Глава 1Здравствуйте, дорогие читатели. Вот я с новым фанфиком. Надеюсь, вам понравится. Вы знаете, мне всегда интересно ваше мнение. Жду вашего суда с нетерпением.
С любовью, Инфанта Вейла.
Уважаемые звездочеты, если вас не затруднит, оставьте, пожалуйста, отзыв после прочтения фанфика. Большое спасибо.
Большое спасибо Саймоне, моей драгоценной бете, и замечательной Lady Milford, которая осуществляла повторный бетинг этого художества)
"Из-под моих ног
уходили трамваи,
Из-под моих рук
обрывались струны,
После твоих слов
похолодело солнце,
После твоих губ
оставались шрамы.
После таких снов
не бывает больно.
Просто горел свет,
тяжелели веки,
Стыл недопитый чай,
начиналось утро".
Кто-то провозглашает наши имена, распахиваются двери Большого Зала, и мы входим.
Я - изгой. И мой муж – изгой. Мы – изгои. Отбросы общества. Нас ненавидят, нас боятся, нас презирают.
Я стараюсь идти как можно аккуратнее, чтобы случайно не сломать каблук на старых туфлях - остатке былой роскоши - и плотнее запахиваю черную мантию, чтобы никто не мог видеть поношенное платье. Благо, мое положение позволяет мне появляться на торжествах в мантии: я беременна. Третьим ребенком. Которого, скорее всего, нечем будет кормить.
Итак, прошу любить и жаловать, перед вами я, Пенси Паркинсон, и мой муж, Драко Малфой.
Ни звука.
Только осторожный стук каблуков по плитам пола и шуршание мантии.
Мы – изгои. Нежеланные и нежданные гости на этом празднике.
Но я гордо поднимаю голову с шикарной прической. Пришлось делать ее самой, но мне теперь не привыкать.
Драко вальяжно несет в правой руке трость с золотым набалдашником – единственная оставшаяся от отца вещь, – а левой рукой поддерживает мою руку с единственным украшением, так ненавидимым мной, - фамильным перстнем Малфоев.
Страшно вспоминать, как ровно пять лет назад я, счастливая и очаровательная, впорхнула в этот зал в шикарном серебряном платье, расшитом тысячами драгоценных камней. За руку, утяжеленную браслетами и кольцами, меня поддерживал Драко, мой жених, одетый как всегда элегантно и шикарно.
Тогда нас приветствовал шквал аплодисментов. Сейчас же – гнетущая, наполненная презрением тишина.
Но мне не страшно. Я успела привыкнуть. Я горжусь тем, что в зале нет ни одной женщины, которая могла бы похвастаться такими же утонченными великосветскими манерами.
На самом деле я почти не изменилась. Бедность и презрение не лишили меня ни надменности, ни самолюбия. Когда я была оправдана судом, я дала себе обещание, что ничто на свете не заставит меня отказаться от манер, привитых мне родителями, потому что они – напоминание о прошлой, столь любимой мной жизни, и потому, что именно такой, прежней, меня любит ОН.
Дай Мерлин, если было хотя бы пять слов, которые мы когда-либо сказали друг другу.
Мы должны были ненавидеть друг друга. Мы являли собой полную противоположность. Я ненавидела то, за что он боролся, а он топтал то, что любила я. Конечно, мы никогда не должны были быть вместе. Мы никогда и не были вместе.
Потому что я плоть от плоти, кровь от крови – слизеринка, а он - прирожденный гриффиндорец.
Но разные факультеты, социальное положение, друзья и жизненные ценности не мешали нам любить друг друга.
Хотя кто сказал «любить»?
Я никогда не признавалась ему в этом. От него я этих слов никогда не слышала, но почему-то была уверена, сто, миллион раз уверена в том, что он любит.
По разные стороны баррикад мы незаметно для всех всегда были вместе.
Наши взгляды скрещивались каждую возможную секунду: в полутемных коридорах, на уроках, на тренировках, за едой, на экзаменах и даже на матчах по квиддичу.
Я ненавидела эту игру.
