Глава 1— Послушай, Мартин, — укоризненно произнес профессор Слагхорн, — так больше продолжаться не может.
— Это не я, — автоматически вырвалось у Мартина, и он с беспокойством поерзал на высоком стуле. Хотя он, кажется, догадывался, чему именно был обязан вызовом в кабинет декана на этот раз.
Слагхорн немного нахмурился и уставился на него своими выпуклыми глазами.
— Полная Дама все мне рассказала. Именно ты, по ее словам, плеснул на нее Уменьшающее зелье…
— Она что, уже в лицо меня знает? — удивился смущенный Мартин.
— Что само по себе тревожный признак, — пробормотал Слагхорн, перекладывая стопки пергаментов на столе. Мартин почувствовал, как у него заалели уши, а Слагхорн продолжил уже обычным тоном: — Вот объясни мне, зачем тебе вообще это понадобилось?
Рассказывать о том, что они поспорили с Диком Яксли в присутствии всего факультета сегодня после игры, кидали жребий и тот пал на него, Мартин не стал.
— Ну, Уменьшающее зелье… — протянул он и смолк. В голове не было никаких мыслей. Поэтому когда секундой спустя у него появился хоть какой-то проблеск идеи, Мартин тут же выпалил: — Я подумал, что может быть, она от него похудеет, а то уж слишком она…
Подняв взгляд на своего декана, Мартин мгновенно осекся. Да, похоже, это была не самая лучшая идея.
Слагхорн осуждающе посмотрел на него, устроился в кресле поудобнее (оно жалобно скрипнуло) и сказал:
— У меня такое чувство, что все, что я говорю вам, студентам, уходит впустую. Во-первых, твой поступок подрывает основы школьной дисциплины и уже причинил достаточно неудобств как ученикам, так и преподавателям — а в частности, мне. Ты должен это понимать, тебе уже тринадцать лет!.. Но показательно даже не это. В этом году мы уделили Уменьшающему зелью не меньше двух месяцев. И едва ли не на каждом занятии я напоминал, что действует оно только в том случае, когда соприкасается с органическими элементами — поэтому мы спокойно можем хранить его, например, в металлических емкостях, — ну и как же именно оно действует?..
— Уменьшает, — не глядя на профессора, пробормотал Мартин.
— Уменьшает. Поэтому я и удивляюсь: как можно было рассчитывать, что зелье каким-то образом изменит изображение картины? Разумеется, при его попадании на деревянную раму, холст и масляные краски картина уменьшилась целиком!
Вспомнив истошные вопли Полной Дамы, грозившей ему кулаком с картины, едва превосходившей своим размером рамку для фотографий на письменном столе отца, Мартин лишь вздохнул.
— Видимо, снимать баллы в твоем отношении малоэффективно, — сказал Слагхорн. — Поэтому сделаем по-другому… Ты на месяц исключен из команды по игре в плюй-камни.
— Что?! — воскликнул Мартин.
— Спокойнее, пожалуйста, — поморщился профессор. — Это пойдет тебе только на пользу. И кстати, думаю, ты понимаешь, что весь этот разговор с тобой должен был проводить декан Гриффиндора, но так как у профессора Дамблдора и без того сейчас проблем хватает…
Мартин понуро опустил голову.
— Все, Мартин. Надеюсь, в будущем ты будешь вести себя более разумно, и я не буду вынужден прибегать к таким мерам. И раз уж мы покончили с этим вопросом… — хитро улыбнулся Слагхорн, — хочу сказать, что я очень доволен тем, что наконец-то ты сварил Уменьшающее зелье правильно, без каких-либо недочетов… Даже на уроках такого результата не было! Теперь бы твою энергию, да еще и направить куда надо…
Мартин снова вздохнул. Это зелье сварил Дик Яксли.
