Взрывные работы

Глава 1

Название: Взрывные работы
Автор: Squirry
Бета: Sige
Герои: СС, ОЖП
Категория: general
Рейтинг: G
Дисклеймер: Все права на персонажей и сюжет "Гарри Поттера" принадлежат Дж.К. Роулинг. Автор фика материальной прибыли не извлекает.
Саммари: Чтобы разобраться в себе и своих отношениях с окружающим миром, нужно немного одиночества… и небольшая встряска. Иногда – в буквальном смысле.
Предупреждение: POV.
Примечание: Фик написан на конкурс "Spinner`s End" на "Астрономической башне".

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Сегодня я все утро провела у окна, наблюдая, как демонтируют старые фабричные трубы на другом берегу реки. Никаких звуков с территории фабрики не доносилось, но что-то словно толкнуло меня, и я проснулась затемно, около пяти утра. Полежала пару минут, прислушиваясь к собственным ощущениям. Нет, не уснуть уже. Встала, нашарила под диваном обувь. Потом, поленившись возиться со шнурками, - сто раз говорила себе, что нужно привезти сюда какие-нибудь тапки, - прошлепала в соседнюю комнату босиком. Поставила у окна стул. Уселась, подтянув колени к подбородку, стряхнула прилипший к босым подошвам мусор. Нужно будет заняться уборкой сегодня. Попозже.

О том, что на фабрике будут проводиться взрывные работы, жителей соседних кварталов оповестили заранее. Многие даже заклеили окна полосками бумаги – крест-накрест, как в фильмах про войну. В маггловских фильмах про маггловскую войну. Я ничего подобного делать не стала. По рассказам мамы, «репаро» было первым из освоенных мною заклинаний.

Темнота за окном потихоньку таяла, сменяясь мутными предрассветными сумерками. Уже можно было уловить некое слаженное движение множества людей и механизмов на другом берегу, но что именно там происходит, различить не удавалось. Любопытно, как магглы справятся с таким объемом работ.

К тому моменту, как на улице окончательно рассвело, я успела сходить на кухню, сварить кофе, залпом проглотить его, мимолетно отметив, что снова травлюсь кофеином натощак, и поставить на огонь джезву с новой порцией. С чашкой в руках я снова вернулась на свой наблюдательный пункт возле окна - очень вовремя, как оказалось. Приглушенно взвыла сирена. Я поставила чашку на пол и вытянула шею, всматриваясь в силуэты труб. Одна кирпичная, стоявшая чуть в стороне от других, - это, видимо, труба котельной. И еще целая шеренга одинаковых труб повыше и потоньше, возвышавшихся над приземистым корпусом заброшенного цеха. Фабрика была действующей, но в последние годы магглы поняли, что не стоит так уж бездумно коптить небо, как это делалось в прошлом веке. На смену печам на современных производствах пришли конверторы. Продукты химического и механического недожога не выбрасываются в атмосферу в таких количествах, как раньше.

Я невольно усмехнулась, поняв, что почти дословно цитирую введение к учебнику маггловской химии, да еще и думаю при этом по-французски.

…Курс химии я в свое время взяла в качестве дополнительного, когда прозябала на стажировке в Бобатоне, провалив первую предзащиту. Чтобы слушать лекции, приходилось каждый день аппарировать в Париж, и это меня вполне устраивало. Все лучше, чем слоняться по школе, прячась от мадам Максим, дабы не видеть её сочувственных взглядов и не выслушивать надоевшее: «Ах, моя милая, я обязательно пожалуюсь твоей матушке, что ты сидишь в библиотеке сутки напролет, – совсем исхудала, бедняжка…»
Внезапно открывшийся факт давнего маминого знакомства с мадам Максим стал для меня тогда настоящей катастрофой. Еще бы: стоило ли ехать в другую страну, чтобы обнаружить, что новое начальство завело привычку ежевечерне болтать с моей мамой по каминной сети? Впрочем, в девятнадцать лет я склонна была любой пустяк считать катастрофой…

Говорят, что город собирается выкупить часть старой фабричной территории. Современное промышленное оборудование менее громоздко, такие огромные площади больше не требуются. Наверное, теперь там разобьют какой-нибудь сквер.

Я успела привыкнуть к сюрреалистическому пейзажу за окном. Он воспринимается как часть атмосферы дома. Ведь дом – это не просто стены и крыша. Я вообще очень легко привыкаю к жилищу – как кошки, которые привязаны к дому, а не к хозяину. Даже если бываю там изредка. Как здесь, например. Я уже растворилась в этой атмосфере легкой отчужденности, заброшенности, неухоженности. Насквозь пропиталась этим воздухом. Сквер? И к скверу за окном я тоже привыкну. Если к нему привыкнет дом.

