Глава 1...И я покажу тебе нечто, отличное
От тени твоей, что утром идет за тобою,
И тени твоей, что вечером хочет
подать тебе руку:
Я покажу тебе ужас в пригоршне праха.
Т.С. Эллиот
"Бесплодная земля"
(Перевод А. Сергеева.)
«Так вот, иногда я успевала еще до завтрака
Целых шесть раз поверить в невероятное».
Белая Королева
Л.Кэрролл «Алиса в Зазеркалье»
***
Металлические щелчки и звяканье дверной цепочки.
Вечерняя, а то и ночная пора, и на пороге не то чтобы нежеланный, но, уж совершенно точно, незваный гость.
Вот вы уже выяснили (или хотя бы, уверились, основываясь на том, что все еще живы и даже не искалечены), что гость не представляет – по крайней мере, пока, - для вас опасности.
Вы хорошо воспитаны или вынуждены притворяться таковым, а потому позволяете гостю войти.
Пути назад нет, теперь ваш ход. Вы бросаете кости, но понятия не имеете, что из этого получится, ведь возможно, что ни на одной из граней не осталось точек.
***
Когда раздается пронзительная трель дверного звонка, я не сразу понимаю, что это такое, может, потому, что на этот раз миссис Блэк не хотелось вопить.
Звук этого самого дверного звонка рассекает воздух, я нехотя бреду к двери, раздумывая, кто бы это мог быть, и уж никак не рассчитывая на то, что сегодняшний вечер рассечет пополам и меня самого.
Я никак не ожидал увидеть на своем пороге Гермиону Грейнджер.
Ну да, снова Грейнджер, опять – не-Уизли, типичная деловая женщина, как сказала бы тетушка Петунья, если бы кто-нибудь стал слушать, что она там бурчит из-под шести футов кладбищенской земли; ни на день не моложе своих тридцати.
Высовываю голову наружу. Брр! Сырость пробирает до костей, и фонари с темнотой явно не справляются.
Отступив назад и в сторону, впускаю Гермиону и захлопываю дверь. Пока еще успешно справляюсь с охватившим меня любопытством. Кричер высовывается откуда-то из угла и, недовольно бурча, исчезает с негромким хлопком. Гермиона словно бы нерешительно улыбается, но я-то знаю, что весь ее небогатый запас нерешительности остался в далеком прошлом, ну, а теперь она просто-напросто тянет время.
Доверие между нами уже совсем не то, что раньше; от него одна сухая корка осталась.
- Могу я взглянуть на
него, Гарри? – спрашивает Гермиона, и голос ее звучит куда мягче, чем я ожидал.
Мы молча поднимаемся по лестнице. Гермиона и сама прекрасно знает, куда надо идти; я пропускаю ее вперед.
Пока мы идем по полутемному коридору, моя память начинает разматываться, как лента. Как много всего я, оказывается, помню.
***
Полгода тому назад
- Кстати, Гарри, - со стуком поставив на стол чашку, сообщает Рон, - вчера, пока тебя не было, сюда забрел маггловский полицейский. Заявил, что не припомнит, чтобы этот дом тут стоял. И вид у него при этом был…
- И ты…
- Ага. Стер ему память. Получилось со второй попытки где-то…
Меня никто этому не учил, но искусством стирания памяти (целителям, в основном) я овладел в совершенстве, иначе по дому толпами бродили бы авроры, писаки и черт знает кто еще. Миссис Блэк это бы очень понравилось!
- И то я помогла, - отзывается Нимфадора , отвлекшись от важной задачи (она перелистывала перед Сириусом страницы детской книжки с картинками, пытаясь заинтересовать его). – По-моему, Рон, у тебя всегда плохо было с этим заклятием, и если бы оно попалось тебе на экзамене, то…
- То воришкам на Дрянн-аллее легче бы жилось. А вот вчера Флетчер…
Как бы ни было мне сейчас нехорошо на душе, я все же улыбаюсь. И вот почему: если смотреть на все это со стороны, то получится отличная семейная сцена: отец, мать и добрый дядюшка. И ребенок. Почти что семейная сцена, если вынести за скобки тот факт, что «ребенок» старше любого из присутствующих.
Почти что семейная сцена. Если честно, я все реже и реже вспоминаю свой неудачный брак, и все меньше времени трачу на то, чтобы разобраться в причинах его недолговечности.
Может быть, потому, что теперь у меня есть все, в чем я когда-либо нуждался. Почти все. Вот же он, Сириус Блэк, однажды сгинувший неведомо куда и возвратившийся - не без приложенных всеми присутствующими усилий – спустя семь лет. Это Сириус Блэк, почти такой, как раньше, пожалуйста, сэр, распишитесь на бланке, к внешнему виду товара претензий не имеете, ага?
Раньше я, может быть, и не понял бы, как такое вообще возможно – быть с кем-то рядом, но постоянно скучать по нему; теперь же я прекрасно во всем таком разбираюсь. Мог бы даже издать книгу советов.
***
На пороге комнаты Сириуса Гермиона вдруг замирает, и мне приходится подтолкнуть ее внутрь, и за руку подвести к постели Сириуса. Он лежит, свернувшись калачиком, подтянув колени едва ли не к самому подбородку. Скомканное одеяло валяется на полу, Сириусу явно холодно, он вздрагивает во сне, но не просыпается.
