Глава 1От автора: просто история Невилла и Луны. События происходят после седьмой книги. Прошу прощения за несколько рваный стиль, писалось в период осенней депрессии. Заранее спасибо за отзывы.
Элиа.
НЕВИЛЛ
- Невилл! Невилл, погоди!
Знакомый девичий голос за спиной. Знакомый, до боли родной, навеки потерявший всякую потусторонность голос. А я иду, не останавливаясь, стараясь не слышать, как ОНА бежит за мной, выбиваясь из сил.
Вот и «Дырявый Котел». Я почти вбегаю в бар, коротко киваю Тому и исчезаю за стеной из движущихся кирпичей. Я ухожу в свой мир. Мир маглов.
Мне здесь нравится, в этом суетном и непонятном мире людей, которые не верят в магию. Здесь никто не сойдет с ума в страшных муках от заклятья «круциатус», никто не упадет под ослепительно зеленым лучом, никто не пойдет воевать в шестнадцать лет, зная, что шанс на победу ничтожно мал. Магловский мир проще.
Мне здесь спокойнее. Как странно, мне, родившемуся в семье, в которой ни разу за всю ее семивековую историю не рождалось даже сквиба ( и только я был почти исключением из этого правила), удивительно спокойно в мире автомобилей и ноутбуков, сотовых телефонов и поп-музыки. Как странно… Но за последние три года я привык.
Я – Невилл Лонгботтом. Мне двадцать два. Я учусь в университете на биологическом факультете, параллельно подрабатываю в небольшой школе на окраине Лондона – преподаю ботанику. Я хорошо ее знаю – растения ведь одинаково устроены в обоих мирах, и в магическом и в магловском. Мне нравится учить. Я люблю детей. И еще.… Так, я словно отплачиваю тем моим учителям, которые однажды спасали мне жизнь.
Из меня получился странный маггл, наверное. Я умею пользоваться электронной почтой, но до сих пор предпочитаю совиную, хожу с приятелями в самые продвинутые лондонские клубы, но, придя, домой включаю старую-старую, еще мамину, пластинку Селестины Уорлок и слушаю, как голос давно уже исчезнувшей певицы поет задорный «Котел, полный любви».
Я один. У меня есть приятельницы, с которыми я могу весело провести время, в моей небольшой холостяцкой квартирке иногда ночует Клара, с которой мы вместе учимся в университете, но наши отношения – это не любовь. Просто дружба и желание, чтобы кто-то, не совсем чужой, согревал твою постель. И, иногда, желание.
Я становлюсь циником. Подумать только, Невилл Лонгботтом, чья наивность и простота, наряду с неуклюжестью и плохой памятью были одной из школьных легенд, становится циником. Неуклюжесть тоже давно прошла. Да и помню я все просто замечательно. Иногда я даже ловлю себя на мысли, что помню все даже слишком хорошо, и неплохо было бы забыть многое, из того, что случилось в моей жизни.
Например, ЕЕ.
У НЕЕ серые глаза, такие прозрачные, что, кажется, это дождевые капли осели на лице и обрели собственную жизнь, и длинные белые волосы, заплетенные в венок вокруг головы. И тонкая фигурка, такая стройная, что и не скажешь, что она – мать трехлетней малышки Нимфадоры. Нимфадоры Томас, дочери Луны Лавгуд и Дина Томаса.
Не знаю, почему так вышло. У Дина я никогда не спрашивал, а с Луной мы так за последние три года и не поговорили ни разу. Спросите почему? Да потому что я ее любил.
Когда на моем седьмом курсе Снейп стал директором школы, так уж вышло, что я стал одним из лидеров сопротивления. И Луна была рядом. Оказалось, что мы, редкостные идиоты, совсем не знали ее настоящую: сильную, решительную, смелую. И я не знал, хотя уж должен был бы заметить это за те годы, что мы были рядом. Но однажды я заметил всю ее необычную красоту, похожую на красоту синего осеннего утра в желтеющем лесу, мерную, неторопливую. Думаю, и она любила меня. По крайней мере, тогда я уже не был неудачником Лонгботтомом, я был одним из тех, кого потом назовут героями этой войны. Хотя, не думаю, что Луне хотя бы на секунду это было важно.
А потом она пропала. Уехала на рождественские каникулы домой и пропала. Мы думали, что отец не отпустил ее в школу, но оказалось, что ее похитили Упивающиеся Смертью.
А вернулась она с Гарри, Роном и Гермионой. И Дином.