***
У профессора Альбуса Дамблдора, как и упомянул Слагхорн, действительно было сейчас немало проблем. Директор Армандо Диппет был тяжело болен вот уже две недели, с самого начала второго триместра, и помимо обязанностей преподавателя трансфигурации и декана Гриффиндора (что само по себе отнюдь не являлось синекурой) теперь Дамблдор был вынужден также временно выполнять и обязанности директора. Студенты слабо представляли себе, в чем же заключались оные, и Мартин думал, что Дамблдор должен был теперь вести переписку с Министерством, или с директорами других школ — а возможно, и устраивать официальные встречи, или что-то в этом роде. Как бы то ни было, а времени теперь у него стало гораздо меньше, и на уроках у него чаще становилось заметно озабоченное выражение лица.
Вообще Мартину нравились уроки трансфигурации. Профессор Дамблдор — высокий седеющий волшебник с рыжеватыми волосами и пронзительно-ярким взглядом — относился к таким людям, которые впечатляли уже одним своим присутствием, и на уроках у него даже самые нерадивые ученики (а Мартина никак нельзя было отнести к таковым) внимательно слушали его объяснения. А когда дело доходило до практики — в конце концов, именно практика, по мнению Мартина, была самой важной в трансфигурации — то если вдруг что и не получалось, Дамблдор всегда сразу определял причину ошибки и помогал своими советами. В общем, Мартин никогда не питал симпатий к факультету Гриффиндор, но декан у них был не так уж и плох.
Мартин вошел в гостиную Слизерина, погруженный в раздумья. Целый месяц не играть в плюй-камни! Да это же целая вечность…
— Что, сильно отругали? — сочувственно спросил Дик.
— Ты же знаешь Слагхорна, — пожал плечами Мартин. — Не сильно. Но меня на месяц исключили из команды.
Группа старшекурсников в дальнем углу взорвалась громким смехом; Мартин настороженно посмотрел в их сторону, но понял, что они говорят о чем-то своем.
— Ого… Ну… не переживай, потом снова будешь играть. Да и к тому же, это все-таки не квиддич…
Дик с самого детства мечтал играть в квиддич — вратарем или хотя бы охотником, — но обычно в слизеринской команде предпочтение отдавалось старшекурсникам. Тогда и выглядели игроки более устрашающе, особенно для команд других факультетов. Так что приходилось ему ждать…
— Ничего ты не понимаешь, — сказал Мартин. Он хотел было добавить, что так он еще реже будет видеть Эйлин Принц, но раздумал: Дик действительно не поймет. Да он и сам себя не всегда понимал…
— Ну и ладно, — буркнул Дик, а потом, вспомнив, добавил: — А Элджи Лонгботтом говорит, что он в полночь ходил в Запретный лес! Может, нам тоже…
— Он просто хвастается, — отрезал Мартин и встал. — Пойду лучше почитаю, а то остановился на самом интересном месте…
— И расскажи мне потом, чем там закончится! — донесся до него вдогонку сквозь гвалт голос Дика.
***
Январь подходил к концу. Мартин изо всех сил старался вести себя благоразумно, и в общем-то, у него получалось, хотя его по-прежнему посещали в избытке увлекательные, но входящие в противоречие со школьными правилами идеи. Да что там идеи — удержаться от того, чтобы не запустить заклинанием в того же Барти Крауча, когда он обращался к нему с презрительными интонациями, было довольно-таки сложно. Впрочем, со временем Мартин нашел выход: на совместных занятиях с Гриффиндором — зельеварении и уходе за магическими животными — он вполголоса, чтобы не услышал учитель, изощрялся на Крауче в изобретении оскорбительных оборотов на немецком или французском языке; крепких выражений он все равно не знал (его этому, разумеется, не учили), но Крауча бесило и это, чем Мартин был очень доволен. В ответ Крауч ругался довольно вяло, потому что обычно был педантично поглощен уроком, но все же Мартин даже как-то узнал два-три новых слова, которые и не преминул хорошенько запомнить на будущее.
Эйлин выразила немногословное сожаление, узнав о том, что целый месяц он не будет играть, и после этого он действительно видел ее редко и совсем не разговаривал. А высвободившееся время Мартин теперь проводил, читая книги или гуляя в окрестностях замка, когда погода была хорошая и снег искрился от солнца.