- Он боится спать, если в комнате темно, - говорю я, когда мы снова оказываемся в коридоре.
- С тех пор, как я в тот раз…
- Никаких изменений. Если бы они наметились, я сообщил бы тебе, ну а ты не слишком-то интересовалась. – Отчего-то мне хочется уколоть ее побольнее. Как будто это Гермиона виновата в том, что случилось с Сириусом. - Он по-прежнему молчит.
- Я…Гарри…
Гермиона как будто испытывает трудности с подбором нужных слов. Я терпеливо жду, что еще она скажет. Прошли те времена, когда я мог бы понять ее без слов, а важное часто оставалось несказанным, просто потому, что не надо было ничего не объяснять.
- Из-за него я и пришла, Гарри. Можем мы поговорить? Поговорить очень серьезно.
- Можем, - соглашаюсь я. Наверное, сейчас я получу очередной урок жизни от Гермионы Грейнджер. От очень немногих я готов слышать, что живу неправильно. Раньше и Гермиона принадлежала к их числу.
Отыскав Кричера, приказываю ему накрыть стол к чаю. Он снова недовольно что-то бурчит, но удаляется выполнять распоряжение. Если бы не Сириус, я давно бы избавился от этого психа.
Где-то в глубине дома гулко бьют часы, а мы с Гермионой молча наблюдаем, как на столе появляется все необходимое для чая. Когда все, наконец, готово и чай разлит по чашкам, Гермиона вцепляется в свою так, словно это какой-нибудь там спасательный круг. Итак, мне предстоит неприятный разговор.
Но я так давно ни с кем не говорил, так сказать, по душам, что уже и забыл, каково это, когда кто-то сидит напротив и потчует тебя собственной жизнью, подразумевая, что в качестве ответной любезности ты позволишь отгрызть кусочек от своей.
И тут Гермиона решительно оставляет чашку в сторону.
***
Полтора года назад
Рассказывает ли Нимфадора о своей работе Рему, я никогда не спрашивал. Вероятно, рассказывает, но далеко не все. В этом смысле со мной или с Роном ей гораздо свободнее, ну а Рему лучше лишний раз не слышать о том, что она время от времени подвергает свою жизнь опасности, хватит и того, что он об этом просто догадывается.
- Представь только, - начинает Нимфадора, усмехаясь, - вчера мы с Корнеллом едва успели отбить Горбина у разъяренных покупателей. Сейчас все четверо отдыхают себе в камерах. Он им вроде неработающий артефакт продал, чем только не клялся: мол, эта «игрушечка», если подложить ее под кровать, через неделю убьет того, кто на ней спит. Потом только дошло, кому он это говорит. Горбин и заткнулся, да было уже поздно. Давно хотела его прижать, - улыбается Нимфадора довольно, но в улыбке ее сквозит легкая озадаченность. – И это уже не первый такой случай за последнее время. Не поверишь, на Дрянн-аллее теперь чуть не каждый день крики «обман!» да «грабеж!», а, стоит кому-то из наших появиться, так обманутый и обманщик тут же мирятся и едва не под ручку отправляются в «Великанью пещеру» или еще куда.
- То яд кому-нибудь выдохшийся продадут, то кто-нибудь решит единорожьей кровью приторговывать – а свойств волшебных у нее не больше, чем у обыкновенной воды, - доев свою порцию, добавляет Рон. – И Фреду с Джорджем все чаще жалобы поступают, а отдел возвратов с ног сбился, - разводит он руками. – Уж за кого, а за них я мог бы поручиться – дерьма тебе не продадут.
- В другое время я порадовалась бы, Гарри, но сейчас я, признаться, немного обеспокоена, что ли…маги почти перестали убивать друг друга.
- Так в чем причина беспокойства?
- Ты немного не дослушал. Убивать продолжают, но все чаще – маггловскими способами.
- Скоро наша лаборатория по ядам и противоядиям без работы останется, а вместо Смертельного заклятия все чаще в ход идут, например, ножи. Кое-кто и этими, как их…пистонами…
- …пистолетами, - поправляю их я.
- Ага. Ими самыми.
- Это просто вопрос предпочтений, - бурчу себе под нос. Разговор, конечно, вышел интересный, я даже развеселился слегка, представив свою дуэль с Волдемортом, подумав, как бы это выглядело, если бы мы с ним шли друг другу навстречу по пустынной улице, как какие-нибудь ковбои из вестернов, готовящиеся друг друга пристрелить.
***
- Мне не полагается с кем-либо это обсуждать, но выбора, к сожалению, нет. Около полугода назад на меня вышли люди из Отдела Тайн и предложили выполнить для них кое-какую расчетную работу. Пообещали снабжать меня всеми сведениями, какие только потребуются. И я согласилась.
