9 часть. Следующие дни.
Гилберт быстрым шагом догонял Альфреда, впаривая очередные идеи и планы. Но Джонс, видимо, искал что-то поважней каких-то задумок. Да, чего уж скрывать, он искал Артура. По слухам, этот ненормальный не спит по ночам, совсем сбив себе режим сна, и всё учит и учит, и учит… Отнюдь не уроки. Утром и днём кое-как отходит занятия, и потом весь день его не найдешь. Но птичка (Франциск) на хвосте принесла, что мальчик сейчас в библиотеке.
— Джонс! Вон из моей библиотеки! — шёпотом воскликнула мадам Пинс.
— Да ладно Вам, — вальяжно махнул рукой Джонс, — я заберу кое-кого. Не Вы ли жаловались, что здесь ученикам не спальня?
— Бальшмидт! — сразу перевела на него стрелки женщина, найдя ответ Альфреда вполне исчерпывающим. — Где "Анимагия для новичков", а?! С прошлого года ни одной возвращённой книги! У меня всё записано!
— Пфт-ха-ха, — на автомате рассмеялся Гилберт на упрёки, совсем забыв, что перед ним не добродушный профессор Тино. Лишь бросив взгляд на Пинс, мальчик ретировался.
Со своими записями нарушений и нарушителей покоя библиотеки и численности её книг библиотекарша мало чем отличалась от завхоза. Кажется, в отмеску им обоим Альфред уже мечтал об их свадьбе… Ну, очень она, по его мнению, похожа на Филча: вечно ворчит, вечно всеми недовольна, этот нарушитель и тот нарушитель, не умеют обращаться с книгами, аккуратно их держать в руках и прочее. Два сапога пара, но, в то же время, вроде и не общаются…
За планом мести этой старухе Альфред навыдумывал ей свадьбу с голубями, которые сидят на жердочках из книг, гости сидят на стульях из книг, половицы сделаны из обложек книг, а Филчу — к нему придут на свадьбу все его ненавистные ученики в (розовых костюмчиках!) и будут закидывать их букетами цветов, неважно каких. Такой, как Филч, точно ненавидит цветы. Хотя кто его знает…
А вот и проём, в котором вечно сидит янки-Артур. Но странно… Целая куча книг, словно стена, ограждают его от внешнего мира. Он там что, точно решил себе берлогу устроить? Недаром Артуром-то зовут. Пробраться было проще, чем казалось на первый взгляд. Цитадель вполне доступна для простых дурачков. Артур, чёрт возьми, спал. Он вечно спит! Сколько Альфред не ищет его, он находит его спящим. То в лодке в сарае (что, кстати, было весьма странным), то вот здесь.
— Арти, — позвал он. — Арти, разгар дня, все к озеру прутся развлекаться, а ты тут спишь. Всё на свете проспишь…
— Не бойся, Алиса, я посторожу… — пробормотал Артур. — Она нас не найдёт.
— Кто не найдёт? — но вопрос остался без ответа. Вместо этого Артур всё же открыл глаза. — День добрый, сэр. Взбодритесь, на улице сияет солнце, царит веселье и выпал первый снег!
— И это всё, зачем ты меня разбудил? — прокряхтел Кёркленд. — Свали.
— Да ну тебя, хватит спать! Если недосып можно доспать, то пересып нельзя недоспать!
— Хн? Что ж, это логично… — я говорила, что спросонья Кёркленды — сущие ангелы? Альфред, пользуйся.
— О, кстати, пока не забыл… — пододвинул стул обратно Альфред. — Не поможешь мне с заклинаниями? Мы можем забронировать время в Выручай-комнате.
— Опять? — поднялось недовольство в голосе мальчика. — И с каких пор она бронируется? — недоуменно поднял он бровь.
— С тех пор, как Гилберт её нашёл, блин… — сокрушённо пробубнил Джонс. — Это стоит или денег или твоей подпалённой задницы… Выбирай.
