*НАЗВАНИЕ: Грешник
АВТОР: Slav
ЖАНР: Готическая проза.
ПЕРСОНАЖИ: ?
РЕЙТИНГ: PG-13
ДИСКЛЕЙМЕР: За прочтение сего я ни у кого не требую денежного вознаграждения, в ответ же ожидаю, что Дж. К. Роулинг не станет притязать на мои видения.
СОДЕРЖАНИЕ: Покаяние – лишь блажь закоренелого грешника, но даже она обходится проповеднику немыслимо дорого… утратой спокойствия.
РАЗМЕЩЕНИЕ: All rights reserved. Ничто из фика не может быть скопировано (частично или полностью) в корыстных целях и без письменного разрешения автора.
____________________________________
☻
Крохотная деревенька на севере Ирландии, всего три десятка домов, но все одинаково низенькие и уютные, дворы чистые, скотина сытая и ухоженная. Воздух под вечер прозрачен и свеж, такой вдыхать – одна отрада.
Чуть в стороне от деревни на возвышении примостилась старая церквушка, стены ее по древним обычаям выложены из серого камня. Окна жилой пристройки черны, как глаза ворон, оттого что священник строго несет свою службу и не удалится в тихую обитель, прежде чем солнце не соизволит уснуть. Осталось не долго, над горизонтом виден лишь узкий серп, будто расплавленное червонное золото, свет его слепит. На быстро чернеющем небе уже высыпали жемчужные бисеринки звезд, мерцают, разгораются все ярче.
Гравий тропинки, что тянулась от крайних деревенских домов до самых дверей церквушки, слабо похрустывал. Несмотря на безветренный вечер, дверь церкви со скрипом приоткрылась, вмиг захлопнулась.
Внутри царит тишина и странная благодать, какая бывает только в сельских церквушках. Ровные ряды лавок для прихожан, чисто вымытый пол робко отражает свет огня в лампадках, фитили тонких церковных свечек чуть колышутся.
Ни души, только в исповедальне, на законном месте прикорнул изнуренный священник. Уже несколько минут он откровенно дремал, пальцы сцеплены, подбородок безвольно упал на грудь, очки сползли на самый кончик носа. Священник слишком молод и крепок, чтобы быть прирожденным служителем божьим, однако не по годам усталое изможденное лицо и ранняя седина указывают на то, что иного выбора и быть не могло.
Дверца исповедальни открылась и закрылась бесшумно, лишь вкрадчивый голос нарушил дрему священника.
— Падре, дозвольте…
Священник вздрогнул от неожиданности, покряхтел, будто трухлявый старик, приосанился, подслеповатые глаза сфокусировались на ажурной решетке, за которой скрывалось лицо прихожанина.
— Простите, Святой отец, – проговорил молодой голос с завидным смирением, – ибо я грешен.
— Кто не грешен в наши дни, – вздохнул священник в сторону, вслух же заученно произнес: – Всевышний простит, сын мой. Он дарует нам искупление грехов через покаяние.
— Но возможно ли мне обрести прощение, падре? Слишком многое я содеял вразрез Его законам.
Священник большим усилием воли подавил сладкий зевок, затянул монотонное:
— Всем можно, сын мой. Всевышний великодушен. Он, как добрейший пастырь, примет обратно всякого заблудшего агнца. Но агнец сам должен желать вернуться…
— Желаю! – выпалил юноша. – Всем сердцем желаю!
— Тогда покайся.
— Я… я возомнил, падре…
Голос сорвался, замолк, а когда юноша заговорил вновь, то он звучал ровно, лишь редкие нотки выдавали волнение.
— Я возомнил себя тем, кем никогда, по сути, не являлся. Я посчитал, что способен совершить нечто неподвластное никому из смертных…
— Не напрасно гордость считается страшнейшим из грехов человеческих, – заметил священник поучительно, для весомости указал перстом в потолок.
— Да, воистину, падре. Но грех мой на этом не заканчивается. Я не только возомнил, но и намереваюсь продолжать так мыслить.
Священник задохнулся от возмущения, сонливость как рукой сняло, заговорил строго:
— Зачем же ты пришел в божью обитель? Посмеяться? Так знай же, грешник, шутникам здесь не место, а кара за насмешки ждет пострашнее, нежели отступников церкви.