Гермиона Грейнджер уже несколько лет по праву считалась одним из лучших молодых специалистов в области арифмантики. Неудивительно, что она попала в поле зрения Отдела Тайн, и я поразился бы до глубины души, если бы узнал, что Гермиона не согласилась на такое предложение. Неограниченный доступ к любой информации - именно то, за что Гермиона душу продаст. Нет, это я, пожалуй, слишком, но вот то, что для нее эта самая информация слаще самой вкусной конфеты, важнее многого того, что кажется самым важным для других, – точно. Может быть, именно поэтому ее брак с Роном развалился так быстро. Даже раньше, чем наш с Джинни.
- Я согласилась. И вот теперь, когда моя работа почти полностью завершена, я пришла к тебе. Не могла не прийти.
- Я слушаю, - демонстрируя всю свою покорность, отвечаю я. Мне на самом-то деле приятно, что она пришла. В последние годы мы непростительно редко виделись; после развода я старательно изображал из себя затворника, который знать не желает ничего, кроме работы и дома. Просиживал положенные часы в Министерстве, получая неплохое жалованье за работу до того незаметную, что коллеги почти позабыли, кто я такой, и обращение «Поттер» со временем стало звучать вполне себе обыденно, как «Джонсон» или «Смит». Все эти заседания, на которые я вынужден был ходить, поправки к законам, в которых я поначалу не понимал ничего ровным счетом, - все это касалось исключительно чужих жизней. А я вот все ждал, когда снова начнется моя собственная. И дождался: когда Скримджер объявил амнистию, и из Азкабана стали выходить (кто еще мог идти сам) те, кто, казалось, должен был оставаться там до скончания дней своих (а значит, еще пару-тройку лет), а потом выяснилось, что Снейп под нее не подпадает, вот тогда я и понял, что мне следует делать.
***
Два года тому назад
- С тех пор, как пропал Олливандер, нормальную волшебную палочку для ребенка уже не купишь. Кто может себе позволить, заказывает у иностранных мастеров. Палочка работы Грегоровича обошлась нам с Ремом, прямо скажем, недешево.
- Но разве в его магазине не работают сейчас Селби и этот, как его…
- Работают, конечно. Да только куда им до Олливандера.
А вот сыну Джинни и Маклаггена палочка, возможно, вообще никогда не понадобится. Похоже, что у них родился самый настоящий сквиб. Рановато еще об этом судить, когда ребенку всего четыре, но родители обеспокоены не на шутку.
***
За длинным столом напротив меня сидит Гермиона, и снова делает вид, что пьет чай. Еще чуть-чуть, и зубы ее застучат о чашку. Наконец, глубоко вздохнув, как будто решив обеспечить себя воздухом по меньшей мере на неделю вперед, она начинает:
- Скажи, Гарри, замечал ли ты, что в последнее время часто происходит что-то странное?
Прекрасный вопрос. На самом деле, прекрасный.
- Замечал, - киваю. – Ты права. Происходит что-то странное.
О да, этот разговор я намерен поддержать.
Не успеваю опомниться, а прямо перед глазами у меня оказывается толстенная пачка пергаментных листов, испещренных мелкой цифирью.
- Все чаще рождаются дети-сквибы. Я тщательно изучила статистику, - говорит Гермиона. – Действие некоторых заклинаний ослабевает и сходит на нет. Это касается охранных, отвлекающих внимание, некоторых боевых…
- И Смертельного заклятия тоже, - добавляю я. – Еще на Дрянн-аллее торгуют просроченными ядами и неработающими артефактами, а в семействе МакМилланов состоялся грандиозный развод потому, что уже третий подряд ребенок, похоже, окажется сквибом.
Гермиона смотрит на меня как будто обиженно. Да, я мог бы и не знать всего этого, но я же бываю на службе, и, к прискорбию своему, читаю газеты и беседую с коллегами.
- В один далеко не прекрасный момент таких странностей стало вдруг слишком много, Гарри, и всем этим заинтересовался Отдел Тайн.
- И они поручили тебе ту самую работу, - я, кажется, понемногу начинаю кое-что понимать, что означают все эти столбцы цифр и диаграммы, которые Гермиона тычет мне под нос.
- И я ее выполнила, - кивает Гермиона, а ее глаза, к моему удивлению, наполняются слезами. Мало кто из ныне живущих мог бы похвастаться тем, что видел слезы самой Гермионы Грейнджер. Наверное, меня ждут плохие новости. Не могу сказать, что успел застать то время, когда мир еще можно было бы назвать совершенно нормальным, да и в свое время все как-то не до того было, находились вещи поважнее; вроде Волдеморта. Но теперь, по-видимому, этот хренов мир определенно спятил в рекордные сроки (я всего-то и успел, что выпить чашку чая): у меня в гостиной сидит Гермиона Грейнджер и ревет над своей научной работой.
- Гарри, - справившись с собой, говорит Гермиона, - я все проанализировала и пришла к выводу, что это все…это все…
***
Шесть с половиной лет тому назад
Ближе к вечеру сильно похолодало, и я поспешно выхожу в сад. Соседи при всем желании не могли бы заглянуть сюда поверх своих заборов – участок земли за домом защищен так же, как и сам дом.