— Вы там совсем сдурели, — закатил глаза Артур. — Ничего я не буду выбирать!
— Ну, пожалуйста! — взмолился Альфред, умевший уговаривать кого угодно с полуслова. Артур сопротивляется, но тяжело держать позиции под весом чистого и искреннего взгляда.
— Так и быть.
Обрадованный Альфред мигом вытащил из сумки пергамент и перо с чернильницей. Артур лишь опять недоумевал, что пришло в голову этому чудаку. Альфред писал быстро, бубня себе под нос какие-то слова. В конце своих писаний он поставил подпись.
— Теперь ты, — улыбнулся он.
Артур прочёл написанный бред и снова вскинул бровь, но уже от едкой иронии.
— Ты дурак, да?
— Да что ты, это же круто! Мы с тобой заключим договор на целый год! Без процентов и с оплатой!
— Если это контракт, то где же условия сделки? — Кёркленд вернул пергамент мальчику.
Это длилось ещё несколько минут. Альфред думал-думал, но придумал только, что нельзя драться, кусаться, царапаться, ругаться и уходить раньше времени. В случае Артура — засыпать.
— Скудно, но уже лучше…
— Ты-то тут великий деятель, — снова пробубнил Джонс.
— Я всё слышу!
— О, и ещё. Завтра Хеллоуин, — Артур вмиг закатил глаза с горестным стоном, — днём большая часть людей пойдёт в Хогсмит, поэтому можешь считать, что замок будет почти в нашем распоряжении. У тебя ведь нет никаких планов? — Артур со вздохом покачал головой. — А у Алисы?
— Только Алису не втягивайте!
— Почему? Она не такой маленький сноб, как ты, — усмехнулся Альфред. — Ещё обрадуется, если мы возьмём её с собой.
— О, не волнуйся, не обрадуется, — вновь с едкостью подметил Кёркленд. — Ей отвратительно общество обезьян мужского пола.
— Почему?
— Ты меня когда-нибудь доведёшь своими "почему". Как тебя другие терпят?
***
Где-то далеко-далеко от горной Шотландии, в месте, которому предпочтительней остаться тайной.
— Это утомляет, — отбросил кипу бумаг на стол Скотт.
— Мы должны тщательно всё изучить. Это будет нелепым позором, если мы попадёмся по собственной глупости, — Иван тоже без особой охоты возился с документами, но перед ним стояла цель: последовать за товарищем и помочь ему осуществить свои планы. Брагинский зевнул. — Что-то холодно здесь. Я всегда от холода непроизвольно зеваю…
— Так прогони ты этого призрака. Что за мощь такая, что холодом от него веет?
— Опять ты недоволен, — усмехнулся парень и дружеским тоном позвал: — Эй, Мороз.
На плечах Брагинского стали появляться доселе невидимые кисти рук, обтянутые перчатками. Личный дух Ивана всегда умел эффектно появиться и напугать врага своей, так сказать, непризрачной мощью. Небывалый феномен, который Иван принялся изучать с того момента, как нашёл своего Мороза. От его возникновения холод только усилился, с потолка еле видимыми точками стал падать снег.
— Мороз, я же не маленький мальчик, можешь хоть одну ночь не опекать меня? — улыбнулся Брагинский, не отрывая взгляда от строк, исполненных политической грязи.
Дух покорно склонил голову; но, естественно, мороз из твоей жизни не уйдёт лишь по твоему желанию. С тихим свистящим шумом неживой, но самый близкий опекун Ивана пролетел рядом с головой хозяина и растворился в стене. На прочных, многолетних, покрывшихся плесенью кирпичах остался скрипящий от контраста температур холодный иней.
— И откуда ты тащишь такое? — Скотт закурил.
— Я нашёл его случайно, — в который раз повторил Иван. — Если только это не он — меня.
***
1993 год.