— Да-да, падре, – согласился грешник чересчур поспешно и безропотно, – Вы правы. Как всегда правы. Но моя миссия… не принимает иного рода мыслей. Умоляю Вас, падре! Не спешите осуждать, позвольте, расскажу все с самого начала, тогда возможно Вы сможете оправдать мое упрямство перед Всевышним?
Священник хмуро помолчал, потом заметил веско, и оттого крайне туманно:
— Всевышний все зрит, его нельзя обмануть.
Тут грешник с шумом выдохнул, приняв слова священника за одобрение, начал сбивчивый рассказ:
— В детстве я не был ничем особенным, падре. Рядом всегда были… хм, «добрые люди», что не гнушались ежедневно уличать во мне все признаки никчемности и слабости. Они делали это так искусно, что случались моменты, я и сам верил их доводам. Не всегда правда… А порой внутри закипала обида, перерастала в ярость, а та в свою очередь в уверенность – я «выше» своих мучителей. Я взрослел и со временем в их обликах стал находить карикатурные черты, а вскоре понял, в чем изъяны этих людей. Познал их слабости и возненавидел за их собственную же ничтожность.
Но впрочем, пустое… мое детство было слишком давно, чтобы так печалиться. Напротив, теперь вспоминаю те дни со снисходительной улыбкой, ведь самое важное случилось много позже… Ко мне явился странного вида человек, он-то и заверил меня в том, что я особенный. И я поверил! После долгих одиннадцати лет скудного существования я обрел все: дом, друзей и цель в жизни…
Во время долгого монолога голос грешника окреп, зазвучала уверенность, даже убежденность, священник неуютно, так словно потянуло сквозняком, поежился: перед внутренним взором возник мальчик с робкими глазами, вот он чуть приподнял подбородок, и горящий взгляд озарил бледное лицо… Священник вздрогнул, видение померкло, осталось лишь смутное чувство беспокойства.
Когда грешник заговорил вновь, он насторожился: в интонации послышалась насмешка.
— Вы, падре, верно, возразите, мол, не всякая цель оправдывает поступки. Что ж не стану противиться. Были минуты, и сам так думал, сомневался. Но в меня верили! Как Вы верите в своего Бога, также верили в меня, ждали великих свершений… с того самого дня, как я обрел имя. Знаете ли Вы, падре, как окрыляет вера?.. О, святые, что это за чувство! Когда на тебя одного направлены восторженные взгляды, когда твое имя слышится на всех углах школы, твоих речей ждут как чуда, с немым обожанием раскрывают рты, едва завидев тебя!
Жаль… очень жаль, что все это чересчур быстро кануло в небытие. И мне осталась лишь суровая правда – один на один с моим противником, единственным, кто оспаривал мое первенство. Так уж сложилось, толпа сама создает героев, но наступает момент и она требует подтверждения их «божественности», избирая антигероя, победу над которым увековечивают в легендах. Хорошо, если такой антигерой равен герою, но просто отлично, если он во много раз превосходит героя в силе, умении и опыте. Мне не повезло… мой противник был именно таким.
Священник негромко кашлянул.
— Противники всегда сильнее нас. Так завещал Всевышний, ибо в борьбе с неравными закаляется наша вера.
Грешник словно не слышал его слов, воскликнул горько:
— Толпа жаждала лишь представления!..
— Толпа часто ошибается. Мудро ли идти у нее на поводу?
— Не знаю, – вздохнул грешник. – Тогда я не мог поступить иначе, уже мое нутро, а не толпа требовало боя с неравным. Я желал отвоевать первенство!
В исповедальне на несколько минут воцарилась звенящая тишина, священник нарушил ее, с плохо скрываемым любопытством поинтересовался:
— И что же, сын мой, удалось?
— И да, и нет, – ответил грешник уклончиво. – Судьба сводила нас не один раз. На моем счету были жестокие поражения, я выносил их с трудом, помогали друзья, но вскоре я брал ослепительные реванши. Теперь дело за одним из них…
— Ты все еще ведешь бой?
— Это трудно назвать боем. Отныне это поединок. Ведь рядом со мной не осталось ни одного друга, я так увлекся поисками противника, что начисто забыл о тех, кто был рядом. Когда же вспомнил, оказалось поздно… моим уделом стало одиночество.
