«Пропуск в преисподнюю»
If you want to open the hole
Just put your head down and go
Step beside the piece of the circumstance
Got to wash away the taste of evidence
“Evidence” ( “Faith No More”)
Рон избегает ее взгляда. Как и в школьные годы, когда она уличала его в совершении какой-нибудь пакости. Например, в том, что он целовался с Лавандой Браун в пустом школьном коридоре.
Некоторые вещи никогда не меняются, удовлетворенно отмечает Гермиона.
- Хмури спасибо скажи, пробил тебе разрешение, - Рон вздыхает, всем своим видом давая понять, насколько сильно ему не нравится ее затея. - Ты уверена?
Гермиона внимательно смотрит на него, а он опять отводит взгляд в сторону. Слишком многое их связывало раньше, слишком многое стоит между ними теперь. Память о прошлом, в основном.
- Я уверена, - отвечает Гермиона. – Увереннее некуда.
- Ну, если ты этого действительно хочешь, сейчас закажу тебе пропуск, - тянет Рон. С тяжким вздохом берет перо и набрасывает несколько слов на клочке пергамента. Складывает из него кривоватый самолетик и залихватским взмахом руки отправляет в полет. Самолетик вылетает в дверь, приоткрывшуюся на долю секунды. Теперь нужно ждать. Гермиона улыбается – она получит требуемое. Разве Рон способен ей отказать?
- Ну вот, - Рон откидывается на спинку кресла. – Пока мы ждем, может, расскажешь, как ты?
- Что мне рассказывать, - отмахивается Гермиона. – Ничего особенного не произошло, Рон.
*****
Они оба знают, что все особенное, что только могло с ними случиться, уже случилось. Пока существовало «трио». Пока был Гарри. Пока не наступил мир, пока еще шаткий, но все-таки мир. Равновесие стало неожиданностью. Похоже, они оба так и не смогли к нему привыкнуть.
Рон и Гермиона давно не виделись. Каждый раз находился какой-нибудь предлог, какое-нибудь неотложное дело. А может, им просто было неудобно друг перед другом. В том числе и за то, что они почти не пострадали в этой войне. В отличие от Гарри. Трио превратилось в дуэт. Возможно, не навсегда. Рон Уизли и Гермиона Грейнджер все еще на это надеются. Все еще ждут, хотя лучшие целители больницы имени святого Мунго уже почти отступились.
Еще полгода назад Гермиона могла бы сказать, что оба они – неудачники. Стоят себе на унылом берегу реки, а мутная вода вместе с мятой бумагой и прочим мусором уносит в никуда их упущенные возможности.
Может, им вообще видеться не стоило. Ни как старым друзьям. Ни как бывшим любовникам. Воспоминания о прошлой дружбе, равно как и о другом чувстве, которое уж точно никак нельзя было назвать просто дружбой, только бередили их старые раны.
*****
- Видела Гарри? – спрашивает Рон.
- Видела. Три дня тому назад у него была. А ты?
- Я – на прошлой неделе. Еле выбрался, - Рон ловит себя на том, что начинает оправдываться. – Знаешь, на Дрянн-аллее какой-то псих объявился, которого отловить никак не могут. Якобы из недобитых Упивающихся. Кингсли рвет и мечет. Хмури, я думал, вообще отдел разнесет. Все на цыпочках ходят. Вздохнуть боятся. А я…
- А ты, - заканчивает за него Гермиона, - вынужден это дерьмо разгребать. Так, по-моему, ты обычно говоришь?
- Именно, - мрачно отзывается Рон. – Дело взял на контроль Министр. Чтобы было, что сказать борзописцам, - в его голосе сквозит ничем не прикрытая неприязнь.
- Меня ты к ним не причисляешь, надеюсь? – с усмешкой осведомляется Гермиона.
- Тебя – нет, - парирует Рон, - только до сих пор в толк взять не могу, зачем ты в это дело ввязалась. Арифмантику свою совсем забросила.
- Затем, что по-другому я просто не могу.
- Я не об этом. Понимаю, ты хочешь рассказать, как все на самом деле было. Я о другом. Неужели ты думаешь, кто-нибудь это издаст?
- Издаст. Пока еще мое имя на слуху. Пока наши имена еще на слуху (а как, по-твоему, после неполного года службы ты оказался хозяином целого кабинета, пусть и на двоих с Криви?). Пока еще мы можем что-то сделать что-то изменить. Переломить это паршивое общественное мнение.
- Изменить? Мне порой кажется, люди мало что помнят. Те, кого это непосредственно не коснулось. Им запомнились не сами события, а только лишь то, сколько было шума вокруг всего этого. Какой тогда ажиотаж был. Понимаешь?
******
Они оба понимают, что еще пара лет, и вся эта история станет рассказиком из воскресного выпуска «Пророка», из тех, что печатают на последних страницах вместе с комиксами. «Помните, был такой Гарри Поттер? Он победил какого-то там злодея и сошел с ума. До сих пор лежит в больнице Святого Мунго. Да что вы? Не сошел с ума, а просто без сознания до сих пор? Как жаль, такой был молодой. Он потерял родителей в годовалом возрасте. Ах-ах-ах. Гарри Поттер, ну, вы, наверное, помните, должен был спасти мир. Помните, про какое-то Пророчество в газетах писали? Так вот, то самое. Парню пришлось пожертвовать собой. Говорите, сам под то заклятие подставился? Какая жалость, но ничего не поделаешь. А слышали вы о распродаже у мадам Малкин?» И все. Конец истории. Газета дочитана, осталось кроссворд разгадать. А, еще комиксы. Ничего интересного, ну и мусор печатают!