У них не было свадьбы. Просто тихо и незаметно они стали жить вместе, затем родилась Нимфадора, а дальнейшее я узнавал из писем Гермионы и редких встреч с ребятами в Косом переулке, куда я наведывался за книгами и ингредиентами для некоторых удобрений.
Дин и Луна разошлись год назад, Дин уехал, как говорила всезнающая Гермиона, в Америку, а Луна продолжала выпускать «Придиру» и перекупила «Пророк» (говорят, прежний владелец, Драко Малфой, злился жутко, но она провернула что-то такое с акциями, и стала единственным акционером.) Если верить той же Гермионе, качество ежедневника сразу же повысилось.
Наверное, стоило бы постучаться однажды в знакомую дверь, пригласить ее на ужин, поговорить о наших с ней жизнях…но я не мог. Луна Лавгуд, жившая в моей памяти, слишком уж отличалась от деловой и собранной женщины в строгой мантии, что мелькала на страницах газет.
ЛУНА
ОН опять исчез.
Мальчик-невидимка, так я думала о нем в Хогвартсе.
Однажды я спросила о том, кто он.
«Я никто»,- ответил он.
Но ОН был неправ. Он – это преданность и дружба, он – это тщательно скрываемые сила и боль, он – это моя жизнь.
Я все о НЕМ знаю. Знаю, что после битвы при Хогвартсе он некоторое время пробыл в доме старой миссис Лонгботтом, а потом, спустя месяца два, исчез. Знаю, что он учится в магловском университете в Лондоне, куда поступил практически без магии, освоив курс средней школы за считанные недели. Знаю, что он занимается своими любимыми растениями. Знаю, что он учит детей в маленькой школе на окраине Ист-Энда, и что работает за гроши, за просто так, потому что это доставляет ему удовольствие. Иногда, приняв оборотное зелье, я прихожу к его подъезду и долго смотрю как в окнах квартиры маячит его силуэт.
Спрашиваете, как я все это выяснила? Ну, я все-таки, журналистка.
Он уехал после того, как мы стали жить с Дином, это я тоже знаю.
Я – Луна Лавгуд, мне двадцать один. Я – главный редактор и владелица нескольких журналов, приносящих мне немалую прибыль, у меня есть трехлетняя дочь по имени Нимфадора, которую я люблю, и я одинока.
Хотя, у меня есть еще воспоминания о НЕМ…
ОН – высокий и широкоплечий, с волнистыми каштановыми волосами, отпущенными, по моде, введенной близнецами Уизли несколько лет назад, до плеч, и карими глазами, такими темными, что непонятно, где зрачок, а где радужка… он не всегда был таким, но мне всегда казалось, что человека красивей я не видела.
В моей жизни был не только он, конечно.
Именно поэтому я, Луна Лавгуд, сейчас одна, стою, не смея войти в «Дырявый Котел» вслед за ним, а он исчезает в мире маглов, который сам выбрал, чтобы только не вспоминать о том, что когда-то могло случиться, но не случилось…
И казалось бы, что может быть легче – постучаться в знакомую дверь и поговорить о наших с ним жизнях…но я не могу… Слишком много всего пришлось бы объяснять, слишком много…
ДЖИННИ
- И он снова ушел? – спрашиваю я. Луна молчит, как всегда спокойная, только тонкие пальцы нервно комкают фирменную розовую салфетку от мадам Паддифут. Мы сидим в кофейне и пьем капуччино из тонких трубочек, рядом куча пирожных – это я заказала, в последний месяц меня постоянно тянет на сладкое, наверное, к исходу беременности я жутко растолстею. - Послушай, что у вас за моральный садомазохизм?! Он же любит тебя. И ты его любишь. Что вам мешает просто поговорить?
- Я боюсь, - наконец признается она,- Джинни, я просто боюсь.
- Чего?
Я беру еще миндальное, устраиваюсь поудобнее на плюшевом диванчике и настраиваюсь на долгую неторопливую беседу. Что бы там не говорили наши общие друзья, Луна вовсе не столь самодостаточна, как кажется на первый взгляд.
Серые глаза смотрят вдаль.
- Ну?
- Нимфадора,- говорит она нехотя. Я непонимающе качаю головой. Признаться, слыша это имя, я всегда представляю не светлоглазую красивую дочку Луны, а нашу Тонкс, веселую умницу Тонкс.
- А что Нимфадора? Ну, подумаешь, есть у тебя дочь от Дина. Дин её любит, постоянно приезжает, но у вас же с ним давно ничего нет, Луна! Ради бога, не придумывай себе проблемы! В конце-концов, кто виноват, что когда ты вернулась в Хогвартс, Невилл был слишком занят спасением магического мира, чтобы обратить хоть какое-то внимание на тебя?