Священник покивал сокрушенно, так остро почувствовал нужду юноши, но вслух изрек давно прочитанную – так и не понятую – мудрость:
— Даже одиночеством Всевышний выказывает нам свою заботу. Этим Он желает отделить наши пороки от добрых деяний, дабы мы, наконец, узрели разницу.
— Да-да, – подтвердил грешник вяло. По-видимому, тоже не понял мудрых слов, однако виду не показал. – И я узрел разницу… потому я здесь, в глухой деревеньке на севере Ирландии… ищу своего противника. Долгие месяцы поисков теперь позади, больше не будет тяжких дум, неоправданных страхов или ночных кошмаров. Я у самой цели…
Священник почувствовал неприятный холодок на лице, что-то неуловимое в этих словах заставило насторожиться, впервые за время исповеди голос его дрогнул:
— Отчего же, сын мой, поиски противника завели тебя так далеко?
Грешник ответил не сразу, вероятно, собирался с мыслями, краткое ожидание показалось священнику долгими часами.
— Это нужно спросить у моего противника, – произнес грешник почти шепотом. Опять молчание, и вновь чуть насмешливый тон. – Святой отец, отчего Вас так далеко занесло? Я совсем измотался, пока искал Вас.
Священник вздрогнул всем телом, шарахнулся от зарешеченного окошка, на миг там привиделось бледное лицо, искаженное победной усмешкой. Кажется, он совсем перестал дышать, почувствовал, как на лбу выступила испарина, мертвенная серость залила исхудалые щеки. Священник мгновенно вскочил с места, едва не запутался в полах рясы, выметнулся из кабинки, так же поспешно распахнул дверцу исповедальни. Пусто!
Обивка скамьи еще слегка примята, словно некто встал лишь мгновение назад. Священник инстинктивно коснулся ее ладонью – не сон ли? – по спине словно проползла ледяная змейка, обивка оказалась холодной, не сохранила человеческого тепла. Если это был человек?..
Священник отшатнулся, плечи вздрагивали мелкой подлой дрожью, стеклышки очков слабо поблескивали в скудном освещении.
— Задремал, – пробормотал он в смятении, – просто задремал.
Кровь в висках запульсировала чаще. Отчего сейчас? Почему это происходит именно теперь? Даже упрямица память в последние годы стала давать бреши, все реже мучили кошмары, воспоминания меркли, как тени от облаков в безлунную ночь. Он стал забывать лица тех, кого знал прежде. Да и не мудрено, уже минуло почти тринадцать лет…
«Тринадцать? Что за страшное число? Не потому ли «грешник» явился именно теперь? О, Мучитель, как точный часовой механизм, ты, «грешник», знаешь свой срок. Не больше и не меньше. Тринадцать… Ужасное число.»
На задворках памяти возникали сбивчивые мысли, размытые образы. Священник зажмурился от внезапно вспыхнувшего воспоминания: до первого возрождения «грешника» волшебный и магловский миры жили в спокойствии тоже тринадцать лет! Ему самому тогда было всего четырнадцать, мальчишка, глупый и самонадеянный.
«И что же теперь? На днях ему сровнялось тридцать, до возраста Христа еще три долгих года, а муки уже не христовы, во сто крат хуже. И вновь все повторится?.. Почему сердце так похолодело при этой мысли?»
Священник услышал скрип собственных зубов, в висках заломило от боли. Рука сама потянулась ко лбу, пальцы осторожно ощупали давно позабытый шрам. Клеймо… проклятого. На негнущихся ногах он доковылял до молитвенника, как подкошенный рухнул на колени, пальцы до побелевших суставов сцепились в замок, а губы уже творили молитву о прощении и даровании незаслуженного покоя. От его рваного дыхания слабо подрагивали огоньки свечек, лики святых хранили безразличное молчание: грешник сам должен искупать свои грехи, церковь ему в этом не помощница.
Гравий тропинки, что тянулась от самых дверей церквушки до первых деревенских домов, тихо поскрипывал, проминался неглубокими ямками, точь-в-точь по форме человеческого следа. Шаги неспешно удалялись…
Конец!
____________________________________
© Slav: Вниманию тех, кто посчитал фик чересчур непонятным, на этот счет предлагаются авторское мнение [http://www.diary.ru/~vnv/?comments&postid=12126383] и тема на ЗФ [http://fanfiction.fastbb.ru/?1-3-0-00000359-000-0-0-1147363451]. Быть может это хоть как-то прояснит ситуацию... ;)