Рон морщится, как от головной боли:
- Не получится ли, что ты опять зря тратишь силы?
- Я уже договорилась в одном издательстве. Они много могут выиграть, используя мое имя. А у меня только одно условие – никакой редактуры.
- Что за издательство?
- Одно из этих, новых, что при «Пророке» образовались.
- Владеет им не Рита Скитер случайно? – ехидно спрашивает Рон.
Гермиона помимо воли расплывается в улыбке. Рон намеренно напомнил о тех временах, когда ей удавалось держать нахальную писаку на коротком поводке. Воспоминания о маленьком милом шантаже, о временах, когда еще можно было утверждать, что все почти в порядке, когда с ними был Гарри, когда стрелки часов в доме Уизли не показывали постоянно «в смертельной опасности» , заставили Гермиону вынырнуть из не слишком веселых раздумий.
- И кстати, о Пророчестве. Мне всего-то и нужен живой свидетель, который его слышал, пусть и не полностью. Слышал своими ушами.
- Ах вот оно что, - Рон кивает, и делает вид, что поверил ей.
- Именно, - твердо говорит Гермиона. – Других свидетелей все равно уже нет. Как ни горько мне об этом говорить. Дамблдор мертв, его Думосброс утерян, от Трелони толку мало, Гарри же…
*****
Они оба прекрасно помнят тот день, когда Гарри покинул их. Это был один из безветренных осенних дней, солнечных и сухих. Гарри на носилках отправили в больницу имени Святого Мунго. Все в порядке, сказали целители. Все в порядке, сказали они, ему просто нужно побольше тишины и спокойствия. Но разве не получил он достаточно тишины и более чем достаточно спокойствия за пять лет в больничной палате? На второй день Рон и Гермиона пришли навестить Гарри. Их собственные раны казались пустяковыми. Две осиротевшие трети гриффиндорского трио сидели у постели друга, сидели по разные ее стороны (вот тогда им впервые пришлось признать – между ними встало несчастье), слушали, как деловито переговариваются целители и молодые практиканты, и ждали, ждали.
Когда друг вернется.
Ждут и до сих пор.
Тот, второй, день был пасмурным и дождливым. Тогда и началась настоящая осень. Улицы были серо-коричневыми от мокрой грязи.
Они сидели у кровати Гарри и впервые за долгое время не знали, что делать. Даже Гермиона, которая, казалось, умела находить выход из любой ситуации. Гарри лежал с закрытыми глазами, его нос заострился, темные волосы разметались по подушке, лицо казалось особенно бледным. За время войны к ранам все привыкли. Рон протянул руку и тихонько коснулся запястья Гарри. Рука Гарри была теплой, но Рон отчего-то отдернул свою, будто коснулся окоченевшего трупа. Голоса целителей убаюкивали и успокаивали, только вот кому оно предназначалось, это спокойствие? Хотя, кто знает, Гарри их слышал. Они вели его за собой в бесконечной белизне, слишком белой, слишком чистой, чтобы быть настоящей. И Гарри, может быть, шел за ними, бежал налегке, беззаботный и свободный, каким никогда в жизни не был, уходил все дальше и дальше от этой палаты, от криков боли, доносящихся из коридора, от серых мокрых улиц, от высоких больничных потолков. И ни Рон, ни Гермиона уже ничего не могли с этим поделать.
*****
- Что толку в этом Пророчестве? Гарри ведь рассказал нам все, что узнал от Дамблдора.
- Рон, мне важно не только само содержание Пророчества, а еще и то, как оно было сделано. Все до последней мелочи. Уж если я хочу написать о том, как все было на самом деле, в моем распоряжении должны быть только достоверные факты.
- Достоверные, - эхом повторяет за ней Рон. – Как же, жди, выдаст он тебе что-нибудь достоверное.
- Может, и выдаст. В любом случае, что бы он там мне ни выдал, это послужит материалом для анализа. Времени осталось мало, Рон. Поэтому я и обратилась к Хмури. На то, чтобы пройти по всем инстанциям и получить официальное разрешение на встречу, ушло бы слишком много времени.
- Кому ты это говоришь, - Рон театрельным жестом хватается за голову. – Инстанции! Если б ты только знала, чего мне стоило отмазать от неприятностей этих уродцев, когда их опять заловили с контрабандой.
Под уродцами подразумевались, конечно же, старшие браться – Фред и Джордж, у которых имелся процветающий бизнес и куча завистливых конкурентов. Им не было нужды жульничать, но иногда («По старой памяти» - сказал бы Фред, только чтобы позлить младшего братца) они шли в обход закона. («Так интереснее», - сказал бы Джордж).
- И чего же тебе это стоило? – усмехается Гермиона. Информация о противозаконных проделках ничуть ее не злит. Не то что в школьные времена.
- Лучше не спрашивай, - Рон закатывает глаза. – Теперь я в неоплатном долгу перед Хмури. Теперь я должен ни больше ни меньше, а изловить какого-нибудь Джека-Потрошителя. А если он так и не появится, мне, похоже, придется самому его придумать.
Проходит еще четверть часа. И еще одна. Рон и Гермиона уже не перебрасываются вымученными шуточками, предпочитая молчать, погрузившись каждый в свои раздумья. А вот молчать вместе им по-прежнему хорошо.
- Ну наконец-то, - ухмыляется Рон, когда в кабинет заглядывает какой-то хмурый тип неопределенного возраста и бесцеремонно швыряет на стол конверт. Рон тут же вскрывает его. На свет появляется прямоугольник пергамента. – Твой пропуск в преисподнюю, прошу!