Потому что я должна была, нацепив тоскливый свитер цвета надежды, сидеть на трибуне и орать: «Давай, Драко!», и знать, что болею совсем за другого человека. Что все вокруг – бесстыдная ложь. Что я обманываю друзей, учителей, родителей, жениха, его и себя.
А он, одетый в свитер бессменных цветов Гриффиндора, ходил на соревнования по конкуру и усердно делал вид, что переживает за Уизли и свой факультет, хотя я знала, что приходит он только ради трех минут, чтобы посмотреть, как я буду преодолевать с десяток препятствий на моем единороге.
Я видела, какая боль отражалась в его глазах, когда я, получив очередной приз, соскакивала на руки к жениху. Как всегда изящная и красивая.
Он видел, как слезы скатывались по моему лицу, когда после очередной победы в квиддиче его обнимала и целовала его девушка.
Мы молчали.
Мы не имели права говорить друг с другом.
Мы должны были быть врагами.
Я даже не могла притронуться к нему рукой, а он не мог почувствовать тепло моих губ.
Вы даже представить не можете, каково нам было.
Даже вечная разлука двух любящих сердец не доставляет такой боли и горечи, как сознание невозможности.
Потому что я зазубрила с детства, что на свете есть три святых вещи: честь, Лорд и мой жених.
Потому что он дал клятву, что будет бороться с любыми проявлениями Зла.
Потому что если бы нас увидели вместе, нас бы отвергли. Этого не хотел ни один из нас.
И мы не приближались к друг другу.
Мы только пытались обмануть судьбу и окружающих. Я старалась сесть за ту парту, за которой сидел он на предыдущем занятии, а он почему-то проводил рукой по тому подоконнику, на который я опиралась полчаса назад, болтая с Миллисентой.
И эти взгляды. Глупые взгляды. Которые говорили гораздо больше, чем пустые слова.
Мы не могли не встретиться взглядом на перемене.
Я ничего не могла поделать. Я сто раз пыталась забыть, порвать, сжечь мосты. Но не смогла! Слышите, не смогла! Поэтому для меня был только один путь. Ждать его. Каждое утро, каждый день, каждую ночь, все время.
Я знаю, что и он не мог.
Его глаза искали меня каждое утро за завтраком в Большом Зале. Как только взгляды наши встречались, он приподнимал бокал с соком, будто чокаясь со мной и выпивал до дна. Каждое утро.
А я прикладывала ладонь к губам, целовала ее и потом сдувала поцелуй. В его сторону.
А сколько раз мы шли друг другу навстречу и разных концов коридора. Он - в компании своих друзей, я - в компании своих подруг.
Он что-то обсуждал, я смеялась шуткам. Но смотрели мы эту тягостно-сладкую минуту только друг на друга.
Когда мы случайно оказывались наедине, у меня пропадал дар речи. Я не знала, что сказать. Но такое, к сожалению, случалось нечасто, а на последнем, седьмом курсе, и того реже.
Со мной всегда кто-то был рядом. Его одного можно было найти только в больничном крыле во время очередной травмы, да и то ночью.
А потом, когда летом, шесть лет назад, состоялась наша помолвка с Драко и я одела фамильный перстень Малфоев, жизнь для меня прекратилась.
Теперь жених в любое время мог узнать мое местонахождение. Сначала я об этом не знала.
Но однажды мы встретились с ним. Случайно столкнулись в совятне. Я не знала, что сказать. Он произнес мое имя. Мне так хотелось обнять, поцеловать его. Я уже было шагнула к нему, как вдруг появился Драко и чуть не убил его.
Потом жених прочел мне лекцию о том, что я не должна шляться где попало и тем более говорить с кем попало.
Я спросила, как он узнал, где я. Тогда-то он и раскрыл мне секрет этого фамильного перстня.
С той минуты я начала ненавидеть это фамильное украшение еще сильнее.
Я попробовала снять кольцо, но как только палец освобождался от тяжести металла, руку начинало жечь, как будто я засунула ее в пылающий камин. Я пыталась терпеть, но не выдерживала больше минуты и надевала кольцо назад. Боль тут же прекращалась.
«Чертово кольцо, чертов Малфой!» - думала я тогда.
