Брат.

Глава 1

Продолжаю тему Семьи в рассказах. Сегодня – о тех, кого сразу вспоминаешь, лишь только услышишь фамилию Уизли. Конечно, близнецы.
Стихи в тексте мои. И всем спасибо за отзывы на «Счастливчика Уизли».
Элиа.

БРАТ.
Моему брату посвящается.

Когда пой путь покроет мрак,
И тучи звезды заслонят,
Я верю, будешь ты со мной,
И ты спасешь меня, мой брат.

1.
Фредерик Брайан Уизли, я ненавижу тебя!
Я ненавижу твои шутки, твой смех, твое дурацкое честолюбие и то, что родился на целых восемь минут раньше меня!
Я ненавижу твои сны, наполненные планами хулиганских выходок, смехом Анжелины и полетами на суперсовременной «Молнии», которую ты мечтал купить, а потом поставил в чулан из-за нехватки времени!
Я ненавижу нашу комнату в магазине, в которой все полно твоими вещами, твоими фото, твоими письмами!
НЕНАВИЖУ!
Эту ненависть впервые разгадал Ли. Умница Ли, молодец Ли. Он сдерживал ее долгие года, став чем-то, вроде графитового стержня в ядерном реакторе, вроде ингибитора во Взрывающемся Настое! Да только даже Ли не понимал, что когда долго сдерживаешь эту яростную ненависть, становится еще хуже.
Намного хуже.
Ты подавляешь меня Фред, своим остроумием, своим обаянием, свой улыбкой вечного баловня судьбы…Бог свидетель, Фред, ты этим давишь. Ты не любил ореховую пасту, и долгие годы мама не давала нам ее, а я ведь я просто обожаю орехи. Ты мечтал о квиддиче, с тех пор как Чарли впервые подарили метлу – старый подержанный «Чистомет» со сломанным гасителем вибрации стал твоей мечтой, и вот – ты уже в команде. А я заодно с тобой, ведь мы же близнецы, не так ли.
Твою мать! Я терпеть не могу квиддич!
И люблю Перси, которого мы травили долгие годы. Каким бы он ни был, он мой брат! Твой брат!
Я ухожу, слышишь, Фредерик Брайан Уизли, я убираюсь отсюда, и мне плевать на все то, что ты хочешь сказать, но потрясенно молчишь!
Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу, повторяю я как заклинание.
А где-то внутри души уже скучаю.

2.
Не понимаю я Джорджа. Не понимаю!
Всегда немного не понимал.
Лет до тринадцати у нас с Джорджем было любимое развлечение: морочить окружающим головы, кто из нас кто. Даже мама и то велась, хотя уж она-то отлично знает все наши веснушки и родинки. Но вот странность – мы так похожи внешне, а внутри совсем разные. Разность – если даже не противоположность, вот в чем дело.
Знаете, если бы не то счастливое обстоятельство, что однажды в день всех дураков у нашей мамы родилась очередная шутка – две шутки! – Джордж, наверное, походил бы на кого-нибудь вроде Перси. Ну, нечто такое вечно серьезное, целеустремленное создание с грандиозными планами по укреплению стенок протекающих котлов. Он бы вечно сидел с книжкой в уголке и рявкал на всех, кто посмел повысить голос на полтона, а то и – не дай бог – рассмеялся. Я не хочу ничего такого сказать про Перси: он конечно, порядочный козел, но мой брат, и, чтобы там в пылу сражений не утверждал Джордж, я его по прежнему люблю.
Но вот его уход для меня был неожиданностью. Знаете, как-то трудно поверить, что твой брат, твоя точная копия, тот, кто знает тебя лучше чем ты сам, заявляет, что тебя ненавидит и что ты ему практически жизнь поломал.
В общем, он долго кричал, ругался на чем свет стоит, а потом собрал все свои вещи из нашей комнаты во «Всевозможных Волшебных Вредилках», и свалил куда-то в магловские кварталы.
Впрочем, он каждое утро появляется в магазине и передает через Верити накладные и чеки, не глядя на меня кричит что-нибудь, вроде «Фред, обслужи покупателя!» или «Фред, карликовые пушистики закончились, принеси со склада», а я безразлично отвечаю «Ладно». И Верити, которая видит все это тревожно поглядывает на нас из-за прилавка.
Черт, Джордж, ну разве так можно, а?