Сириус сидит в громадном старинном кресле, ноги укрыты одеялом. Он давно так сидит, почти неподвижно, сохраняя безразличное выражение на серовато-бледном, цвета высушенных солнцем костей, лице. У его ног сидит, как обычно сидят преданные собаки, Кричер, закутанный в свою любимую драную наволочку, похожий на рано состарившегося уродливого ребенка. Сириуса и Кричера освещает закатное солнце, рой золотистых пылинок кружится вокруг них. Я смотрю на них, стоя на нижней ступеньке лестницы, и в глазах начинает пощипывать. То ли от яркого света, от которого я, в принципе, отвык, проводя почти все свое время в закрытых помещениях, то ли еще от чего.
Я все гляжу на Кричера, примостившегося у ног Сириуса. На уродливой физиономии старого домовика застыла блаженная улыбка, и я в который раз поражаюсь перемене, произошедшей с Кричером в тот самый день, когда Сириус Блэк вновь вернулся домой.
- Кричер сидел с молодым хозяином в саду, - сообщает мне домовик. – Молодому хозяину нравится сидеть в саду.
И он снова замирает, уставившись на меня своими водянисто-серыми глазами. И, если я хоть что-нибудь понимаю, то Кричер находится сейчас на вершине блаженства, потому что вот теперь все именно так, как он всегда хотел. Молодой хозяин вернулся к нему почти совсем таким, каким был, когда много лет назад из спальни госпожи вышел, утирая пот со лба, семейный целитель, а следом вынесли отчаянно верещащий сверток. Внешне-то молодой хозяин такой, каким Кричер его помнил, когда тот вернулся из Азкабана, но он-то, Кричер, отлично знает, что к чему. И проследит, чтобы молодой хозяин не снова сделался причиной постоянных огорчений для матери.
Порой люди навсегда остаются в том отрезке жизни, который представлялся им наилучшим. Я, если честно, не могу точно определить, какую из частей своей жизни предпочел бы Сириус, будь у него такая возможность, но если бы Кричер выбирал за него, то остановил бы свой выбор на младенчестве, уж тогда из молодого господина можно было бы воспитать человека, достойного родословного древа семейства Блэк. С портретом миссис Блэк Кричер эту часть своих планов уже обсудил, и, кажется, обе стороны остались довольны.
- А через одиннадцать лет его распределят в Слизерин, разумеется, - категорично изрекла тогда Вальбурга.
И если портрет миссис Блэк - довольно точное отражение ее личности, то Сириус-то уж точно сам на себя не похож, этакая невыразимая смесь полугодовалого младенца и равнодушного ко всему старика, точный возраст которого никому не известен, но уж что не меньше века, а то и полутора.
Не знаю, сколько проходит времени, и тут я обнаруживаю, что сижу на каменной ступеньке, что она чертовски холодная. Ноги и руки меня вроде бы слушаются, так что я выпрямляюсь и оглядываю чахлый садик Блэков так внимательно, словно в поисках чего-то несбыточного, но, вероятно, все несбыточное происходит в совсем других местах.
***
Я весь внимание. Ободряюще киваю ей, и Гермиона не выдерживает. Вскочив со своего места, она перегибается через стол, перелистывает несколько страниц, и демонстрирует мне что-то вроде карты. Ну да, это карта. Вот названия городов, крупных дорог, рек. Вся карта – в каких-то черных точках, чем ближе к Лондону, тем этих точек больше. Особенно крупные скопления черных точек обозначены какими-то каракулями, в некоторых из них я, после некоторого напряжения памяти, успеваю опознать древние руны.
- Что это у тебя вся карта выглядит так, словно ее мухи загадили?
Мне на самом деле интересно, что обозначают эти дурацкие точки.
Ну, или почти интересно.
- Все эти точки – места, где были зафиксированы те или иные события, которые…ну, скажем, не укладываются в общепринятые рамки. События, о которых поставлен в известность Отдел Тайн. На самом-то деле я полагаю, что таких происшествий было куда больше. По всей стране.
- По всей стране?
- Ну, у нас довольно хорошо налажено международное сотрудничество, - поясняет Гермиона, - но за рубежом пока – пока – все в пределах нормы. Но именно пока. Сейчас объясню почему. Переверни страницу.
Я покорно переворачиваю страницу.
- А маггловские районы? Ведь эти твои точки – они же повсюду.
- На магглах это никак не отражается. Разве что бытовые приборы чудят. А вот живущие по соседству маги все чувствуют и замечают.
Та же карта. То есть такая же. Те же черные точки. Только их как будто немного меньше, и рассыпаны они по меньшей площади.
- Еще одну страницу, Гарри.
Точек еще меньше, и они – вот точно – сползаются к Лондону. Что это еще, черт побери, за хрень такая? Перелистываю еще несколько страниц. На каждой – карта с точками. Я уже, кажется, понимать начал. Как обратный отсчет – с каждым годом точек все больше, и расползаются они от Лондона по всей стране. И через год, а может, и быстрее, эти точки уже вылезут за границы, и тогда…
Добираюсь до последней картинки (или – первой, это уж как посмотреть) с этими вшивыми точками. И на ней – точка только одна. Как раз там, где располагается Министерство магии, в котором я имею сомнительную честь работать. В самом нижнем углу страницы – несколько цифирок. Я хоть и обалдел немного от этих точек, но уж не настолько, чтобы не понять: эти цифры обозначают дату. Неприметный такой осенний денек. Почти что семь лет тому назад.