Задумавшись, я чуть не пропустила начало представления. Кирпичная труба очень плавно и совершенно бесшумно прогнулась, словно ныряльщик перед прыжком, и начала заваливаться вбок, окутавшись клубами пыли. Казалось, будто в падении она продолжает дымиться. Звук взрыва долетел до нашего берега, когда нижняя часть конструкции уже превратилась в груду битого кирпича, а верхушка трубы была еще в воздухе. Мгновение спустя пол под ногами ощутимо содрогнулся. Стекла задребезжали, но уцелели. Я перевела взгляд вниз. Практически весь кофе из чашки выплеснулся на блюдце и на пол вокруг. Хороша бы я была, останься сидеть с чашкой в руках.

Убрав кофейную лужу взмахом палочки, я снова прилипла к окну. Пыль висела в воздухе, не давая разглядеть что-либо. Впрочем, и так было понятно, что труба котельной превратилась в бесформенные руины. Когда воздух очистился, на площадке вокруг цеха снова началось движение. Теперь пришла очередь первой из нескольких одинаковых труб. Снова вой сирены, грохот взрыва. На этот раз я сначала слышу звук и лишь спустя несколько секунд вижу, как рушится труба. В отличие от предыдущей, она обшита снаружи металлическими листами, которые не дают ей рассыпаться в воздухе. Она начинает падать, медленно кренясь, а затем ломается почти точно посередине, словно карандаш.

***
… Карандаш ломается в маминых пальцах. Она в сердцах бросает обломки на пол и шагает ко мне. Я невольно отступаю, втянув голову в плечи. За свои неполные четырнадцать лет я не раз видела маму рассерженной, но впервые, кажется, её гнев направлен на меня. До сих пор она либо мягко выговаривала мне за проступки, либо беззлобно подсмеивалась над моими выходками. Но сейчас я перешла все границы. Я сама это прекрасно понимаю. Но мне нисколько не стыдно. Только страшно – вдруг она меня не простит?

- Что ты себе позволяешь, маленькая засранка? – кричит она. – Зачем тебе это понадобилось?

«Засранку» я безропотно проглатываю: заслужила. Я бы и сама хотела знать, зачем мне понадобилось подливать ей в чашку веритасерум. Вопрос, который я задала, мог быть задан и просто так. Например, вечером на кухне, когда я еще размазывала по тарелке остатки ужина, а мама убирала посуду. И она ответила бы. Правду, что характерно. А не то, что я услышала от неё в этот раз.

…Флакончик с веритасерумом словно сам прыгает мне в руку. Кажется, мама ничего не заметила. В лаборатории, где работает мама, этого добра хоть отбавляй. Веритасерум и кроветвор она готовит постоянно и в огромных количествах - по заказу аврората, который находится в том же здании, что и Министерство магии. Наверное, это не слишком удобно: один мастер зелий на две организации. Но маму такая ситуация вполне устраивает. Две ставки (аврорат и высшие курсы при Министерстве) плюс гонорары за статьи в научных журналах – неплохое подспорье для разведенной женщины с ребенком.

Когда на каникулах мама берет меня с собой на работу – это праздник. Меня хлебом не корми, только дай покопаться в лабораторной подсобке, подышать испарениями из котлов. Мама ворчит, но одну меня дома старается не оставлять. «Еще не хватало, чтобы ты там без меня в ингредиентах шарила», - говорит она, и я соглашаюсь. Ведь на работе у неё запас ингредиентов гораздо богаче.

И вот, когда мама заканчивает разливать по флаконам очередную порцию сыворотки правды, я тихонько прячу один из пузырьков в рукав. Мне нужна одна капля. Я задам только один вопрос.

- Сделай-ка нам кофе, - говорит мама, и я бегу в подсобку, где над полкой с книгами стоит пакет кофейных зерен и сахар в банке темного стекла с надписью «яд». Надпись корявая: я сама это писала, а почерк у меня не очень. Глупая шутка, наверное, но в момент написания мне это казалось остроумным.

Кофе я могу варить с закрытыми глазами. Уж эту нехитрую науку я освоила в совершенстве. Измельчить зерна в ручной меленке, зажечь лабораторную горелку взмахом палочки. Здесь, в здании Министерства, никто не станет отслеживать мое незаконное колдовство во время каникул.