Уже в который раз без особого удивления Ванюша видит очередной плакат о сбежавшем узнике. Но чем ближе семилетний мальчик подходил к пункту назначения, тем реже появлялось плакатов, листовок и даже обыкновенных разрисовок вандалов.
На голову Ваня натянул шапку, которая постоянно норовила сползти ему на глаза, в кармане большой старой мантии при ходьбе о ногу постоянно ударялся блокнотик для записей всяких разных интересных вещей. Например, что происходит с самим Иваном, его семьёй, с окружающим миром. В правой руке мальчик нёс фонарь, покачивающийся от движения.
Зеваки и старые волшебницы постоянно оборачивались вслед довольно весело выглядевшему мальчишке, перешёптываясь друг с дружкой и иногда уговаривая его повернуть обратно. По слухам, в том месте поселилось привидение, настолько опасное, что закоулок на милю обходят стороной. А Ваня никогда не видел привидений. В его доме их не водилось.
Улочка сужается, клонит вниз, а температура всё ощутимей понижается, но Ваня никогда не боялся холода, он умел с ним жить. Улица длинная, призрака всё ещё не видно, а меж тем стало смеркаться. Брагинский доходил до того, что ступни уже просто гудели от усталости, а теперь ещё и рука болит от того, что он держит над головой фонарь.
Пар от дыхания становится гуще, а на небе загораются первые звёзды. Как же долго приходится идти… Или это иллюзия? Её не мог создать призрак. Или?..
Книзу, глубже в эту странную улицу ведёт витиеватая каменная лестница, ступени которой от повышенной влажности давным-давно стали разрушаться. Иван выше поднял фонарь, чтобы лучше освещать путь. Чувствовалась тревога, но подстрекало любопытство: сможет ли он уйти живым от
чудовища? Либо мальчик хотел доказать, что смелее других, либо просто у него такие странные развлечения.
Гул от шагов тонет где-то внизу, кажется, будто он не по улочке идёт, а спускается в колодец.
Подул ветер, перемешивая в себе снег и старые опилки. И чем ниже — тем сильней ветер, тем холодней. Но нет, Ваня не отступит, он найдёт призрака. И вот он уже хочет ступить на, как он думал, вполне утоптанный снег, как мигом проваливается в него. Чистый, девственный и мягкий снег. Нужно побольше узнать о нём.
Зазвенели цепи, зарычало какое-то существо. Призрак нашёлся. Высунув лишь только голову, Иван увидел большого, грозного, сильного мужчину, но глаза его выражали грусть и испуг, и сам он ни капли не страшен. Мёртвые души тоже порой испытывают страх, мечась между двумя мирами, не находя покоя.
— Так это ты создаёшь мороз! — первым заговорил Иван, решив так потому, что вокруг привидения струями вился воздух с искрящимися в свете луны снежинками.
—
Мороз… – повторил мужчина, еле пошевелив прозрачными, окоченевшими при жизни губами.
— Разве это твоё имя? — не понял Брагинский, почему призрак повторил это слово.
Он кивнул.
— Тебя так народ окрестил? — снова кивок. — Чего ты так печален? Тебе прекрасно подходит твоё имя! Но как тебя зовут по-настоящему?
Мороз не ответил. Ваню это не смутило, он вытащил блокнот и стал описывать внешность скитающейся души, конечно, допуская ошибки в словах.
"Он напоминает мне худого немолодого мужчину в дорогих когда-то одеждах. У него длинный нос, немного густые брови и пустые глаза. Ещё он напоминает мне плохо отслужившего человека, которого ругают за это, а он потом грустит."
— Правда, не грусти! — улыбнулся призраку Ваня. — У тебя очень красивые усы! У моего папы были такие же, пока я их случайно не сбрил.
Дух чуть пошевелился, отчего тихо звякнули его цепи. Он всего лишь поднял голову и посмотрел куда-то через мальчика, но ему и этого хватило, чтобы понять, что сзади него кто-то есть.
