Глава 9/*1975 год, лето*/
– Друг мой, если пытаться контролировать абсолютно всё, то проблемы назло полезут оттуда, откуда их совсем не ждешь, – сказал Эльфи. И точно накаркал.
Я совершенно потерял связь с внешним миром и узнавал обо всем в последнюю очередь. То ли Хогвардс специально ограждал меня от неприятностей, то ли была иная причина… В любом случае, я витал в облаках, не замечая, как потом оказалось, очевидные факты, а за невнимательность пришлось расплачиваться – ситуация в итоге обросла неприятными последствиями.
Возможно, виной всему был постоянный недосып: я вскакивал ночью от малейшего шороха, ведь починить защиту не получалось, а Том вполне мог вернуться. После того разговора он отчего-то решил, что мне больше нечем заняться, кроме как массовым уничтожением. В сущности, этого я и добивался, но результат получился, мягко говоря, странный. Да, его увлечение тонкой политикой осталось позади – он стал прибегать к более грубым методам. Но теперь, прикрываясь идеей о чистокровности, Том активно занялся устранением моих, как он, по-видимому, считал, сторонников.
Ко всему прочему, меня перестали беспокоить проверками из попечительского совета. Обо мне будто бы вообще забыли!
И я решил отвлечься, обратившись к науке, потому что дело явно шло к нервному срыву. Когда-то, давным-давно, меня сильно волновал один вопрос: можно ли заставить магическую энергию взаимодействовать с другой энергией? Например, световой. На эту мысль меня натолкнул тот факт, что многие заклинания сопровождает вспышка света. Почему бы не обратить эту последовательность, почему бы не использовать свет для усиления магии?
Я с головой ушел в магловские книги. Но недостаточное знание физики дало о себе знать: с каждым днем я запутывался все больше и больше в фотонах и волнах. В трудах по магии о таком даже не упоминали, а свет рассматривали как явление, которым можно управлять с помощью магии. И никому, никому кроме меня, еще не приходило в голову объединить оба подхода.
Надо сказать, маги весьма скептически воспринимают магловскую науку. Даже Эльфи, человек, казалось бы, широких взглядов, с недоверием отнесся к моему рассказу о новинках в магловской медицине, а именно об одноразовых шприцах. По этому поводу у нас даже возникли небольшие разногласия: я полагал, что шприцы вполне можно использовать в колдомедицине, он же возражал, мотивируя своей теорией о магическом иммунитете.
По его словам выходило, что у каждого волшебника есть магический иммунитет, то есть магия способна защищаться от воздействия внешних факторов с помощью определенных механизмов. Мол, в детском возрасте, в моменты опасности, происходят стихийные выбросы – вот это и есть работа врожденного магического иммунитета. А при контакте с другими магами, в организме развивается специфический иммунитет. И если бы его не было, мы бы без труда читали мысли друг друга, даже не владея легилименцией. Благодаря иммунитету убивающих именно магическим путем заклинаний не так много – всего одно. Да, можно погибнуть от огня, вызванного заклинанием, от молнии или от потери крови, но это воздействие не на магию человека, а на тело. Avada Kedavra действует именно на магию, поэтому от нее нельзя закрыться магическим щитом.
Шприц же нарушает целостность кожного покрова, что, по мнению Эльфи, может быть воспринято магией как вторжение и опасность. «Что используется маглами, не годится для магов», – заметил он тогда с долей иронии.
Да, в его теории определенно была логика, но и множество недостатков тоже присутствовало, в основном потому, что Эльфи ленился дальше развивать ее. Даже когда я пообещал ему полное содействие со своей стороны, Эльфиас отмахнулся от меня как от надоедливой мухи. После того случая, когда сообщество ученых высмеяло его идеи лечения драконьей оспы, Эльфи не особо стремился что-либо доказывать перед «этим комитетом ученых обезьян».
В теории свою идею я прекрасно представлял: световое излучение из источников нужно было в чем-то концентрировать с помощью заклинаний, а затем выпустить, за счет чего получить мощный выброс энергии. И его уже использовать для усиления магии. Для основы я взял заклинания Nox и Lumos, в качестве контейнера – обычную зажигалку. Модифицировать Nox получилось почти сразу, а вот с Lumos пришлось повозиться. Я щелкал прибором, собирая свет из источников, но вернуть его обратно не получалось.
