у Снейпа не выйдет.
После этого разговора он мне не снился около трёх с половиной месяцев… Если быть точным, так он мне после этого вообще уже никогда не снился.
