Глава 11965
Ремус сидел на полу в подвале и плакал. Ему было холодно, но он знал, что даже десять одеял не помогут ему согреться. Ему всегда было холодно перед этим. Полчаса назад отец привел его сюда, обнял и, уходя, со вздохом закрыл тяжелую, обитую железом дверь. Когда это случилось в первый раз, Ремус не мог понять, что произошло. Сначала он думал, что это игра, и послушно ждал. Потом ему стало страшно в темном и холодном подвале с зарешеченным окном под потолком и железной дверью. Он стал кричать и стучать в дверь, пока не услышал из-за нее голос матери: «Малыш, потерпи, скоро мы тебя выпустим, потерпи». А потом пришло это.
С тех пор оно повторялось каждый месяц. Каждый раз Ремусу было страшно, и каждый раз мать приходила и успокаивала его из-за тяжелой двери: «Не бойся, малыш, всё хорошо». Это было неправдой, но, слыша ее ласковый голос, он ненадолго забывал о том, что должно было произойти.
А сегодня она не пришла. Было Рождество и наверху, в гостиной, собрались гости, которым было сказано, что Реми подхватил простуду и его нельзя беспокоить. Ремус вспомнил о нарядной елке в гостиной, о праздничном столе, о подарках, которые он не получит, потому что он теперь плохой мальчик, настолько плохой, что раз в месяц должен сидеть в подвале наедине со своим ужасом. Он заплакал еще сильнее от обиды и оттого, что он не может сейчас быть там, со всеми. Он представил себе, а что если мама с папой забудут его здесь, что если они больше не захотят открыть дверь, и он останется здесь насовсем, в холодном, страшном подвале. Он вскочил и начал колотить в дверь, разбивая руки о железные полосы на ней: «Мама! Папа! Заберите меня!» Но его голос звучал тихо из-за заглушающих заклятий. Никто не пришел.
В подвале стало светлее. Из-за облаков выплыл белый диск луны, и ее серебристый отсвет упал на стену. Ремус знал, что это означает, и постарался отползти от жестокого луча в самый темный угол. Но это никогда не помогало, Луна знала, что он здесь. Его стало трясти, как в лихорадке, суставы выворачивало. Это было так больно, что хотелось отдать эту боль кому-то еще, наброситься на любого, кто был рядом, и терзать его. Потом все закончилось. Волчонок заметался по подвалу, натыкаясь на каменные стены.
Через несколько часов Ремус почувствовал, что настало утро. Опять была боль, но другая, ее было легче терпеть, зная, что скоро всё закончится. Он лежал на полу, дрожа от холода. В голове была пустота. Дверь открылась, чьи-то руки подняли его и завернули в одеяло. Он услышал теплый запах корицы и каких-то цветов. Мама. «С Рождеством, малыш. Всё будет хорошо».
***
1973
Ремус проснулся очень рано, когда красный полукруг солнца только начал подниматься из-за горизонта. Некоторое время он лежал, разглядывая, как холодный ледяной узор на окне окрашивается в огненно-золотые цвета. На соседней кровати посапывал Питер. Ремус откинул одеяло и тихо спустил ноги на пол, чтобы не разбудить его. На полу у кровати лежали пакеты и коробки, завернутые в блестящую бумагу. Он каждый раз удивлялся, получая столько подарков. Ремус взял их, стараясь не шуршать упаковкой и ничего не уронить, и спустился в гостиную Гриффиндора.
Там было пусто, на каникулы все разъехались по домам. Из всех гриффиндорцев в школе остались только они с Питером и несколько младшекурсников. Ремус не смог поехать домой в этом году, но он и не жалел об этом. Ему нравился рождественский Хогвартс, украшенный как замок Снежной королевы. Он любил Большой зал с огромной, пахнущей морозом и лесом елью. Любил гостиную с окнами и канделябрами, увитыми омелой и остролистом. Любил даже рыцарские доспехи, которые пугали проходящих мимо учеников тем, что неожиданно начинали исполнять рождественские гимны скрипучим голосом.