Иван не испугался существа, которого увидел, но сработал инстинкт самосохранения, и мальчик отпрянул подальше, насколько позволял снег. Существом тем был дементор, что склонил над ним свою голову. Стоило только всмотреться пристальней, как разум охватила невыносимая тоска, все проблемы и печали сразу вспыли в памяти, заставляя глаза увлажняться горячими слезами. Дементор высасывал ту единственную радость, что была у Брагинского, и как же не хотелось её терять…
И произошло невероятное, чего Ваня в никогда в жизни точно не видел. Сильнейший дух, которого мальчик когда-либо встречал, за плечи придержал маленькое тело в мешковатой слабо греющей мантии и, набрав в себя больше воздуха, с силой выдохнул настоящую метель. Ветер свистел в ушах, мороз больно щипал кожу, а прикосновение сквозь мантию заставляли сжиматься от болезненного холода.
Дементор отступил, отпустив свою жертву, и Иван, наконец-таки, отдышался.
—
Ты выдержал холод, — произнёс дух.
— Спасибо, — улыбнулся Морозу Ваня, смахнув выступившие слезинки с глаз. — Кто это был?
—
Стражник Азкабана. Они ищут сбежавшего узника.
— Ох, мой фонарь заледенел… — мальчик нашёл его неподалёку от себя.
Мороз присел рядом с ним на одно колено и провёл ладонью рядом с заледеневшими частями. Лёд исчез, а Ваня от всей души обрадовался, увидев магию, направленную на помощь другому.
— Почему у тебя руки в кандалах? — спросил он.
—
Я повинен в ужасных злодеяниях. И я рад, что увидел твою улыбку, после стольких скитаний и лет в вечном холоде это настоящий источник тепла, — Мороз провёл своей прозрачной ладонью по волосам Вани (шапка с того спала), и вскоре они покрылись лёгким инеем.
— Ты же такой сильный, почему ты не можешь их снять? Это же легко: заморозить и разбить.
Наверное, впервые за многие годы выражение лица этого печального духа изменилось. Одно мгновение Мороз пребывал в лёгком недоумении от такого заявления семилетнего мальчика, но потом рассмеялся.
— Люблю, когда люди с такими усами улыбаются, — тоже не сдержал улыбки Ваня.
***
— Но он до сих пор не рассказал мне, как он смог избавиться от цепей.
— Наверняка это всё из-за тебя, — выдохнул дым Скотт.
— Имеешь в виду, что я смог спасти его от прошлого? — улыбнулся Брагинский. — Не забывай, это он меня нашёл и спасал иногда мою жизнь. Я не могу заставить осознать даже его, что прошлое остаётся в прошлом, которое не изменить.
— В последнее время помощи от него никакой, только зад морозит.
— Хватит ворчать, я ведь, всё-таки, теперь куда сильней и умней, чем раньше, а его помощь подождёт до более серьёзных ситуаций.
***
1997 год.
Бедные прослойки магического общества не могли спастись, даже спрятавшись в самых злачных закоулках городов Британии. Одиннадцатилетний Иван с маленькой сестрой, трепетно державшей его за руку, пытались найти тот самый дом, куда бабушка наказала им отправиться и переждать пару дней. Мальчик знал, что пара дней затянется на недели, а они, может быть, — на месяцы. Спасенье есть, его олицетворяет собой юноша, чью нелёгкую судьбу определило Пророчество. Иван понимал, что нельзя ненавидеть человека лишь из-за выпавшей на него горестной доли, но не будь его, всё было бы иначе.
В спешке он по невнимательности упустил нужный адрес, но смышлёная пятилетняя Наташа без всяких слов упрямо сменила курс, не отпуская руки брата. Дверь, еле державшаяся на петлях, с тягучим отвратительным скрипом ударялась о косяк, поддаваясь тяжёлым порывам ветра. Та самая дверь. Защищённый Доверием, но полуразрушенный дом.