Одним прекрасным днем, как раз посреди очень важного эксперимента, в кабинет заявился Абракас Малфой. Он показался мне странным, и я никак не мог понять почему, пока он не заговорил: этот высокомерный тон совершенно не вязался с грустным и даже понурым видом. Видимо, надменностью он попытался замаскировать свою растерянность.
– Господин директор, полагаю, у вас есть уважительная причина. Иначе вы бы отослали сову с отчетом еще вчера, не так ли?
– Отчет был отправлен сегодня утром, – ответил я, подстраиваясь под его интонацию.
– Вы задержали его и нарушили свои обязанности.
– Если бы попечительский совет выделил средства для должности секретаря…
– Прекратите, Дамблдор. Всё только жалуетесь, а толку от вас никакого, – Малфой прищурил левый глаз и уставился на мою экспериментальную зажигалку. – На это времени хватает, а на отчет… А, впрочем, делайте, что хотите, – он махнул рукой. – Меня это уже почти не касается.
Я попробовал представить причины его безразличия. Получалось, либо меня уволили, либо Малфой ушел из совета – и ни то, ни другое категорически не нравилось. Еще не факт, что на место Малфоя придет кто-то… более приятный.
– Отчего же? – я все же решился спросить.
– Ощущения у меня нехорошие, господин директор, – Малфой понизил голос до шепота. – То в боку колет, то голова кружится.
Первым делом я подумал, что у меня в кабинете кто угодно, только не Абракас Малфой.
– На днях сердце прихватило в Министерстве, – и тут он, как мне показалось, сильно побледнел, словно собрался умереть прямо здесь. – Лабиринт, знаете ли, такое дело… не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Голову посетила мысль – Малфой пьян. Но я отмел ее как недостойную. Пьяным ко мне даже Эльфи боялся прийти, кроме того дня рождения, конечно.
– И хрипы в груди по утрам бывают, – Малфой, словно в подтверждение своих слов, закашлялся. – Вот… Говорю же.
– Не бережете вы себя, – выдавил я. – Но чем я могу помочь?
– Не льстите себе, Дамблдор. Это я пришел вам помочь, а не вы мне.
После этих слов я совсем растерялся. Чем мне мог помочь Абракас Малфой, кроме как материально, я даже представить не мог. А вообразить, как он помогает ордену Феникса материально… Фантазии не хватало.
– Хотите замок? – заговорщицки спросил он. – Настоящий, с лабиринтом в подвале. На берегу озера.
– Хочу, – сознался я. – По крайней мере, не отказался бы.
– И я, – заметил Малфой и грустно замолчал.
Я живо представил себе личный замок на берегу озера. Да еще и с лабиринтом. Туда можно будет отправить Ники и Эльфи – пусть поломают голову.
– Так что с вашим предложением? – переспросил я.
– Никак не могу решить одну дилемму. Что ни выбери, как ни поступи – результат все равно плохой.
– Дилемму про замок?
– Вы, видимо, аллегорий совсем не понимаете, – сухо произнес Малфой. – Дело не в замке, а в последствиях. Знал бы, что все так обернется, – не женился бы.
Он забарабанил по столу пальцами, а затем с тоскливым видом подвинул зажигалку-контейнер. Пауза определенно затягивалась.
– Дамблдор, учтите, – спохватился Малфой, – вы мне должны услугу. Нерушимый обет, что ли, теперь с вас взять…
– Не дам, – выпалил я, – еще чего не хватало. Да по какому праву, в конце концов?!
– Вот и спасай их после этого… Я уже жалею, что избавил вас от неприятностей. На прошлой неделе попечительский совет преимущественным количеством голосов вынес решение о вашем увольнении. Миссис Блэк также настояла на подаче официальной жалобы в Визингамот по поводу вашего халатного отношения к обязанностям.
Я попытался возразить, но Малфой раздраженно поджал губы и продолжил:
– На выходных днях никто вашим вопросом не занимался. Вчера, ранним утром, я распустил весь совет – имею право как председатель – а бумаги, конечно же, никто оформить не успел. Пока уляжется шум, пока Министерство предоставит мне новые кандидатуры, пока я выберу новый совет… или кто-нибудь другой. В общем, у вас примерно неделя относительно безопасной жизни, в отличие от меня. Мне же остался обходной путь, но, кажется, он не поможет.
– Что я должен взамен? – ситуация начинала проясняться.