Просматриваю все уже виденные страницы с картами. Так и есть, на каждой внизу, в уголке, приписана дата. Перелистываешь страницы назад, и черных точек становится меньше, и они сползаются к Лондону, словно какой-то осьминог втягивает свои бесчисленные щупальца. Перелистываешь вперед – чудовище их расправляет.
- Теперь ты понял?
- А что я должен был понять?
- Показать тебе поэтажный план Министерства, Гарри? Таких мощных колебаний уровня магической энергии не случалось с того дня, когда…
Ну да, с того дня, как я отправил Волдеморта куда подальше, боюсь, не в лучший из миров. И, кто знает, может быть, это было действительно…мощно. А мне вот не понравилось.
Так вот, что она там говорила? Может, я что и понял. Только не хочу я этого понимать. Потому что такого просто не может быть. А все эти колонки цифр…мне ли не знать, раз уж я довольно давно работаю в Министерстве, что при помощи таких вот длинных колонок цифр, диаграмм и графиков можно объяснить что угодно. И как угодно. Тебе самому угодно, ага.
- Ты должен был понять, Гарри, что началось все это ровно с того дня, когда вы вытащили Сириуса из Арки. Ты, Рон, Нимфадора и…Снейп. Ровно с того дня. Конечно, в нашем мире всегда хватало странностей, но с этого дня их количество стало неуклонно расти. И если все это не остановить…
- Такого просто не может быть, - отвечаю. – Это из-за Сириуса, из-за того, что мы вытащили его из Арки? Да с чего ты это взяла?
- Я же объяснила, Гарри. Я же все тебе объяснила.
- Ты не объяснила. Это просто цифры. И карты с черными точками.
- Но, Гарри…
На самом-то деле я намерен как можно быстрее выбросить из памяти все, что она только что сказала. Я не хочу – и не буду – в это верить.
- Я ведь ни слова не забыла из того, что ты сказал, когда пришел ко мне за советом.
Она не забыла, разумеется. Гермиона Грейнджер никогда ничего не забывает.
***
Семь лет тому назад
- Гарри, боюсь, все дело в том, что вы дали Беллатрикс слишком много «Глотка живой смерти». Ведь Снейп сказал тебе, что перед тем, как вы сбросите ее в Арку, Беллатрикс должна получить еще порцию, вполовину меньше той, что ей дали в тюрьме? Правильно?
- Правильно, - отвечаю. – Это я дал ей слишком много, потому что она вдруг начала орать и брыкаться, и…
- И в результате она отправилась за Арку мертвой, а не…
- Не в состоянии, близком к «клинической смерти», как магглы говорят.
- Все правильно. И именно поэтому…
- Я понял, Гермиона. Я все прекрасно понял.
- И что ты теперь намерен делать?
Ну и вопросы! Как будто у меня в запасе достойный ассортимент готовых решений на все случаи жизни.
- Жить, что же еще. И ждать. Когда-нибудь он станет прежним. И в этот самый момент я должен оказаться рядом с ним.
***
- Снейпа можешь не считать, если, конечно, сейчас ты зачитала список тех, о ком беспокоишься.
- Да, я, черт побери, беспокоюсь. И знаешь почему? Ваши художества вот-вот всплывут. И пожизненный приговор вам обеспечен.
- Наши
художества?
- Как еще это назвать, Гарри? Тебе это сошло с рук, потому что тогда ты был…
- Победителем Волдеморта, который может себе позволить все, что угодно?
Семь лет назад я действительно мог себе это позволить. Сейчас – едва ли. Если теперь всплывет хоть что-то…
А с чего вообще всплывать этому «чему-то»?
Тогда, семь лет назад, мы замели следы надежнее некуда. Особенно Снейп: я огреб немало неприятностей из-за того, что он смылся из-под надзора, а ведь я поручался за него! Но тогда я действительно еще мог себе это позволить.
И, если бы не слабость, толкнувшая меня к Гермионе, может быть, та ничего и не узнала бы, хотя если кто всегда и умел складывать два и два, всегда получая верный результат, так это она.
Вся история укладывается в несколько строк: однажды промозглой осенней ночью в некий зал Министерства проникла группа тех, кому там быть не полагалось бы, как-то: двое сотрудников аврората, один чиновник средней руки (молодой, но подающий большие надежды) и один условно освобожденный преступник. Эти четверо принесли с собой один почти что труп, провели несколько черномагических ритуалов, каждый из которых потянул бы на нехилый срок в Азкабане, и через некоторое время покинули Министерство, унося с собой другой почти что труп. Вот и все. Просто нам действительно казалось, что следы мы замели отменно. Впрочем, может, так оно и было – за прошедшие семь лет никто и не думал всерьез браться за участников этой, мягко говоря, неприглядной истории, и речь не идет о снисхождении к, хм, героям войны. Просто никому, по-видимому, не пришло в голову, что такое вообще возможно.
Я ничего не понимаю в арифмантике и всяких там «теориях вероятностей», которыми так увлечена Гермиона. Вот все мои знания из этой области: если вы подбрасываете монету, упасть она может в любую сторону.
Итак, орел или решка, что выберет Гермиона?