Вещей у временно обездоленных детей было мало, еды — куда меньше. Расположив и укутав во всю имеющуюся одежду Наташу, Ваня попытался создать хоть искорку огня. Естественно, без помощи магии — иначе их найдут и ни за что не оставят в живых. Девочка протянула свои маленькие ручки к брату, вынимая у того из трясущихся рук спички. "Братик боится", — вот, о чём она думала.
Один день. Одна холодная ночь. Сквозь разбитые, заколоченные деревянными досками окна вихрями струится внутрь здания снег. Когда сидишь и ни о чём не думаешь, равно как и о завтрашнем дне, танцы снежинок кажутся прекрасными. Маленький огонёк не греет рук, Наташа молча водит пальчиком по тонкому слою снега вперемешку с пылью, пытаясь нарисовать лицо Ивана. Он только улыбается, когда сестра поворачивается к нему и смотрит пустым понимающим взглядом.
— Тебе холодно? — внезапно спрашивает она.
— Очень, — тихо отвечает Ваня.
Наташенька быстро поднялась с корточек и подбежала к нему; полы огромной ей мантии полностью стёрли милые рожицы на снегу. Объятья не смогли дать физического тепла, но так Иван не чувствовал, что здесь он совершенно один.
— Можно, я приготовлю покушать? — девочка взяла замёрзшие пальцы брата в свои удивительно тёплые ладошки. Нет, не "можно". Нужно. — Тогда принеси нам воды.
Наташа была не по годам самостоятельной девочкой, чьи детские, но такие серьёзные разговоры не оставляли Ивана равнодушным. Сейчас она всё время молчит, Война меняет её, она же совсем ещё ребёнок. Слишком, слишком рано дети Тёмных времён вырастают.
Брагинский осторожно поднимается по разбитым ступеням к разломанной двери. Скрип протяжным эхом проносится вниз, в подвал, где дети пережидают бурю битв и гонений. На пояс мальчик прицепил небольшую флягу для воды; окоченевшими пальцами он не смог бы удержать более тяжёлый вес. Где-то рядом, в двух домах, есть неглубокая ямка, где скапливается снег. И там он тает; видимо, кто-то добрый поставил тепловые чары. Наконец-то просыпается в людях сострадание.
Слева по улице сплошные тупики, куда сваливают ненужный хлам и запросто могут устроить избиение Пожиратели. Лишь бы получалось быстро проскакивать мимо незамеченным. И где-то под обрушенными деревянными сооружениями спрятался маленький мальчик, звавший на помощь. Он плакал, отчётливо всхлипывая, так, что даже Ваня поначалу на секунду испугался, спутав эти всхлипы с Наташиными.
Забыв о воде, Иван воровато оглянулся, не видно ли чёрных плащей, и стал пробираться на сдавленные слезами вздохи. Упавшие между кирпичных, близко стоящих домов доски мешали проходить, иногда приходилось то нагибаться, то перешагивать. Кто-то у стены тупика услышал лёгкий хруст снега от шагов и замолк.
Ребёнок тихо скулил, теребя пальцами, что является привычкой, небольшой чёрный медальон. Это вполне могло быть средством связи.
— Ты не потерялся? — решил, наконец, задать вопрос Иван.
Мальчик перестал вообще издавать какие-либо звуки, смотря в упор, глаза в глаза. Думал, стоит ли доверять высокому мальчишке-незнакомцу.
— Нет, — ответил щуплый мальчонка, которому на вид было, как и Наташе, пять лет, — но… если хочешь знать… я планировал погулять по Лондону. Не удалось.
Жаль, что в тот момент Ване не пришло в голову, что малыш не просто совсем один, он даже и не подозревал, в какое место он попал, и Брагинский решил оставить всё, как есть. Его-то найдут. Одежда на нём новая, тёплая, он вымыт, ухожен и сыт; если это сынишка какого-нибудь богача, то пропажа вскоре обнаружится. А в таком случае нужно было срочно уходить, обнаружь себя Иван — и сами знаете, что произойдёт. С таким же успехом он мог вообще не выходить из убежища-подвала, но организму нужна вода сильней, чем тёплый ужин.