– Пока ничего, – снисходительно пожал плечами Малфой. – Видите ли, до тех пор, пока Люциус здесь, в Хогвардсе, вы мне ничего не должны. Однако, если вдруг что-нибудь случится… что-нибудь не очень хорошее. Если он ввяжется в какую-нибудь неприятность, из которой не сможет выбраться сам… Очень маловероятно: Люциус умный мальчик – весь в отца, – самодовольно произнес Абракас и тут же нахмурился, – но мало ли. Вот тогда-то вы вспомните о нашем разговоре и любой ценой, не имеет значения какой, поможете ему выбраться.
– И откуда я узнаю, что у него неприятности, с которыми он не может справиться своими силами?
– Дамблдор не прикидывайтесь, – недовольно воскликнул он. – Всё вы прекрасно соображаете. И даже не пытайтесь пререкаться. Мне жить осталось, может быть, пару часов, а вы торгуетесь…
– Вы не оставляете мне выбора.
– Уже да, – согласился он. – Итак, договор. Чем скрепим, кровью или Нерушимым обетом?
Малфой, не дожидаясь ответа, достал из кармана пергамент и развернул его.
– Подпись кровью меня вполне устроит, – добавил он.
По нескольким позициям договора у меня были сомнения. Выходило, если младший Малфой вляпается в неприятность, я тут же обязан его вытащить. Но степень неприятности ведь не оговаривалась, да и «вытащить» – понятие растяжимое. Я подписался своей кровью и затем сильно расстроился: не терять же, право слово, сознание на глазах у Абракаса Малфоя. Но, слава Мерлину, он сделал вид, что ничего не заметил, и произнес заклинание Episkey.
Уже у самой двери Абракас Малфой развернулся и еще раз бросил взгляд на мою экспериментальную зажигалку. Затем так странно посмотрел на меня и скучающим тоном добавил: – У вас выпускной клапан заблокирован. Прощайте, Дамблдор.
Я до самого ужина не мог разобраться в своих мыслях. То, что произошло с Малфоем – совершенно выбило меня из колеи. То ли сын был ему дороже жизни, то ли просто готовил себе отступление на всякий случай. А за ужином, глядя на закупоренную бутылку с вином, я вдруг вспомнил его фразу о выпускном клапане. И, озаренный идеей, почти бегом бросился в свой кабинет, чуть не сбив на выходе Минерву.
Ума не приложу, как это заметил Абракас Малфой, но я действительно зачем-то заблокировал выпускной клапан в зажигалке. Поэтому свет лишь собирался. Я быстро все поправил и нажал на переключатель. Результат еще раз убедил в правдивости поговорки «поспешишь – людей насмешишь»[1]. Прибор запульсировал в руке, затем выпустил все излучение, скопленное за предыдущие опыты. Свет вернулся, а меня мощной волной отнесло к стене.
Оглушенный и ослепленный, я лежал среди обломков и смеялся над своей глупостью. Острой болью отзывалась поясница, грозя обездвижить радикулитом на несколько дней, неприятно саднили расцарапанные ладони, а мне всё было нипочем. У меня получилось!
– Альбус! – голова Эльфи как нельзя кстати появилась в камине. – Ты где?!
Наверное, он заметил устроенный мной беспорядок, потому что уж слишком поспешно вылез из камина.
– Ох, что за… – далее последовал набор непечатных слов в мой адрес, в адрес моих родителей и Мерлина. – Ты на стену, что ли, нападал?! Совсем уже?
– Это был опыт. Я могу управлять светом, – я попытался приосаниться, несмотря на боль в спине, и тут, видимо из-за пыли, чихнул совершенно не к месту.
– Я вижу, – скептически заметил он, а затем воскликнул: – Да у тебя кровь из ушей!
– Пожалуй, требуется небольшая доработка, но какой эффект.
– Так, изобретатель чертов, дай-ка я тебя осмотрю.
Он протянул руку, и я с его помощью поднялся. Эльфи водил волшебной палочкой перед моей лицом, нашептывая заклинания, а в голове все еще немного гудело – небольшая расплата за полученное удовольствие.
– Реакции в норме, жить пока будешь, – он спрятал палочку в карман мантии, и тут же его лицо приобрело гневное выражение. – Альбус, ты едва не погиб!
– Зато какая изумительная вещица получилась. Я уж и название придумал – деллюминатор.