В это время всё становилось как-то по-домашнему: можно было сидеть в уютном кресле у самого камина, не слыша жужжания нескольких десятков голосов, можно было бродить по пустынным коридорам, беседуя с картинами. Ученики, оставшиеся в школе, устраивали снежные баталии во дворе, а вечерами собирались в гостиной, болтая, смеясь или рассказывая страшные истории.
Ремус сел на пол у камина и начал разбирать подарки. Несколько пакетов были от родителей и родни: новая мантия, теплый шарф, коробки со сладостями и жутко познавательная книга по истории магии. И еще три свертка были от Джеймса, Сириуса и Питера. От друзей. Теплое чувство благодарности охватило его, когда он прочел в открытке, написанной крупным, быстрым почерком Джеймса: «С Рождеством, Луни! Не скучай без нас!»
***
1981
Ремус Люпин сидел в «Дырявом котле». Вокруг веселились люди. За столами раздавались тосты и поздравления. Впервые за много лет все получили возможность праздновать так непринужденно, не боясь, что эта радость вдруг оборвется сообщением о новом нападении, о новой смерти, о Смертном знаке, появившимся над чьим-то домом. Разговоры о Поттерах еще не утихли, и среди шума голосов Люпин иногда различал их имя. Тогда он вздрагивал и ниже опускал голову.
Он думал, что ему не стоило приходить сюда, но при мысли о том, чтобы вернуться в пустую комнату и остаться там наедине с воспоминаниями, ему становилось еще хуже. Он уже много лет не оставался в Рождество один. В прошлом году они собрались в этот день у Джеймса и Лили. Они играли с малышом Гарри, и все сошлись во мнении, что он вылитый папа. Гарри забавно улыбался «дяде Ремусу» и крепко хватал его за пальцы маленькими ручонками. Сириус гордился тем, что именно он стал крестным этого замечательного ребенка, а Питер все удивлялся, как можно держать на руках такого кроху, не боясь что-нибудь ему сломать. Лили была такой красивой в тот вечер, и когда она смотрела на мужа и сына, ее глаза начинали светиться нежностью. А Джеймс – он тоже изменился с рождением Гарри. Если в школе он готов был на безрассудные глупости, то теперь он, как говорят, «остепенился», стал мягче, и в его взгляде появилось то же выражение нежности и заботы, что и у Лили. В тот вечер они были так счастливы, несмотря на опасность, которая грозила им всем.
А теперь – Джеймса и Лили больше нет, Сириус – Сириус, который всегда был таким бесшабашно-веселым и так любил Джеймса – оказался предателем, от Питера не осталось ничего, кроме мизинца в груде мусора и обломков, а маленький Гарри сейчас у магглов, которые наверняка не рады его появлению.
Ремус долго не мог поверить в произошедшее. Да, Сириус был способен на жестокие шутки, да, он всегда был немного эгоистичным, но он был верным другом, он не мог предать Джеймса. Получается, мог, говорил себе Ремус и опять винил себя в том, что не увидел, что происходит на самом деле, не удержал Сириуса от ошибки, не предупредил Джеймса и Лили, не спас Питера.
У него было всё, даже больше, чем он заслуживал: друзья, дом, работа в Ордене Феникса. Такое не могло длиться долго. Теперь он безработный оборотень, который в Рождество напивается один на один с бутылкой огневиски. Нет, не так представлял он себе победу над Волдемортом. Он думал, они будут среди тех радостных людей, которые сейчас распевают песни и веселятся, а впереди у них столько дней, и можно будет переговорить обо всем на свете.
Ремус чокнулся с бутылкой. Джеймс. Лили. Питер. Сириус. Гарри. За то, что уже не вернуть. Он выпил, и крепкое огневиски обожгло ему горло. С Рождеством, Р.Дж.Люпин.