— Где я? — Брагинский остановился, услышав вопрос.
— В отвратительном опасном месте, — ответил Ваня, и тут его взгляд упал на раскрытый медальон. — Эта вещь… магическая?
— Конечно, — буркнул мальчик.
"Это как камин, — подумал маленький волшебник, — магическое зеркальце передаёт изображение лица в другой, по всей видимости, такой же медальон. Как занятно".
Ваня интересовался такими вещами, но больше — с научной точки зрения. Правда, ему было пока ещё одиннадцать лет, рассуждать умными сложными словами он не мог.
А крышка украшения золотилась от светлой магии, которую он источал. И тут у мальчика сорвалось дыхание: вряд ли он принесёт младшей сестрёнке воды, находясь так близко к магическому источнику. Волшебники ведь преследуются, каждый проходит допрос в Министерстве, а сигналом, маячком, является волшебство.
И куда теперь спрятать глупого ребёнка и спастись при этом самому?
— Ага-а, какой улов! — прозвучал страшный голос. На секунду вспыхнула вспышка паники, ведь Иван не умеет ещё управлять своей магией, у него даже волшебной палочки нет. — Ментл обрадуется новым детишкам.
Это были сотрудники Министерства Магии, если быть точнее — мракоборцы. Иван задался вопросом, почему же их ещё не обнаружили Пожиратели, но сразу же нашёл ответ: там поголовно все глупые тупицы, убивающие и оставляющие в живых без разбору и должной на то логики. Приближённые Тёмному лорду никогда не марали рук о каких-то неизвестных волшебников, а вот весь остальной состав был неопытным молодняком. И уж никак у них не могло быть артефакта, позволяющего определять местоположение человека лишь по крохотным частичкам магии.
Но возможным могло быть и то, что на всю эту территорию наложены чары наподобие Воющих.
— Сдурел, что ли? — ответил первому мракоборцу второй. — Если будем брать… Магия неотёсанных детишек куда опасней, видел я одного такого, он сжёг Моргану руку.
Иван осторожно, медленным шагом ступал к стене, к которой прижался, широко раскрыв глаза от страха, взъерошенный мальчик. Медальон не закрывался, на магический маячок слетаются мракоборцы, усмехающиеся на такой "улов".
— Погодите-ка, а это разве не пропавший мальчишка Кёркленд?
— Из нейтралитетных? Эй, Кентл, может, добьём его, будто до нас так было?
— Сынишка министерской подстилки, — оскалился один из них, и Иван заметил, как у мальчика в глазах заплясали огоньки гнева. — Не позавидуешь твоей участи, Кёркле-е-енд, — протянул он. — Мы все здесь против своей воли, по большинству, воюем, а ты со своей семейкой не при делах. Как считаешь, если я с твоей головы хоть волосок выдеру, твой папаша удосужится покинуть своё кресло?
Волшебники дружно загоготали, а Кентл схватил малыша Кёркленда за волосы, заставляя того откинуть голову к стене. Странно, но в выражении его лица не было ни намёка на злость, на двух мальчиков смотрели добрые светлые глаза. Брагинский понял, что имел в виду этот человек, говоря: "
Против своей воли". Он, еле шевеля губами, произнёс один из магических паролей, что волшебники использовали, чтобы настроиться на "Поттеровский дозор". В отличие от Кёркленда, Иван иногда слушал волшебное радио в надежде найти там поддержку в это тяжёлое время.
— Когда я прикажу бежать, – еле слышно прошептал мужчина, — вы бежите отсюда к чёртовой матери.
— Кентл, чего застрял? Пора тащить козявку обратно, а то ещё достанется, что явились на маяк, а никого не схватили.