– Ладно, – Эльфи поморщился. – Тут такое дело – Абракас Малфой умер.
– Как умер? Он же… А почему мне никто не сказал? – пришлось присесть: в положении стоя информация не воспринималась.
– Совсем умер. От драконьей оспы.
Если бы Малфой болел ей, я бы точно заметил. Драконью оспу не скроешь и не замаскируешь. Да и такое скоропалительное течение ей не свойственно. Склонялся я к варианту, что Малфою помогли умереть. По всей вероятности, Тому Риддлу было легче лишиться своих денег, чем отказаться от идеи поведать всему миру о моей «гнилой сущности».
Нового главу попечительского совета, устав от многочисленных споров, назначила лично министр Багнолд. Совет возглавила Эмелина Вэнс, молодая и, как сказал Эльфи, «грудастая дамочка». Хорошо, что состав ордена Феникса держался под секретом все это время. Еще не известно, произошло бы это назначение, если бы Багнолд знала, что Вэнс уже два года как в ордене.
***
/*1975 год, осень*/
На День всех святых пожиратели смерти подожгли в Лондоне здание международного архива – безвозвратно сгорели редчайшие экземпляры книг и договоров. А на следующий день Руфус на всякий случай прислал в Хогвардс авроров для защиты под видом вымышленной проверки от попечительского совета. Они преимущественно молчали, ничего не ели и обладали способностью появляться из ниоткуда, чем невероятно меня изумляли.
Над руинами архива теперь красовалась метка. Аврорам удалось замаскировать ее от маглов, но убрать совсем – не получилось. Так она провисела до рождества, как напоминание о смерти, пугая неотвратимостью, пока наконец сама не растаяла, а место это, да и вся улица, еще долгое время не пользовались популярностью.
Сразу после пожара мне пришел вызов из Международной Конфедерации Волшебников. Письмо свалилось как снег на голову, хотя, по идее, сообщать о следующем собрании должен был я, как председатель. Причем тон письма был весьма резким, что мне совсем не понравилось. Конфедерация требовала моего немедленного отчета о политической ситуации в Британии.
Извещать было не о чем. Про поджог и так все знали, о жестоком убийстве главы отдела международного магического сотрудничества не писал только ленивый… Не говорить же, право слово, что ситуация странная и мы сами в ней не очень-то разбираемся. В общем, я сразу заподозрил неладное и, к счастью своему, решил зайти в зал собраний не через главную дверь, а через боковую. Как оказалось, время в письме было указано неправильно: когда я вошел, на трибуне уже кто-то выступал, а меня, словно специально поджидая, тут же под локоть перехватил Скримджер и отвел в сторону, в тень колонны. Выглядел он не то чтобы обеспокоенным, скорее сердитым.
– Ты почему опоздал? – зашипел он, брызгая слюной. – На целый час! Тут такое происходит… Видишь, кто выступает? Знаешь его? Новый любимчик Багнолд – Барти Крауч. Она сама его сразу после пожара назначила на должность начальника Департамента обеспечения магического правопорядка.
– Предположим, – я попытался из-за колонны разглядеть выступающего. – Но почему собрание началось раньше?
– Да не собрание раньше началось, а ты опоздал! – Руфус заговорщицки огляделся и понизил голос. – Твое выступление вообще сняли. Я пытался разузнать, но Багнолд молчит – видимо, мне больше не доверяет.
– Как сняли?!
– Да тише, – фыркнул Руфус. – Тебя ждали полчаса, потом вон тот пузатый…
– Деккер?
– Не знаю, может быть, и Деккер… стал возмущаться, и понеслось. Решили начать без тебя. Багнолд послала Крауча толкать речь. И он пока, как видишь, не устал.
– Значит, в письме указали неправильное время, – предположил я. И тут же подметил реакцию Руфуса – он едва заметно улыбнулся, почти одними глазами. Мне бы задуматься над этим, тут же, немедленно, но я, как последний глупец, отмел подозрения.
– Плохо, Альбус, – Скримджер покачал головой. – Тебя подставили.
Даже если он и играл, то весьма удачно. По крайней мере, угнетенность вышла у него очень натуральная.
Факт подставы был очевиден и без слов Руфуса, а Крауч тем временем выступал очень бойко, призывая иностранных делегатов не волноваться. Ведь Волдеморт – угроза местного характера, и потом мы, то есть британские маги, оказывается, почти с ним справились. Принятые меры неизвестного характера позволили установить личности пожирателей, и теперь лишь дело времени – их всех поймают.