- Джинни, Нимфа – не дочь Дина.
Я ставлю надкусанное пирожное на тарелку. А Луна вдруг делает то, чего на моей памяти никогда не делала, ни в Хогвартсе, ни за его пределами. Она плачет… Мерлин мой, Луна Лавгуд плачет… Я пересаживаюсь поближе к ней, обнимаю за плечи и мы сидим так, долго, моя мантия намокает под потоком ее слез. Я молчу. По себе знаю, что когда долго скрываемые слезы выходят наружу, мешать не стоит. Я по Гарри так плакала много раз.
А потом, немного успокоившись, Луна мне все и рассказывает. А я думаю, какими набитыми дураками мы были, что не смогли заметить таких очевидных фактов.
Нимфадоре три с половиной года. Значит, Луна забеременела, когда ей еще семнадцати не было. А где и как это могло случиться?
Там, в подвалах Упивающихся Смертью… Её, совсем еще девчонку, юную, хрупкую. Луна и сейчас-то выглядит как подросток с ее телосложением…Боже!
Дин знал это. Знал от начала до конца. Он же был там.
А Невилл – нет. Ему она не могла сказать, ведь это означало бы признать, что ее изнасиловали, что ее дочь – плод чудовищной, жуткой ошибки.
Боже, Джинни, а ты еще думала, что тебе одной было так тяжело во время той войны.
Я остро сожалею о своей поздней беременности, ибо вместо кофе мне резко захотелось чего-нибудь покрепче. Огденское Виски, пожалуй, было бы к месту.
- Все будет хорошо,- говорит Луна, успокоившись и приобретая свой прежний безмятежный вид. И я привычно соглашаюсь, словно это я, а не она плакала только что не плече лучшей подруги:
- Все будет хорошо.
ДЖОРДЖ
- Джордж, к тебе посетитель.
- Иду, Верити, одну минутку.
Я отрываюсь от кипы бумаг, счетов, сводных таблиц дебета-кредита, забрасываю одним рывком последний лист с расчетами в мусорную корзину, сразу издающую чавкающий звук, и, на ходу поправляя сбившуюся рубашку, выхожу в приемную.
Мерлинову мать! Знаменитый герой битвы за Хогвартс, а еще раньше знаменитый растяпа Невилл Лонгботтом собственной персоной. Худой, высокий, в модных магловских джинсах ( у меня у самого таких пять пар), вязаном свитере, весьма напоминающем творения моей достопочтенной матушки, с рюкзаком на плече и напоминающий самого себя исключительно выражением физиономии – как всегда растерянным.
- Здорово, Невилл! Заглянул ко мне по старой памяти, или кому-то нужен не очень приятный сюрприз в виде нового комплекта « Подари девушке, которая тебя кинула». Набор включает в себя Гнойные Пастилки, Лосьон Временных Мимических Морщин и …
- Вообще-то, я не за этим,- спешит он прервать. Хм, а по лицу и не скажешь.- Джордж, ты не знаешь где сейчас содержат Упивающихся Смертью?
Я делаю самое невинное лицо из тех, которые только можно сделать.
- А откуда, по-твоему, я должен это знать. Я не работаю на Министерство.
Выражение на лице Невилла внезапно сменяется с растерянного на острое, удивительное напоминающее охотящегося хищника. Я знаю, я таких видел.
- А как же отдел Тайн? – спрашивает он у меня очень тихо. Так тихо, что даже я сам не слышу, больше прочитываю по губам.
- Пройдемся, дружище, - предлагаю я.
Согласно кодексу Отдела Тайн, в котором я работал не так уж и давно, мне следовало бы сейчас достать палочку и произнести «Обливиэйт», так, чтобы парень никогда больше не вспомнил об этом разговоре. Но, во-первых, я больше не работаю там, а во-вторых, Невилл Лонгботтом не тот человек, который будет спрашивать о чем-либо из чистого любопытства.
И вот мы сидим у Тома, в самом темном закутке «Дырявого Котла», пьем отличный Огденский виски, естественно без содовой, и вспоминаем. Каждый свое.