Нет, я вовсе не ненавидела Драко. Я с самого раннего детства воспринимала его как своего жениха. Родители так сказали, и мне пришлось подчиниться. Он не плохой человек, я его уважаю и в некоторой степени даже привязана к нему. Но... После того, как мы стали мужем и женой, я много раз пыталась полюбить его, но так и не смогла.
Каждый день я бессовестно лгала ему, глядя прямо в глаза. Знала, как сильно он любит, и говорила ему: «Я тебя люблю», никогда не произнося его имени, а про себя добавляла чужое. Имя врага.
Когда я пыталась спросить себя, с чего это все началось, я никогда не могла дать точного ответа.
Однажды, как в старой сказке, наши взгляды встретились. Случайно. И не смогли разлучиться. Сначала это было игрой под названием «Дай мне просто поймать твой взгляд».
Потом...Я не знаю, как это получилось. В какой-то момент я поняла, что попалась. Я просто не могла жить без его глаз, без его улыбки, без его молчаливого присутствия в моей жизни, в моей каждодневной рутине.
Пролистывая страницы памяти моего периода «с ним» я каждый раз натыкаюсь на одну самую страшную. День моей смерти. День моей свадьбы.
Я рада, что его там не было. Иначе, я не уверена в том, что этот праздник не закончился бы чьей-нибудь смертью.
Самым мучительным было для меня слово «да» на самый ужасный вопрос в моей жизни.
Я долго пыталась выдавить его из себя - не выходило. Голос куда-то пропал. Тогда я попыталась выдавить слово «нет», но и его не могли произнести побелевшие губы. Тогда я практически насильно, по слогам выплюнула слово «согласна».
Счастье в глазах теперь уже мужа - и слезы в моих. «От радости», - сказала я тогда. Хорошо, что хоть смогла это соврать. Хорошо, что Драко ничего не заподозрил: думал, что я просто очень волновалась.
Наша свадьба состоялась летом, после того, как мы закончили школу.
Потом у нас родился сын. Чудесный мальчик: беленький и кудрявый - херувимчик с серыми глазами. А я бы отдала все на свете, чтобы у него были черные волосы и зеленые глаза.
Пришлось назвать его Юлиус - Джеральд. А я бы так хотела назвать другим именем.
А потом, спустя полтора года случилось то, чего я не хотела больше всего на свете: Темный Лорд снова вернулся. Нашел в себе силы и объявил, что теперь не намерен откладывать решающую битву.
Гадкая присяга на верность. Я снова была беременна, у меня был сильный токсикоз, я не всегда могла встать с кровати, а мне предстояло идти и убивать тех, с кем я когда-то вместе училась.
Но я была должна. Это было честью для нашей семьи. Так когда-то сказали родители, а я покорно приняла, не задумываясь ни о чем.
Большой зал. Все в черных плащах. Я в белом. Потому что мне так нравится.
В кресле сидит Лорд, перед ним выстроилась очередь из Пожирателей. Я опоздала. Я не виновата.
Где-то там, в этой извивающейся человеческой змее стоит мой муж, мои родители, его родители, мои однокурсники, мои друзья. И Миллисента тоже там. Моя лучшая подруга.
Все оборачиваются на меня. Смотрят с осуждением. Я опоздала.
Голос Лорда: «Пропустите миссис Малфой ко мне!».
Я медленно подхожу. Он протягивает руку с перстнем в виде змеи. Я опускаюсь на колени. Я должна поцеловать кольцо в знак принятия присяги. Но почему-то застываю на месте.
Потом наклоняюсь и целую воздух в миллиметре от платиновой чешуи.
Встаю и отхожу в сторону. Меня тошнит.
Проходит несколько часов, зал пустеет. Я хочу уйти, но Лорд приказывает остаться.
Я остаюсь. Наедине с ним.
Он подходит сзади, убирает волосы с шеи и проводит по ней пальцем. Я вздрагиваю - он касается кожи губами. С полным безразличием смотрю в окно.
Оказывается, даже змееподобному Лорду не чуждо ничто человеческое. И правит миром не сила, а красота.
Мгновенье спустя он резко хватает меня за плечи и разворачивает лицом к себе. Внимательно смотрит в глаза.