***
Семь лет и две недели тому назад
Это по-настоящему прекрасно, и страшно, что ли. Этот момент, когда из Арки появляется темная фигура. Появляется, и я сразу же делаю шаг к ней, но Рон (когда это он успел стать благоразумным? Наверное, я многое пропустил) удерживает меня за рукав, а потом и вовсе сгребает в охапку, как когда-то Рем.
Не “когда-то”, а именно в тот день, когда Сириус упал в Арку. Теперь же, при его возвращении, ситуация почти что повторяется. Успеваю только отметить, что Нимфадора стоит, зажав себе рот руками, а Снейп упорно глядит куда-то в сторону, хотя кому, как не ему, наблюдать бы за исходом, как он выразился, эксперимента.
И у нас получилось. У меня, Рона, Нимфадоры. И у Сириуса. Ах да, и у Снейпа.
Сириусу удается пройти всего два шага, затем он неловко падает на четвереньки, ложится на пол и замирает. Лежит неподвижно, и мы, сбившиеся в кучу, стоим, ожидая…чего?
- Блэк, - говорит Снейп, и тут только я понимаю, что вот теперь все точно будет по-прежнему, потому что тон, которым он говорит о Сириусе, уж точно прежний.
И, когда я взбираюсь на платформу и становлюсь на колени рядом с крестным, я вдруг понимаю, что ноги отказались бы повиноваться, вздумай я встать.
Но на самом деле все просто прекрасно, и у меня такое ощущение, что вот сейчас я действительно могу сделать все, что угодно, что-то такое, с чем ни в какое сравнение не может идти победа над этим, мать его, Волдемортом. Все, что угодно, и, может, перевернуть всю Землю не труднее, чем поддать ногой детский мяч
Становится просто невозможно держать глаза открытыми. Я зажмуриваюсь, и вокруг меня в полной темноте плывут застывшие льдистые звезды.
-Пора убираться отсюда, - шипит кто-то, кажется, Тонкс.
Что ж, действительно, пора.
***
- Мне – нам – это все сошло с рук, потому что никто не стал глубоко копать. Беллатрикс Лестрейндж признали мертвой? Признали. Имеется соответствующее заключение. Подготовили к захоронению? Подготовили. Кого волнует, что вместо Лестрейндж был похоронен неопознанный труп маггловской женщины?
Гермиона молчит. А когда снова начинает говорить, голос у нее делается какой-то холодный, звенящий. Она на пределе, как я понимаю.
- Мне очень жаль, Гарри. Но я по много раз проверяла и перепроверяла все данные. Но все это…все это укладывается…укладывается в одну теорию. – Она поднимает голову от своих записей и смотрит мне прямо в глаза. На всякий случай я пытаюсь припомнить уроки Окклюменции, очень полезная штука, рекомендую.
Я отвечаю ей таким же пристальным взглядом. Я не отступлю, пока не докажу ей, что все ее придумки с цифрами – просто глупость. Никто никогда не возвращал из Арки упавших в нее, никогда такого не было, Снейп до последнего не верил, что получится, хотя все эти черномагические книги, которые я ему доставал, были написаны уважаемыми…хм…людьми. Никто никогда такого не делал, и как же можно тут хоть что-то объяснить?
Гермиона тоже отступать не намерена.
- Никто не может в точности сказать, что она такое на самом деле, эта Арка. И вряд ли кто-нибудь когда-нибудь скажет. Но она хочет обратно то, что было у нее отнято, Гарри. Она хочет обратно Сириуса. И все это, - она кивает на отложенные в сторону пергаментные листы, - будет продолжаться до тех пор, пока равновесие не будет восстановлено. Сквозь Арку будто бы утекает в никуда магическая энергия нашего мира, Гарри.
- Ну причем тут Сириус? Почему…почему ты решила, что Арка хочет его обратно?
Наверное, если с тебя заживо сдирают кожу, ощущение схожее.
- Потому что я читала те же самые книги, по которым Снейп подготавливал все для нужных ритуалов.
- Я их тоже читал.
Я читал. Только почти ничего не понял. Какой-то из приятелей дядюшки Вернона, шустрый адвокат, как-то раз заявил, что перед подписанием договора всегда надо читать то, что написано самым мелким шрифтом. Совет был неплохой, кстати. Жаль, что оценить его я смог только тогда, когда оказалось, что Сириус вернулся из Арки внешне таким же, каким угодил в нее, но на этом все сходство с прежним Сириусом Блэком заканчивалось. Совет показался мне еще лучше, когда Снейп смылся, оставив меня разбираться с последствиями.
***
Семь с половиной лет назад
Снейп взялся, по своему обыкновению, отпускать ехидные комментарии. Успел даже заявить, что наконец-то хорошенько отдохнул от тупых учеников. Он вовсе не был сломленным, а я, если честно, очень на это рассчитывал.
- Вы сейчас думаете, Поттер, что же делать с остатком вашей жизни, правда? Вы ведь намеревались провести какую-то ее часть с вашим…Блэком. А он ушел без предупреждения. Вполне в его духе, правда?
Я молчу. Потому Снейп был прав. Я действительно понятия не имел, как буду жить и чем заниматься, если задуманное мной окажется неосуществимым.