Мама на мгновение отвлекается, чтобы подлить молока в мою чашку. Сама я этого никогда не делаю: мне нравится пить черный кофе, как пьет она. Но мама неумолима: ребенок должен пить с молоком.

Этого мгновения мне хватает, чтобы выдернуть пробку из флакона и капнуть веритасерум в мамин кофе. Она поворачивается, берет в одну руку чашку, отхлебывает – как всегда, на ходу, уже на полпути к котлу с очередным зельем. Сглатывает – и замирает, глядя на меня. Поняла. Конечно, она все поняла, но уже поздно. Сыворотка правды начинает действовать. Я мысленно отсчитываю пятнадцать секунд и очень спокойно спрашиваю:

- Мам, почему все-таки ты развелась с отцом?

Она так же спокойно отвечает:

- Я не разводилась с твоим отцом.

У неё же, наверное, иммунитет ко всем возможным ядам и зельям, - запоздало понимаю я. Она может врать даже под веритасерумом, что и демонстрирует сейчас мне, зарвавшейся маленькой нахалке. Отец погиб в авиакатастрофе меньше чем через год после развода. Маггловские методы перемещения на дальние расстояния ненадежны и чертовски опасны… Возможно, не разведись он с мамой, ничего этого не случилось бы. Причины разрыва родители при мне никогда не обсуждали, а напрямую я не спрашивала. Спросила только сейчас – вот так. И получила щелчок по носу. Еще несколько секунд мы с мамой смотрим друг на друга, а потом карандаш с треском ломается в её пальцах, и она начинает кричать. Мне страшно. Вдруг не простит? Но это же мама. Она не может долго на меня сердиться…

***
Пыль уже не успевает оседать, и я могу только догадываться по звуку сирены, что сейчас рухнет очередная труба. Стекла по-прежнему целы. Остатки кофейной гущи на дне чашки подернуты рябью. Вибрация неприятно отдается в позвоночнике, который и так ноет после нескольких часов сна на старом продавленном диване.

Воображение рисует мне, как бригадир взрывников выходит из укрытия, осматривает место падения трубы, хозяйским жестом похлопывает по искореженному металлу обшивки и самодовольно кричит, обращаясь к кому-то из представителей фабричной администрации:

- Аккуратно как положили, тютелька в тютельку! Все как заказывали!
Мне уже наскучило наблюдать за происходящим, и я возвращаюсь на кухню. Приготовить, что ли, завтрак? Желудок уже ноет от выпитого натощак кофе.
Мои намерения так и остаются намерениями, и я, конечно же, варю себе еще одну чашку кофе – третью за утро. Может, и вправду начать пить с молоком?

- Молока подлить? – мама протягивает руку к кувшинчику, но я останавливаю её. Я уже большая девочка, шутка ли – двадцать один год. Могу сама решать, что мне есть и пить. Где жить. Где работать.

Мамина рука в нерешительности опускается, потом начинает теребить скатерть. Она нервничает? Значит, я права? Мерлин, как же мы умудрились все так запутать? Её молчание, потом моя глупая детская выходка. И снова годы молчания.

- Конечно, я помню историю с веритасерумом. Но вот почему ты о ней вспомнила? Через столько лет?

Я молчу. Пусть она сама скажет. Я не хочу ошибиться.

Мама поднимет голову и смотрит мне в глаза. Сейчас. Сейчас я все узнаю.

- Ты… давно поняла?

- Неделю назад. Мы ведь об одном и том же? Ты не разводилась с моим отцом.

Пауза.

- Я не разводилась с твоим отцом.

- Кеннет МакЛэй не мой отец.

Я не спрашиваю. Я утверждаю. Я все уже сама поняла. Не прошло и десяти лет. У тебя вырос сообразительный ребенок, мамочка…

- Я думала, у тебя иммунитет к веритасеруму.

Она усмехается.

- Иммунитет к веритасеруму – это искусственно привитая аллергическая реакция. Остановка дыхания и анафилактический шок. Слишком радикально, чтобы добровольно пойти на такое. Я же не сотрудник Отдела тайн, верно?

Я опускаю голову. Конечно же, мне все это известно, класса этак примерно с седьмого. Просто я давно не вспоминала тот случай. А тут вдруг вспомнила. Да…

- Но я же на него похожа, - жалобно лепечу я, сбиваясь почему-то на умоляющий тон. Словно жду, что вот сейчас мама рассмеётся и скажет: «Шутка! А ты поверила!»

Но она только кусает губы и произносит почти зло:

- Чем ты на него похожа? Носом? Характером? Знаешь, сколько таких носов и характеров, моя дорогая?