Потом произносит: «Он умрет в числе первых, красавица. Ты не того полюбила»,
Я отвечаю: «Он умрет не раньше, чем вы».
Резкая боль пощечины и неоправданное «шлюха», брошенное вслед.
А я недооценила тогда Лорда - он действительно велик: никому не удалось его превзойти в легелименции.
Серое утро и здание Министерства. Я плохо помню битву, я помню только его.
Помню, как он сбежал по ступенькам. Помню, как он на секунду поймал мой взгляд. И бросил ответный.
Но я должна была убивать. Я и убивала. Своих. Я стояла за спиной своих друзей и убивала их, не имея права перейти на его сторону. Но я могла помочь ему: ничего не видя и не слыша, я, как запрограммированная машина, произносила два слова.
Я убила отца Драко, убила Блейза и Грегори, убила многих.
Сейчас я уже плохо помню, как я могла убить тех людей, которые когда-то держали меня маленькую на руках, которые когда-то учились со мной вместе, сидели за одной партой.
Потом, в тюрьме, когда память клочками вернулась, я просила прощения у них у всех, которых было уже не вернуть. Я не должна была так поступать, потому что родители учили меня почитать правое дело Лорда. Но мне было в тот момент плевать на все, плевать на всех, на себя, кроме... И я убивала.
Но в какой-то момент Лорд заметил это и одарил меня «Круцио». Я закричала, упала на землю, извиваясь от боли. Я была беременна, уже на седьмом месяце, поэтому мне было страшно вдвойне.
Потом я потеряла сознание.
Когда открыла глаза, я поняла, что боли больше нет. Он сидел рядом со мной, одну руку он положил мне на лоб, другую на живот.
- Тихо, тихо, - шептали его губы.
Я быстро заговорила:
- Я не хотела, я не виновата, я убивала своих, я предательница, но я делала это...
- Я знаю, я видел. Молчи, пожалуйста, иначе ты снова потеряешь сознание.
- А Лорд, он…?
- Он мертв. Все кончилось.
- Кончилось... - устало выдохнула я.
Вдруг покой был нарушен. К нему подошел его дружок, Уизли.
- Ты что тут делаешь?
- Она еще жива, ее надо срочно отвезти в больницу.
- Как в больницу? – возмутился он.
- Ах ты, слизеринская сука, ты еще не сдохла? - эти слова были обращены ко мне. Он размахнулся и ударил меня ногой по ребрам – я закричала. Он хотел ударить меня еще раз, но не смог, потому что получил в челюсть от своего друга.
А потом сознание снова покинуло меня.
Очнулась я в тюремном лазарете. У меня родилась девочка, недоношенная, семимесячная. Маленький, слабенький комочек. Весом полтора килограмма. Но я знала, что буду любить ее гораздо сильнее, во много раз сильнее, чем остальных своих детей. Я назвала ее Генриеттой. Ее имя напоминало мне его.
Потом были дни «без него». Я их не помню.
После был судебный процесс.
Нас с Драко и Миллисентой втолкнули в тесную клетку, как крыс: мы были единственными, оставшимися в живых.
Драко уцелел благодаря Уизли. Тот вместо «Авады Кедавры» погрузил Драко в долгий сон - совершенно случайно.
Миллисенте повезло больше: благодаря своей природной трусости она во время битвы юркнула за угол одного из зданий. Ее все равно потом нашли авроры, но жизнь свою она спасла.
Я оглядела зал. Он был полон. Все смотрели с ненавистью и осуждением - еще бы, элита волшебного мира в обносках, запертая в тесной клетке.
Адвоката у нас не было. Ну конечно, кто бы стал нас защищать?!
Прокурором был Перси Уизли, и это было ужасно. Он издавна ненавидел меня и Драко, наши семьи. Считайте, что дело было проиграно.
Все ждали судью. Вдруг двери зала распахнулись и вошел он.
В этот момент где-то внутри, в сердце, заполыхала надежда.
Он взглянул на меня - наши взгляды встретились.
Он говорил мне, что сожалеет, что очень переживал за меня, а я пыталась убедить его только в одном, что все, что было – прошло, главное – он рядом.