Все смотрю и смотрю на Снейпа, сверлю его глазами, пусть хоть Легилименцию применяет, да что угодно, «закрываться» не стану. Только бы согласился.
- Я просто хотел бы предупредить вас кое о чем, Поттер.
- Вы хотите предупредить меня? Неужели это желание продиктовано благими намерениями?
- Я предупреждаю вас, Поттер, потому что хочу, чтобы наша сделка была максимально честной, чтобы ваши глаза оставались открытыми. Вам знакомо понятие «побочный эффект»?
- Знакомо, - киваю. Наверное, каждого хоть раз посещает чувство, что вся его жизнь целиком и полностью состоит из этих самых побочных эффектов.
- Я знаю, Поттер, вы полагаете, что существуют способы вернуть человека, пропавшего за Аркой. Они и впрямь существуют, но вот работают ли…
- Ни за что не поверю, профессор, что вы упустите шанс это проверить. Что вы не поучаствуете в таком заманчивом эксперименте.
- А есть ли у вас, Поттер, на примете подходящая лабораторная крыса?
- Есть, и она по-прежнему в Азкабане.
- Вы не передумаете, Поттер?
Я не передумаю. Более того, я уже знаю, кто не откажется мне помочь. Секреты они хранить умеют.
***
- Тогда ты обязан понимать,
что вы сделали. Вы должны были предложить Арке кого-нибудь взамен, правильно? Но замена должна была быть равноценной, Гарри.
- Мы и взяли
равноценную. Насколько могли себе позволить. Заменили на Беллатрикс, потому что она была ближе всего по крови. И потому, что она это просто заслужила.
- Ты именно поэтому ее выбрал? Потому что она – его убийца?
- И не только поэтому. Мне что, стоило взять Нарциссу или Хорька? Или … Нимфадору? Я сам сделал этот выбор, Гермиона. Я сам. И отвечать – мне.
- Ты должен его вернуть.
- Вернуть…
его?
- Да, Гарри.
Видимо, именно эти слова вертелись у нее на языке, когда она только подходила к моей двери.
- Вернуть…его? – спрашиваю снова, как будто за прошедшие секунды что-то могло измениться.
- Да.
Теперь Гермиона уже на меня не смотрит, но голос ее звучит твердо. Все обдумала. Гермиона Грейнджер у нас всегда все обдумывает.
Если она права…
Если я должен вернуть Сириуса…
Да к черту все, разве может быть права Гермиона Грейнджер, хотя она всегда права?
- Можно что-то сделать? Могу я как-то все исправить?
- Нет, Гарри. Арке нужен Сириус. Она не отпускает его, неужели ты не понимаешь? Ведь за семь лет он едва научился самостоятельно сидеть и держать ложку, даже говорить не может.
- Сириус для меня как ребенок, Гермиона. Я не могу так с ним, не могу! Мы можем просто уехать?
- Гарри, дело не в том, где вы находитесь. Дело в Арке. И в Сириусе. Подумай, сколько детей получат письма из Хогвартса лет через десять? Сколько произойдет несчастных случаев из-за того, что заклинания вдруг перестанут действовать? Сколько?
- Сириус ни в чем не виноват. Задумка была только моя. Могу я…пойти вместо него? – спрашиваю, а в голове гаденько так нашептывает какой-то голос, отчего-то слишком похожий на голос Снейпа, каким я его помню; шепчет где-то внутри, очень глубоко, что я просто хочу выпендриться, что спрашивать не стоило, и что я знаю заранее, каков будет ответ Гермионы.
- Нет, не можешь, - глухо отвечает она.
В прежние времена я уставился бы на нее в надежде, что она обязательно что-нибудь придумает, вытащит нас всех из того дерьма, в котором мы оказались. Но не сегодня.
- Ты уже кому-нибудь рассказывала об этих своих выводах?
- Если бы рассказала, люди из Отдела Тайн перерыли бы у тебя в доме все вверх дном. Ты давно уже не неприкосновенен, Гарри. Как и этот дом.
Я не неприкосновенен, замечательно. Но отвечать за все должен я, я, а не Сириус. А отвечать не хочется. Зато снова очень хочется ударить Гермиону побольнее. Напоследок.
- Ты смогла бы убить ребенка?
Мой удар, кажется, попадает в цель.
- Гарри, но…прости, но разве для Сириуса это нормальная жизнь? Помнишь родителей Невилла? Это можно было назвать жизнью? У него даже своей памяти не осталось.
А я думаю о том, что, может, враз лишиться памяти о прошлом не так уж плохо, потому что помнить все подряд – все равно что пережить это заново.
Гермиона пытается еще что-то сказать, но изо рта у нее рвется какое-то неразборчивое бульканье, она недоуменно смотрит на меня, затем отчего-то поднимает обе руки и ощупывает ими шею сзади, и лицом вниз падает прямо на стол. Я сижу неподвижно, не в силах издать и звука.
Оказывается, там, за спинкой ее стула - Кричер. Стоит, чуть покачиваясь на кривоватых ножках, крутит в своих скрюченных пальцах острый осколок тарелки из фамильного сервиза семейства Блэк. Прочие осколки валяются на полу, а один из них, здоровенный, торчит сзади из шеи Гермионы; из-под ее головы по белоснежной скатерти растекается кровавая лужа, достается и пергаментам.