— А с этим что делать? — какой-то мракоборец грубо поднял Ваню за локоть; он и не надеялся, что его не заметят.
Маленький Кёркленд испуганно проскулил, когда с ним сделали то же.
— Ты… Ты!..
— У мальчишки просто слов нет, как мы с ним по-божески поступаем, — усмехнулся один из мужчин, и шутка в адрес Кёркленда опять возымела успех. — Хватайте уже обоих, пошли.
Насильно, как всегда. Пожалуй, Иван был ещё одним человеком, считавшим, что без магии было бы куда лучше. Он знал, что она необходима ему как воздух, а сейчас же он даже дать отпор не может.
После Скримджера на пост главы мракоборческого отдела назначен незнамо кто, который под предлогом жестоких расправ за неповиновение заставляет сотрудников арестовывать волшебников за использование магии. У Скримджера политика была более продуманна, чем у Фаджа, но, увы, ошибок предшественника он не смог избежать. Он, как и многие, так сильно боялся признать возросшее могущество Волдеморта, что это привело к перевороту в Министерстве, где министр был убит приспешниками Лорда. Тогда-то даже в Аврорат хлынул поток Пожирателей, а новым министром назначен человек, подвергнутый "Империусу". Нынешняя ситуация и не удивительна.
"Как же холодно…" — думал Ваня, пока брыкающегося Кёркленда пытались успокоить. Почему бы просто не использовать магию, сотрудники в синих мантиях? Но выходца из единственной на всю магическую Британию нейтралитетной семьи не смели трогать. Где-то там за пеленой ненависти скрывалось еле теплившееся уважение. Главное, не смотреть на этого мужчину с добрыми глазами, не ждать от него этих заветных слов.
Бегите. Как хотелось это услышать.
— Бегите!
И Иван мигом схватил Кёркленда за руку, прорываясь сквозь толпу магов. По ним всем прокатилась волна оглушающего заклинания, но кто-то, видимо, успел создать магический щит.
— Предатель! — послышался гневный возглас. —
Петрификус Тоталус!
Мальчонка крепче сжал руку Вани, когда услышал это заклинание, из его глаз уже давно катились слёзы. Он никогда не подумал бы, что может испытывать столько благодарности к какому-то мракоборцу, давно позволяющему командовать собой какому-то гнусному дядьке, и столько сожаления за его мгновенную поимку. А Иван думал, что необходимо спрятаться в другом доме, не являться к Наташе, пока не минует опасность.
Мракоборцы на то и мракоборцы, чтобы заново явиться из ниоткуда. Холод вновь пробирает до костей, заставляя дрожать губы и клацать зубами, а ноги — чуть подкашиваться. Маленький Кёркленд уже не скрывает, как сильно он боится тех, кто призван блюсти законы и порядки и помогать простым волшебникам.
— Как меня всё достало, — остановился Брагинский и выпустил руку Кёркленда. — Вы вообще знаете, сколько я терпел?
Поднялся ветер, снег мешал обзору мракоборцев, никто не мог ни вдохнуть, ни прицелиться.
— Чисто по натуре своей я терпел, терпел, терпел весь этот гнёт с ваших сторон, — сухо говорил мальчик. — А ведь я всегда хотел жить мирно и научиться играть в шахматы.
Кёркленд с ужасом таращился на то, что творится. Воистину, попался же ему такой страшный, сильный делом и словом человек. Сзади Ивана завертелась, закружилась метель, ветер хлестал по лицу, а сквозь снег стал появляться силуэт.
— Всякому терпению есть предел, чёртовы собаки, — Ваня злился, но не падал так низко, чтобы показывать эту злость.
Метель стихла, и волшебники смогли, наконец, убрать руки от лица. Каков был их ужас, когда они увидели находившегося позади мальчишки сильного духа. Редкое, почти невозможное явление — встретить стихийного духа. Однако многие мракоборцы сочли, что с таким защитником они смогут справиться.