Руфус насмешливо хмыкал после каждой фразы. И не знаю, что меня больше раздражало – это его хмыкание или самодовольное выражение лица Крауча. Когда он наконец замолчал, я даже обрадовался. Выходить я не спешил – в тени колонны было удобно наблюдать. До того самого момента, когда Деккер, громко хлопнув рукой по столу, не заявил:
– Как заместитель председателя я хочу поднять вопрос о вотуме недоверия председателю Конфедерации, а именно Альбусу Персивалю Вулфрику Брайану Дамблдору!
– И на каком же основании?! – выкрикнул в ответ итальянский посланник Галло. – Деккер, сядьте уже, вам слова не давали.
– Поддерживаю мистера Деккера, – подняла руку министр Багнолд. – Мистер Дамблдор ведет себя в высшей степени безответственно.
– Благодарю вас, фрау Багнолд. Есть ли у кого-нибудь из присутствующих возражения?
– А не много ли вы на себя берете? Не вашей ли стране в свое время помог Дамблдор? – с насмешкой заметил Галло.
– Я прошу прекратить выкрики с места, – желчно отозвался Деккер. – Прошлые заслуги мистера Дамблдора никто не отрицает. Но на данный момент он нарушил свои прямые обязанности!
– Что творят, – шепнул Руфус, увлеченно выглядывая из-за колонны. – Нет ты только посмотри, что творят.
– Руфус, пусти, – я уже хотел было высказать всё, что об этом думаю, но Скримджер остановил меня, обняв за плечи.
– Ты видишь, что происходит. Тебе и слова не дадут сказать. Растерзают на месте.
– И что прикажешь делать? Слушать все это?
– Стоит им тебя увидеть, и они набросятся с расспросами. Оправдывающийся всегда в проигрыше. И в конце концов у тебя еще есть орден.
Выходить уже действительно было поздно. Мое внезапное появление вызвало бы еще больший резонанс, чем заявление Деккера. В зале и так развернулась острая полемика по поводу того, имеет ли право Деккер выражать вотум недоверия в отсутствии председателя или нет.
Багнолд, произнеся Sonorus[2], оглушила и одновременно огорошила меня своим заявлением.
– Председатель проигнорировал собрание, не оповестил совет об опасности – в общем, нарушил свои прямые обязанности. А по законам собрания Конфедерации любой его член может высказать вотум недоверия. Ваши претензии, мистер Галло, беспочвенны.
По тем же законам министры не имели права вмешиваться в работу Конфедерации. Разве что только высказывать вотум недоверия ее председателю. И меня должны были, как минимум, предупредить о голосовании. Но с легкой руки министра Багнолд голосование провели досрочно и по его результатам отстранили меня от председательства на неопределенный срок; временно исполняющим обязанности стал Деккер, а заместителем – Крауч. Я же под шумок выскользнул из зала в сопровождении Скримджера.
Руфус, все так же не убирая руки с моей спины, повел меня к себе в кабинет, а я просто глупо позволил себя увести, почти без сопротивления. Пока он пытался мне что-то втолковать, в голове вертелось – «я сделаю так, чтобы все узнали о вашей гнилой сущности, а затем уничтожу вас». Видимо, «уничтожать» меня Том собирался в международном масштабе. Наверное, напрасно я сомневался в его способностях.
В кабинете Руфус, налив мне стакан виски, продолжил внушать какую-то свою идею. Честно говоря, я почти его не слушал и, наверное, совсем невпопад кивал головой. Меня больше занимал вопрос: почему именно Деккер? Неужели Том настолько силен, чтобы подкупить немецкую делегацию? И почему именно немецкую, а не британскую, например?
***
~~~~~~
"Геллерт, очень тебя прошу, прекрати играть с огнем. Твой почерк виден за милю. Мое терпение не безгранично. Я ведь могу и обидеться.
С уважением, Альбус".
~~~~~~
"Ты себе даже не представляешь, насколько вы мне оба безразличны.
Геллерт Гриндевальд.
P.S. Больше не пиши мне. Я устал".
~~~~~~
Прим. автора:
1. Haste makes waste – английский вариант «поспешишь – людей насмешишь».
2. Sonorus – заклинание усиления голоса. 