Уизли долго произносил витиеватую обвинительную речь. Потом нас допросили.
Не уверена, что нам поверили. Но я рассказывала правду.
Прокурор настаивал на смертной казни - я как-то не обратила внимания на его слова. Я не цеплялась за жизнь, я цеплялась за его взгляд, мою последнюю надежду.
Вдруг он произнес:
- Мистер и миссис Малфой, а также миссис Забини невиновны и оправданы судом. По залу пролетел тихий ропот негодования. Драко схватил меня на руки в порыве радости, но я вырывалась, пытаясь взглянуть на него.
Вскочила Грейнджер, начала городить обвинения .
- Обжалованию не подлежит! - рявкнул он, поднял бокал с водой и, как в старые времена, выпил в мою честь.
Я послала ему воздушный поцелуй.
Как хорошо, что никто не заметил.
Драко галантно отодвинул стул, помогая мне присесть, сел рядом. Я начала крутиться, искать его. Но его не было. Еще не было.
Его жены тоже.
Была Грейнджер, теперешняя Уизли, был ее муж, избивший меня три с половиной года назад, была Патил и ее муж-индус, были Лонгботтом и Лавгуд. И еще много-много гриффиндорцев, я не знала их имен, да и никогда не желала знать.
Была Миллисента, вдова Забини. Увидев меня, она подсела ко мне и начала расспрашивать. Она держалась молодцом. Хотя спрашивать было меня не о чем – мы жили в двух шагах друг от друга в Лондоне. Но она пыталась помочь и мне и себе: она не хотела, чтобы мы казались лишними на этом празднике жизни.
Я слушала невнимательно, все смотрела на дверь и ждала, когда же наконец она откроется и войдет он.
Начались танцы. Я отказалась, сославшись на свое положение, и пересела на диванчик, а Миллисенту в туре вальса закружил Драко.
Ко мне подсела подобревшая после той сцены в зале суда Гермиона. Она тоже ждала ребенка и не танцевала.
Суд отобрал у нас с мужем все. Родовые поместья, фамильные драгоценности, ценные бумаги, посуду, зеркала, ковры, деньги и даже мои платья.
Нас выселили в бедный квартал Лондона, выделили крошечный домик с мизерным садиком, Драко дали работу швейцара в Министерстве ( Мерлин, какой позор!), а я должна была искать работу с двумя грудными детьми сама.
Через некоторое время я устроилась кухаркой в дом Гермионы Уизли. ( Мерлин, еще больший позор!) Но выхода не было. Нужны были деньги. Нам нужно было есть, кормить детей и во что-то одеваться.
Печальный конец: те, кто были всем, стали ничем.
Миллисента, жившая в соседнем доме, работала танцовщицей в местном ночном клубе, где ошивались подозрительные типы. Если бы я могла, я бы пошла работать проституткой! Так бы я заработала больше, гораздо больше денег, но я не могла - у меня были дети и муж.
Сначала мне была неприятна работа и сама Гермиона. Но потом мы нашли общий язык. Она разрешала мне, если дома не ожидались гости, приготовить обед и ужин с утра, а потом уйти.
Понемножку мы сдружились...Она была добра ко мне.
Я часто видела его колдографии в газетах. Я бы очень хотела вырезать их, но не могла этого сделать, ибо прятать было негде. А даже если бы мне это удалось – Драко нашел бы.
Я бы очень хотела написать ему письмо, но не могла: Министерство вскрывало всю нашу почту.
Я много раз спрашивала себя, почему он подарил свободу не только мне, невиновной, но и Драко, который убил многих, который был настоящим Пожирателем.
Я так и не знала.
А потом мне рассказала Гермиона.
Она сказала, что меня оправдали, потому что я предала Лорда и убивала «своих».
Миллисенту оправдали потому, что она никого не убила.
А Драко оправдали потому, что министру нужны были секретные архивы Лорда, а их местонахождение знал только Драко. Он открыл им его в обмен на свободу.
Жаль. Может быть, без Драко все было бы намного проще.
И я начала иногда прикладываться к бутылке.
Да, это вредно, я знала, если бы меня видели родители, они бы меня убили, но...