Вот это я совсем не люблю. «Моя дорогая…»

- И кто же он, твой загадочный избранник? Кому я обязана своим появлением на свет?

«В первую очередь, мне», - непременно сказала бы я на её месте. Но она молчит. Расправляет салфетку. Поднимает чашку и вновь опускает на стол. И говорит – совсем другое.

- Ты твердо намерена выяснить истину?

Сейчас мне её жаль. Но себя мне тоже жаль. И – да, я твердо намерена выяснить истину.

- Мы пересекались по работе. Бурного романа у нас не было, если ты об этом. И вообще, это слишком давняя история, чтобы я смогла сейчас объяснить свои мотивы.

- Тролль раздери, меня не интересуют твои мотивы! – Я вскакиваю, отшвырнув стул, и стискиваю голову руками. – Просто скажи мне, кто он!

И она говорит.

***
За окном начинает накрапывать дождь. Очень хорошо, пусть немного прибьет пыль. Я хочу досмотреть представление до конца. Осталась буквально пара труб. А стекла все еще целы.

Очередная труба вздрагивает, подрубленная у основания, и начинает оседать, осыпаясь вовнутрь, - словно проваливается под землю.

…Больше всего сейчас мне хочется провалиться под землю. Но отступить я не могу. Я заварила зелье, которое мне одной не расхлебать. Впрочем, о чем я? Зелье заварено два с лишним десятка лет назад. И не мной. Это только справедливо, что расхлебывать придется троим. Ведь я права?

Наверное, я права, но сейчас, под жестким недобрым взглядом, я горько жалею, что вытянула из мамы всю эту историю. Что пришла сюда. Что рассказала все… ему.

Зачем? Чего я, собственно, ждала? Умилительной сцены, как в дешевых маггловских мелодрамах? Ха-ха. Я поступила в Хогвартс за три года до конца войны и достаточно успела проучиться там, чтобы составить себе представление о Северусе Снейпе.

Он молчит. Нет, он действительно не знал. Я успела заметить промелькнувшее в черных глазах удивление. Черных… Помнится, в детстве мне иногда приходило в голову, что мастью я явно потемнее, чем мама с папой.

Он недовольно раздувает ноздри, морщится. Мне хочется стать невидимкой. Поздно. Теперь – только вперед. Пауза становится совсем уж невыносимой. Он прокашливается и нарушает молчание:

- Чего вы ждете, мисс МакЛэй? Умилительной сцены, как в дешевых маггловских мелодрамах?

И тут меня отпускает. Я запрокидываю голову и смеюсь – почти беззвучно, но от души.

А он… он вздыхает, закатывает глаза и сокрушенно качает головой, словно сожалея о том, что произвел на свет такую идиотку.

***
Последний взрыв прогремел несколько минут назад. Во влажном воздухе звуки разносятся особенно далеко. Наверное, в городе уже никто не спит.

Я встаю, разминаю ноги. Ступни совсем окоченели. Надо все-таки завести здесь нормальную домашнюю обувь. Не то что бы я часто сюда наведывалась. Раз в месяц, а то и реже. Причем в четырех случаях из пяти мои визиты совпадают с отъездом хозяина.

Он часто бывает в Лондоне, и я почему-то всегда выбираю такие моменты, чтобы приехать сюда. В его присутствии я ощущаю какую-то неловкость. Когда ты таким вот образом вламываешься в жизнь немолодого уже и, в сущности, совершенно чужого тебе человека, не стоит рассчитывать на теплый прием. Особенно если человек этот – Северус Снейп. Я прекрасно это понимаю, но все-таки продолжаю искать поводы для визитов. Например, как сейчас. Должен же кто-то присмотреть за домом, пока хозяин отсутствует. Вдруг бы и вправду вылетели стекла? Ну, а если уж приехала, то не грех и убраться здесь. Вон сколько пыли по углам.

Я ведь как кошка. Они тоже привыкают не к человеку, а к дому. Так, во всяком случае, принято считать. Я не знаю. Своих кошек у меня никогда не было.

Я несколько раз глубоко вздыхаю, готовясь к долгой возне с устраняющими грязь заклинаниями. Хозяйственная магия всегда давалась мне не то что бы с трудом, но «со скрипом». В своей лондонской квартирке я, конечно, такую грязь не развожу, хотя и порядка особого там нет. Но этот дом мне по душе, вместе со всей его атмосферой отчужденности, заброшенности, неухоженности.

Впрочем, обманывать себя – неблагодарное занятие. Дом – это не просто стены, крыша или пейзаж за окном. Дом – это люди, которые в нем живут.

*конец*