Мы все редко встречаемся. Трудно это – видеть тех, кто выжил. Я появляюсь в «Норе» примерно два раза в месяц, только чтобы отметиться перед мамой и папой, торопливо пью на кухне чай с фирменными мамиными пирогами и убегаю, даже не заглянув наверх, в нашу бывшую спальню. Нашу – мою и Фреда. Потом бегу на работу – пять магазинов по всей Великобритании, да еще тайная служба в Отделе Тайн, которая прекратилась всего ничего, несколько месяцев назад.
С остальными я встречаюсь несколько чаще. Рон и Гермиона живут здесь, в Лондоне, иногда появляются в офисе «Вредилок», приносят свежие сплетни об общих знакомых и новые анекдоты. Перси давно уже завел привычку обедать у меня каждый божий день: хорошо, хоть теплые булочки приносит сам, у него вроде роман с Лиз из пекарни напротив. Джинни и Гарри появляются набегами из Годриковой Долины, где выстроили дом.
Иногда, очень редко, я вижу Анжелину. Она играет в «Торнадос», в основном составе. Она так и не вышла замуж.
А я так и не могу смотреть в зеркало. Мне все кажется, что однажды отражение само подмигнет мне и протянет руку.
«Привет, братишка»…
«Привет, братишка»…
Невилл – наш тихоня Невилл, допивает неразбавленный янтарный виски и просто говорит:
- Невыразимцы должны знать о том, где сейчас содержатся Упивающиеся Смертью.
- Тебе зачем это, придурок? – откровенно спрашиваю я. Невилл – кто бы мог подумать! – твердой рукой доливает из бутылки в свою рюмку, пьет, не морщась, и закусывает долькой лимона.
- Поверь, Джордж, надо. Мне просто необходимо во всем разобраться.
- Ты ж вроде как к маглам подался. И чего тебе там не живется?
- Живется! Слушай, если ты не скажешь, я все равно узнаю! Гарри подключу или твоего отца, к примеру. Мне надо знать.
- Незачем будить призраков, Невилл,- говорю я. Я знаю. Я и сам пошел на работу в Отдел Тайн, потому что воспоминания не давали жить. Да вот только мне не помогло. Поэтому лучше и не начинать.
- Мне надо знать, - снова упрямо повторяет он. Я пожимаю плечами и называю место.
…Каждому свое…
…а отражение в зеркале никогда не улыбнется первым…
НЕВИЛЛ
И вот я здесь.
Я представлял себе эту тюрьму мрачным, похожим на Азкабан, местом, а увидел нечто вроде Особого Отделения Больницы имени Святого Мунго. Только врачей заменяли серьезные люди в темных мантиях, стражи.
Теперь мне оставалось лишь разыскать его.
… Джинни пришла в мою лондонскую квартирку поздно вечером, странно мрачная, неулыбчивая. Я отвык видеть ее такой, если честно. Я люблю Джинни смеющуюся, Джинни яростную, Джинни – вулкан, но только не такую, притихшую, сломленную. Как-то резко стало заметно, что она на восьмом месяце беременности, уставшая и немного подурневшая.
Она пришла без Гарри, вот что меня удивило.
И она пришла рассказать мне о Луне.
В ту ночь я не спал.
И в две последующие тоже.
А потом принял решение уничтожить того, кто испоганил жизнь той, которую я люблю.
Создать медленно действующий, практически не обнаружимый магией яд для меня труда не составило: хотя я и не был мастером зельеварения, растения я знаю замечательно. Осталось лишь использовать его.
И я стою и смотрю на бледное лицо человека, которого никогда раньше не видел. Человека, чья рука заклеймена отвратительным клеймом. Человека, который насиловал напуганную шестнадцатилетнюю девчонку, и меня охватывает ярость. Я готов выхватить палочку просто так, не утруждаясь ядом, но...
- Не надо, Невилл,- тонкая прохладная ладонь ложится на мое плечо. Я оборачиваюсь и вижу Луну,- я люблю тебя. Уйдем.
И мы уходим, а я прячу слезы в ее волосах…
ЭПИЛОГ
- Извините, профессор, но как так вышло, что Мандрагоры могут убить человека своим криком?
- Видите ли, мисс Уизли…Черт, Роза, честно говоря, я не знаю, спроси у мамы, она знает все!
- Ну, дядя Невилл… Ну, ладно, ладно.
И уходит, сердито встряхивая взлохмаченными рыжими волосами. Ох уж мне эти второклашки. Нимфадора, тайком наблюдающая за сценкой, фыркает.
- Папа, а тетя Гермиона правда все знает?
- Абсолютно,- подтверждаю я.
- Папа, а что мы подарим маме на день рождения?
- Ну…не знаю. Может, съездим в Норвегию за нарглами…