В последнюю пятницу января после урока прорицания слизеринцы спустились на обед в Большой зал. Его стены были задрапированы черным, а тишина стояла необычная, даже гнетущая.
«Наверное, директор умер», — подумал Мартин.
Когда все заняли свои места, профессор Дамблдор поднялся, оглядел зал и сказал:
— У меня для вас печальное известие. Сегодня утром в госпитале святого Мунго скончался наш директор Армандо Диппет. Он был замечательным человеком и очень талантливым волшебником… — Дамблдор вздохнул. — Давайте встанем и почтим его память.
По всему залу послышались тихие шепотки, шорох мантий, и студенты нестройно поднялись с мест. Мартин покосился в сторону стола преподавателей. Они тоже встали, выражения лиц у них были скорбно-застывшими, и нарушала эту картину только шевелюра профессора Флитвика, высовывающаяся из-за стола. Сидя, Флитвик определенно казался выше.
За эти недели Мартин уже привык к пустому месту во главе стола, но теперь эта пустота, казалось, приобрела совершенно особые свойства, она буквально зияла и притягивала к себе взгляд. Мартин, как и остальные его однокурсники, плохо знал Диппета, старого, абсолютно лысого волшебника изможденного вида, и не испытывал особенной печали, но он не мог не погрузиться в размышления о смерти. Дамблдор что-то говорил и дальше, но Мартин, вспоминая разговоры хогвартских привидений и портретов ушедших из жизни людей, уже его не слышал.
Зал был черным, и это было неправильно, это сдавливало, пугало его даже больше мыслей о смерти.
***
Всю субботу и воскресенье Хогвартс переполняли слухи о том, что же случится дальше. Большинство склонялось к мнению, что теперь директором станет Дамблдор, хотя находились и такие (в основном из Рэйвенкло), кто говорил, что это будет Флитвик. Но в последнем Мартин сомневался: как-то это несолидно, ему даже сорока еще нет, а директор в его представлении обязательно должен быть уже старым магом.
Весть о назначении на эту должность Дамблдора пришла в воскресенье — вместе с известием о том, что профессор за это время уже успел найти себе замену. Об этом вечером в гостиной сообщила шестикурсница со смешным именем Кварта, которая, казалось, знала все на свете, если это касалось слухов.
— Мне родные написали, что в Министерстве уже утверждена его кандидатура, — сказала она, помахивая письмом, — а среди своих бывших учеников он вроде бы уже нашел преподавателя трансфигурации.
— Ну вот, теперь он, небось, будет выгораживать Гриффиндор, — недовольно пробурчал ее однокурсник.
— Посмотрим еще, кто станет у них деканом, — заметила Эйлин.
Мартину тоже очень интересно было посмотреть на нового преподавателя — тем более в середине учебного года. Что ж, наверное, он прибудет уже в понедельник…
***
В понедельник с самого утра густыми хлопьями повалил снег. Многие пришли на завтрак раньше обычного, в том числе и Мартин с Диком. Они надеялись застать тот миг, когда новый профессор войдет в зал, но, к своему разочарованию, увидели уже за столом преподавателей, на месте, которое занимал раньше профессор Дамблдор, женщину лет тридцати с черными волосами, туго скрученными на затылке в узел, и в прямоугольных очках. Сам же Дамблдор теперь сидел в центре стола, на месте директора.
— Такая молодая? — Мартин не смог сдержать разочарования. Почему-то он представлял, что будет кто-то вроде Дамблдора.
— Да еще и женщина, — поддакнул ему Дик.
Студенты перешептывались, то и дело поглядывая на нее. Наконец, когда подошло время завтрака, Дамблдор встал и объявил:
— Вы уже знаете, что в связи с настигшими нас печальными событиями я назначен на пост директора Хогвартса и вынужден оставить трансфигурацию. Позвольте представить вам, — он взмахнул рукой в сторону женщины и улыбнулся, — нашу новую преподавательницу этого предмета — Минерву МакГонагалл.