—
Ты забыл дома шарф… — обмотал Мороз вокруг шеи Ивана грязный шарф. Ваня сразу улыбнулся.
— Что это такое?! — воскликнул Кёркленд, у которого глаза чуть ли не по пять кнатов стали; дяденьку-духа он вообще-то не испугался, но был удивлён до глубины своей детской души.
— Это? — глянул Иван на взрослых волшебников и перестал улыбаться.
Мгновенно кругом возникла тишина, слышалось лишь дыхание запыхавшихся магов.
— Это — дядя Мороз, — выдохнул облачко пара Брагинский.
Мальчишка Кёркленд зажмурился, чтобы не смотреть на, как он предполагал, ближайшую смерть тех людей, которые всего лишь подчиняются своему начальству. Но Иван прав — всему есть предел, и если такого терпеливого человека, как он сам, довести до точки кипения — вряд ли ты легко отделаешься.
Светловолосый мальчик моргнул пару раз. Его и этого высокого чудака окружали идеальной формы ледяные ловушки, в которые были заключены нападающие.
— Знать будете, как доводить меня, — Ваня потёрся подбородком о шарф. — Ну, что, пропавший мальчик, теперь, надеюсь, ты больше не хочешь устраивать прогулки по Лондону?
Глаза у Кёркленда были не просто по пять кнатов, они чуть ли на лоб не полезли от такого простодушного тона.
***
— Так ты пойдёшь с нами играть? — догонял Альфред Артура.
— Во что? В снежки? Снега выпало-то всего — ничего, а вы уже думаете, что наступила зима.
— Он липкий и скоро совсем растает, поэтому снежки будут крепкими. Как знать, может, ты попадёшь кому-нибудь по лицу…— заманчиво протянул Джонс.
— По лицу… — задумался Кёркленд, глядя на падающие хлопья снега через окно в коридоре, где Альфред его и нагнал. — Ненавижу, когда снег попадает мне на лицо. С детства. Вообще не люблю снег.
— Тогда я забираю Алису…
— Никогда!
— С чего ты так начинаешь злиться, стоит мне начать о ней говорить? Не насовсем ведь.
— Ещё бы ты насовсем её забрал, — отвесил нетяжёлый подзатыльник Артур. — Научись больше слушать, о чём я говорю, — он пристально посмотрел гриффиндорцу в глаза. — Даже не думай о том, чтобы погулять с ней.
— С чего вдруг такой контроль?
— С чего вдруг такой интерес?
Эх, как жаль, что в ещё столь юном возрасте сложно контролировать свою любовь и ревность, рискуя рассориться со своими друзьями. И, эх, как хорошо, что Альфред не видел в этом причин для спора. Просто не сложно догадаться, что для Артура любовь его семьи многое значит.
***
— Пфт, — усмехнулся вдруг Скотт, вспомнив что-то. — "Отравление магией". Такого понятия не существует. Ненавижу этого соплежуя, — но на самом деле лучше лекаря он не встречал.
— Может существовать, — предположил Иван. — Отравление — это у нас что?
— Отторжение.
— Вот и думай, почему её тело отторгает магию, навязывая понятие "отравление".
— Вероятно, эта женщина ещё более позорна, чем маленький чёрт со своими кошмарами, — хмыкнул парень.
— Один день сжигания портретов чего стоил, — вторил Брагинский.
— А он ведь сильно тосковал по Мэри. У тебя такое было? — задал несвойственный ему вопрос Скотт; обычно ему абсолютно не было дела до других людей и мелочей их жизни, даже если это был Брагинский.
— Любовь? Любовь была. Я всей душой её любил, — улыбнулся воспоминаниям о ней Иван. — Артура всегда можно понять и всегда можно простить. Главное лишь знать причину.
— Когда выдвигаемся? — резко сменил тему старший Кёркленд.
— Тридцать первого.
А это значит, на следующий день. В Хеллоуин.