***
1993
Профессор Ремус Люпин ходил по комнате в ожидании Северуса Снейпа. Тот должен был принести ему Аконитовое зелье. День клонился к вечеру, скоро должна была взойти луна. Что ж, придется провести Рождество в волчьем обличии. Когда-то даже мысль об этом привела бы его в ужас, сейчас же это навевало только грусть. По крайней мере, не будет мучительного превращения, спасибо Снейпу и его зелью.
Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, вошел тот, кого Люпин с таким нетерпением ждал. Он поставил на стол дымящийся кубок: «Твое зелье, Люпин». «Спасибо, Северус», - Ремус взял кубок и залпом выпил горячую, со вкусом заплесневелой грязи, жидкость. Если не сделать этого сразу, одним глотком, вкус станет еще тошнотворней, это он знал по собственному опыту.
Снейп забрал кубок у него из рук и взялся за ручку двери, собираясь уходить.
- Подожди.
Он развернулся, раздраженно приподняв бровь.
- Что еще?
Ремус вдруг смутился, хотя давно проиграл всю сцену в воображении и предполагал возможную реакцию Снейпа. Он протянул ему тяжелый сверток в коричневой с золотым тиснением упаковочной бумаге:
- С Рождеством, Северус. Это «Яды и противоядия» Вернера Гифта, раритет. Я думал, тебе понравится.
Тот хмыкнул.
- Люпин, если ты надеешься, что я откажусь, то ты ошибаешься. Должна же и от тебя быть хоть какая-то польза.
Ремус облегченно выдохнул и улыбнулся. Это Рождество было намного лучше предыдущих. Он вернулся в Хогвартс, и это было похоже на те времена, когда замок был его домом. И даже со старым недругом можно было больше не враждовать. Это было хорошо.
- Спасибо тебе, Северус. С Рождеством.
- Ну, с Рождеством, Люпин.
***
1995
- Мягколап.
- Луни.
Они чокнулись бокалами с огневиски. Ремус пил редко и никак не мог привыкнуть к обжигающему ощущению в горле и наступающему после этого легкому головокружению. Или это только оборотни так чувствительны к алкоголю?
Они сидели, молча глядя на огонь в камине. Ремус чувствовал себя очень усталым, и таким древним, как будто прожил уже не одну жизнь, и теперь впереди только долгие вечера у камина со старым другом, с которым можно молчать, потому что все нужное уже сказано, а то, что не высказано, должно остаться тайной даже от него.
Когда Сириус вернулся, они словно не могли узнать друг друга. Касаться прошлого было слишком больно, и они говорили ни о чем – о том, что произошло в мире, пока он был в Азкабане, о том, как им лучше скрыться от авроров, о разных насущных проблемах, которые неизбежны для беглого преступника и нищего оборотня. Прошло время, они оба оттаяли – и их словно прорвало. Они могли часами говорить о том, что с момента встречи занимало их больше всего: о Джеймсе и Лили, о предательстве Питера, об отчаянии и одиночестве. Теперь эта тема снова была закрыта, точки над «и» расставлены, и незачем было ворошить прошлое.
- Ремус, что будет, когда война закончится? – Сириус был необыкновенно тих и задумчив.
Люпин улыбнулся.
- Все будут жить долго и счастливо.
- А ты сможешь? Жить долго и счастливо?
Ремус понял, что он имеет в виду. Война была частью их жизни, которую нельзя было вычеркнуть из памяти, нельзя было забыть всё и начать с чистого листа.
- Не знаю. Но надо постараться, иначе какой в этом смысл?
- Никакого. Никакого чертова смысла во всем этом нет, - в голосе Сириуса сквозила такая безнадежность, что Ремусу стало не по себе.
- Есть. Хотя бы Гарри.
- Да. Любовь спасет мир, как говорит Дамблдор.
Сириус распечатал новую бутылку огневиски и до краев наполнил бокалы золотистым напитком.
- Выпьем.
- С Рождеством тебя, Сириус.
- С Рождеством, Ремус.