Профессор МакГонагалл тоже встала и наклонила голову, и Мартин увидел, что она высокого роста и держится очень прямо. Слагхорн, который сидел рядом с ней, что-то сказал Флитвику, и тот кивнул. Студенты захлопали; впрочем, аплодисменты были достаточно редкими.
— А теперь, когда вы уже познакомились с профессором МакГонагалл — прошу вас, приступайте к трапезе!
На тарелке перед Мартином в мгновение ока появилась яичница с беконом, и он, уже изрядно проголодавшийся за время ожидания завтрака, схватил нож и вилку.
— Ну и как она тебе? — прошипел Дик ему в правое ухо.
— Посмотрим, — так же тихо отозвался Мартин, проглотив кусок.
Ждать им пришлось недолго, потому что трансфигурация у них была сразу же после завтрака. Изнывая от нетерпения, третьекурсники-слизеринцы потянулись в кабинет. Мартин чувствовал, как у него мерзнут руки: по коридорам гулял довольно сильный сквозняк. К счастью, в кабинетах всегда было теплее.
Войдя в класс, профессор окинула всех быстрым взглядом. Некоторые еще разговаривали друг с другом, и губы МакГонагалл сложились в тонкую линию.
Мартин подумал, что она будет очень строгим преподавателем. А еще — что она ему не нравится.
— Здравствуйте, — сказала профессор МакГонагалл. — Прежде всего, я думаю, мы должны узнать друг друга. Как меня зовут, вы уже знаете. Помимо этого, я могу вам сообщить, что занималась трансфигурацией немало, в том числе и на научном уровне. Уже пять лет я являюсь анимагом.
Она положила на стол волшебную палочку, отошла в центр класса и в мгновение ока исчезла. Точнее, так показалось на первый взгляд. Класс охнул, многие привстали со своих мест, в том числе и Мартин, и увидели на полу, там, где только что стояла МакГонагалл, серую полосатую кошку. Она пристально смотрела на учеников круглыми глазами около пары секунд, а потом — раз! — и на месте кошки снова оказалась профессор.
Мартин несколько раз моргнул. Он был впечатлен, как ни трудно ему было это признать. «Интересно, а умеет ли это Дамблдор?» — мелькнула мысль.
— Я всегда думал, как анимаги ухитряются превращаться вместе с одеждой, — шепнул Дик.
МакГонагалл стояла довольно далеко от них, но едва Дик сказал это, как она тут же обернулась, смерила его взглядом с ног до головы и сказала:
— Так, прошу вас, мистер…
— Яксли.
— Мистер Яксли, во время урока вы можете разговаривать только тогда, когда отвечаете на вопрос учителя. Это вам ясно?
Дик, надувшись, кивнул.
«А у нее и слух кошачий, наверное», — подумал Мартин.
— Я вас сразу предупреждаю, что трансфигурация — предмет очень важный, и за несоблюдение дисциплины вы можете лишиться не только баллов, но и права посещать мои уроки, — сурово сказала МакГонагалл, обращаясь теперь уже ко всем ученикам, — а так как вам предстоит еще сдавать экзамены, это было бы с вашей стороны весьма неблагоразумно.
Тишину, которая воцарилась в кабинете после этой фразы, казалось, можно было проткнуть волшебной палочкой.
МакГонагалл удовлетворенно кивнула и раскрыла журнал.
— Теперь я узнаю, как зовут вас… Уинифред Боуд!
Уинифред (все называли ее Фредди — ее повадки были больше мальчишескими) поднялась с места, спрятав за спину ладонь, вымазанную чернилами.
— Так, хорошо… Герберт Булстроуд!
Мартин и Дик со значением переглянулись и одновременно едва слышно вздохнули.
Похоже, жизнь им теперь предстоит нелегкая.