3.

Боль…Мое тело пронизывает ужасная боль, будто тысячи мельчайших иголок врезаются в тело и даже в мозг. Я корчусь на холодном полу, окруженный десятком людей, некоторых из которых даже знаю, и которые направляют на меня свои палочки. Сальные волосы, отстраненный взгляд – дементор вас побери, профессор, так-то вы отплатили Дамблдору за все то, что он для вас сделал! Я кричу проклятья и из закушенной губы льется тоненькая струйка алой крови.
Круцио! Круцио! Круцио!
НЕТ!
И просыпаюсь в своей модерновой до последней ручки на двери туалета, шикарной квартире на Пикадилли-стрит в центре Лондона. Магловские электронные часы, оставшиеся от прежнего хозяина, мягко светятся в темноте, и я как-то мельком думаю, что неплохо бы сделать такие же, работающие от магии, а потом вспоминаю свой сон и бессознательно дотрагиваюсь до лица, чтобы стереть кровь.
Но моя губа не прикушена.
Мерлин мой, Фред!
И я даже не одеваясь, трансгрессирую в нашу комнату, во «Всевозможных Волшебных Вредилках», но там меня ждут сломанная мебель, разбитые стекла и кровь, впитавшаяся в ковер. Ты идиот, Фред Уизли, сколько раз я тебе говорил ставить Защитные Чары!
И тут я осознаю, что обычно ставлю их я.
Я появляюсь в Норе через мгновенье, бужу родителей и бегу вниз, на кухню, к магическим часам, когда-то купленным для нашей семьи отцом. Следом несется вся семья.
Едва ли не впервые наши стрелки показывают разное место. Стрелка Джорджа стоит на отметине «Дом», а стрелка Фреда застыла на «Смертельной опасности». Мама тихо шепчет какую-то молитву, и это странно, ведь она всегда была нерелигиозной, Джинни обреченно смотрит в пустоту, а Рон плачет, уткнувшись лицом в ее плечо.
- Я в Аврорат, - решительно говорит отец и исчезает.
Но вот смогут ли авроры помочь, думаю я и молчу. Потому что знаю, что если есть на свете человек, способный спасти сейчас Фреда, то это я.
И никто больше.

4.

Пол в подвале был холодный, а я люблю тепло. Упивающиеся Смертью довольно мерзкий народ, Круциатус – на редкость гадкое заклятье, а пренебрежение Защитными Чарами – это верх глупости. Жаль только, что все это приходится осознавать на практике.
Ну да ладно, завтра на рассвете мне все равно умирать. А жаль.
Я хотел купить маме беседку в сад, а Джинни самую лучшую, самую красивую парадную мантию, украшенную бриллиантами. Я хотел жениться на Анжелине и жить где-нибудь в красивом доме. Интересные у нас были бы дети – смуглые и рыжеволосые! А еще я хотел помириться с Джорджем.
Иногда я вижу его сны. Они полны спокойствия зимних вечеров у камина, любви тех, кем он дорожит и удивительного тепла и уюта. В этих снах есть мама и отец, все Уизли, в этих снах есть Гарри и Гермиона и даже Перси, который в них, не отмахивается от нас как всегда делал в жизни.
Джордж, я знаю, что нельзя всегда оставаться детьми и однажды каждый из нас должен отпустить другого на волю, и пойти своей дорогой, и прав был Ли, Ли-умница, Ли-молодец, но пойми, я люблю тебя, и мы – единое целое…
Внезапно в подвале, где меня держат раздается хлопок и я вижу появившегося человека. Молочно-белая кожа, нос в веснушках, и дурацкая синяя пижама с квиддичными мячами, на рукаве которой только что мелькнул, хлопая крыльями, золотистый снитч. Годрик великий, он даже тапочек не одел!
Ну, здравствуй, брат.
Ты ведь вытащишь меня отсюда, брат!

Неужели закат будет спорить с рассветом?
Неужели вода будет спорить со льдом?
Ты находишь вопросы, я ищу к ним ответы,
Мы – единое целое, помни об этом.