- Скатерть пропала, - говорю я, потому что понятия не имею, что тут еще сказать. Гермионе уже не помочь. Я немало видел покойников.
Вот так ушла Гермиона Грейнджер, оставив меня в обществе спятившего домового эльфа, старинного чайного сервиза, испорченной скатерти и уймы вопросов без ответов. Моей воображаемой уютной действительности, похоже, пришел конец.
- Она никому ничего не расскажет, хозяин. Грязнокровка не заставит хозяина причинить вред молодому хозяину, - заявляет Кричер. И это звучит столь же уместно, как мое замечание насчет скатерти.
- Не называй ее грязнокровкой, Кричер, - привычно поправляю его. В последний раз: едва ли придется сказать такое еще когда-нибудь.
***
Права или нет Гермиона с этими своими расчетами, но я ей почти поверил. Все-таки поверил. Только сейчас. Жаль, что она не может этого увидеть, вот бы порадовалась. Но надо подумать о том, что теперь делать. А думать я предпочитаю на ходу.
Рано или поздно найдется тот, кто захочет. Кто-нибудь обязательно повторит путь, пройденный Гермионой, и сделает те же выводы. Или не сделает. Нет, конечно же, сделает. Рано или поздно, и с моей везучестью никак нельзя уповать на «поздно».
***
Сириус по-прежнему спит. Снова скинул одеяло на пол, простыня скрутилась едва ли не в жгут, черные волосы рассыпались по подушке темным нимбом несвятого.
Где-то внутри нарастает боль. Не из-за Гермионы. Пока еще не из-за Гермионы.
Скорбь, печаль, раскаяние и все, что полагается в таком случае чувствовать, еще обязательно нагонят меня. Но не сейчас.
Стою у постели Сириуса, как полный идиот, зажав руками уши и прикусив губу, стремясь избавиться от смутного отзвука голоса Гермионы, звучащего в голове.
«Пожизненный приговор».
И точно. Только мой пожизненный приговор – не темная и сырая азкабанская камера.
До конца своих дней мне предстоит заботиться о Сириусе и беречь его, словно малого ребенка. Ведь Сириус бы позаботился обо мне после гибели родителей, конечно, позаботился бы, разве нет?
А все, что говорила Гермиона…
Вот и проверим, была ли она права, когда утверждала, что мы с Сириусом можем уехать из страны, но ситуацию это не изменит.
Монета может упасть в любую сторону.
Надо убираться отсюда как можно скорее.
Гарри Поттер должен умереть для всех, ну а Сириус Блэк мертв уже давно.
Рон, Нимфадора, простите меня. Простите. Вы мне сильно помогли, теперь мой долг помочь вам.
Я увезу Сириуса далеко-далеко, может, туда, где он прятался, когда я учился на четвертом курсе, и письма его приносили яркие экзотические птицы. Я не верю, что не имеет значения то, где находится Сириус. Гермиона ошиблась. Когда мы уедем, равновесие восстановится, все придет в норму. Может быть, Арка действует как магнит, и, отдалившись на нее на достаточное расстояние, Сириус снова станет собой.
Еще никогда в жизни я так сильно не желал, чтобы Гермиона оказалась не права.
Сейчас надо спешить, я же уподобился соляному столпу, стою у постели Сириуса и никак не могу решиться его разбудить.
Он вдруг просыпается сам, садится в постели и, внимательно глядя на меня, спрашивает:
- Мы куда-то едем?
Я слишком удивлен, чтобы ответить сразу. Это первые слова Сириуса с тех пор, как нам удалось его вернуть.
Первые слова с тех пор, как он осыпал Беллатрикс насмешками, а потом пропал, как тогда казалось, навсегда. И разве смогу я отдать его обратно этой проклятой Арке?
- Да, Сириус. Мы едем. Очень далеко. А пока – спи.
И он послушно опускает голову на подушку и зажмуривается.
Мы едем. Время тайн, уверток и предосторожностей прошло. Пусть Кричер соберет минимум необходимых вещей. Как хорошо, что доступ к личным сейфам в Гринготтсе круглосуточный.
До рассвета еще полно времени, а дел так много. Добраться до Гринготтса. Оставить Сириуса в безопасном месте. Попытаться спалить дом.
Приказав Кричеру собираться, я выбираюсь на улицу.
Небо утыкано осколками стекла, черное-пречерное, ветер разогнал тучи. Какая-то часть меня определенно радуется случившемуся. Как будто я наконец вырвался на волю, освободился, пусть и ценою почти полного внутреннего опустошения.
Что ж, наверное, пожар будет смотреться достойно. Магическая защита дома, и без того не слишком надежная в последнее время, рассеется, затрещат, как старые кости, стропила, дом вздыбится в агонии. В темное небо полетят искры, и, возможно, души Блэков, если они еще остались в этом доме. Они остались, я уверен, каждую ночь напоминали мне о себе протяжными скрипами, еле слышным хохотом на чердаке, шорохами и стонами, так что сегодня отправятся в темную высоту вместе с искрами и погаснут там так же быстро.
-конец-