***
Время шло, и вскоре осталось всего ничего до того момента, когда Мартин мог вернуться в команду. Но дождаться этого было очень трудно. Профессор Дамблдор был, пожалуй, не менее строгим учителем, чем МакГонагалл — а МакГонагалл, судя по всему, тоже весьма неплохо знала свой предмет, — но тем не менее Мартину казалось, что раньше уроки были гораздо лучше. Впрочем, так думал не только он.
— Зато представьте себе, каково сейчас гриффиндорцам, — хмыкнула Кварта однажды вечером в гостиной, когда Мартин писал очередное письмо домой. — Она же у них еще и декан…
Да, гриффиндорцам действительно спуску не было, правда, думал об этом Мартин без всякого сочувствия. Только накануне она сняла десять баллов с Элджи Лонгботтома за то, что тот пытался заколдовать рыцарские доспехи, чтобы те пугали проходивших мимо учеников. И это было, по мнению Мартина, совершенно заслуженно. Вот жаль только, что Барти Крауч вел себя безупречно и соблюдал все правила… Если бы и его за что-нибудь наказали, было бы вообще замечательно.
— Она, наверное, никогда раньше не преподавала, — подала голос Эйлин. — Это заметно.
— Наверное — где бы ей еще преподавать-то? — отозвалась Кварта. — Нет, что ни говори, а это целое событие, ну, то, что у нас учитель сменился. Это так редко бывает, да и не встретишь тут за время учебы ни одного нового лица… Скукотища.
— Насчет новых лиц я с тобой не соглашусь, — возразила Эйлин. — Как раз сегодня, когда мы уже закончили играть (Мартин вздохнул и напомнил себе, что осталось всего два дня примерного поведения), я по пути сюда встретилась в коридоре с каким-то мужчиной. Понятия не имею, что ему здесь было надо, но выглядел он жутковато.
— А сколько ему лет? — живо заинтересовалась Кварта, которую явно задело то, что кто-то осведомлен о чем-то больше нее.
— Не знаю… Лет тридцать, наверное, — нахмурилась Эйлин. — Но он и в самом деле выглядел…
— Я поняла! — победоносно воскликнула Кварта. — Это жених МакГонагалл, и он приходил ее навестить! Как тебе?
Эйлин с сомнением пожала плечами, но ничего не ответила.
Мартин дописал последнюю строчку, скатал письмо в свиток и пошел в совятню. Нужно было поторопиться, чтобы успеть до ужина.
***
— Ну что, Мартин, в принципе, я доволен твоим поведением за этот месяц, — благодушно сказал Слагхорн.
Со времени их последнего разговора в этом кабинете действительно прошел месяц — и сколько теперь изменилось! Новый директор, новый гриффиндорский декан… а здесь все оставалось по-прежнему, и сам Слагхорн был точно таким же, как и месяц назад.
Что ответить на это, Мартин не придумал, поэтому промолчал.
— Видишь, когда ты хочешь, ты вполне можешь вести себя так, чтобы не бросать тень на наш факультет, ведь правда?
Мартин кивнул. Ну скоро Слагхорн покончит с этими воспитательными беседами? Тренировка должна начаться уже через пятнадцать минут!
— И я думаю, — продолжал декан, — что ты вполне заслужил право вновь вернуться в команду по игре в плюй-камни.
— Спасибо, сэр! — радостно воскликнул Мартин.
— Ну что ж, — улыбнулся Слагхорн, — ступай, я вижу уже, что тебе не терпится…
Мартин не замедлил воспользоваться разрешением, и через секунду его как ветром сдуло.
Он мчался в гостиную, чтобы присоединиться к команде и вместе с ними пойти на тренировку, а сам думал об Элджи Лонгботтоме, который неделю назад опять хвастался, что ходил ночью в Запретный лес.
Вот же достал! Подумаешь, какой-то Запретный лес! Наверняка он и не заходил далеко, просто сделал пару шагов вглубь и вернулся, а теперь вот похваляется этим уже целый месяц… Да любой может сделать то же самое!
Пожалуй, стоит попробовать. Завтра. А может быть, даже сегодня после игры.