Так жизнь казалась легче.
Три с половиной года он смотрел на меня с экрана колдовизора и с газетных листов.
Но один раз, не так давно, я встретила его.
Я была на кухне, готовила ванильный пудинг, Гермионы не было, она отправилась в Косой переулок за книгами.
Вдруг за спиной раздался негромки хлопок аппарации. Я схватила палочку и резко повернулась. Там стоял он. Я бросилась к нему, прижалась и заплакала, цеплялась руками. Я столько времени мечтала об этом! Просто дотронуться до него, просто почувствовать его тепло.
Я знала, что он женат - мне было плевать.
Я водила пальцем по его щекам, бровям, губам, лбу, а у самой слезы лились.
Потом он резко схватил меня за подбородок, заглянул в глаза, как будто захотел выпить их синеву, и поцеловал. Нет, не поцеловал. Он впился в губы так, что пошла кровь. Мне было плевать. И ему тоже, потому что мы оба мечтали об этом долбаных восемь лет.
Потому что ради этих нескольких секунд мы обманывали всех любящих нас людей и судьбу.
Потому что мы прошли эту войну только потому, что любили друг друга.
Когда меня трахал мой благоверный, я выгибалась и беззвучно выдыхала ему в губы чужое имя.
А его губы в беспокойном сне безмолвно произносили мое.
Я сдернула с него мантию, он повалил меня на пол. На кухонный пол.
«Аристократка Паркинсон, хорошо, что тебя не видели родители».
Но мне было плевать.
Задыхаясь, я произносила его имя сотни раз, потому что никто не мог запретить мне сделать это.
Его холодные пальцы обжигали мою кожу, а мои бесконечные слезы придавали поцелуям соленый вкус невозможности. Мои ногти оставляли красные полосы на его спине, а его губы – синяки на шее и груди.
Я трахалась со своим врагом в доме брата его собственной жены.
Бал продолжался. Гермиона что-то говорила, я отвечала. Мы шутили.
Драко и Миллисента отплясывали уже сотый танец.
Я после того случая его больше не видела. Не потому, что он испугался содеянного. Просто его повысили в должности, как я слышала, работы было много, и он не мог никуда выйти один: за ним неизменно следовала парочка его бодигардов, а за ними - толпа назойливых журналистов.
А потом нам прислали приглашение на этот вечер памяти.
Драко не хотел идти.
Я сначала тоже.
Но потом поняла, что я смогу увидеть его живого. Кто знает, может быть, последний раз в жизни. Потому что на этот раз у меня должен был родиться черноволосый ребенок с зелеными глазами.
И я уговорила мужа пойти.
Двери раскрылись, и чей-то голос объявил:
- Миссис Поттер.
Сердце болезненно сжалось и заметалось в груди.
Я побелела и сжала в руках носовой платок.
Счастливая миссис Поттер впорхнула в зал. В дорогом, красивом платье, увешанная драгоценностями.
«Он задержался на работе, он придет, он обязательно придет», - уговаривала меня сиротливая надежда.
Она перецеловала всех подруг, потом подскочила к Гермионе, обнялась с ней, покосилась на меня и, подумав, поцеловала и меня.
Начала о чем-то щебетать.
Посередине разговора я спросила:
- Джиневра, а вы сегодня одна?
- Да. Гарри не придет, он очень хотел, но его срочно вызвали в Министерство.
Мир стал белым.
- Пенси, что с вами? Вам плохо?
- Нет, ничего, такое бывает во время беременности, я выйду на свежий воздух. О, нет, не провожайте меня, не надо.
- Бедняжка, - донеслось вслед.
Я вышла на балкон и вцепилась пальцами в парапет.
«Он не придет».
«Он не придет».
«Он не придет».
«Он не придет».
«Он не придет».
«Он не придет».
«Он не придет».
Однажды на Рождество он подарил мне коробочку с бенгальскими огнями.
Это такая маггловская игрушка. В коробке были палочки, берешь одну, поджигаешь и она начинает искриться огоньками.
Я читала, бенгальский огонь сгорает за сорок девять секунд.
Сердце – быстрее.
